***
Когда Шан Цинхуа исполнилось восемнадцать, он снова взял в руки кисть и написал рассказ – простенькую историю, получившую бы 0 лайков на любом, даже самом задрипанном сайте… Коротенькую, но такую желанную сказку о семье бессмертных заклинателей, безмятежно живших в прекрасном доме, окружённом чудесным садом, в мире, где вечно цвела весна. Почерк Шан Цинхуа был отвратительным, и едва ли кто-то кроме него смог бы разобрать написанное. Начертав последний иероглиф, Шан Цинхуа немедленно скомкал и выкинул лист. Он был недоволен собой и своей работой. Он не собирался писать о красивой жизни, но хотел выплеснуть боль и отчаяние, излить агонию на белые страницы, чтобы хоть на миг забыть о том, что в доме воцарилась гнетущая тишина. Снова подняв кисть, Шан Цинхуа опять принялся писать. На этот раз о семье бедняков, которые боролись с болезнями и невзгодами; о смерти и душевном смятении. Иероглифы чёрной вязью ложились на пергамент. В них он вложил все свои отчаяние, боль, разочарование и беспомощность. Закончив историю, Шан Цинхуа сжёг листы. Нет, не потому, что он боялся, что написанное тоже станет самостоятельной реальностью, но потому, что оно уже было реально.***
Несколько месяцев спустя в городе появился Мобэй Цзюнь…_________________________
В отличие от местных жителей, Шан Цинхуа было доподлинно известно, что это не ледяной демон наслал на город и близлежащие селения страшную «зимнюю лихорадку», унесшую множество жизней, но никаких доказательств он предоставить не мог. Даже сама попытка выставила бы его в глазах людей пособником демона. Обезумевшие от горя горожане жаждали крови, и уже не было важно, чьей. Ледяной демон, бредящий, уязвимый, беспорядочно бросающийся на заборы и стены, сыграл роль красной тряпки для быка. Смешавшись с толпой (все знали, что болезнь унесла жизни его родителей) Шан Цинхуа под предлогом «охоты на демона» дождался, когда горожане отправятся за хворостом, и умыкнул Мобэй Цзюня с места казни. Хорошо хоть брат, что как раз был в магазине на этой же площади, не вышел на шум! … Одним богам ведомо, каким чудом Шан Цинхуа удалось дотащить здорового (весьма привлекательного) мужика до своей мастерской и не попасться никому на глаза. Только на земле остался едва заметный кровавый след. Короля Севера пришлось буквально нести на руках (как невесту) – из-за кровоточащей раны Шан Цинхуа не рискнул перекидывать того через плечо и тащить на спине. Несколько раз, когда Цинхуа пошатывался под тяжестью чужого тела, стройные ноги Мобэй Цзюня сшибли парочку предметов интерьера. Один раз он даже случайно приложил демона головой, но этот секрет он не выдаст даже под страхом смерти. Приземлив свою ношу на койке в мастерской, Шан Цинхуа снова убежал к толпе неистовствующих горожан, чтобы сбить тех со следа. Только вернувшись обратно и увидев, что ледяной демон никуда не исчез, он осознал, что происходящее реально. Демон. Прекрасный, нереальный Владыка Севера. Мобэй Цзюнь. Помимо отражения в зеркале, Шан Цинхуа ещё ни разу не встречал никого из своих персонажей. Теперь вариант, что всё происходящее – не более чем дурное совпадение, можно было даже не рассматривать. Грудь Мобэй Цзюня тяжело вздымалась, дыхание было хриплым и медленным. Над головой демона вилось несколько серебристых бабочек. Смертоносные твари будто ждали, как будут развиваться события. Даже вот такой – избитый, измученный до полусмерти – Король Севера был прекрасен. Он выглядел точь-в-точь таким, каким представлял его себе Шан Цинхуа, и в то же время был совсем другим. Но оно и не удивительно – с воображением у этого автора всегда было туго, и потому он всегда брал за основу внешности своих героев каких-нибудь известных актёров или айдолов. «Ну, типа – вот этот чел мог бы сыграть моего героя, если бы кто-то решил снять фильм», – говорил он себе. Мобэй Цзюнь не был похож