Ещё больше Желаний (More Wishes)

Несколько успокоившись, Шан Цинхуа пришёл к выводу, что всё-таки не может нести ответственность за все беды этого мира. Как бы то ни было, он всё-таки простой автор, а не бог. И раз он не бог, то и над поступками людей, коих в этом мире великое множество (много больше, чем персонажей, о которых он писал!), он не властен. Следовательно, нет смысла беспричинно корить себя. Разумеется, это вовсе не значило, что Шан Цинхуа перестал думать о сложившейся ситуации. Так, если этому бедному автору и вправду «повезло» воплотиться во второстепенном персонаже собственной новеллы, то он хотя бы имел представление о временных рамках сюжетных событий. Которые, кстати, ещё не начали развиваться. Значит, его там вина или чья-то ещё, но Шан Цинхуа мог попытаться исправить всё – изменить нюансы, и персонажи будут страдать меньше. Наверное… Ведь, по совести, Шан Цинхуа… не слишком хорош… почти во всём! Даже в писательстве, как выяснилось… Но! Ведь шанс есть, правильно?! Значит, можно попытаться! Кроме того, если это действительно тот персонаж, о котором он подумал, то настанет день, и Шан Цинхуа встретит Мобэй Цзюня… …Ой. Вот же чёрт! Настанет день, и Шан Цинхуа встретит Мобэй Цзюня! И Мобэй Цзюнь захочет убить его! Нет, ну как же несправедливо! Хотя… стоит признать, что как раз именно что справедливо. Шан Цинхуа сам сотворил этого персонажа таким – стремящимся воздать всем за грехи их. Впрочем… Не то чтобы сам Мобэй Цзюнь это вообще знал… Просто... Скорее всего, встретив Шан Цинхуа, ледяной демон решит, что тот слишком раздражает его, и прихлопнет человечка, как муху. Ох… Но этот Шан не хочет умирать! Воздаяние там или нет, всё равно не хочет! Только не снова! … Не стоило, кажется, делать Мобэй Цзюня настолько непримиримым… а ещё жестоким, могущественным и высокомерным. Образ демона вышел горячим. Очень горячим! Но! Это только на страницах книги смотрится круто! А в жизни – тихий ужас! Но… да, тоже горячо… Гм… Вообще, по здравому размышлению, Шан Цинхуа лучше бы никогда не встречать Мобэй Цзюня…как и прочих собственных персонажей. Интересно, в таком случае удастся изменить сюжет…? А может, к чёрту всё? Но… Это же его творения! Его дети! Или… что-то вроде того… В любом случае за их судьбы этот автор в ответе. Заявить, что это не так, но по-прежнему считать их своими… Нет, это, увы, не так работает. … К сожалению, Шан Цинхуа никогда не прописывал встречу… гм, Шан Цинхуа и Владыки Северных Пустошей. Так что даже примерно не представлял, когда и как она должна случиться. Следовательно, избежать этого тоже не выйдет. Интуиция смутно подсказывала, что должно произойти нечто важное, нечто из ряда вон. Иначе отчего бы Мобэй Цзюнь стал терпеть какого-то жалкого человека подле себя несколько лет кряду? Но память буксовала – автор не помнил ни единой строчки из того злополучного черновика. Хотелось разреветься. Очень хотелось. Почему он тогда не посчитал это важным?! Да в жизни нет ничего важнее! Всхлипы в подушку снова разбудили брата, и Шан Цинхуа прилетело ещё несколько пощёчин. … Прорефлексировав несколько недель кряду, Шан Цинхуа взял себя в руки и принялся придумывать план. Что делать и как быть… ну… в общих чертах… хотя бы… Заняв свою голову этими мыслями, он неожиданно для себя успокоился. А потом пришло озарение. Синьмо! Как никогда прежде, Шан Цинхуа был благодарен выверту своего подсознания, породившему это самое страшное из его творений, ранее казавшееся удачным сюжетным ходом. Именно этот проклятый клинок был в ответе за практически все трагические повороты сюжета, описанные во втором томе. Во время работы над новеллой Шан Цинхуа даже начал думать о Синьмо как о концентрированном зле – воплощении извращённых фантазий читателей. Именно этот меч фигурировал во всех главах, где Ло Бинхэ убивал, насиловал, мстил и прочее, прочее, прочее, что требовали от протагониста фанаты. По сути… именно Синьмо и оказался главным действующим лицом, двигающим сюжет. Бедный Ло Бинхэ понятия не имел, что именно попало к нему в руки. Подобно паразиту, проклятый клинок впился в его суть, разъедая и извращая душу. И чем дольше оружие оставалось в руках демона, тем сильнее переплетались их сознания. … Кроме этого… Сюжетный поворот с Синьмо был не первым ангстовым сценарием, прописанным Шан Цинхуа. Весь первый том новеллы вертелся вокруг внутренних противоречий персонажей, их страданий и ошибок на фоне подковёрных игр власть предержащих. Но это было хотя бы жизненно. И не затрагивало