Изморозь

Сяо Синчэнь второй раз в жизни не знал, что как ему быть — прежний мир рассыпался в его руках, превратившись в пыль и пепел, и неясно было, что теперь делать. Так уже было однажды — после залитого кровью храма Байсюэ, после жестоких слов Цзычэня, отзвук которых терзал ему сердце вместе с истязающим чувством вины долгие дни. Но тогда… Тогда он знал, в чем ошибся, что сделал не так, и почему все закончилось трагедией. Что он сделал не так теперь? Почему все, кто был близок и дорог, лгали ему в лицо? А он, выходит, слеп не только глазами, но и душой, раз не узнал, не почувствовал, мысли не допустил? Сюэ Ян вцепился в него, не давая двинуться с места. — Что ты предлагаешь? — тихо спросил Синчэнь, потому что сам ничего предложить не мог. Нечего ему было предложить, нечего было дать и взять тоже было нечего. Да и с него самого больше нечего было взять. — Жить дальше, — выдохнул Сюэ Ян, прижимаясь лицом к его спине. — Жить дальше, даочжан. Если не здесь, то где-нибудь еще. Как-нибудь устроимся… Синчэнь промолчал. А-Цин, приблизившись, осторожно взяла его за руку. У нее были тонкие холодные пальцы, и ткань ее платья, касаясь его запястья, напомнила Синчэню о надвигающихся морозах и о том, что ей нужно купить зимнюю одежду. В том, в чем А-Цин ходила теперь, она рисковала до смерти замерзнуть в ближайшие дни. А-Цин, которая лгала ему, потому что боялась, что он ее прогонит прочь. Рука Цзычэня легла ему на плечо. Цзычэнь стоял рядом, надежный, крепкий, какими бывают только горы — Цзычэнь, который солгал ему, потому что однажды слишком много правды решил сказать. Синчэнь не знал, где свернул с пути, почему стал таким человеком, которому страшно открыть сердце и душу, и можно только лгать — может быть, и правда не надо было сходить с горы? Но что делать, если уже сошел? Одно он знал точно — в городе И он не хотел больше оставаться. В городе И он прятался от мира, и это никому не пошло на пользу — так же, как тогда, когда он, сияющий, ослепленный собственной уверенной правотой, оказавшейся самообманом, сошел с горы. — Жить дальше, — упрямо повторил Сюэ Ян. — Пойдем отсюда, даочжан. Туда, где потеплее. Я работу найду какую-нибудь. Деньги будут. И Слепышка найдет, раз не слепая, а зрячая. — Даочжан, даочжан, пойдем! — затрясла его А-Цин. — Куда-нибудь, где тепло. — Синчэнь… — Цзычэнь сжал его плечо. В голосе его слышалась мука. — Синчэнь, пожалуйста. Позволь нам… Синчэнь осторожно выпутался из их горячих рук. — Я… — севшим голосом начал он. Сюэ Ян схватил его за руку, разворачивая к себе лицом, прижал другую ладонь — без пальца — к щеке и горячо прошептал: — По-честному, даочжан. По-твоему. Пожалуйста. А если не получится, мир большой, никогда не встретимся. Жить дальше. Сяо Синчэнь тяжело дышал, слушая, как гуляет ветер по двору, хлопая распахнутыми воротами и незакрытыми дверями. Колючий снег падал с неба и таял, едва прикасаясь к коже. Жить дальше. Слепцом среди зрячих, беспомощным и только на то и способным, что очищать мир от зла. — Дай мне шанс, даочжан, — прошептал Сюэ Ян. — У меня же уже получается. Жить честно. По-твоему. — Я присмотрю, Синчэнь, — тихо сказал Цзычэнь и снова к нему прикоснулся. Никогда раньше Цзычэнь не прикасался к нему так часто. Никогда раньше Синчэнь не слышал в его голосе столько надежды и боли. — Я теперь очень хорошо вижу, друг мой, — Цзычэнь сжал пальцы на его локте, словно пытаясь убедить в своей искренности. — Глубже и дальше, чем когда либо. Мы справимся. Научимся. А если нет — так тому и быть. — Не уходи! — голос А-Цин дрожал. Синчэнь не помнил, чтобы она когда-либо позволяла себе слезы. Слабость. Она была самой сильной девочкой из всех, кого он успел узнать. — Куда… мы пойдем? — глухо спросил он, не узнавая собственный голос. — Туда, где тепло, — быстро ответил Сюэ Ян, словно только этого и ждал. — Где твои травы не побьет морозами, а моя нога не будет ныть от смены ветров! На юг — и подальше от Ланьлина. А там и ясно будет… Синчэнь повел плечами и кивнул. Возможно, он об этом пожалеет. Возможно, впервые за долгое время ему не придется ни о чем сожалеть.