ни на одного из актёров. Шан Цинхуа никогда не встречал кого бы то ни было с хотя бы похожей внешностью, но черты демона казались невероятно родными. Глаза Шан Цинхуа защипало. На душе расцвело чувство сродни ностальгии. Нечто невозможное, неопределённое, едва оформленное… Дрожащими руками, стараясь действовать как можно мягче и нежнее, Шан Цинхуа промыл раны ледяного демона и обтёр его тело прохладной тряпкой, стремясь сбить температуру. Бабочки одна за другой улетали в открытое окно, и когда на раны легла последняя повязка, в мастерской не осталось ни одной. Рассеянно моргнув, Шан Цинхуа снова опустил голову, всмотревшись в измождённое лицо пребывавшего в забытьи Мобэй Цзюня. Нужно было замести следы. Ту часть кровавого следа, что вела к дому, он стёр, но о следах в саду и коридорах ещё не успел позаботиться. Нужно было пойти, набрать воды и… Не удержавшись, Шан Цинхуа поднял руку, осторожно коснулся лица ледяного демона, прослеживая пальцами скулы, и время словно замедлило бег. Только когда его большой палец очертил контур чувственных губ, Шан Цинхуа осознал, что делает, и, перехватив свою собственную руку, отшатнулся. Вытворять подобное – сродни самоубийству! Он же не во сне, право слово, а Король Севера не одна из влажных фантазий, но живой ледяной демон, который в случае чего и прибить может. И даже если Мобэй Цзюнь и не откусит этому Цинхуа голову, как очнётся от лихорадки, то это сделают разгневанные горожане, если выяснят, куда делась жертва. Нужно было немедленно остановиться! Тем более, что… заниматься этим, когда мужчина мечется в бреду, попросту отвратительно! Поспешно подхватившись с места, Шан Цинхуа выбежал в сад. Отрешиться от происходящего это помогло слабо, но хоть что-то… … Пришедший в себя Мобэй Цзюнь немедленно напомнил, насколько он опасен. Демону хватило одного только тяжелого взгляда, и кровь от ужаса застыла в жилах Шан Цинхуа, а сердце предательски пропустило удар. Кошмар! Почему?! Ну что его дёрнуло придумать Мобэй Цзюня настолько пугающим! И… красивым… Как смертоносный ядовитый цветок… Вместо лепестков у которого острые ледяные лезвия… !!! …Думать о подобном и одновременно трястись от страха… Да что с ним не так?! Гм. Ну, аура демона определённо подавляла. Мужчина, лежавший на кровати в мастерской Шан Цинхуа, напоминал тигра. Разве что он был в разы опаснее этой дикой кошки… И прекраснее. Да, демон был прекрасен в своей смертоносности. Выглядел Мобэй Цзюнь, несмотря на положение, гордо, словно король при полном облачении. И, что тот король, буквально источал презрение. Впрочем, это была не самая насущная проблема. Хуже всего было то, что, кажется, Шан Цинхуа пропустил несколько кровавых пятен на заднем дворе, и их обнаружил брат. Брат же никогда не ходил на задний двор, потому-то убирать кровь там не имело смысла! И… Ох! Мобэй Цзюнь ведь всё ещё в мастерской! – Это что? – поинтересовался брат, ткнув в бурое пятно на земле. – Диди не знает, Гэгэ. Может, я пролил что-то из удобрений? – осторожно предположил Шан Цинхуа. Нехорошо прищурившись, брат уставился на сарайчик. – Гэгэ! Ты чего?! – замахав руками, Шан Цинхуа поспешил снова перевести его внимание на себя. – Почему ты так смотришь? – Что ты натворил? – рыкнул мужчина, и сердце Шан Цинхуа ушло в пятки. Почему тон брата был таким… обвиняющим?! Он что, всё видел? Да нет… Он был в лавке! И вообще! Даже если Шан Цинхуа скажет правду, брат ни за что не поверит, что тот спас какого-то слетевшего с катушек демона! – Почему Гэгэ думает, что диди что-то натворил? С мрачным выражением на лице, брат отодвинул Цинхуа в сторону и направился к сараю. – Нет, Гэгэ! Погоди! Я… У меня там опыт в самом разгаре! Если нарушить, то… – Прочь с дороги, Цинхуа! Я буду делать то, что сочту нужным! Если ты вдруг забыл – этот дом теперь принадлежит мне! – Но… Брат рывком распахнул дверь