***
Шварканье метлы дошло до техничного профессионализма. Потеря вспоминала, как бабушка в деревне щедро брызгала водой на пол, и уже сверху начинала выметать. Нанчин одобрительно кивал и даже перенял манеру разбрызгивать воду. Уже потом он наловчился брызгать отвары трав, и получалось изумительно. Аромат входил в жилище с чистотой. Мерные звуки нарушил скрежет двери хижины, — Потеря уже знала, что в этом участвуют подземные корни, — и пришёл Катасах. Он привычно снял шлем и пошёл умываться. — Да улыбнется тебе солнце, Потеря, — целитель сиял широкой улыбкой. Она только сейчас разглядела его белобрысые, а потому незаметные, брови. Он легонько пожал ей два пальца и не спешил выпускать их. — А Мев знает? — он заглянул ей в осунувшееся лицо жёлтыми, как яичные желтки, глазами. — Tierna harh cadachtas, радость моя, что же ты ничего не сказала? Что-то завозилось у алтаря. Мев вылезла из-под циновок, вытерла нос, и, сонно улыбаясь, упала в его объятия. — Minundanem, — пробубнила она, не отрываясь от его груди, но вдруг почувствовала, какой болью это слово резануло бедняжку Потерю. — Её наверное можно поздравить, — добродушно-восторженно заворковал Катасах, — не каждому в жизни везёт с этой встречей! Некоторых minundhanem разделяют века, и тогда их жизнь превращается в… Короткий и лёгкий тычок локтя его приостановил. Болотная ведьма заглянула ей в глаза как будто бы даже виновато. — Ты знаешь что, ты лучше давай скажи ей, чего там у тебя закончилось! — нарочито грубо обратилась она к Катасаху, и будь Потеря более чуткой, она распознала бы и нити сопереживания, и нити тревоги, и ростки надежды, скрытые под бронёй отрывистых слов. — Пусть сходит соберет! Вон Нанчин совсем с ног сбился, не успевает ничего, — отвернувшись от Потери, она делала отчаянные движения бровями. Целитель легонько кивнул. Маленькая ладонь осторожно потрепала её по плечу. — Значит теперь поняла, что это такое, да? — тихо спросила она. Рука Потери взлетает к горлу и касается ледяными пальцами кожи, где тонкой полоской тепла свернулся фантомный шнур. Улыбается одними уголками губ, а в глазах — и мгла, и холод, и смерть. — Да. Теперь — да. Minundanem — это когда тебя пробивает предназначенная ему стрела. Большие грубые руки Катасаха бережно вынули тонкую подувядшую ветку. На ней были красные плоды, похожие на цветы, с торчащей открытой косточкой. — Яды в малых количествах — суть лекарства, равно как и наоборот, — добрые глаза лучились теплом и тихим Знанием. — Собери с запасом, чтобы хватило на подольше. Иными словами, сколько унесёшь. Только будь осторожна: — это ядовитое растение. — Не трогать потом руками глаза и рот, поняла, — серьёзно кивнула Потеря, припоминая, где оставила плотные перчатки, полученные в тот день, когда её начали отправлять за растениями, которые небезопасно собирать голыми руками. — Всё верно, — обрадовался он. Корзина давно была признана Потерей неудобной, и под чутким руководством Алтан было сшито первое подобие вещмешка из циновки и двух кожаных полос, заменяющих лямки. Всё-таки бегать от агрессивной фауны было гораздо удобнее со свободными руками, как показывал личный опыт. Племя переняло это удобство спустя пару лун. — Ближайшее место, где можно набрать плоды тиса, располагается в двенадцати часах пешего хода, если не останавливаться на привал, — изящная резная веточка казалась совсем крохотной между кончиками пальцев целителя. Напоследок он ещё раз продемонстрировал её, когда она вернулась в хижину Мев, собранная к походу, и натянула на руки перчатки. — Выйдешь за южные ворота деревни и по третьей резьбе. Справишься? Третьей резьбой местные называли те поросшие мхом серые глыбы, покрытые на первый взгляд простым орнаментом, складывающимся из выдолбленных полос. Если знать как, можно было ориентироваться по этим камням, как по указателям без названий или природной карте — найти что угодно и дойти куда угодно. Потерю научили этому не так давно, но она была, пожалуй, прилежной ученицей и терялась теперь лишь раз из трёх, а не постоянно. Оставалась надежда, что к подножию вулкана, куда отправлял её Катасах, она сможет дойти с первого раза, не вынуждая себя нарезать круги в поисках дополнительных ориентиров. — Сутки, значит? — Потеря тихонько выдохнула, разом поскучнев. С её выносливостью поход обещал затянуться на полтора, а то и два дня, следовательно придётся