никого, кроме четырёх действующих лиц: Шэнь Цинцю, Юэ Цинъюаня, Ло Бинхэ и, конечно же, Лю Цингэ. Возможно, жестоко было думать, что эти четверо обречены, но как ни старался Шан Цинхуа, он не мог придумать выход. Как помочь? Просто подойти к Юэ Цинъюаню и предупредить? Дать, так сказать, совет на любовном фронте? Так этот Шан никто и звать его никак! Его даже не допустят ниц пасть перед блистательным Лордом Юэ! Увы… Очевидно, эти четверо обречены испить свою горькую чашу. Когда придёт срок, Шан Цинхуа отправится в храм и воскурит благовония, прося богов за их души… Чёрт! Да разве может он, нищий мальчишка, хоть что-то сделать, когда его семья едва не пухнет от голода?! Итак, план действий. Во-первых, если получится, избежать встречи с Мобэй Цзюнем. Во-вторых, найти Синьмо и избавиться от него до того, как Ло Бинхэ повзрослеет, завладеет мечом и превратит этот мир в филиал ада (ну, большего ада, чем есть сейчас). В конце концов, Шан Цинхуа примерно представлял, где может быть этот клинок. Проблема заключалась в том, что это было… ну… в Царстве Демонов, куда просто так не доберёшься. Значит… Что? Правильно! Нужно быть в состоянии пережить путешествие. Совсем хорошо будет, если удастся поправить финансовое положение семьи, и тогда можно будет нанять отряд телохранителей. Только вот маленькому ребёнку подобное точно не осилить. Поэтому Шан Цинхуа принял решение… сосредоточиться на том, как бы заработать денег! И поскольку теперь он знал, что живёт в собственной новелле, идей, как это сделать, стало на порядок больше. Удобрения – это ещё что! То ли ещё будет! Глупые подробности в сюжете всегда были его коронной фишкой. Да, Шан Цинхуа не помнил, в каком порядке Ло Бинхэ приводил в свой гарем Супругов и Наложников, совершенно позабыл о том, как планировал развивать твист с возрождением Тяньлан Цзюня, но вот то, что в этом мире есть множество совершенно не реальных на Земле вещей (например, волшебные уборные) и отсутствует целый ряд полезных ништяков (те же крем-маски для лица или джус-боллы), въелось в подкорку намертво. Что может быть проще, чем восполнить пробелы и попутно обогатиться?! … Шан Цинхуа взялся за работу. Как и в случае с удобрениями, он сначала сделал несколько образцов и предложил соседям попробовать. Когда те прочувствовали и прониклись, заказав партию, он попросил с них звонкие монеты. Отец, к этому моменту уже пивший не просыхая, телодвижений младшего сына не заметил. Брат же… К удивлению Шан Цинхуа, брат, позубоскалив и пораспускав руки первые пару дней, неожиданно сменил гнев на милость. Неужто вырос и перерос глупую детскую ревность? Пожав плечами, Шан Цинхуа продолжил торговать своими поделками. Брат начал проводить всё больше времени, наблюдая за ним. А потом однажды просто подошёл к Цинхуа и с доброй улыбкой опустил тому руку на плечо. Шан Цинхуа сжался, внутренне готовый к тому, что его вот-вот начнут душить, но старший мальчик только сказал: – Диди, кажется, неплохо разбирается в торговле. От неожиданности Шан Цинхуа едва не словил инфаркт – брат никогда раньше не хвалил его! – Гэгэ смеётся надо мной? – осторожно пискнул он. Брат возмущённо нахмурился. – Хорошего же диди обо мне мнения! Думаешь, я только гонять тебя горазд?! – сказал тот, убирая руку. Шан Цинхуа поспешил перехватить её и вернуть на место. Он всё-таки слишком редко (никогда!) получал подтверждение того, что брат его… ну… любит. – Что ты, Гэгэ! Конечно, нет! Я… Я просто… Гэгэ действительно сказал то, что думает? Гэгэ считает, что этот диди на что-то годится? Возведя очи горе, брат кивнул. – Да, диди неплохо справляется, – отозвался он. – Только, – в этот момент тон его сделался нравоучительным, – мало кто воспринимает такого юного продавца, как ты, всерьёз. Ты придумал много хорошего, но народ так и норовит тебя обдурить! Диди стоит поучиться обращаться с цифрами! В любой бы другой ситуации Шан Цинхуа скептически отнёсся к подобному заявлению. Он же взрослый, пусть и в детском теле! Но это сказал старший брат. Тот самый старший брат, который всё это время запугивал его. Интуиция подсказывала, что это вряд ли возможно, а на грани сознания скреблась подленькая мыслишка, что, может быть, этот ребёнок действительно знает, как лучше. В конце концов, в своём мире Шан Цинхуа учился не на бухгалтера. Да что там, он в той жизни ни разу ничего не продал... – Гэгэ, – произнёс Шан Цинхуа, касаясь рукава мальчика. – Гэгэ знает, что этому диди следует делать по-другому? Старший брат снова улыбнулся. – Поскольку