Rena(igse)

Но Потеря спала, отключившись сразу, как только голова коснулась циновки, а тёплое одеяло укрыло плечи. Молоко, кажется, действовало на неё примерно одинаково — нарушало координацию, выворачивало наизнанку все эмоции, а потом, словно не получив нужной реакции, ослабляло ниточки, вяжущие с реальностью, и Потеря засыпала, стоило поддаться лишь на единый миг. Последнее, что она запомнила, засыпая, становившееся привычным к закату фантомное тепло на ключицах. А потом… …потом в уши вкрадчиво полился шум бурной реки, несущей свои дикие воды через усеянное обтёсанными камнями дно, макушки нежно коснулся солнечный утренний свет, и овеяло свежее дыхание леса. Потеря недоверчиво приоткрыла глаза и села на галечном берегу. —…не поняла. Вокруг простирался пахнущий прогретой смолой лес, окружающий неширокую ленту реки. Небо над острыми кронами сосен было возмутительно светлым, с едва заметными белёсыми облаками, медленно таявшими в золотистой дали горизонта. Потеря с неловким ойканьем поднялась на ноги, подспудно ожидая колкой боли в босых ногах, опускающихся на гальку, но… ничего не случилось. С одной стороны она явно ощущала каменистую тропу под ногами, но с другой — никакого дискомфорта. В некоторой прострации она прошлёпала к воде и, войдя в неё по щиколотку, недоуменно поболтала стопой в пенистом течении. Речной поток, чуть холодя кожу, проходил ступню насквозь. —…вот оно как… — вполголоса протянула Потеря и закусила нижнюю губу. По всем статьям выходило, что или она поехала крыжечкой, или её навестила весьма редкая птица — осознанное сновидение. Второе, хоть и случалось с ней лишь дважды, казалось более вероятным. Всё-таки с ума не сходят так же сезонно, как болеют гриппом, и если бы от всего происходящего она каждый раз повреждалась в разуме, то оказалась бы на больничной койке очень и очень давно. К людскому счастью, трезвость рассудка ещё нужно было постараться поколебать. Надеясь, что пока её тело отсыпается за все минувшие годы в ворохе сена, она сама успеет полюбоваться приятным пейзажем, полным бушующей зелени, Потеря бодро зашуршала по щиколотки в воде вниз по течению. Золотые потоки света омывали волосы и плечи мягким теплом, вдалеке раздавались тонкие птичьи трели, с трудом пробивающиеся через бурлящий шум речного потока, разум казался свежим и выспавшимся, не в пример реальному положению дел. Насвистывая под нос какую-то походную песенку про неподкованную кобылу и двух пьяных приключенцев, она настолько загляделась в завихрения воды под ногами, что заметила незнакомый элемент ландшафта не сразу. Он сидел на поваленном дереве, покрытом тёмным мхом и прошитым насквозь тонкими побегами молодой травы там, где ствол врос в землю. Спокойный, обманчиво расслабленный, он был словно частью окружающей природы, такой же естественной, как всё вокруг. Казалось, лес бы ему знаком так, как бывает знаком только тому, кто прожил с ним бок о бок годы. Потеря поймала себя на том, что стоит уже добрые пять минут, не сводя застывшего взгляда с его раскидистых рогов, по-птичьи заострённого носа и причудливого переплетения зелёной метки, вьющейся вдоль линии скулы и касающейся краем уголка тонких тёмных губ. Она не могла не заметить, что одежда, как и её отсутствие, ему очень даже шла. Судя по ремням и металлическим пластинам поверх туники, мужчина был военным. Незнакомый — о, нет, всё же знакомый! — элемент быстро оглянулся через плечо и обвёл окрестности жгучим взглядом белёсых глаз. В любой другой момент можно было подумать, что перед ней ястреб, который ищет затаившегося зайца. Потеря искренне пожалела, что его взгляд не споткнулся об неё. Мужчина явно кого-то ждал. В его застывшем положении не было той расслабленной вальяжности, что сопутствует отдыху. Чуть согнутые колени, надетые, а не