Изморозь

Сюэ Ян издалека заметил две фигуры на дороге — белую и черную. Он сидел на крыльце, беспощадно строгая ножом какую-то деревяшку, и оставил нараспашку ворота — нарочно, чтобы просматривать дорогу. Хотел сразу увидеть даочжана и выйти навстречу, все думал — может, случилось что, даочжан слишком долго шел. А тот, выходит, кого-то встретил. Сюэ Ян поднялся, спрятал нож на поясе, стараясь двигаться плавно, дышать глубоко — для чего даочжану знать, что что-то не так? Вышел к воротам, небрежно оперся плечом на створку забора, встал, подбрасывая деревяшку в руке — все пытался и из нее вытесать кролика, да не вышло. А потом узнал второго человека. Мало ему было… Мало было храма Байсюэ, зло подумал Сюэ Ян, надо было там же оставить, убить, выпотрошить, намотать внутренности на флаг и поднять на крышу. Тогда… даочжан не был бы слеп. А Сун Лань не притащился бы сюда, в забытую всеми богами глушь, только затем, чтобы снова все испортить. Сун Лань ни капли не изменился с момента их последней встречи — все та же слишком прямая спина, снулый, вечно обиженный вид, и только яркие глаза даочжана слишком явно выделяются на лице. И зачем только даочжан их ему отдал… Сяо Синчэнь шел рядом с Сун Ланем, нес в руках корзину с овощами и улыбался — отстраненно и так счастливо, что у Сюэ Яна засосало под ложечкой. И одновременно наступило облегчение, огромное, как волна, оно накрыло его с головой. Причина тревоги стала ясна и прозрачна. Вот она, черная тень, нависшая над их маленьким уютным счастьем — тем, что только для них троих, для него самого, даочжана и Слепышки. С мечом за спиной, с серыми узорами на черном ханьфу — только так и положено выглядеть мрачному предвестнику несчастья. Сюэ Ян усмехнулся. Это кто кому еще несчастье принесет. Когда Сяо Синчэнь и Сун Лань подошли совсем близко, Сюэ Ян сделал шаг вперед и радостно крикнул: — Даочжан! Глаза Сун Ланя расширились. В каком-то странном ступоре он наблюдал, как Сяо Синчэнь быстро целует Сюэ Яна в лоб, на миг прижимая к себе, — целомудренно, но явно показывая, что этот человек ему близок. Сюэ Ян немедленно обвил даочжана руками в ответ, жалея, что их у него не шесть и не десять, и встретился взглядом с Сун Ланем через его плечо. Сун Лань сглотнул и, кажется, собирался что-то сказать, шагнул вперед — довольно неловко, чуть нога не подвернулась на липкой скользкой грязи, выдающей себя за дорогу — но Сюэ Ян медленно покачал головой. И указал на все еще обнимающего его даочжана. И добавил еще жестом — потом. “Не при нем”. И Сун Лань, кажется, понял — по крайней мере, опустил руку, протянувшуюся к рукояти меча. Сяо Синчэнь отстранился и вручил Сюэ Яну корзинку. — Друг мой, проверь овощи? Я проверял все, что мне складывали, и очень просил не класть гнилых. Сюэ Ян не глядя сунул руку в корзинку и сразу наткнулся на гнилье. Вздохнул и покачал головой: — Нет, даочжан, больше ты у меня на рынок один ходить не будешь, даже по жребию. Ну, придется готовить из того, что есть. О, ты и рис взял? Неплохо… — С нами сегодня будет ужинать мой старый друг, — сказал Сяо Синчэнь. — Я хочу вас познакомить. А где А-Цин? — Слепышка пошла на реку… кажется, — сказал Сюэ Ян и медленно поставил корзинку на землю. — Ты б сходил за ней, даочжан? А то вечно она в крик ударяется, если я прихожу, когда она плещется. Как будто я чего-то там не видел! — Скромность А-Цин делает ей честь, — мягко улыбнулся Сяо Синчэнь. — Схожу и приведу ее. Друг мой, проводи Цзычэня в дом? Сюэ Ян усмехнулся и кивнул, позабыв на миг, что даочжан не может видеть. Сяо Синчэнь повернулся к Сун Ланю и произнес: — Это мой друг, с которым мы делим этот дом и простую жизнь. Я приведу А-Цин, ту девушку, о которой я говорил тебе. Не ужасайся