ночевать под открытым небом, а зная по рассказам агрессивность местного зверья — на дереве, прочно привязав себя верёвкой к ветвям. — Катасах, я могу попросить у тебя те травы, прогоняющие сон? — сложив ладошки в жесте мольбы, проныла Потеря. — Если я там ещё на ночлег буду вынуждена оставаться, вы меня просто не дождётесь — я медлительна, как… Она не была уверена, что тут есть черепахи. —…как камень. — Ни в коем случае, — возразил он. — Суть исп… искусства сбора как раз… — Не о чем волноваться, — отрезала хранительница мудрости. — Не будешь растягивать удовольствие, быстрее вернёшься. Спорить с Мев было нельзя — это Потеря уяснила ещё в ту пору, когда только начинала обживаться среди деревенских. Слово её — закон, воля её — приказ к действию. И если Мев не разрешает — ничего не поделаешь, хоть проси, хоть не проси. Потеря тяжко вздохнула и стукнула ногтем по кожаному бурдюку с водой на бедре. Тот даже не булькнул, наполненный под завязку. Оставалось надеяться, что лепёшки и пары полосок вяленого мяса невнятного происхождения ей хватит туда и обратно, если расходовать экономно. — Ладно-ладно, поняла, — страдальчески протянула Потеря. — Но если я не вернусь через двое суток — прошу считать меня птицей, свившей гнездо на тисе и решившей, что безопаснее остаться там… «Грехи ж мои тяжкие, за что ты меня так любишь-то, Мев?» — Потеря остро почувствовала себя в этот момент шалопаистым ребёнком этой строгой женщины, которого следовало воспитывать розгами. В какой-то мере так оно и было. Как только ее спина скрылась с Тропы Великой Охоты, за ней следом вышли двое из Людей Тени. Хранительница мудрости с недовольным лицом смотрела им вслед. Катасах приобнял её: — Идём. Я там мёда принёс и ягод… Сладкое. Только сладкое и могло приободрить Мев, которая в очередной раз заглянула глубже, чем хотела. Проходя мимо высоких каменных ворот, Потеря привычно огладила ладонью шершавую круговую резьбу на столбе, поддерживающем их, и привстала на носочки, вытягивая руку вверх. Пара неловких попыток подтянуться ещё чуть выше, и кончики ногтей наконец касаются полых трубочек, заставляя их вертеться, скручивая нити в жгут и веером раскручивая обратно. С недавних пор это был её маленький ритуал на удачу — уходила она или возвращалась, каждый раз находила минуту выпросить у музыки ветра ласковый перелив для той, кого с каждым новым днём всё больше пленяла чарующая магия острова. — Я скоро вернусь, — тихим, как дыхание, обещанием на родном языке. Полые трубочки звонко запели в ответ, закручиваясь на длинных нитях. Потеря улыбнулась и, чуть отклонив голову назад, насвистела похожий мотив. На душе привычно становилось теплее и, поправив кожаные лямки мешка за спиной, она бодро пошагала через пролесок, привычно проскользив пальцами по резьбе путевого камня, находя третью, ведущую к подножию сердца острова — гигантского вулкана. Она нередко видела тень его громадины, искрящуюся рубиновой шапкой из клубов дыма и жаркого марева, поднимающегося на фоне ночной черноты звёздного неба. Испытывала, конечно, невольный трепет перед спящей огромной силой, способной размолоть весь остров в прах в час гнева, но никогда не думала, что путь приведёт её к самому подножию гор. Это был первый раз, когда Потеря покидала деревню Людей Тени так надолго и в одиночестве — естественный страх заставлял её поначалу искать угрозу в каждом шорохе травы, за каждым тёмным силуэтом деревьев, но ничего не происходило. Она прошагала без остановки четыре часа — чёрные тонкие сосны, прокалывающие своими вершинами небеса, становились всё реже, а трава, получая вдосталь солнца — распростёрлась под ногами изумрудным ковром, выводя постепенно к холмам, легко просматривающимся на много миль во все стороны… …именно тут, оглянувшись назад, Потеря тревожно замерла, даже не убрав тонкую рыжую прядку, липнущую к приоткрытым губам. На мгновение ей показалось, что на горизонте дрогнули и пропали две крошечные чёрные точки. «Они… каков шанс, что это движется за мной?» — приглушённый шорох мыслей скользнул по нервам, как по натянутым струнам. — «А может, померещилось? Зрение у меня всё-таки не снайперское…» Потеря ещё добрые пять минут всматривалась в постепенно тускнеющую вместе с катящимся к закату солнцем даль, но больше ничего не увидела и, нервно посмеявшись над своей паранойей, пошагала вниз по склону. Ноги, не привыкшие