мастерской, но заглянуть внутрь не успел. Обхватив мужчину за пояс руками, Шан Цинхуа дёрнул того в сторону. Не удержав равновесия, оба кубарем полетели на землю. Шипя и ругаясь, брат отшвырнул Шан Цинхуа в сторону и, встав на ноги, принялся отвешивать ему пинок за пинком. Прикрыв голову руками, Цинхуа безропотно сносил побои в надежде, что этим брат удовлетворится и позабудет, что собирался заглянуть в мастерскую, но мужчина, в последний раз пнув его, снова развернулся и всё-таки шагнул внутрь сарайчика. Повисла тяжёлая тишина. С трудом поднявшись на ноги, Шан Цинхуа приготовился спасать брата от Мобэй Цзюня. Только вот, заглянув в мастерскую через плечо мужчины, он обнаружил, что демон исчез (очевидно, он в достаточной мере оправился, чтобы открыть портал…) … а беспорядок остался… Шан Цинхуа судорожно сглотнул, глядя, как Старший молча осматривает плошку с кровавой водой, окровавленные же одеяла на кровати и пустое ведро. – Цинхуа, что ты тут устроил?! – звенящую тишину прорезал полный негодования голос брата. – Я… Я… Ничего… Я только… Мне стало плохо, и в общем… – залопотал было Шан Цинхуа, но мужчина, резко развернувшись, схватил его за ворот одежды и впечатал в стену сарая. – Я знал! – прорычал он. – Я всегда знал, что с тобой что-то не так! Ты заодно с этими тварями, да?! Нет, ты, должно быть, сам один из них!! – Один из кого? – растерянно переспросил Шан Цинхуа, позабыв, что нужно поддаться, когда брат тряс его. Дело было в том, что на протяжении многих лет Шан Цинхуа только и делал, что пропалывал огород, таскал вёдра с водой, передвигал мебель, переносил материалы в мастерскую (иной раз и вовсе из соседнего города) и ухаживал за больными родителями, попеременно уделяя время медитациям да совершенствованию. Брат же всё это время проводил за прилавком, в особо людные дни нанимая помощников, чтобы быстрее распродать товар или выполнить слишком тяжёлую работу. В какой-то момент, Шан Цинхуа не был уверен точно, когда именно, но брат перестал быть выше и сильнее его. Не позволь Цинхуа этого, и мужчина не сдвинул бы его с места, тогда как теперь тряс, как кутёнка. – Гэгэ, что ты такое говоришь, – округлив глаза от страха, пролепетал Шан Цинхуа и, увидев тяжёлый, мрачный взгляд мужчины, вжал голову в плечи. Брат отчего-то вдруг сглотнул, разжал руки и медленно шагнул назад. – Чего ты хочешь? – спросил он. – В каком смысле «чего хочу»? – не понял Шан Цинхуа. – Все эти годы ты притворялся моим диди. Чего ты хочешь? – Гэгэ! – сообразив, о чём говорит мужчина, запротестовал Шан Цинхуа. Как?! Как он понял?! Ведь этот автор родился в этом теле! Брату же не с чем было сравнивать, правильно? Правильно?! Он просто не мог знать, что Шан Цинхуа… – Ты – демон! – срывающимся голосом выдохнул Старший. ...Упс. Внезапно ситуация круто изменилась. – Я не демон, – побледнев как полотно, проговорил Шан Цинхуа. – Демон! Ты всегда был странным! Мама и папа это видели, но только я был достаточно смел, чтобы дать тебе отпор! А они, они всегда потворствовали! Думали, что так ты подобреешь и, проснувшись как-нибудь ночью, не вскроешь нам всем горло! – Зачем бы мне это делать?! – запротестовал Шан Цинхуа. – Чушь какая! Гэгэ, ты сам-то слышишь, что говоришь? Этот диди ухаживал за матерью и отцом, когда те заболели! Ты… Только не говори, что оставил больных родителей в руках того, кого считал демоном?! – А у меня был выбор?! – огрызнулся брат. – Я надеялся, что у тебя хватит совести сохранить им жизнь! – Думаешь, я не пытался?! – Думаю, что ты убил их! Поражённый до глубины души Шан Цинхуа только и мог, что стоять, хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Его тошнило, а в ушах раздавался неприятный звон. Как-то сам собой спор увял. Брат некоторое время молча смотрел на него, а после ушёл. Шан Цинхуа, глупо моргая, смотрел ему вслед. За спиной сиротливо скрипела