скромному виду этого дома — пусть он и похоронный, а уютнее иных резиденций Высоких Орденов, в которых нам с тобой прежде доводилось бывать. Сяо Синчэнь прошел через двор и вышел за калитку. Дорогу по тропинке до речки он знал наизусть и не нуждался в провожатых. Сюэ Ян же подхватил корзинку с земли и направился в сторону дома, когда на плечо ему плоско легло лезвие Фусюэ. Сюэ Ян усмехнулся. Корзинка упала на землю, а в руках у него сверкнуло черное лезвие Цзянцзая. Мечи сошлись с громким звоном. На лице Сун Ланя нельзя было прочитать никакого выражения — хотел ли он убить Сюэ Яна на месте, ненавидел ли, жаждал ли мести за то, что тот водил Сяо Синчэня за нос, пользуясь его слепотой? Не понять. Сюэ Ян подумал вдруг, что еще совсем недавно это расстроило бы его. Взбесило. Он бы счел, что его обворовали — сейчас же важнее было просто закончить дело. Сейчас ему не было дела до чувств Сун Ланя. И сам он как будто лишился всех чувств, впервые в жизни сражаясь насмерть, но не получая от схватки даже малой толики удовольствия. В одной руке он держал Цзянцзай, в другой зажал нож — одинаково хорошее владение обеими руками не раз и не два давало ему преимущество в бою. Сун Лань не ожидал подобного — но, кажется, был готов. Пострадав один раз от непредсказуемой бесчестности Сюэ Яна, он был настороже и не давал себя обхитрить. Даже если бы Сюэ Ян догадался вытащить из тайника мешочек с остатками трупного яда, было бы трудно пустить его в ход — во-первых, тогда пострадали бы прекрасные глаза Сяо Синчэня, пусть и находившиеся на неуместном лице. А во-вторых, Сун Лань был ловок и словно предсказывал его действия. Сун Лань знал, с кем имеет дело — и, несомненно, совершенствовал свой навык владения мечом снова и снова, представляя, что рано или поздно случай вновь сведет его с Сюэ Яном. Сюэ Ян не мог не отметить, что в честном бою один на один он бы уже был нанизан на Фусюэ — вот только честный бой никогда не входил в список его боевых интересов. Он юлил и хитрил, нападая с неожиданных сторон, используя небольшой рост и вес как преимущество — высокий рост и статная осанка Сун Ланя, его природная медлительность, вкупе с техникой Байсюэ, предполагающей прямые тяжелые атаки, все это сейчас играло против него. Сюэ Ян видел его в бою, скрещивал с ним мечи — а значит, запомнил его манеру сражаться. Еще — Сун Лань мог сражаться только на ровной поверхности, только в стойках и положениях, годами вбивавшихся в него в монастыре. Ему неизвестно было ничего про уличные драки, про выживание, и про то, что надо бить и бежать — иначе догонят и буду бить уже тебя. А Сюэ Ян знал про это все. Его оружием были не только нож и меч — доска с торчащим гвоздем, подброшенная точным пинком, горсть песка в лицо, веревка, опутывающая ноги — это был дом Сюэ Яна, дом, в котором он провел несколько лет и постоянно что-то чинил, а потому знал и этот двор, и весь мусор в нем как собственное лицо. Ему казалось, что сам похоронный дом помогает ему против врага, отвечая добром на добро, помогая за каждую залатанную дыру в крыше или смазанную маслом дверную петлю. Сун Лань мог бы победить его, встреться они на дороге — хотя за порог без трупного яда Сюэ Ян на всякий случай не выходил. Но здесь, в доме, Сюэ Ян хоть и не мог сработать на опережение, но все-таки был в куда более выигрышной позиции. В конце концов, даже самый высокое и крепкое дерево в лесу падает, если долго подтачивать корни. Цзянцзай впился в колено Сун Ланя, и удар был больше похож на укус — у Сун Ланя от боли потемнело в глазах, он покачнулся, и под ноги ему попал развороченный гроб, стоящий посреди двора. Сун Лань рухнул спиной в гроб, и Сюэ Ян сапогом наступил ему на запястье, заставляя ослабить