диди стремится улучшить положение семьи, то, так и быть, этот Гэгэ поможет. Давай я займусь торговлей, а ты сосредоточишься на своих придумках? Предложение… имело смысл. Для своего возраста Шан Цинхуа был слишком мал и хил – таким уродился. Перетаскивать товары от двора к двору было тяжело. Брат же был рослым и крепким. Внешностью, в отличие от блёклого, всё время смотрящего в пол Цинхуа, он пошёл в отца – с открытого честного лица на мир взирали яркие живые глаза. Такому торговцу, вероятно, люди поверят куда охотнее. Нет, Шан Цинхуа дураком не был. Он прекрасно понимал, что брат, очевидно, просто хочет получить свою долю денег. Но это было даже хорошо! Если брат сможет заставить народ платить лучше, то семья получит больше денег. Нет, Шан Цинхуа определённо не был дураком, чтобы в такой ситуации показывать свою прижимистость. В конце концов, всё, что он делал – делалось для семьи. Даже те монеты, что он тщательно спрятал, были припрятаны потому, что Шан Цинхуа не хотел, чтобы отец обнаружил их и пропил, ведь каждый день им всем нужно было что-то есть. Признаться, Шан Цинхуа скучал по тому, как они жили раньше: по большому дому, по игрушкам и одежде. Очевидно, скучал и брат, раз уж согласился работать рука об руку с ненавистным младшим. И вообще… Кто знает, может, благодаря этому их отношения улучшатся! Может, они действительно станут братьями! Придя к таким выводам, Шан Цинхуа с готовностью согласился на предложение Гэгэ. Теперь он работал над разнообразными новинками, а старший брат распространял товар. Деревенька, близ которой располагалась их ферма, была небольшой, и потому много продать при всём желании было невозможно. Даже на полезные и нужные в хозяйстве вещи у жителей порой не было денег. Куда лучше работал бартер. Селяне предпочитали обменивать то, что у них было, на что-то другое. Шан Цинхуа охотно принимал корзины с яйцами и мешки с крупами в счёт платы – так было меньше вероятности, что отец пропьёт заработанное. Брат же подобных восторгов не испытывал. Он часто возвращался домой, бурча под нос, что, дескать, живут они в захолустье, среди голодранцев. Когда дело касалось торговли, брат становился просто невероятно дотошным. И хватка у него была бульдожья, не чета Цинхуа. Но, глядя на это возмущение, Шан Цинхуа не мог не думать о том, какой же Старший всё-таки ещё ребёнок. Они сносно зарабатывают, семья держится на плаву – так какая разница?! Всё же хорошо! У них есть ещё время встать на ноги! Брат, кстати, вовсе перестал задевать Шан Цинхуа. Этого оказалось достаточно, чтобы превратить жизнь из сносной в хорошую. Действительно в хорошую! … Когда Шан Цинхуа исполнилось десять, он решил, что пора начинать играть по-крупному и обратился со своими «изобретениями» к матери. Если бы он знал, что за этим последует, то непременно подобрал бы какие-нибудь другие слова. Узнав о том, что творилось дома в её отсутствие, женщина пришла в ярость. Она-то полагала, что её муж работает не покладая рук! Такая вспышка оказалась полной неожиданностью для Шан Цинхуа, который, наоборот, стремился показать, что всё, несмотря ни на что, идёт неплохо, а вышло… Взбешённая мать вместо того, чтобы начать строить планы по завоеванию рынка, схватила отца за шкирку (тот как раз пил вместе с соседом у того дома) и выволокла во двор «поговорить». – Ах ты, сукин сын! – на бедного мужчину посыпались удары и оплеухи. – Бесполезный кусок мусора! Я день и ночь брожу по дорогам, чтобы заработать немного денег, а ты?! Что делаешь ты?! Мы же решили, что мальчикам нужно учиться! Ничтожество! Как ты посмел свалить всю работу на детей и пить не просыхая?! Да как тебя земля носит, бесстыдник?! Гнать тебя нужно из этого дома взашей! Прижавшись друг к другу, Шан Цинхуа и брат в шоке смотрели, как отец ползает по земле и униженно скулит, заливаясь слезами и соплями. С одной стороны, Цинхуа, устав от поведения отца, всецело был на стороне матери. Но с другой… этот мужчина, сейчас покорно сносящий избиения, ничего кроме жалости не вызывал. Казалось, гнев матери он воспринял с... облегчением? Нет, как бы то ни было. Шан Цинхуа не хотел видеть ссору родителей. Мать, кажется, уже пришла к выводу, что стоит просто выставить отца на улицу. А отец, с лицом в синяках и кровоподтёках, обхватив её ноги, плакал и умолял. Наконец, выплеснув ярость, женщина смягчилась. – С этого дня всё изменится, – заявила она. – Мы поступим следующим образом… Ну, не то чтобы буря совсем утихла, но, кажется, основная гроза прошла стороной.

