Наследие Птолемея

      Пролетая над полем боя, я посмотрел вниз острым соколиным взглядом, наблюдая за тем, как египетские солдаты постепенно расправляются с южными племенами. После этого я внимательно проверил все семь планов и, заметив обычных бесов, бросил в них Взрывом. Несмотря на то что эти бесы снабжали нашу армию продовольствием, мне не хотелось с ними возиться. От этих бесов и так толку чуть: я был почти уверен, что они опустошили половину коробов с едой. Можно было, конечно, сделать что-то еще, но у меня и так хватало хлопот. Например, мне совершенно не нравилось то, что пришлось бросить Птолемея. И все это лишь для того, чтобы успокоить его кузена и послужить народу Египта.       Сокол сел на скале и глубоко вздохнул. Пока что во вражеском лагере ничего интересного не происходило. Мне, правда, пришлось недавно схлестнуться со вражескими афритами, но это не слишком повлияло на мою сущность.       Все могло бы быть гораздо хуже, если бы не тот африт. Он вечно совал свои щупальца куда не надо, бросался в огонь и ухитрился сбить несколько мачт. В конце концов мы взорвали рядом с ним бочку с тростниковым маслом, и этот наглец, получив вдобавок по голове мачтой, вскоре отправился на дно моря.       Также там был Джабор со своими шакалами, но, думаю, мне не нужно расписывать их в красках. И так понятно, что у Джабора не хватает ума для того, чтобы нормально сражаться. Могу только сказать, что какому-то дальнему родственнику Птолемея явно не повезло: после всего происходящего ему точно понадобится новое надгробие.       Словом, я был в отличной форме и с легкостью победил вражескую армию. Было понятно, что чем раньше закончится эта кошмарная стычка, тем раньше у меня получится вернуться к своему хозяину. Я не доверял его кузену, хотя сам Птолемей надеялся, что покушения на его жизнь вскоре прекратятся.       Впрочем, после моих двух последних подвигов — африта и Джабора (это я говорю для тех, кто не следил за моим рассказом) — я решил просто понаблюдать за армией и за вражескими фолиотами. Для моего хозяина будет лучше, если мне не придется лезть на рожон. Никакой опасности сейчас не было: египтяне хорошо подготовились и собрали такую большую армию, словно собирались сражаться с хеттами. Это даже на битву не было похоже: то, что сейчас происходило, я бы, скорее, назвал забоем скота на ярмарочной площади. Впрочем, такие сравнения больше подходят человеку, а не джинну. Я не испытывал ни к кому добрых чувств, но мне нужно было оставаться здесь ради Птолемея. Поэтому победы в сражениях не доставляли никакого удовольствия. Впрочем, и горевать я ни по кому не собирался: для меня не имело значения, кто погибнет — союзник или враг.       Я отвлекся от размышлений, чтобы заново осмотреть планы и проверить расположение фолиотов: их призвали вражеские волшебники, надеясь уравнять шансы. Кажется, я здесь был единственным джинном из высших уровней, и это лишний раз доказывало, насколько все-таки беспомощны эти тучные жрецы из Александрии. Впрочем, в нашей армии тоже хватало фолиотов. Их нельзя было назвать умными, но они хотя бы понимали, на кого им надо нападать. И, пожалуй, это все, что от них требовалось.       К сожалению, наши враги, кажется, оказались поумнее своих фолиотов: я больше не видел духов с щупальцами, подобных тому, с которым я столкнулся недавно (этим щупальцам, кстати говоря, явно недоставало изящества). Сказать по правде, все это мне не нравилось, и у меня было странное предчувствие. Казалось, что самое страшное будет впереди и на меня еще свалятся какие-то проблемы.       Собственно, так и оказалось. Проблемы действительно свалились на меня. В буквальном смысле.       Сокол с достоинством заклекотал, недовольно глядя на кирпично-красного койота, который только что резко плюхнулся на землю. Умом эти существа никогда не отличались. Я тут же перевоплотился в благородного пустынного льва и, сердито ворча, проглотил это надоедливое существо.       