хватку и уронить Фусюэ в пыль. И только после этого понял, что сражались они в полной тишине. Слышно было только хриплое дыхание да стон качающейся на ветру двери. — Убьешь меня? — осипшим голосом спросил Сун Лань. Сюэ Ян навис на ним, упираясь лезвием Цзянцзая в горло. — По-хорошему, стоило бы, — нараспев протянул он. — Знаешь, что мне надо было сделать? Достать трупный яд и ослепить тебя. Чтобы не смел носить на своем рыбьем лице его глаза — ты их не достоин. Ты трус и слабак. Ты наговорил ему всякой чуши и прогнал его. И вот он здесь — со мной. И он счастлив. Сюэ Ян оскалился. Понимание правдивости сказанного догнало его, как волна — Сяо Синчэнь правда был счастлив здесь, в городе И. И Сюэ Ян с ним — счастлив. И никто у него это счастье не отберет. Сун Лань молчал, точно ожидал продолжения — Сюэ Ян решил не разочаровывать его. — Потом мне следовало бы вогнать Цзянцзай тебе в брюхо и выпотрошить, как рыбу. Хотя нет… — он рассмеялся пришедшей в голову мысли. — Как жаль, не подумал раньше! Стоило вырвать тебе язык! И позвать даочжана. Знаешь, как он ходит на ночную охоту? Шуанхуа ведет его за мертвецами. Ты был бы точно мертвец, я сказал бы — даочжан, какой ужас, мертвецы убили твоего друга и угрожали мне! И даочжан насадил бы тебя на Шуанхуа, как торговцы иной раз насаживают на шпажку боярышник, превращая в сладости. Мне было бы сладко видеть тебя таким! — Так что же ты раскричался… — рыкнул Сун Лань, пытаясь подняться. — Что же не делаешь все то, о чем говоришь? Сюэ Ян ткнул Цзянцзаем ему в горло, мешая встать. — Да видишь ли, в чем обида… Если бы мы встретились наедине, я бы так и сделал, не волнуйся. Но даочжан опередил меня! И теперь знает, что ты здесь. Ему не понравился мой прежний подарок — и вряд ли понравится труп друга на обед. Расстроится еще. А я… Сюэ Ян оперся на Цзянцзай, позволяя лезвию надрезать кожу на горле Сун Ланя. — Я не люблю расстраивать даочжана, — вдруг признался он. — А если он узнает, что я это я, он точно расстроится и глупостей каких-нибудь натворит. Но узнает он, только если ты ему расскажешь. Поэтому мне надо тебя убить. — Так убей, — сверкнул глазами Сун Лань. Сюэ Ян отвел в сторону Цзянцзай и склонился над гробом, сжимая руки на шее Сун Ланя. — Не могу я! — прошипел он, сам удивившись беспомощности в голосе. — И ты не вздумай! Ты уже и так наделал дел! Так что молчи, как рыба, коей и являешься — если вообще умеешь затыкать язык в глотку. А не сумеешь — так я тебе сам его туда засуну, уж поверь, у меня слова с делом не расходятся! Сун Лань яростно встретил его взгляд и только собрался что-то ответить, как вдалеке скрипнула калитка. *** Сяо Синчэнь вошел во двор и сразу почувствовал — что-то не так. Рядом с ним ощутимо напряглась, ощетинилась А-Цин, вся подобравшись, как дикая кошка перед броском. — Друг мой? — позвал Синчэнь. — Цзычэнь? — Долго же ты ходил, даочжан! — после недолгой паузы зазвучал голос друга, и у Синчэня отлегло от сердца. — Эта юная дева — А-Цин, о которой ты рассказал? — словно бы невпопад уточнил Сун Лань. — Ну я — А-Цин, — проворчала А-Цин в ответ. — Что вы делаете во дворе до сих пор? А кто ужин готовить будет? Опять даочжана заставишь? Так я не позволю, даочжан ходил на рынок, стало быть, готовка на тебе! — А что ж ты сама тогда не возьмешься? — развеселился друг. — Избавь нас обоих от повинности да поухаживай за гостем! — Вот и не буду! — тотчас же взвилась А-Цин. — Мало мне посуды за каждым перемывать и двор мести! Так что сам иди и готовь! — А так и пойду! — Синчэнь расслышал смех своего друга, а потом почувствовал, как его на короткое мгновение обняли — и отпустили. — Цзычэнь, А-Цин, идите в дом, — попросил он. — Поднимается ветер, легко будет продрогнуть.