дверь пустой мастерской. Мобэй Цзюнь исчез, будто был только плодом его разыгравшегося больного воображения. … Брат ошибся! Этот Цинхуа не демон! Он не проникал в эту семью с намерением разрушить их жизнь! Вовсе нет! И не пил силы родителей, подобно пиявке! Он… Он сам не знал, как и почему оказался в этом мире! Он… Он просто старался не думать… Обвинения ударили по больному месту. Брат, как всегда, сделал неверные выводы, но оказался не так уж и не прав. … Может… Может, в этом был смысл? Могло ли статься, что Шан Цинхуа стал причиной смерти родителей? Наморщив лоб, автор-попаданец попытался вспомнить, писал ли он что-то, кроме скупого: «мать и отец Шан Цинхуа умерли от болезни, когда тот был молодым». Ничего подобного не припоминалось. Но всё-таки… Ведь этот персонаж был проходным, филлерным и был прописан из рук вон плохо… «Шан Цинхуа» нужен был только для того, чтобы с его помощью обосновать ненависть и презрение Мобэй Цзюня ко всему роду людскому. Первоначально «Шан Цинхуа» вообще был демоном, но потом автор раздумал, сочтя, что проще и выгоднее сделать того человеком-предателем – трусом с прогнившей душой. Так убить его руками ледяного демона было значительно проще. Кроме того, будь «Шан Цинхуа» демоном, пришлось бы муторно выверять его принадлежность – не дай бог, пересеклась бы с какой-то из упомянутых ранее (таких было жуть как много!) знатных семей Царства Демонов! А так, одним слабохарактерным, чрезмерно амбициозным подонком, готовым продать самого близкого человека за материальные блага, больше, одним меньше – какая разница? Но… подробности и мелкие детали были определённо слабой стороной этого автора, который много чего понаписал, чтобы сделать сюжет насыщеннее. Потому ручаться, что брат не прав, невозможно. Этот Цинхуа вполне мог вбросить что-то подобное, чтобы накалить обстановку и придать персонажу живости, а после позабыть об этом. Да тут вполне было достаточно одного предложения! Одно… Только одно предложение… Шан Цинхуа не знал, попросту не помнил, но был уверен, что не писал его. Он не убивал своих родителей. Не убивал ведь? Не убивал?! Всё ещё слыша неприятный звон в ушах, Шан Цинхуа вошёл в мастерскую и принялся отскребать кровь Мобэй Цзюня с пола.___________________________
Брат больше ни разу не заговорил о демонах, а сам Шан Цинхуа не рисковал поднимать этот вопрос, не вполне понимая, как это можно сделать безболезненно. Брат, казалось, начал сторониться Шан Цинхуа больше, чем обычно, но поскольку сам Цинхуа проводил большую часть своего времени в сарае-мастерской, с братом он и так почти не пересекался. Брат нанял ещё несколько слуг, которым вменялось в обязанности следить за домом и садом. Им выделили несколько комнат, и теперь по коридорам имения всегда кто-нибудь ходил. Большинство этих новых слуг, казалось, считали Шан Цинхуа блаженным дурачком. Это было не так уж и плохо. Они никак не задевали его и, что бы там ни наговорил им брат, явно не считали Цинхуа демоном.***
Спустя месяц после исчезновения Мобэй Цзюня брат начал часто водить домой гостей. Шан Цинхуа и вовсе не обратил бы на это никакого внимания, если бы не одно «но» – брат зачем-то требовал, чтобы он тоже присутствовал на ужинах и говорил с этими людьми. Это казалось странным. Старший, казалось, едва мог вынести присутствие Шан Цинхуа, но всякий раз упорно требовал его привести себя в подобающий вид, прийти и поговорить с гостями (преимущественно мужчинами). Хотя говорил как раз обычно сам брат, буквально забрасывая посетителей вопросами об их семье, благоустройстве, собственности, связях и прочих подобных вещах. Так продолжалось довольно долгое время. Сначала Шан Цинхуа думал, что это – потенциальные торговые партнёры. Но повторно никто из гостей так и не посетил их дом, что, казалось, вызывало неудовольствие брата, которое тот изо всех сил старался