Изморозь

Наутро А-Цин первым делом принялась теребить Сун Ланя, чтобы он сделал для нее кровать. Синчэнь с улыбкой послушал их разговоры и обсуждения, подойдет ли гроб для того, чтобы сделать кровать, или надо искать другие доски, и отправился на огород. Ранние заморозки могли повредить его травам, и он надеялся, что получится немного утеплить их и спасти до холодов. Он не сомневался, что его друг и Цзычэнь смогут так или иначе помочь А-Цин с кроватью, но сам был совершенно бесполезен. А травы действительно побило изморозью. Синчэнь печально провел рукой по краю листика шалфея — каждую осень в городе И погода портилась слишком резко и неожиданно. Ему, привыкшему к мягкому горному южному климату, так и не удалось приспособиться к резким переменам. Голоса во дворе становились громче. — Даочжан! — раздался совсем близко голос его друга. — Эта труха во дворе совсем не подходит. Так-то стоит, а начни из нее что-то делать, и развалится. Так что мы с даочжаном Суном отправимся сейчас до реки, там недавно ветром повалило пару крепких деревьев. Синчэнь поднялся на ноги и быстро обнял своего друга, ловя жаркое тепло, всегда исходящее от него, и согреваясь им после работы на холодной земле. Руки друга крепко сжались вокруг его пояса. — Мы ненадолго, даочжан, — весело сказал он и отпустил. Синчэнь уловил странные нотки в его голосе, но не успел разобраться, что было не так — громко позвав за собой Цзычэня, его друг вышел за ворота. Сяо Синчэнь вернулся к своим травам. А-Цин куда-то пропала — не иначе как решила прибраться в доме, на нее порой нападали внезапные приступы хозяйственности. Синчэнь улыбнулся — для слепой она удивительно ловко управлялась по дому. Наверное, тем, кто слеп от рождения, немного легче, чем тем, кто еще помнит голубое бескрайнее небо над изумрудными изгибами гор. Отогнав прочь печальные мысли, он поднялся на ноги и отряхнул руки от земли. Ощутимо похолодало — он не знал, сколько времени прошло, но Цзычэнь и его друг все еще не пришли. Синчэнь вернулся во двор и услышал быстрые легкие шаги — А-Цин. Она тяжело дышала, словно ей пришлось пробежать достаточно долго, прежде чем она добралась до него. Разве она не была в доме? — Даочжан! — выпалила она, крепко хватая его за руку. — Пойдем, даочжан! Пожалуйста. — Что-то случилось? — напрягся Синчэнь. — С нашим другом? С Цзычэнем? — Даочжан, пойдем, быстро и тихо, — сказала А-Цин каким-то глухим, незнакомым голосом. — Пожалуйста. Синчэню ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Он не понимал, что происходит, почему А-Цин так торопится, и где Цзычэнь с его другом, но вытягивать клещами слова из А-Цин могло быть делом долгим. Синчэнь только задержался, чтобы взять Шуанхуа, и последовал за ней. А-Цин вела его длинной извилистой дорогой. Синчэнь знал, что это тропа к реке, мог пройти здесь, не задумываясь о том, куда поставить ногу — настолько привычным был для него этот путь. Но почему-то А-Цин, вновь взяв его за руку, потянула к небольшому, скрытому в высокой траве спуску. Он вел к глубокой запруде, куда время от времени ходили купаться и стирать одежду в теплое время года, но осенью соваться туда было порой опасно — в это время года тропинка у берега размокала, и велик был риск сорваться в ледяную воду. Но сейчас А-Цин уверенно шла именно туда и едва не волоком тащила Синчэня за собой. Он снова собрался спросить, что происходит и к чему эта спешка, но А-Цин зашикала на него, а потом заставила пригнуться. Синчэнь плечом задел какой-то куст. Издалека раздались голоса — нервные, громкие. Синчэнь невольно прислушался и узнал в одном из них голос Цзычэня. Другой же принадлежал его другу, но интонации были… другие, незнакомые, но при этом когда-то, где-то уже слышанные. Сердце Синчэня похолодело. — Прости, даочжан, — глухо прошептала А-Цин. — Но я подумала, что тебе надо было узнать. *** Сюэ Ян не думал, что еще вернется в похоронный дом. Уводя Сун Ланя к реке, он был в глубине души уверен — или он его убьет, или сам останется там мертвым. В любом случае, назад дороги не было. Запах даочжана словно насквозь пропитал его одежду. Сун Лань шел за ним следом, и его жесткое, решительно лицо казалось выточенным изо льда. — Не надо нам далеко ходить, даочжан Сун Лань, — протянул Сюэ Ян, сходя с тропы на извилистый узкий путь к запруде. Там было много поваленных деревьев, но что важнее — удобное и натоптанное