_____________________

Всё действительно изменилось. В некотором роде. Теперь Шан Цинхуа и брат бродили по дорогам с караванами вместе с матерью, а отец сидел дома, в одиночестве. От мужчины требовалось только следить за фермой… и за собой. Но это было справедливо. Мать всё-таки не выгнала его прочь. Хотя угроза после той ссоры звучала ещё не раз, отец выглядел настолько жалким, что у неё просто не поднялась рука. … О, эту тактику Шан Цинхуа знал очень хорошо. Сам не раз поступал так же. Тем удивительнее было узнать, что у него, попаданца, куда больше общего с членами семьи, чем он предполагал. … Гм… было бы, конечно, лучше, если бы это было нечто менее… позорное… но и так неплохо! Он не стал алкоголиком, и на том спасибо! Уж лучше быть жалким, но трезвым! … Путешествовать с караваном оказалось скучно и утомительно. Спустя некоторое время Шан Цинхуа был готов вернуться обратно. Право слово, лучше присматривать за отцом-алкашом и продавать удобрения, зарабатывая тем самым деньги, чем столько ходить! Да уж, ходить… Отчего-то даже несмотря на то, что мать купила осла и повозку, путь с караваном означал, что от рассвета до заката нужно всё время куда-то двигаться. Брату такая постановка вопроса тоже не понравилась. Всего за несколько дней их отношения вернулись к тому, что было до хрупкого перемирия. Единственное, мать была рядом всё время, и старший не мог безнаказанно распустить руки, ограничиваясь подножками и мелкими придирками. Не считая ненавистной ходьбы, в жизни в пути были свои плюсы. Мать не была заклинательницей, но вполне сносно управлялась с мечом, чему начала учить и брата с Шан Цинхуа. Теперь он получил возможность втихую (с поправкой на возраст) начать совершенствоваться. К великому облегчению автора-попаданца, его знания об этой стороне жизни оказались небесполезны. Да, пусть дело шло не так быстро, как было бы, окажись он под крылом опытного учителя, но всё же шло! Особенно хорошо давались Шан Цинхуа медитации. Заниматься ими он старался как можно чаще, отдавая всякую свободную минуту. А вот работа с мечом не давалась от слова совсем. Брат же словно родился с клинком в руках. Этот факт несколько примирил Старшего с реальностью. По крайней мере, он больше не пытался напакостить, пока они разгружали повозку или присматривали за ослом. А осёл, между прочим, кусался! Шан Цинхуа не уставал проклинать себя за то, что не написал о том, что все животные в этом мире были дружелюбными и милыми. Хорошо хоть не додумался написать, что некоторые могут разговаривать, а то совсем было бы «весело». Нет уж. В его мире звери и птицы максимум тяготели к невинным юным девам, коим охотно позволяли гладить себя. Шан Цинхуа невинной юной девой не был, но хоть толику-то уважения от грёбанного старого осла он заслужил, да?! … Увы, осёл, кажется, не был в курсе того, что ему выпала честь тащить на себе пожитки создателя этого мира. Помимо погрузки-выгрузки товаров, Шан Цинхуа с братом помогали матери устанавливать прилавок. Это было трудно, но по крайней мере означало, что на одну ночь они останутся в городе и будут спать в кроватях. Шан Цинхуа терпеть не мог спать на земле. Местные матрацы, конечно, были не чета земным – из пенополиуретана, мягким и уютным, – но тоже вполне себе. В конце концов, других условий это тело просто не знало. К сожалению, Шан Цинхуа понятия не имел, как сделать пенополиуретан. Иначе непременно попробовал бы! А почему нет?! Другие-то «изобретения» продавались вполне себе бойко! Да и мама нахваливала ум Цинхуа, что было невероятно приятно. Женщина даже согласилась с тем, что идея брата о разделении труда – весьма находчива. Собственно, именно поэтому она и учила Старшего всяческим премудростям, связанным с управлением магазином. Шан Цинхуа же отводилась роль «генератора идей».