скрыть… А потом Цинхуа услышал обрывок разговора между служанкой и экономкой, и паззл сложился. Брат хотел сосватать его в чужую семью. Шан Цинхуа не знал, смеяться ему или плакать. Одна часть его была в ужасе. Как так?! Этого не может быть, просто потому, что быть не может! Все эти люди, которые будто бы случайно заходили «в гости», даже были не в его вкусе! И вообще! Брат даже ни словом не обмолвился! Да и все попытки просто поговорить выходили скомканными, потому что в комнате всегда был кто-нибудь посторонний, а наедине они друг друга почти не видели… Да что же это такое?! Шан Цинхуа против! Его даже не спросили! С другой стороны, тихий голосок в голове шептал, что могло быть и хуже. Брат мог просто отдать его за первого встречного. Буквально. Но вместо этого Старший заботливо перебирал варианты, не желая своему диди плохой участи. Это грело сердце. Кроме того… Гэгэ так дотошно перебирал варианты, отметая один за другим… Может, где-то глубоко… очень…. ОЧЕНЬ глубоко в душе брат всё-таки сам не особенно хотел расставаться с ним? Вцепившись в эту мысль, как в спасательный круг, Шан Цинхуа направился в лавку. Им с братом нужно было поговорить! Он принял решение поймать Старшего именно в магазинчике, потому что там брат с меньшей вероятностью смог бы уйти от разговора, отговорившись делами. Кроме того, при покупателях невозможно будет закатить громкий скандал… Добравшись до нужного дома, Шан Цинхуа толкнул дверь и замер на пороге. Он давно не заглядывал в эту купленную матерью лавку, а полки были расставлены точно так же, как это сделала она… Ещё тогда… давно… до своей болезни. Ведь, казалось бы, всё давно должно было поменяться… Увидев Шан Цинхуа, застывшего в дверях, брат неприязненно уставился на него. Впрочем, ненависть выдавали только глаза. – Что ты здесь делаешь? – резко поинтересовался мужчина, с лица которого, казалось, исчезли всякие эмоции. – Разве диди не может просто так прийти сюда? – растерянно отозвался Шан Цинхуа. – Не думал, что мне это запрещено… – Именно что запрещено. Повисла напряжённая, ничем не нарушаемая тишина. В это время дня в магазине не было покупателей – солнце слишком яркое, а ветер холоден. – Гэгэ? Что происходит? Ты не можешь вот так просто… – начал было Шан Цинхуа, но так и не сумев подобрать нужных слов, смолк. Брат опустил голову, задумчиво разглядывая пустую поверхность прилавка. – Гэгэ действительно считает меня демоном? – тихо проговорил Шан Цинхуа. Задать этот вопрос было проще, чем прочие. Вся ситуация была такой неправильной! Впрочем, и брата, пришедшего к подобному выводу, тоже можно было понять. Цинхуа знал, что отличается ото всех, но ничего не мог с этим поделать. И потом – он рассеянно оглядел заставленные всякой всячиной полки магазина, – разве несмотря на это… он не помог? Хоть капельку? – … Я… Не знаю, что и думать, – отозвался мужчина, бездумно открыв и закрыв один из ящичков стола. Он выглядел так, словно за пару секунд вдруг постарел на несколько лет. Внутренности Шан Цинхуа скрутились в тугой узел. Вспомнилось вдруг, как много лет назад он – тощий, нескладный мальчишка – стоял и вот так же смотрел на другого, старшего мальчика, который, казалось, ненавидел его всеми фибрами души. Брат тогда имел над ним огромную власть… – Разве… Разве я когда-нибудь причинял тебе боль, Гэгэ? – рискнул сказать Шан Цинхуа. Мужчина растерянно моргнул, явно не понимая, к чему этот вопрос, и Цинхуа приободрился. Сжав руки в кулаки и прижав их к груди, он решительно шагнул вперёд. – Гэгэ, неужели только я вижу изъян в твоих рассуждениях? Ты всё детство только и делал, что избивал меня. Разве стал бы демон терпеть подобное? Бездна, Гэгэ, проклятый ты подлец! Да будь я демоном, откусил бы тебе голову много лет назад! Неужели ты думаешь, что будь этот диди тем чудовищем, о котором ты говоришь, я убил бы родителей