место. Сюэ Ян часто уходил туда тренироваться. Для драки место вполне подходящее. Уж лучше собственного двора. — Здесь и останемся, — выдохнул он и резко развернулся, вскидывая руку с ножом. Сун Лань был готов. Вопреки ожиданиям Сюэ Яна, он не взял Фусюэ — видимо, заметив, что Цзянцзай остался прислоненным к стене. Широкий длинный кинжал в его руках казался еще опаснее меча — настолько быстро двигался с ним Сун Лань. Быстро — и в то же время в его движениях скользила неуверенность человека, который когда-то давно что-то хорошо умел, но растерял за годы без практики все умения. На стороне Сюэ Яна были опыт, скорость и ловкость, но Сун Лань, на этот раз не застигнутый врасплох, был силен. Они дрались молча, редко прерываясь на вздох, и никто не одерживал победу — словно сегодня оба неожиданно оказались одинаково сильны, или же одинаково слабы. Неожиданно кулак Сун Ланя врезал Сюэ Яну под дых, и лезвие кинжала оказалось у его горла, но не оставило даже пореза. — Ты расскажешь ему, — Сун Лань не спрашивал, а утверждал. — Что бы ты ни задумал на самом деле, тебе придется ему рассказать. Ты не сможешь скрывать, что ты Сюэ Ян, всю жизнь! Сюэ Ян, прижав в ответ нож к его животу так, что лезвие вошло на треть, оскалился и воскликнул: — С чего бы? А если я не хочу больше быть Сюэ Яном? Может быть, все коварство плана, который ты так жаждешь выведать, в том, что я больше не Сюэ Ян? Знаешь, как весело быть этим человеком? Даочжан зовет меня “друг мой”! Думаешь, хоть кто-то еще звал меня другом? У этого человека есть все, чего никогда не было у Сюэ Яна! — Ты сумасшедший, — кинжал Сун Ланя дернулся, по шее полилась густая горячая кровь. Сюэ Ян поморщился. Конечно, он не собирался рассказывать Сун Ланю про убитых руками даочжана крестьян — но он и даочжану уже передумал об этом говорить. Это казалось веселым поначалу, но со временем утратило смысл и растаяло, как дым. Но было и другое — то, что жгло ему язык, заставляя говорить: — Будь я бродягой с равнин, никто бы и глазом не моргнул — там бродяги по три раза за жизнь меняют имя и судьбу. Так чем я хуже? Скажешь, хуже безродного бродяги? Только потому, что здесь все принадлежит заклинателям? Там сюда заклинатели не заглядывают под страхом смерти. Только ты один… приперся. Клинок исчез — Сун Лань замахнулся для еще одного удара. Он бил жестко, коротко — Сюэ Ян, привыкший к нечестным методам, едва не потерял равновесие. В храме Байсюэ умели учить своих бойцов. Единственным преимуществом против Сун Ланя все это время была хитрость. Плохая была идея выходить с ним один на один. Просчитался. С другой стороны, этот идиот не догадался взять с собой меч. Сюэ Ян ударил его под колено и крикнул: — Так какая разница? С чего мне, по твоему, все рушить и открываться? — С того, что это ложь! — зашипев от боли, ответил Сун Лань. — Ты не сменил судьбу и имя, ты живешь во лжи! И Синчэня за собой тащишь! — А как иначе? — взвился Сюэ Ян. — Думаешь, скажи я ему — “Я Сюэ Ян, я ранен, пощади меня” — у меня бы все это было? Думаешь, он не добил бы меня прямо в той же канаве, знай он, кто перед ним?! — Ты глупец, если так думаешь после стольких лет жизни рядом с ним! — взревел Сун Лань, ударом кулака едва не свернув Сюэ Яну нос. — Синчэнь никогда не ударил бы слабого. Никогда бы не обидел нуждающегося. Синчэнь верит в людей и дает второй шанс каждому, кто нуждается в нем. Если бы ты хорошо его узнал — ты бы никогда не задал такого вопроса! — О, даочжан любит всех… кроме Сюэ Яна! Сюэ Яна он ненавидит! Он бы воткнул в меня меч прежде, чем задал хотя бы один вопрос — ну вот прям как ты! — Ты здорово решил за Синчэня! — Да ты тоже однажды уже за него решил! Они замерли, тяжело дыша, стоя друг напротив друга. Глаза Сун Ланя — глаза даочжана! — покраснели от усталости и поднятой вокруг пыли. Сюэ Ян вытер с шеи кровь и сморгнул — что-то неимоверно жгло ему глаза, словно соринка попала. — Я никогда не скажу ему, кто я, слышишь? — сказал он. — А тебе бы стоило, — ответил Сун Лань. — А что ты скажешь ему, когда убьешь меня и пустишь мое тело по реке? За спиной Сюэ Яна затрещали, точно рвущий шелк, седые кусты. Глаза Сун Ланя широко распахнулись, он коротко и резко выдохнул и шагнул назад. Сюэ Ян обернулся. За его спиной, вцепившись белыми как мел пальцами в высохшее дерево, стоял даочжан. Повязка его кровоточила, и красные потеки уродовали бледное лицо.