Изморозь

Сюэ Ян снял с огня железный чайник и наполнил до краев тяжелые глиняные чашки. Они все были разные — одну А-Цин украла во время похода на рынок, две купил даочжан, а еще одну нашли прямо в похоронном доме и не пользовались ей из-за сколотого края. Сюэ Ян подсунул ее Сун Ланю. Даочжан сидел у стены, закутанный в два одеяла сразу, и никого к себе не подпускал. Новость о том, что А-Цин зрячая и все это время успешно водила за нос не только его, но и Сюэ Яна тоже, окончательно его добила. Зато получилось увести его в дом и отогреть. Сюэ Ян опустился перед ним на колени и вложил в холодные ладони чашку с чаем. — Даочжан, — попросил он. — Попей чай, ты замерз. Даочжан взял чашку, но пить не стал — так и остался сидеть, не шевелясь. Лицо его все так же было запачкано кровью. — Даочжан, надо сменить тебе повязку, — сказал Сюэ Ян. Тот продолжал молчать. А-Цин что-то возмущенно прошипела, но говорить ничего не стало. В иное время они уже сцепились бы в словесной схватке, но сейчас А-Цин чувствовала себя не менее виноватой, чем они все. Из-за них даочжану было плохо. Сюэ Яну снова захотелось сжечь этот дом дотла. Он ненавидел, когда даочжану было плохо, потому что от этого становилось плохо ему самому. Он давно понял, что страдания Сяо Синчэня больше не приносят ему радости и не хотел, чтобы он мучился. И вот сейчас его собственное сердце переворачивалось в грудной клетке, тонуло в бульоне из непонятной ноющей боли и жалости к себе, просто от того, как даочжан отворачивал лицо и не давал к себе прикоснуться. Сюэ Яну не нравилось, когда даочжан не давал прикоснуться к себе. Еще днем он собирался никогда не возвращаться в этот дом — разве что под покровом ночи за мечом и деньгами. А теперь кашеварит на всех, хотя никакая поганая рисовая каша не поможет расхлебать навороченное Сун Ланем и А-Цин. — Как ты понял, что А-Цин видит? — хмуро спросил Сюэ Ян, садясь напротив Сун Ланя с миской каши. Даочжан от еды отказался. — Как я понял? — Сун Лань оторвался от своих мрачных мыслей и с удивлением на него посмотрел. — Ну да. Я не догадался, а жил с ней бок о бок столько лет! А ты… — Понял сразу, — ответил Сун Лань. — Не знаю, то ли глаза Синчэня в самом деле сделали меня проницательнее, то ли А-Цин не так уж скрывалась при мне, но… Я видел как ведет себя Синчэнь и как — А-Цин, и А-Цин была слишком расторопной для зрячей. Но я думал, что ошибался, а подозревать ее во лжи не позволяла совесть. Но когда она привела Синчэня, я уже не испытывал сомнений. — Вот так дела, — покачал головой Сюэ Ян. — Ну, и что теперь? Убьете меня? Арестуете и оттащите на суд на радость Мэн Яо? Что? Ответом ему была звенящая тишина. Даочжан завозился на полу, крепче кутаясь в одеяла. Сюэ Ян вздохнул. Что бы они в ответ ни решили, хорошей спокойной жизни в похоронном доме больше не будет. Все рухнуло. — Чего хочешь сам? — глухо спросил даочжан. Сюэ Ян решил, что ему послышалось. — Ты у меня спрашиваешь, даочжан? — удивился он. — У меня что, есть право голоса? — Синчэнь тебя спросил — значит, отвечай ему, — нахмурился Сун Лань. Сюэ Ян поймал себя на желании показать ему язык или неприличный жест: сначала забрал у него Цзянцзай и ножи, а теперь распоряжается! А еще — на мысли, что говорить с даочжаном прилюдно ему не хочется. — Можно оставить нас с даочжаном наедине? — попросил он. — Я не причиню ему вреда. Я скорее язык себе откушу, чем обижу его, это правда. Сун Лань вопросительно посмотрел на даочжана. — Синчэнь?.. Даочжан медленно кивнул. — Сделай, как он хочет, Цзычэнь, — тихо ответил он. Голос его звучал устало и сипло, как у человека, который долго плакал. Сюэ Ян отставил миску в сторону и сел на пол напротив даочжана. Сун Лань поднялся, неспешно прошелся по комнате и открыл дверь перед А-Цин. В дом повеяло холодным ветром. Сюэ Ян снял с себя верхний халат и накинул на даочжана поверх одеял. — Не надо, — сказал даочжан. — Ты мерзнешь, — ответил Сюэ Ян и накрыл его руки своими. Даочжан вздрогнул, но руки не отнял. Сюэ Ян глубоко вздохнул. Маленький первый шаг был сделан — еще немного осторожного пути по опасному льду, и все еще можно будет исправить. Все еще можно исправить, твердил он про себя, пока его губы на ощупь искали губы даочжана.