брошенные в траву, рукавицы, заправленные в сапоги штаны… Потеря жадно изучала открывшуюся перед ней панораму мужской красоты на расстоянии вытянутой руки. Память жарким током крови ударила в виски почти сразу, как Потеря начала копаться в воспоминаниях, немного лукавя перед самой собой — этого мужчину, казалось, забыть было невозможно. И даже не из-за специфической внешности, неизменно и странно приковывающий к себе взгляд, далёкий от неприязни. А из-за того, как они единожды встретились — каждый раз при воспоминаниях о том дне собственное сердце предавало Потерю, отдавая в груди тянущим, странным жаром. «Подсознание, ты коварное, как тысяча чертей», — то ли возмущённо, то ли благодарно пронеслось немой мыслью, и Потеря, помедлив, подошла поближе к мужчине. В конце концов, её сон не обязан подчиняться правилам реальности, где считалось неприличным в упор рассматривать людей. Незнакомец почти не шевелился, и его было трудно заметить издалека. Шум реки приятно ласкал слух, но и раздражал, — ведь остальные звуки тонули в нём. Сцепив руки в замок за спиной, Потеря качнулась с носка на пятку, и наклонила голову набок, рассматривая хищные черты лица из-под опущенных век. «Жалко, что мой сон знает только то, что знаю я… и имени не спросишь» Острые чёрные ногти почти невесомо прошлись по завиткам метки и костяшки пальцев осторожно погладили скулу, будто девушка совершала невероятное святотатство. Кажется, на мгновение она даже перестала дышать. Никакой реакции не последовало. То есть, вообще никакой, будто её тут и не было — мужчина лишь проверил рукой наличие меча рядом, без ножен прислонённого к поваленному дереву на расстоянии, удобном для хвата, и вновь замер напряжённо, как зверь в засаде. — Ну почему даже во сне привлекательные мужчины смотрят сквозь меня… — с тенью горечи усмехнулась Потеря, ласково проведя подушечкам пальцев вниз по шее, очертив линию сонной артерии и замерев, доведя рукой до ворота туники. Под тканью прощупалось что вроде шнура, и сердце, предательски споткнувшись в груди, забилось где-то в горле. Неверно дрогнувшими пальцами она подцепила кожаный шнурок, и на грудь мужчины, блеснув изумрудным листком на солнце, упала подвеска амулета. Её амулета. В то же мгновение его накрыла его широкая ладонь в рукавице и привычным жестом забросила обратно. Он вскочил и снова огляделся. Пристальный взгляд пугающе светлых глаз цепко прошёлся по берегу реки и лесу на той стороне. Потеря так и замерла, подняв руку, словно на кончиках пальцев ещё висел шнур. Шнур, который она вопреки всему смогла передвинуть. Любопытство взяло верх и ладонь легла поверх плеча, …закономерно пройдя насквозь. «Не поняла». Потеря встала на носочки и потянулась к вороту. Острые ногти опять подцепили шнурок амулета и медленно-медленно потянули его наружу. Он схватил меч, который тут же вспыхнул болотно-зелёным огнем, а свободной рукой снова забросил амулет в вырез туники. Исподлобья осмотрелся. Нельзя сказать, что ему померещилось нечто рыжее, но в белесых зрачках его заиграли маленькие коварные тенланы, и он вынул амулет наружу и замер, пряча дыхание. «Это мой сон и мне ничего за это не будет!», озорно решила Потеря, расплываясь в лукавой и совершенно счастливой улыбке. Чуть прищуренные глаза блеснули, как у кошки перед прыжком за блестящей приманкой, и тонкие пальцы качнули заискрившуюся мириадом бликов подвеску. Четырёхлистник подобно маятнику прочертил короткую дугу по ткани туники и вернулся в исходное положение. Его красивые губы съехали в хищную ухмылку, и только свист стрелы прервал всю интригу момента. — Я тебе лук засуну в… — Потеря совершенно не по-девичьи грязно выругалась, повторив слово в слово, что сказал отец соседского мальчишки, когда тот перевернул готовящуюся на очаге уху. Даже в собственном сне