Звезда

Сюэ Яну казалось, он ослепнет от нестерпимого сияния, но даже страх лишиться зрения не заставил бы его закрыть глаза. И все же он зажмурился, стягивая одежды с плеч Сяо Синчэня, потому что свечение обнаженной белой кожи было невозможно ярким; а еще ему казалось, что Звезда раскалена — руки его горели, касаясь обнаженного тела, и губы обожгло, когда он прижался к высокой шее. Низкий стон был ему ответом, горло под губами задрожало, и Сюэ Ян подавил восторженный крик. Да, Синчэнь был Звездой — прекрасной, сверкающей, раскаленной звездой, — но в то же время плоть его была настоящей, человеческой и отзывалась на прикосновения. Утратив сомнения, Сюэ Ян сорвал с него пояс, и ханьфу упало к их ногам. Вскинув голову, Сюэ Ян встретил ослепительный взгляд. — Я раньше такого не делал, — Синчэнь улыбался ему, невинный, но не застенчивый — он будто бы вообще был лишен стыда и спокойно стоял перед Сюэ Яном обнаженный. — Я тоже, — ответил Сюэ Ян, и это было правдой. Он не был невинен, он бывал в постели и с женщинами, и с мужчинами — но такого не делал и не испытывал. Ему казалось, он некий музыкальный инструмент, вроде циня, на котором любил поиграть для гостей Цзинь Гуанъяо, и струны, натянутые на нем, дрожат, рождая вибрацию во всем теле. Синчэнь протянул к нему руки и развязал его пояс, ничего не смущаясь, а потом снял с Сюэ Яна одежду. Его пальцы касались кожи, будто струн, и все в теле звенело. — Ты очень красивый, — сказал Синчэнь серьезно и искренне. Это было странно. Сюэ Ян не был красив — его кожу не холили, защищая от солнца и сухого ветра, его волосы не умащали маслом, чтобы они блестели и лежали прядь к пряди. Он был как хищный зверь — вечно настороженный, напряженный, готовый скалиться, рычать, драться. А Сяо Синчэнь назвал его красивым. Да еще так искренне, словно это было некой истиной. Не в силах ни возражать, ни соглашаться, Сюэ Ян снова поцеловал его. И в этот раз поцелуй вышел иным — они сминали губы друг друга, сталкивались зубами, они будто пили друг друга, как пьет воду тот, кто едва не умер от жажды. Обхватив Синчэня за талию, Сюэ Ян подтолкнул его к кровати. У него тряслись руки, по телу проходила дрожь, и дикие, противоречивые желания драли изнутри: ему хотелось одновременно растерзать Сяо Синчэня, покрыть его белоснежную кожу кровоточащими царапинами и укусами, и в то же время — ласкать его бережно, едва касаясь, водить губами по груди и животу, согревая дыханием. Застонав, он уронил Сяо Синчэня на кровать и лег сверху, опираясь на руки. Синчэнь улыбался. Сияние, шедшее от его улыбки, от его глаз, от его кожи, было таким, что Сюэ Ян подумал: кто-нибудь непременно заметит, примчится еще, чего доброго, чтобы узнать, что случилось. Ему хотелось закрыть плотно ставни, завернуть Синчэня в толстое одеяло, чтобы ни лучика света не пробилось наружу — этот свет весь, целиком, должен был принадлежать Сюэ Яну. Но он не мог этого сделать просто потому, что не мог оторваться от прекрасного тела под собой. Он ласкал губами шею, скользил пальцами по животу, по груди, по бедрам, вслушиваясь в тихие сорванные стоны. Хотелось то ли ласкаться так вечно, то ли взять Синчэня сразу, быстро, не церемонясь, овладеть Звездой, присвоить. Наверное, Сюэ Ян выбирал бы очень долго, но Синчэнь решил за него — обхватил руками за шею, закинул ноги на талию. — Так? — спросил он, глядя на Сюэ Яна ошеломительными своими глазами. — Я знаю, это делается как-то так. Я слышал. Или… Сюэ Ян помотал головой, не находя слов. Синчэнь нахмурился. — Не так? По-другому? А… — Все так, — наконец выдохнул Сюэ Ян. — Перестань так сиять. Это невыносимо, я думать не могу! Синчэнь заулыбался. — Я не могу перестать сиять, я же Звезда. А зачем тебе думать? Сюэ Ян закатил глаза и не выдержал — рассмеялся. Синчэнь расхохотался следом за ним. — И то верно, — Сюэ Ян улыбался, не сводя взгляда со Звезды под собой. — Зачем мне думать. И он поцеловал Синчэня снова, накрывая ладонью его грудь, а второй рукой нашарил в ворохе