к таким долгим походам, протестующе ныли и гудели от боли, начинало колоть в боку и в итоге через десять минут, коротко выругавшись, пришлось сбросить с плеч вещьмешок и умоститься на землю, приминая траву коленями. Тихо хлопнула пробка бурдюка, зашуршали завязки мешка, ноздри девушки затрепетали от тонкого пряного аромата вяленого мяса. Его происхождение она так и не смогла идентифицировать, на вкус полоски были сухие и жёсткие, волокна приходилось рвать зубами, резко мотнув головой в сторону, но насыщали достаточно малым количеством, поэтому в путь местные брали обычно его. И снова, отчаянно делая вид, что ноги не желают отвалиться и остаться в ближайшем овраге, вперёд по колено в траве, начиная подозревать, что Катасах, этот святой человек, её ненавидит, иначе на кой дьявол отправлять максимально слабую женщину к чёрту на рога. Ну неужели тис растёт только у подножия вулкана, и она единственная, кто ничем не занята? — Да я лучше бы пятнадцать раз перестирала все ткани, идущие на бинты, чем один раз сходила сюда… Близилась ночь, воздух похолодал, а бурдюк опустел ещё на десяток глотков. Критически качнув его в руке, Потеря пришла к выводу, что если в ближайшие часы не пополнит запас, то придётся пить собственные горючие слёзы, потому что в последний привал она догрызла ещё одну полоску мяса и выхлебала столько воды, что стыдно признаваться. Жара пагубно на неё влияла, а длинные тяжёлые волосы, нагреваясь, делали только хуже, становясь подобными раскалённой медной проволоке. Но расстаться с ними, следуя совету Мев, она не согласилась бы ни за что на свете. Не коснётся острая сталь её косы, не в этой жизни! Ноги казались стоптанными по колено, и когда в очередной раз свернув по третьей резьбе в нужную сторону, Потеря в кромешной мгле вышла к деревне на своём пути, она была готова патетически целовать землю и благодарить небеса за чудо чудное.***
Тяжело встав с колена после последней отходной молитвы, Винбарр хмуро оглянулся на тысячи глаз вокруг. — Я не мог иначе, ты же всё видел. Я защищал свою жизнь. — Знаю, плоть от плоти моей. Шёпот en on mil frichtimen сладкой истомой отзывался в костях и успокаивал бунтующее сердце. — Я нарушил Закон, и понесу наказание. Я готов. — Тебе предстоит путь домой, дитя. Иди. Не так он рассчитывал провести встречу, не так. Его должно было сразу насторожить место у реки. Но видать он был слишком озабочен делами Ткачей Ветра и совместными с Воинами Бури патрулями, чтобы придать значение такой незначительной детали. Досадно получилось и с лучником, — он уставился на торчащее из бедра древко. Ушёл, сука. Ну раз ушёл, значит они вдвоём с крикуном разнесут вести о том, что он жив. Он неприятно улыбнулся. Убийство пятерых земляков не добавит ему репутации во время Выборов. Да и наказание за все эти убийства будет тоже не в его пользу, как кандидата в Верховные Короли. Ловко однако рассчитали, ловко. Нога начинала болеть. Он почти не обращал внимание на мелкие порезы и проколы, — приличный лекарь быстро приведет его в порядок. Ну, а следующий выход надайга избавит его ото всех шрамов и ран. Подлечит, ага. Винбарр усмехнулся, вспоминая, с какой болью выворачивался в последний раз перед Советом. Хвала en on mil frichtimen, ну хоть так. Когда он подошёл к кромке глотнуть воды, сзади слышалось сёрпание тысячи губ: кровь врагов Винбарра как будущего Хранителя Острова была излюбленным лакомством en on mil frichtimen. Винбарр вытер рукавом рот, и опираясь на меч, побрёл в сторону Стейгер-Фалаг. Его там поди уже хватились. Он шёл и шёл, прокручивая в голове нападавших. В одежде renaigse. Наша краска на лицах. Его хотели запутать, сбить, не дать понять, что происходит, с чьей стороны придёт удар. На висках проступила болезненная испарина. Бедро отекло и начало пульсировать. Конечно, блядь. Весь Совет будет пинать его голову. Да они не то что пинать. Они с ним c живым заговорить стесняются, как красные девицы! Мёртвый и подавно, он будет наводить только страх. Винбарр нервно улыбнулся. Дойти бы. Но мысль об отрезанной голове прочно засела в воспаленном сознании. Он обязательно найдет всех уцелевших, и лучника, и крикуна, и заказчика. Он будет затаскивать их за волосы, ещё живыми, к себе в святилище и задавать все интересующие его вопросы прямо на алтаре. Мысли о мести изогнули его губы кровожадной улыбкой. Он представил, какими