найдется зараза, прерывающая восхитительный момент. Мужчина взревел, но скорее от ярости, чем от боли, скользнул за ствол ближайшего дерева и в одно движение сломал торчащее из бедра древко. Потеря слышала, как привычно он прячет дыхание, и догадывалась, что противникам ни в коем случае нельзя выдавать всю тяжесть ранения. Которую ей бы так хотелось оценить. И вылечить. И помочь. Чёртов остров, да что же за сны тут у вас… —…скотина… — больше пораженно, чем возмущённо протянула Потеря, уперев руки в бока. — Ты берега не попутал, спецназовец хренов? Это мой сон, алё, я запре… Вторая стрела прошила её призрачную руку насквозь и впилась в дерево. Это не было больно — упругий удар ветра по предплечью, в считанные секунды затухающий след в месте, принявшем на себя остриё. Но пройдя через её плоть, оно словно что-то зацепило, что-то не имеющее отношение к жилам, но бесконечно важное. Тревожный взгляд машинально метнулся к мужчине за деревом. Это — ей — ничего не может здесь навредить. Ей. Не ему… Его дислокацию бесшумно окружали вооруженные люди, одетые не как островитяне, но с раскрашенными лицами. В синем цвете одного Потеря угадала кого-то из Синих Цапель. Быстро озираясь, он крикнул: — Течные самки вайлегов, вы хоть жён предупредили, что не вернётесь? Разве вам не сказали, чем заканчиваются со мной такие затеи? — Так их! — забыв на мгновение, что её не видно и не слышно, резко выкрикнула Потеря, коротко дёрнув локтем к колену в извечном жесте одобрения. Ему издалека ответно прилетело, что конечно они блестяще осведомлены, и что им известны все его трюки и кувыркания. Между тем кольцо вооруженных людей всё сужалось вокруг него и дерева. Бедро окрасилось бордовым. Он был из тех, кто в минуту опасности бил. Потеря поняла это по оскалу длинных крепких зубов. Возмущение от незапланированных гостей в её сне медленно сменялось безотчётной тревогой. Потеря кожей смутно ощущала, что что-то пошло не так, и это осознанное сновидение становилось всё более бесконтрольным и всё менее спокойным. Он был внешне безразличен, но нервно облизывал губы чёрным языком, быстрыми взглядами контролируя расстояние между ним и обступившими его людьми. Потеря опустилась на одно колено и зашарила руками по земле в поисках камня, которым можно было бы запустить в затылок преследователей её мужчины… …если сон её, то и мужчина во сне её, и дайте только найти что-то тяжёлое… Камней было предостаточно, но руки, панически скользя по ним, хватались за воздух и проходили насквозь. Потеря не могла сделать ровным счётом ничего. Вскочив на ноги, она прицельно врезалась в ближайшего мужчину, сжимающего в руке меч, и, разумеется пролетела его насквозь, встретив минимальное сопротивление плотного воздуха, коим казался для неё человек. Жалко, что сама она не причиняла людям и толики дискомфорта. Его притягательная холодная ярость и агрессия сводили её с ума. Ядовитые пререкания и издёвки бодрили и обещали, что всё будет хорошо. Да и сам он… В нём было что-то отталкивающее и бесконечно зовущее. Что-то, что хотелось рассматривать, изучать, понимать, лю… Когда они напали, — как стая помойных собак, — не все одновременно, а по одному, но держась вместе, — Потеря схватилась за голову. Она находилась поодаль и мучительно искала, как же ему помочь. Один против толпы, да ещё и раненый… Бордовое пятно с бедра ушло ему куда-то в сапог и знатно раззадоривало нападавших. Молодой человек неприятно усмехнулся, и изящно вращая пылающим длинным мечом с птичьей лапой, начал превращать берег реки во что-то страшное. Подволакивая ногу, он рубил, толкал, уходил от ударов как мог. И получал новые мелкие раны. Насмешливый голос издалека крикнул: — Твою отрезанную башку будут пинать всем Советом, mal! Потеря никогда не видела, как убивают. И тем более, как