***

Два года спустя им удалось скопить немного денег, и мать решила выкупить небольшую лавку в одном из городков близ Юньмэн. Хорошее место. За счёт того, что городок располагался на одной из самых оживлённых рек, торговля обещала быть успешной. Кроме того, там никто не смотрел косо из-за происхождения. После приобретения лавки не было смысла держаться за прошлый дом. Продав ферму, они собрали вещи (только самые необходимые, те, что влезли в небольшой возок) и перебрались на новое место жительства. Впервые за долгие два года Шан Цинхуа снова увидел своего отца. Мужчина, казалось, находился всё в том же плачевном состоянии, что и прежде… если не хуже. Ферма тоже пришла в упадок – небольшой огородик совершенно зачах, куры передохли… или были распроданы. Несмотря на это, отец с оптимизмом смотрел в будущее. Будто то, что мать выкупила лавку, придало ему сил. Несмотря на отказ матери даже близко подпускать его к торговле, отец казался весьма окрылённым. Казалось, что он всё равно считал, что, несмотря на это, магазин будет принадлежать ему. Шан Цинхуа такой подход восхитил. Было что-то захватывающее в том, чтобы жить в собственных фантазиях – меньше разочарований и боли… Сам Шан Цинхуа так никогда не делал и делать не собирался. Собственно, хэй, старик! Оглянись! Вокруг настоящий суровый мир! В этой игре ни много ни мало, а жизнь поставлена на карту! И всё равно на то, что размышления о реальности этой самой жизни вызывали у автора-попаданца регулярные приступы мигрени… … Как бы то ни было, но всё получилось. Лавка, выкупленная матерью, пусть и не была большой, но имела хорошее расположение. Новый дом – великолепное имение – располагался неподалёку. Он раньше принадлежал другу матери и после его смерти отошёл детям. Дети разъехались кто куда, продав несколько обветшавшее жилище. Хотя фасад был красив, этого не отнять. В первую ночь Шан Цинхуа со смешанными чувствами устраивался на ночлег. Да, сейчас на новом месте сыро, затхло и неприятно, но стоит приложить усилия, и это место станет самым прекрасным из всех, где ему доводилось жить, что в том мире, что в этом. Он был в этом твёрдо уверен. И всё-таки… На Земле, в прошлой жизни, семья Шан Цинхуа была богата. Они жили в роскошной большой квартире, но всё же в городе. Здесь же у него была своя комната, а за стенами раскинулся не душный мегаполис, но красивый сад. Особый восторг у Шан Цинхуа вызвал сарай – небольшой сельхозблок, заросший паутиной и полный всяческого сора. Он немедленно заявил, что хочет это место себе. Здесь, обустроив сарай под свои нужды, можно всецело отдаться изобретательству, не боясь, что кто-нибудь войдёт в самый ответственный момент. Мать согласилась. Иметь собственную мастерскую оказалось невероятно приятно. Куда круче просто собственной комнаты. Возможность уединиться дорогого стоила. Это Шан Цинхуа научился ценить ещё с прошлой жизни. Казалось бы, он должен быть сыт одиночеством по горло, но у каждого бывают моменты, когда хочется побыть одному. Мастерская означала, что ему будет где скрыться ото всех, даже если придётся делать вид, что он работает. Возможно… Возможно даже, здесь, вдали от чужих глаз, можно будет снова начать писать! … Только для этого потребуется обзавестись соответствующей мебелью. Мать с братом не покладая рук трудились над восстановлением лавки, Шан Цинхуа отрядили приводить в порядок сад, а мебелью в дом озадачили отца. Тяжёлые предметы обихода в этом мире было проще выстроить прямо на месте, нежели тащить с собой. Из жалости к отцу Шан Цинхуа принялся продумывать эквивалент IKEA с поправкой на местные реалии. В его памяти сохранилось несколько базовых мебельных конструкций (спасибо столу, который он в прошлой жизни собрал сам). Обсудив этот вопрос с отцом, Цинхуа на пару с ним придумал подходящую для мастерской мебель, и мужчина отправился закупать стройматериалы.