восхитительными цветами над ним будет раскрываться en on mil frichtimen, благословляя каждый его жест, каждый вздох. Когда его вопросы объединятся с ответами и станут знанием, он обязательно отрежет им головы и пошлёт заказчику. Во славу справедливости, во славу en on mil frichtimen, и в назидание последующим. В их существовании последних он даже не сомневался. Он не помнил, сколько шёл. Началось знакомое взгорье. Перед глазами всё плыло. Винбарр не раз и не два был в сухих и длительных переходах. Но сейчас отсутствие воды играло с ним злую шутку. Острие меча высекало искры, чиркая о гранит под ногами. Он дойдёт. Как же всё началось? Где же он ошибся? Волны жара отражались от камня, и казалось, чьи-то лёгкие пальцы лепестками касаются его скул. Ледяные прикосновения обжигали, сменялись прохладой и успокаивали разгорячённый лоб. Больше всего на свете ему хотелось присесть и вытянуть ноги. Быть может вздремнуть. Но это было крайне опасно. Он мотнул головой, отгоняя видения. За ним могли следить, и пойди кто сейчас за ним — отбиться он скорее всего уже не смог бы. Он только ускорил шаг, стараясь дышать реже. Винбарра бил озноб. Заткнул за пояс рукавицы, и размял плечи. Невольно улыбнулся, вспоминая странную игру кусочка металла с зеленью у себя на шее. За мгновение до того как всё началось. Наконец он увидел знакомые камни с надписями. Дошёл. Дина бросила огромную вязанку хвороста и, крича, побежала к Винбарру. Его не было много часов, и она не могла не волноваться. Чтобы деть себя куда-то, она выполнила все поручения, связанные с тропой, ведущей в деревню, чтобы не пропустить его появление. И теперь, под одобрительное карканье старух, переносила им хворост поближе к хижинам. Она поднырнула под его раскалённое плечо и помогла дойти до святилища. Вид Винбарра был ужасающ. Рукавицы покрыты кровавой коростой, броня вся в царапинах, туника в дырах и пятнах крови. И древко. Обломанное древко, пробившее ногу. Сам он бледнее чем обычно, и намертво склеены ссохшиеся губы. Она только глотала слёзы. Когда Дина довела его до прохлады священного грота, и он тяжело сполз по стене у самого алтаря en on mil frichtimen, она протянула ему плошку с водой и быстро заговорила. — Minundhanem, кто, скажи мне, кто посмел это сделать?! сколько их было?..- слёзы делили её лицо на три части. Когда он говорил «уйди», Дина слышала «умри». Вместо ответа Винбарр грубо схватил её за подбородок и посмотрел полными глухой злобы глазами. — Запрещаю! Запрещаю называть меня так, Дина. Даже не мечтай, поняла?.. позови лекаря, бестолковая… — Уже, уже вызвали. Скоро кто-нибудь придёт, — она как могла держала себя в руках, но давилась рыданиями. — Отдохни, мой doneigad. Но к этому моменту Винбарр уже забылся тяжёлым сном. Дина вытерла лицо и положила мокрые ладони на вопросительно замерцавший алтарь. — En on mil frichtimen, помоги своему doneigad, нашему mal!.. Пусть рана не будет опасной!.. Пусть его кровь останется чистой!.. Пусть лекари успеют… Она зло вытерла красивые заплаканные глаза локтем. — Помоги найти тех, кто это сделал. Прошу, ты же всё можешь… Золотистые нити обвили девушку, даруя покой и утешение. Шмыгая носом, она взбежала наверх к деревне, чтобы как можно скорее проводить лекаря. Ближайшей к ним и физически, и идеологически, деревней целителей оказалась Дорхадгенеду, а из свободных был только юный Глендан. Когда взмыленный гонец доложил, что Винбарр ранен, Глендан бросил все дела и помчался к соседям. Он завис над спящим и вливал ему Молоко прямо с пальцев, с нажимом на челюсть и раздвигая его красивые губы. Наконечник древка здорово разорвал мышцу, а начавшееся воспаление ухудшило картину. Но оставайся пациент в покое в ожидании помощи, — всё могло кончится ещё хуже. Глендан устало положил на алтарь окровавленные деревянные палочки и просмолил повязку. Лекарь был неглуп, да и накануне Выборов под Молоком многие больные были разговорчивее обычного. Целитель попросил Дину уйти, а сам остался дежурить у больного. — Хранители Сердца были и будут вне политики, Винбарр, — бормотал он, разминая в ступке хрустящие корни. — Но отец говорит, наш клан поддержит именно тебя. Я точно не знаю, почему. Может потому, что ты — сын nadaig, и сам будущий nadaig. А может потому, что ты защищаешь en on mil frichtimen, подавая своим примером всем нам. Не знаю. Мы с тобой. Не беспокойся ни о чем.