отрезают головы. И, кажется, это должно было быть не столь завораживающе, сколь и отвратительно одновременно. Почти физически тянуло подойти поближе — ведь это морок, сон, с ней ничего не случится! И вместе с тем собственные внутренности словно сжимало ледяной хваткой, заставляя пятиться по речной гальке. Но, неизменно, не отводить взгляда. Стояли крики и хруст разрубаемых костей. В этот момент Потеря услышала скрип натяжения тетивы большого ростового лука. Занятый противниками, он не видел стрелка, но она, застывшая на расстоянии, почти кожей ощущала этот пристальный и ледяной взгляд лучника. По нёбу растекся металлический сухой привкус. Это сон. Это просто сон… Стрелок хладнокровно прицелился. И до щемящего в подреберье сердца Потеря отчётливо поняла, откуда выйдет стрела в теле её мужчины. На уши надавило, и все звуки разом исчезли. Только вибрацией рванул горло собственный бессмысленный отчаянный крик: — Справа…! Тетива запела раньше, чем она успела договорить слово «стрела». Мгновенно он упал, всем своим весом опираясь лезвием меча о колени оставшихся на ногах земляков. Те с воплями повалились следом. И только потом посмотрел в сторону лучника. Потере даже показалось, что он на секунду увидел её, — его брови удивлённо приподнялись, но он мотнул головой и проморгался. Взявшись за меч обоими руками, он заковылял по поляне, добивая раненых. Схватка была короткой и страшной. Потеря стояла, спрятав лицо в дрожащие руки. Живой… Мужчина тяжело осел на землю и зубами стащил тяжёлые от крови рукавицы. Из последних сил он двинул ладонью по лезвию меча и опустил её на траву. Взвились листья, и солнце подёрнулось дымкой перистых облаков. Он что-то тихо сказал, и словно тысяча рук, с легким треском отовсюду к нему потянулись ветви и корни. Увитый ими, мужчина закрыл глаза и мерно покачивал головой. Спустя короткое время он снова поднялся и утёр лицо. Длинный чёрный меч с птичьей лапой скользнул в ножны за плечами. Оглядев место боя, мужчина двинулся к мертвецам. Становясь на одно колено над каждым, он прикладывал сжатый кулак к своей груди, подносил к груди убитого и возвращал обратно. Шипящий голос тихо произносил гортанные слова, и над телом взмывали вверх пёстрые ленты, лишая его личности и статуса, оставляя земле только сумму мяса, костей и одежды. Мужчина умолк, иногда опуская подбородок к груди, словно медленно соглашаясь с неприятными мыслями. Тяжело поднявшись над пятым трупом, он окинул тяжёлым взглядом берег и зашагал прочь. Хромота почти исчезла. Сердце Потери отчаянно билось о клеть рёбер, сбитое дыхание всё не желало успокаиваться. Занявшее столь малое время сражение, закончившись, разом уронило ей на плечи всю тяжесть эмоций. Тело била крупная дрожь и, медленно сжав и разжав пальцы, девушка поняла, что не вспорола собственные ладони только по той причине, что… это был сон? Мысль так и не нашла своего логического завершения — сон, бред, ночной морок! — она знала, знала этого человека и благослови его какие угодно силы, что он способен защитить свою жизнь. …о да, точно способен. Потеря прошла насквозь через чью-то отрубленную конечность и встала рядом с последним живым человеком на этом берегу реки. Тревожный взгляд пристально осмотрел на предмет ранений и только последние крохи разума остановили руку, тянущуюся стереть брызги крови с чужого виска. «Что ты им сделал?.. За что вот так, в лесу, со спины…» Потеря не была настолько наивной, чтобы не понимать жестокой и циничной правды — никто не будет красиво вызывать врага один на один в честной битве. Никто не пойдет сам, рискуя родной шкурой. Они прекрасно знали, на что способен этот человек, и потому с ними был лучник. Но всё равно… «И всё равно ты их сделал!» — Потеря упрямо поджала губы, не пряча в мыслях яркое восхищение. — «Сделал!»