Мне хотелось зарычать, предчувствуя победу, как вдруг прямо передо мной появилось целое полчище разношерстных койотов: они взобрались на ту скалу, где я сидел несколько минут назад, наблюдая за обстановкой. Быстро осмотревшись, я подсчитал их: передо мной оказались практически все вражеские фолиоты, а их было добрых двадцать штук.       Ну что ж, пусть будет так. Благодаря своему легендарному уму мне удавалось выбираться из переделок и похуже. В конце концов, я невероятно талантлив, и вряд ли кто-то посмеет это оспорить.       Впрочем, мне все равно не очень-то хотелось рисковать своей жизнью, сражаясь против этой кучки неудачников. Птолемей отдал четкий приказ: слушаться командиров и проявлять инициативу тогда, когда это потребуется. Так как поблизости не было египетских воинов, я, естественно, решил сымпровизировать.       Лев повернулся и побежал во все лопатки, оставляя позади фолиотов, которые готовились к героическому нападению.       Этот маневр позволил выиграть немного времени и подумать над контратакой. Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы продумать план действий. В конце концов, я хорошо знал эту местность: когда-то мне приходилось пролетать здесь в облике сокола. Было понятно, что если я вмешаюсь в сражение, пытаясь приблизиться к армии противника, то окажусь возле великолепных отвесных скал, которые возвышаются над бурными водопадами.       Я хотел выбрать облик какой-нибудь птицы для того, чтобы снова пересечь реку, но фолиоты успели догнать меня, и мне так и не удалось определиться. Поэтому я попросту развернулся к ним лицом, понимая, что на несколько метров позади меня простирается пустота.       Из-за моей резкой остановки три фолиота не успели затормозить. Они по инерции пролетели дальше и рухнули в пропасть. Одному из них, правда, понадобилась моя помощь: чтобы не дать ему увильнуть, я изо всех сил треснул его по спине.       Трое готовы. Осталось двадцать два. Яростно зарычав (к слову, это рычание заставляло врагов дрожать от ужаса еще во времена царя Соломона), я бросился в атаку и, поработав как следует зубами и когтями, успел проглотить по меньшей мере половину вражеских фолиотов. Остальные оказались не столь беспечны.       Что ж, пора проявить военную хитрость. Превратившись в колибри, я резко обернулся к трем фолиотам, которые оказались ко мне ближе всех. Можно было принять более ужасающий облик, но, пожалуй, с них и этого хватит. Эти тупицы клацали челюстями, тщетно пытаясь поймать меня, а я спокойно отправлял их в шумный водопад. Первая парочка попала в западню — и рухнула в пропасть, — а вот с третьим справиться было не так легко. Заметив опасность, он поспешно увернулся. Тогда колибри превратился в коня и изо всех сил ударил фолиота в зад: тот сразу же потерял равновесие.       Осталось семеро.       У фолиотов есть одно замечательное качество: они не только глупые, но еще и очень нахальные. Когда я снова превратился в колибри и начал их дразнить, они, пытаясь разозлить меня, попались в ту же ловушку, что и их предшественники. И тем самым доказали свою тупость.       Перед тем как вернуться к скалам, я хищно улыбнулся своему последнему противнику, хотя из-за птичьего образа улыбка вряд ли получилась очень уж впечатляющей. Я снова превратился во льва, в этот раз крылатого, и быстро проглотил дрожащего фолиота, а потом распахнул крылья и вернулся к реке. Пожалуй, достаточно на сегодня. И вдруг несколько фолиотов, превратившись в соколов, начали лететь через Нил. Сказать, что я удивился, — это значит ничего не сказать.       В этот раз я не стал блистать своим остроумием и попросту проглотил эту стаю. Парочка соколов успела ускользнуть от меня, но было понятно, что наши фолиоты смогут расправиться с этой незначительной проблемой: они, в конце концов, поумнее этих существ. Вдруг я понял, что всю мою сущность мучает несварение. Пожалуй, мне стоит отправиться в палатку и подождать, не будет ли каких новостей от Птолемея…