All i ever wanted was you.

Daughter – Witches

Несколько недель пронеслись с невероятной скоростью, но каждый день был похож на предыдущий: Вилле почти постоянно находился в подавленном состоянии, проводил много времени вне дома, подвергаясь очередным обследованиям или процедурам, о которых уже даже слышать не хотел. Мужчине хотелось бросить всё и никогда больше не видеть голубоватых стен и не чувствовать резких запахов медикаментов, которыми его пичкали по несколько раз в день. Всё оставшееся время он проводил либо с Бэмом, либо за игрой на гитаре, уже не пытаясь связаться с кем-либо, он стал меньше шутить и улыбаться – на это просто не оставалось сил. Вало не верил, что впереди его ждет что-то хорошее, но уже давно ничего не боялся, размышляя лишь о том, как это может повлиять на окружающих. Вернее, на единственного человека, который оставался с ним рядом несмотря ни на что. Дни становились короче, опадающие листья покрывали землю шуршащим ковром, атмосфера наполнялась чем-то обволакивающим, но в то же время невесомым. Постепенно оголяющиеся пожелтевшие деревья напоминали о неминуемом конце, но в этом прослеживалось что-то эстетичное и притягательное. Вилле снова стал писать много песен, вкладывая в них всё, что чувствовал: в последнее время ему было тяжело, но это занятие очень спасало. Не желая отчаиваться, мужчина пытался запомнить каждый момент своей жизни, воплощая самые яркие из них в текстах и стихотворениях: и радостных, и печальных. Но хоть Вилле и считал последние такой же важной частью жизни, как и первые, он никогда не показывал их Бэму, заведя отдельный блокнот для тех мгновений, когда чувствовал себя несчастным. *** Октябрьское закатное солнце освещало прохладную комнату, наполненную сигаретным дымом, проникая сквозь плохо задернутые шторы. На захламленном столике стояло несколько полупустых забытых кружек из-под кофе, а гора одежды на стульях и множество дисков, разбросанных в углу комнаты, не придавали интерьеру этого помещения шарма, однако, казалось, эта квартира была самым уютным и домашним местом на земле. Двое мужчин, сидящих на кровати, давно не обращали внимания на окружавший их беспорядок, теряясь в непринужденном разговоре и легких объятиях друг друга. Впервые за последние несколько недель Вилле чувствовал себя хорошо, задорно смеялся даже с самых глупых историй Марджеры, а тот наблюдал за этим и был абсолютно счастлив, веря, что теперь Вало обязательно пойдет на поправку. Расслабленная и медленная беседа сопровождалась множеством теплых воспоминаний обоих: и совсем старых, и произошедших совсем недавно, в этой самой квартире. И Вилле, и Бэм про себя отметили прошедшее лето, как одно из самых счастливых, но никто не сказал об этом вслух, принимая это как самый очевидный факт в мире. Солнечный свет постепенно сменился лунным, объятия – поцелуями. В этот момент весь остальной мир не имел значения для них двоих. Прикосновения становились все более интимными, время замедляло свое течение. Крепко сцепленные кисти рук, горячее дыхание, тонкие линии, проведенные пальцами по ребрам, ключицам и шее, нежные касания губ – пространство было заполнено, не оставляя места лишним мыслям. Время перевалило далеко за полночь, но Марджера не мог уснуть, одержимый желанием продлить этот день, ставший одним из лучших, поэтому снова завел разговор о том, о чем мечтал последние несколько месяцев: — На Рождество было бы здорово полететь в Хельсинки, не думаешь? — спросил он, глядя в потолок, исполосованный светом фонаря за окном. — К декабрю ты уже будешь практически здоров, если продолжить лечение, — разговор на эту тему развеял дымку дремоты в глазах Вало, он помрачнел. — Да, было бы здорово, но давай не будем пока ничего планировать, — мужчина тяжело вздохнул, продолжив. — Я в любой момент могу умереть, Бэм, ты же понимаешь, – усмехнулся Вало, — приступ астмы или сердце откажет, кто знает. — Ты снова это начинаешь, — Марджера повернулся на бок и, обращая недовольный взгляд на Вилле, положил голову на локоть, – не говори так. Тебе же стало лучше. — Да ладно тебе, Бэм, ты пытаешься отрицать очевидное. Смерть неизбежна. Это то, что нельзя предугадать, иногда это происходит слишком внезапно. Просто надо принять это и быть готовым, — Вилле говорил с прикрытыми веками, полностью погружаясь в размышления и не желая видеть реакцию Бэма на его слова. — И даже когда ты увидишь или поцелуешь меня в последний раз, ты не будешь знать, что он последний. Но знаешь, что главное, Бэм? Главное, что за последние месяцы я снова смог познать любовь и, может, теперь могу уйти навсегда. Ну или остаться, — Вало наконец открыл глаза, посмотрев на Марджеру, который завороженно его слушал. — Я не знаю, будь как будет. Глаза Марджеры округлились от неожиданности. Он не мог даже представить, что Вало назовет отношения, которые были между ними, любовью, несмотря на всё, что происходило в последние месяцы. Бэм лишь придвинулся ближе, сказав вполголоса: — Я тоже люблю тебя. Вилле, казалось, услышал всё, что ему было нужно, а после, прижавшись к Марджере, закрыл глаза. Улыбка не сходила с его лица, и даже Бэм почему-то это знал, хоть и не мог видеть. На следующее утро Вало не проснулся.