Путы наваждения

      Катрин сидела в кресле гостиной возле камина, в котором уютно горел огонь и потрескивали дрова, языки пламени извивались в причудливом танце и ласкали отданные им во власть поленья. Руки молодой женщины были заняты рукоделием — Катрин, поглощённая вязанием, внимательно отсчитывала уже сделанные петельки и накидывала крючком новые. Из большой сплетённой полосы бело-голубого цвета, шириной в её два больших пальца по задумке Катрин должна была получиться шерстяная накидка. Но кое-что всё же у Катрин с работой не ладилось — ей случалось сбиться со счёта и потом заново заниматься подсчётами. Иногда она поминала чёрта и проклинала эту свою только недавно начатую накидку, когда у неё не получалось сделать идеальную петлю. — Катрин, может, ну, к чёрту это вязание? Ты уже так до вечера промучилась, — недовольно пробормотал Арно, катая по полу один клубок из стоявшей на полу корзине с мотками. — Давай найдём другое занятие? — Нет, я решила всё же домучить хотя бы половину этой проклятой накидки, — спокойно возразила Катрин, в мыслях своих крепко выругавшись, потому что у неё снова не получилась петля. — Пока что ты домучила не накидку, а себя, — буркнул Арно, от безделья подбрасывая и ловя на лету один из мотков. — Отвлекись уже. — Должен ведь у меня быть повод себя уважать, — привела довод Катрин. — Чем предлагаешь отвлечься? — На твой выбор — немного погулять по городу, не слишком далеко от дома. А можно и вместе залечь с книгой — ты послушаешь, я тебе почитаю… — молодой человек перебрался от своего места дислокации поближе к Катрин, осторожно забрал из её рук вязание и отложил на табурет рядом с креслом, рука его с мягкой бережностью гладила улыбнувшуюся молодую женщину по щеке и заправила ей за ухо непослушную прядь. — Хочу дома побыть, — решила Катрин. — Арно, ответь честно на вопрос. Это очень важно для меня, — с волнением, к которому примешивалась небольшая доля боязни, Катрин смотрела на Монсальви, взяв в свои руки его руку, крепко её сжав. — Что тебя волнует? — Скажи, ты счастлив — живя под одной крышей со мной? — выжидающе Катрин смотрела на молодого мужчину. — Впервые счастлив за последние годы, Катрин. И этому причина ты, — довольно, радостно развеял Арно сомнения Катрин, положив голову ей на колени и крепко обняв её талию. — Как ты жил все эти годы? — проронила она сочувствующе, нежно перебирая тонкими пальцами густые чёрные волосы Арно, голова которого по-прежнему покоилась на её коленях. — Не знаю, Катрин. Можно сказать, я и не жил вовсе, — слетели с его губ невесёлые слова. — Но теперь я наконец-то в ладу сам с собой, больше меня не мучит чувство, что любовью к тебе якобы порочу память моего брата… Я не мог себя заставить тебя забыть, даже не хотел этого… Мне мэтр Пансет сказал: «Мессир Монсальви, уже вторая наречённая посылает вас к вашей ведьме Легуа, только в более резких выражениях. Есть, над чем задуматься», — в этот момент губы Арно тронула тёплая усмешка, а он сам спрятал лицо в складках платья Катрин. — Вот только ты мало рассказываешь о себе, скрытничаешь… — Пока что я не готова это вытаскивать на свет божий. И вообще — должны ведь быть у женщины свои маленькие тайны… — Катрин хихикнула и попыталась сделать вид, что она немного развеселилась, что её потянуло на кокетство и озорство, только попытка эта выглядела очень натянутой. — Если ты не готова рассказать сейчас, то не стоит. Клещами тянуть не стану. Выслушаю тебя, как сама поделиться захочешь, — мирно заверил Арно молодую женщину. — Только я заметил, что ты часто бываешь задумчивой и грустной… Вероятно, ты с депрессией вдвоём давно живёшь как с соседкой. — Нет у меня никакой депрессии, Арно. Тебе это показалось, неверное впечатление, — отнекивалась Катрин, гладя мужчину по спине. — Слепому это рассказывай. Тебе бы не помешала терапия. Мэтр Реми Пансет как раз в Орлеане живёт. Мне он помог замечательно. Вдруг и тебе поможет, — предложил Арно неожиданно. — Арно, какая ещё терапия? Всё со мной в порядке. И я не люблю, когда малознакомые люди копаются в моём внутреннем мире. Жанна — другое дело, она для меня на одном уровне с членами моей семьи, с Сарой. Вот ей я доверяю не меньше, чем им, — стояла Катрин на своём. — Двадцать девять лет жила как-то без терапии, и ещё сто лет проживу… — Катрин, депрессия — это не хандра, не лень, а болезнь — которая требует серьёзного лечения у специалиста. Так бывает, что близким людям нам трудно о чём-то рассказывать из своей жизни, чтобы не ранить их правдой, а малознакомым людям — легче. Давай, Катрин. Ты ничего не потеряешь. Я и сеансы терапии буду тебе оплачивать, — не оставлял Арно попыток уговорить Катрин согласиться на его идею. — Хватит. Ни на какую терапию я ходить не буду, — отрезала Катрин. — Ну, хотя бы недельку походи туда вместе со мной к мэтру Реми, пожалуйста! Если тебе не понравится — на терапию ты ходить не будешь, так и быть. Для меня очень важно, чтобы ты хотя бы на один сеанс пошла, — уговаривал Арно Катрин, которая тяжело вздохнула и закатила глаза. — Ладно, так и быть. Уговорил. Схожу я на эту твою терапию, — уступила Катрин, усмехнувшись. — Ты мёртвого заставишь. Но, если мне не понравится — я туда ни ногой. — Само собой, продолжительная терапия — дело добровольное, — согласился с ней Арно, вставая с колен и удаляясь в спальню. Оттуда он приволок матрас с одеялом и подушками, разложил всё это в гостиной, принёс книгу с заголовком «Божественная комедия» Данте Алигьери. — Ну, что? Заляжем с книгой? — предложил Арно, устроившись с книгой на матрасе, и жестом пригласив Катрин, которая эту идею сменить тему без ответа не оставила. — Да, поддерживаю идею, — охотно согласилась Катрин, присоединившись к Монсальви, и положив голову ему на локоть. — Тогда лежи и слушай. Отдыхай, — с этими словами молодой человек открыл книгу, принявшись за чтение. Катрин довольно заёрзала, укрыв их обоих плотнее одеялом.