вперёд тебя?! Стоило словам сорваться с губ, как Шан Цинхуа почти сразу же пожалел об этом. Очень захотелось откусить свой злокозненный язык и захлебнуться кровью. Браво! Брависсимо!! Он попытался убедить брата, что безобиден и… ха-ха… при том заявил, что хочет его смерти!! Втянув голову в плечи, Шан Цинхуа приготовился получать заслуженные оплеухи, но проходили секунды тягостного ожидания, а справедливого возмездия не следовало. Открыв глаза, он обнаружил, что брат изучающе смотрит на него. – Я знаю, – наконец сказал мужчина, к полному удивлению Шан Цинхуа. За фразой последовала ещё более длинная и тяжёлая пауза, во время которой брат молча сверлил взглядом прилавок, после кивнул своим мыслям. – Я знаю, – снова повторил он. – И ты, Цинхуа, ещё жив только потому, что мне известно – ты жаждешь моей, и только моей крови. Сглотнув, Шан Цинхуа, не в силах смотреть брату в глаза, опустил голову и принялся теребить край рукава. – … Этот диди никогда не хотел вредить Гэгэ, – пробормотал он. – М-м… Громко хлопнула дверца какого-то ящика, и Шан Цинхуа вздрогнул всем телом. – Что же, – вздохнул наконец брат. – Это, в конце концов, закономерный итог. И нужно двигаться дальше… Тон мужчины изменился – стал мягким. Несколько лет назад, услышав такой, Шан Цинхуа непременно бы успокоился и прислушался, но теперь же… – Послушай, Цинхуа, мы никогда по-настоящему не ладили, – продолжил Старший. – Взаимопонимания между нами тоже не было, но… Ты слаб и не приспособлен вести серьёзные дела, а я не смогу всегда присматривать за тобой. Ты вцепился в меня и тащишь вниз! Я хочу с радостью возвращаться в свой дом и не думать о том, что вынужден заботиться о… таком, как ты! Чувство вины кольнуло в сердце Шан Цинхуа. Заботиться «о таком, как ты», сказал брат, не сумев даже подобрать слов, чтобы назвать его. Да, этот автор был попаданцем из мира 21 века. Он угодил в мир, родившийся из его фантазий, простым обывателем – не богом и не пророком – и по местным меркам вёл себя весьма эксцентрично, но не настолько же… Нет, Шан Цинхуа не винил своего брата, хотя тихий голос в голове обливался горючими слезами и шептал, что это несправедливо. Он действительно старался, но брат не желал его принимать. Так кого же тут винить, кроме себя? И разве имеет он право оспаривать чужой выбор? – Гэгэ, диди может просто держаться от тебя подальше… – А потом я вернусь домой и обнаружу, что ты притащил демона?! – рявкнул брат. Подняв голову, Шан Цинхуа встретился взглядом с гневными глазами мужчины. Он ведь прав. Во всём прав… В конце концов, даже план с Синьмо обязан был повлечь за собой неприятности… Хотя он и постарался бы оградить близких от этого… Впрочем, пример с Мобэй Цзюнем был показательным – Шан Цинхуа сильно повезло остаться в живых. Ещё, вопреки сюжету, он сумел поправить финансовое положение семьи, но даже так история продолжала идти своим чередом. Вмешиваться в дальнейшее развитие основного повествования – неоправданный риск! Но… Можно ли сейчас отступиться? Отойти в сторону? Да и сумеет ли он уговорить свою совесть держаться как можно дальше от… всего этого? Нет… Уже слишком поздно… Свой выбор Шан Цинхуа сделал, когда принял решение спасти Мобэй Цзюня. Хотя именно тогда он и вовсе не думал о том, что что-то там выбирает. – Я не хочу уходить в чужую семью, – проговорил Шан Цинхуа. – Если Гэгэ настолько ненавидит меня, то этот диди просто уйдёт… Уйдёт. И начнёт жизнь с чистого листа, ведь у этого автора есть ещё пара идей, которые помогут разбогатеть. Возможно, удастся даже найти работу в качестве заклинателя. Да, он был не особенно сильным совершенствующимся, да и сражался весьма посредственно, но зато знал, где можно найти несколько полезных артефактов, которые помогут прорваться на новый уровень развития. Может, даже удастся напроситься в ученики к какому-нибудь бессмертному