своих одежд то, что унес с пиратского корабля без ведома Не Хуайсана (хотя Сюэ Ян не был до конца в этом уверен) — флакончик ароматного масла. Глаза даочжана широко распахнулись, когда скользкий от масла палец коснулся его сокровенного входа. — Вот как… — выдохнул он, глядя на Сюэ Яна в упор. — Вот так это происходит… — Я только начал, — прошептал Сюэ Ян, вталкивая палец внутрь. Синчэнь коротко простонал что-то, голова его мотнулась, длинные ресницы — Сюэ Ян даже у девушек таких не видел — опустились. Дрожа всем телом — он не мог бы сказать, от чего именно: тут было и желание, и какое-то странное, незнакомое ему робкое волнение — Сюэ Ян начал двигать пальцем, раздвигая горячие, тесно сжимающиеся стенки. Синчэнь застонал, запрокидывая голову, открывая горло. Сюэ Ян припал губами к шее и втолкнул второй палец — желание, теперь больше похожее на нестерпимую жажду, сжимало виски. Он будто пылал изнутри, член стоял, и Сюэ Ян невольно вжался им в бедро Синчэня, отчего тот беспомощно охнул. — Ты слишком тесный, — прошептал Сюэ Ян, едва понимая, что говорит. — Я не смогу войти… Синчэнь замотал головой, то ли опровергая его слова, то ли подтверждая — да, не сможешь, не пытайся даже. Если бы Сюэ Ян сейчас мог думать, он бы непременно вспомнил — никогда раньше он не был ни с кем настолько невинным. Ему дарили ласку продажные женщины или юноши из чайных домов, или те, кому было все равно, с кем ложиться, если это дает какие-то блага. Он и нежным быть не привык — брал то, что ему давали, и что не давали, тоже брал, если сильно хотелось. Но думал ли он когда-нибудь о том, чтоб не причинить боль, не обидеть? Нет. Этого не случалось ни разу. — Сюэ Ян… — прошептал Синчэнь. — А-Ян… Его ладонь легла Сюэ Яну на щеку, но он все еще жмурился, не открывая глаз. Судорожно вздохнув, Сюэ Ян прижался губами к его виску и бережно вытащил пальцы. Он не знал, достаточно ли Синчэнь подготовлен, но знал, что сам терпеть больше не в силах — еще немного, и изольется просто глядя на прекрасную Звезду. — Даочжан… — прошептал он, не сводя взгляда с лица Синчэня. И толкнулся внутрь — медленно, так осторожно, как только мог. Сяо Синчэнь распахнул глаза. И Сюэ Ян не увидел в них зрачка — они были затоплены чернотой, будто беззвездное небо, и словно бы слепы. Он начал двигаться, и Синчэнь застонал и впился пальцами ему в плечи. Возможно, ему было больно — но сейчас Сюэ Ян ничего не мог с этим поделать. Он не мог остановиться, даже если бы Синчэнь начал его просить об этом — но тот не просил, он лишь смотрел своими невероятными глазами, и стоны его с каждой секундой становились все громче и громче, а сияние — все ярче и ярче. В животе Сюэ Яна что-то будто скрутилось в тугой узел. Хрипло застонав, он уткнулся лбом в плечо Синчэня. — А-Ян… А-Ян… — забормотал вдруг тот, и руки его сжались на плечах Сюэ Яна еще сильнее, едва не причиняя боль. — О, как хорошо… мой А-Ян. Сюэ Яну показалось, еще одна звезда в этот миг народилась и тут же взорвалась у него внутри. Голову заполнило ослепительным светом; он вскрикнул, врубаясь в горячее тонкое тело под собой. Сяо Синчэнь с громким стоном выгнулся, его прекрасное лицо исказилось, стало на мгновение растерянным, беспомощным, жалобным, и даже свет будто приугас. А потом, словно бесконечно чем-то изумленный, он распахнул глаза и встретился взглядом с Сюэ Яном. И тот будто рухнул в бездну — горячую, блаженную, полную восхитительного света. Продолжая двигаться из последних сил, он слышал над ухом сладкие, рваные стоны Синчэня. Кожа под его пальцами и губами была горячей, свет Звезды заливал комнату, и они словно плыли в море чистого серебра. С последним стоном-всхлипом Синчэня Сюэ Ян выплеснулся в него и тут же ощутил, как его живот заливает теплым. Рухнув всем телом сверху, он приник губами к мокрой от пота шее. — Я никому не отдам тебя, — прошептал он, едва понимая, что говорит. — Моя прекрасная Звезда… никому никогда не отдам тебя. И услышал в ответ нежный шепот: — Так тому и быть...