***

Отец почти перестал пить – это плюс. А вот ссоры родителей, случавшиеся чуть не каждую ночь на этой почве – определённо минус. Их, если погода была достаточно тёплой, Шан Цинхуа предпочитал пережидать в своей мастерской.

***

Отношения с братом снова испортились. Тот, уже не скрываясь, открыто демонстрировал свою неприязнь к младшему. Впрочем, как и в отношении отца… Брат, казалось, просто перенял отношение матери к этому мужчине. Нет, перед ней старший брат по-прежнему был образцом прилежания и сыновьей почтительности, но стоило женщине отвернуться, и он как с цепи срывался. Мать также не желала сменять гнев на милость, в результате чего семейный климат был вовсе ни к чёрту. Постепенно Шан Цинхуа обнаружил, что всё больше и больше времени проводит в своём сарае. Потом отец тоже начал прятаться там, тихонько сидя в углу и наблюдая за тем, как сын работает. Дело кончилось тем, что в углу мастерской появилась небольшая кушетка. Нет, Шан Цинхуа и отец не обсуждали этот вопрос, но оно как-то само получилось. Просто… некоторых тем в разговоре стремились избежать оба.

***

[п/п (кит. яз.) лао-па – отец, папа эр-лан – сын, мальчик, мальчишка, младший] Шан Цинхуа весь извёлся, пытаясь вспомнить, как готовить домашние лосьоны. В прошлой жизни он как-то раз пытался сварганить нечто подобное, но после феерического фиаско махнул рукой… Зато осознал всю самоотверженность тех, кто познаёт что-то методом проб и ошибок. Теперь, морща лоб, попаданец-перерожденец самостоятельно старался вычислить рецептуру. Отец, сидя на кушетке, рассеянно наблюдал за ним. – Эр-лан, – неожиданно подал голос мужчина. – Откуда ты берёшь все свои идеи? Руки Шан Цинхуа замерли над очередной плошкой. Его часто спрашивали об этом, но впервые вот так прямо. Обычно вопрос звучал как-нибудь вроде: «Откуда Цинхуа разузнал этот рецепт?» или «Цинхуа, зачем ты приделал колёса к стулу?». А вот об идеях – это что-то новенькое… Сморгнув рябь в глазах, появившуюся из-за тусклого света масляной лампы, Шан Цинхуа обернулся к отцу. Мужчина выглядел на удивление трезвым. – Ну… Лао-па… Отчего у людей могут появляться идеи? Всё оттого, что в этой голове множество мыслей! О, да! Всегда! И очень много! Что-то задумчиво прогудев себе под нос, отец нахмурился. – Множество мыслей… Есть ли этому какой-то предел? Могут ли однажды идеи эр-лан иссякнуть? Шан Цинхуа задумался. Вероятно, да… Очевидно, когда все его знания из прошлой жизни окажутся реализованы… Раньше подобное просто не приходило в голову. – Наверное, – наконец вынужден был признать попаданец. – Что же, тогда этому лао-па следует найти кого-то, кто присмотрит за Цинхуа, – задумчиво протянул отец. – Раз уж сыновья этого почтенного не ладят, то следует обручить моего эр-лан с кем-нибудь из достойной семьи… Шан Цинхуа с трудом сдержал нервный смешок. Обручить его с кем-то? Да кто в здравом уме захочет связать с ним свою жизнь? Кажется, в этом мире люди были склонны терпеть его ещё меньше, чем на Земле. Кроме того… если вспомнить лор своего же мира… то этот Цинхуа предпочёл бы обойтись без подобного. Уж лучше, после того как Синьмо будет уничтожен, стать одиноким отшельником. А что? Поселится он где-нибудь в лесу или на горной вершине, будет писать рассказы в своё удовольствие, время от времени обучать кого-нибудь и потом отпускать подросших птенцов в большой мир… Да уж… Скорее кости этого автора останутся лежать обглоданными на какой-нибудь равнине в Царстве Демонов в назидание потомкам. Напоминанием о том, как не надо писать новеллы. Передёрнувшись всем телом, Шан Цинхуа сжал пальцы в кулак. – Пока не поздно, эр-лан следует познакомится с кем-нибудь достойным, – продолжил рассуждать вслух отец. – С кем-нибудь богатым и одиноким, чтобы под ногами не путались прочие жёны и супруги. С тем, кто будет считать А-Хуа удивительным и станет восхищаться всеми его идеями. С кем-то, кто будет баловать его… Да, тут без свахи не обойтись! – Лао-па, – вздохнул Шан Цинхуа. – Не уверен, что это хорошая идея… – Разумеется, это не хорошая идея. Это – прекрасная идея! Ну да, конечно… Хорошо хоть долго думать о чём-то одном отец не мог и по прошествии пары дней забывал «ценные мысли». Махнув рукой на мужчину и его рассуждения, Шан Цинхуа сосредоточился на том, чтобы смешать ингредиенты и равномерно распределить получившуюся массу в сколоченные ранее деревянные формы.