мастеру… Если… Если обзавестись связями, то и Синьмо можно будет достать из Царства Демонов без помощи наёмников! И хотя желание разбогатеть полно тщеславия и эгоизма, но… голодать-то никто не хочет, так что… – Уйдёт? – с нечитаемым выражением лица переспросил брат, после чего тяжко вздохнул и покачал головой. – Думаешь, отец и мать упокоятся с миром, если увидят, что я отпустил тебя бродяжничать и нищенствовать? – Почему именно нищенствовать?! – возмутился Шан Цинхуа. – Потому что это очевидно! – взорвался брат. – Ты – обуза! За тобой постоянно нужно присматривать! Ты всё и всегда портишь, а после ползёшь ко мне за помощью! Ярмо на моей шее – вот ты кто! Слова попали в цель. В который уж по счёту раз. Брат умел с удивительной точностью бить по самым больным местам. Шан Цинхуа судорожно сглотнул. Впервые за всё время прошлая жизнь писателя-неудачника снова пришла на ум. Обуза… Так ведь и там он таким же ярмом висел на шее отца, который был вынужден о нём заботиться, несмотря на все усилия Цинхуа стать самостоятельным и самодостаточным. Как он ни старался, всё всегда сводилось к одному… Брат был прав. Сам по себе он не справится. Даже, казалось бы, успех прошлой жизни, и тот привёл к катастрофе. Шан Цинхуа не хотел думать об этом, но не думать не получалось. Сдавленно всхлипнув, Шан Цинхуа подошёл к стойке прилавка и опустился на колени. – Гэгэ, прошу, пожалуйста! – взмолился он. – Позволь мне просто уйти, и обещаю, ты больше никогда не услышишь о моём существовании! Даже если я умру, смерть этого неразумного никак тебя не коснётся! Брат отшатнулся. Шан Цинхуа решил, что его вот-вот ударят, но пощёчины не последовало. На самом деле, со дня ухода Мобэй Цзюня Старший больше не поднимал на него руку. Словно… Словно Шан Цинхуа был настолько отвратителен, что брат брезговал прикасаться к нему... – Перестань! – шикнул мужчина. – Пожалуйста, Гэгэ… – Я сказал, хватит! Я непременно найду того, кто будет в состоянии сдержать тебя! Только так всё снова встанет на свои места. За тобой будут следить, и я смогу быть уверен, что ты никогда больше не ступишь на порог моего дома! Тогда и только тогда я смогу, наконец, спать спокойно! – Я не хочу... – всхлипнул Шан Цинхуа. – А мне плевать! Фраза стегнула не хуже плети. Шан Цинхуа сжался от страха. Он не хотел становиться чьим-то супругом или наложником. Конечно, был велик шанс, что в его пользу сработает сакраментальное «стерпится-слюбится», но куда большая вероятность заключалась в том, что будущему Господину или Госпоже этот Цинхуа совершенно не понравится. И хорошо, если они при этом просто будут сожительствовать, как соседи по квартире… Впрочем, ещё с ВУЗовской скамьи Шан Цинхуа усвоил, что жить с ним в одном доме просто невыносимо – друзья просветили... Кроме того, войдя в чужую семью, он вряд ли сможет заниматься своими делами, ибо контролировать его жизнь будут даже в мелочах… Собравшись с духом, Шан Цинхуа снова попытался оспорить решение брата, но тот не стал слушать – просто развернулся и вышел, оставляя его одного, съёжившись, стоять на коленях перед стойкой прилавка. Жизнь снова катилась в тартарары. И Шан Цинхуа в очередной раз понятия не имел, что со всем этим делать._______________________
Ци Цинци не была плохой. Продумывая этого персонажа, Шан Цинхуа долго размышлял над её личностью, а в итоге в сюжете Леди почти не пригодилась. Ци Цинци стала вторым персонажем, с которым автор-попаданец познакомился лично. Вернее, он просто увидел её в день свадьбы. В каком-то смысле так было проще – связывать свою жизнь с кем-то, о ком знаешь только, что человек порядочен, благороден и является могущественным совершенствующимся, оказалось не так уж и страшно. Ци Цинци унаследовала титул от отца. Будучи по натуре деятельной, женщина много путешествовала. Будь её на то воля, одной супругой дело бы и ограничилось, но, чтобы