***

Отец действительно позабыл о сказанном. Впрочем, как и всегда. Ничего нового…

***

Так и повелось. Шан Цинхуа работал в мастерской, а брат стоял за прилавком. Мать снова ушла с караваном (только теперь у их семьи было достаточно денег, чтобы нанять ей помощников). Как женщина выразилась: «аппетит приходит во время еды, вот и я полюбила дороги!». Ещё семья наняла служанку – совсем ещё молоденькую девочку, – которой вменялось в обязанности присматривать за садом. Ну, как «наняла» – купила. При мысли о том, что в этом мире с его лёгкой руки людей покупают и продают, как скот, Шан Цинхуа бросало в дрожь. Его грызло чувство вины, но кто сказал, что напиши он по-другому, всё было бы иначе? Может, мироздание и не вняло бы, и мир пошёл бы всё по такому же жестокому пути! Не стоит, кстати, забывать и о сюжетных дырах… … Кто бы ещё подсказал, как утихомирить свою совесть… Шан Цинхуа изо всех сил старался быть милым с девочкой-служанкой. Она была всего на год младше его и очень застенчива. Ей нравились конфеты, и потому Цинхуа, перетряхнув память, «придумал» несколько вкусных кондитерских изделий и научил девочку их готовить. Да, сделать сахарную вату в Древнем Китае, пожалуй, что невозможно, но зато сласти из боярышника вполне себе… Народ оценил, раскупая лакомство с угрожающей скоростью.

***

Когда Шан Цинхуа исполнилось пятнадцать, мать приобрела второй магазин. В его шестнадцать, брат обручился с дочерью рыбака. Они планировали сыграть свадьбу, когда девушка достигнет совершеннолетия. Цинхуа едва исполнилось семнадцать, когда все прибрежные города поразила странная болезнь. Невеста брата слегла первой. Шан Цинхуа из кожи вон лез, стараясь помочь. В конце концов, ему была известна парочка великолепных средств от простуды. И что ещё более важно, он, житель современности, знал о том, как распространяются и передаются болезни, лучше, чем местные лекари. Имея представление о вирусах, бактериях и бессимптомных переносчиках заразы, Шан Цинхуа всякий раз старался заставить брата прикрывать лицо, когда тот шёл проведать невесту. Ну и что, что тот явно был здоров?! С наступлением холодов симптомы болезни проявились и у отца. Мать вернулась домой, и её трясло в лихорадке. На пару со служанкой Шан Цинхуа принялся выхаживать родителей, пока брат дни и ночи пропадал в лавке.