заполучить любимую, Леди пришлось принять женой и её сестру. В противном случае семья невесты не соглашалась отдать свою дочь. Узаконив тройственный союз, Ци Цинци тем не менее делила ложе исключительно с Первой Женой. Её же она брала с собой в путешествия. Вторая оставалась не у дел… К гарему Леди и вовсе относилась примерно как начальник фирмы к подчинённым, так что Шан Цинхуа не беспокоился о том, что от него потребуют исполнить супружеский долг. Его вообще больше воспринимали как простого слугу, а не как наложника, поскольку мужчинами Ци Цинци не интересовалась от слова совсем. Это можно было считать удачей, правильно? Правильно! Утешаясь этими мыслями, Шан Цинхуа исполнял положенные брачные церемонии. По счастью, он становился простым наложником, и много времени это не заняло. Попутно автор-попаданец возносил хвалу богам, которые упасли его от большой ошибки – в первом черновике наложники и наложницы проходили всю церемонию обнажёнными, связанными и… иногда с различными интимными украшениями в интересных местах. Как же хорошо, что он одумался и не стал в этом потакать требованию фанатов! Тем более, что его собственное тело вовсе не было настолько красивым, чтобы без стеснения показать его публике. Да и будь оно наоборот, Ци Цинци всё равно не оценила бы. Не говоря уже о том, что это было попросту холодно! Прикусив губу, Шан Цинхуа изо всех сил старался не начать озвучивать свои мысли. Выдать в лицо Ци Цинци, что она не очень похожа на то, что он представлял себе, но всё-таки достаточно вхарактерна, было бы катастрофой. Вроде бы это удалось… Ещё Шан Цинхуа планировал держаться как можно дальше от Второй Супруги Леди, ведь та женщина была злой, порочной и имела дурную привычку вымещать своё дурное настроение на ни в чём не повинных слугах и наложниках. В какой-то момент с губ незадачливого попаданца сорвался горький смешок, но, к счастью, это случилось после того, как было налито и выпито брачное вино, так что Леди Ци списала всё на влияние алкоголя. А остальные… Остальные просто убедились, что новый наложник – блаженный дурачок. … Брачную ночь Шан Цинхуа провёл в одиночестве. Запертый в крошечной комнатке, что была немногим больше его прежнего сарая, он говорил себе, что на самом деле всё не так уж и плохо. Могло быть и хуже, верно? Живя в доме Леди, он теперь косвенно соприкасался с миром заклинателей и благородного сословия. Именно в этих кругах и творился сюжет этой истории, а значит, можно будет попробовать собрать слухи… Да и комната, которую выделили Шан Цинхуа, была всё же больше мастерской, где он коротал почти всё своё время. Так что… Никакой разницы, правильно? Нужно просто… Нужно просто привыкнуть. Стать незаметным. Чтобы о нём все позабыли… Как это уже было раньше… Проворочавшись всю ночь с боку на бок, так и не сомкнув глаз, Шан Цинхуа поднялся, оделся в свою новую красивую одежду и принялся распаковывать те немногие вещи, что брат позволил забрать из дома. Наконец он развернул свёрток с самым лучшим свадебным подарком из всех – пачкой белой чистой бумаги. Её подарила девочка-служанка, давным-давно купленная матерью. Шан Цинхуа надеялся, что брат будет обращаться с той хорошо. Копаясь в свёртках в поисках чернил, он мысленно прикидывал, как будет писать историю о скупом купце, который тем не менее по-доброму отнёсся к своей служанке, которую семья купила, когда тот был мальчишкой. И о покинутом всеми наложнике, что так и не сумел найти и уничтожить проклятый меч, и сбежать туда, где никто и никогда не скажет ему, что он – обуза… Чёрная капля чернил сорвалась с кончика кисти, уродливой кляксой марая бумагу. Первая страница теперь слишком промокла, чтобы можно было на ней писать. Какая… какая глупая трата… прекрасного подарка… Вдохнув, Шан Цинхуа отложил испорченный лист в сторону и, взяв новый, вывел первый иероглиф.