«Ты рассказал им всё?»
Дон несколько раз делает вдох-выдох, но дрожать не перестаёт. Была не была. Отвечает: «Да».«Расслабься, больше не потревожу»
Дрожь как рукой снимает. Он точно свободен. Пусть Сону и остался безнаказанным, больше сомнительным личностям отвечать на сообщения не будет и заключать какие-то сделки с ними тоже. И с Ирон лучше больше дела не иметь, ему чуть морду из-за неё не набили. Нафиг. Нафиг всё и всех, он ни с кем не свяжется и будет дальше спокойно жить. Чхве оказывают честь (по воле Субина) подбросить всех по домам, но когда очередь доходоит до Йеджи и Хёнджина, Ёнджун просит старшего выйти с ним. Хван сам не знает, о чём друг хочет с ним поговорить, но понимает, что сестре лучше этого не слышать, и говорит либо идти в дом без него, либо остаться в машине и поболтать с Ирон и Джису о «своём девчачьем». Она выбирает первое: уж очень спать хочется после всего, что произошло сегодня. Хотя Йеджи очень любопытно, о чём Ёнджун хочет поговорить с её братом, но она уже давно поняла, что любопытство до добра не доводит. Возможно, Хёнджин сам расскажет ей потом. Девушка входит в дом, где привычно тихо. Нет, родители не на работе, у них почти всегда такая тишина, за исключением каких-то праздников. Им везёт с семьей: у них любящие родители, которые даже друг с другом никогда не ссорятся. По крайней мере, Йеджи этого не замечает. У всех прекрасные взаимоотношения, но шум-гам создают именно она и брат. Не то чтобы родители сами по себе тихие и скучные, нет. Если такая тишина, значит, они сидят в гостиной и обсуждают семейные проблемы. А это происходит в последнее время часто, потому тишина и привычная. Конечно, перед детьми они улыбаются, делают вид, что всё хорошо, но по лицам всё видно, и Йеджи не раз замечает, как они устают. Да и слышит она часто. Вот и сейчас, проходя мимо гостиной, ей удаётся ненароком услышать их разговор. — Я не знаю, что делать, — понуро опускает голову красивая высокая женщина, что сидит на кресле у столика. — Если не устроюсь на работу, мы просто не сможем их обеспечивать. Её «кошачьи» глаза светятся, как два огонька, только сегодня, к сожалению, от того, что слезятся. Её кукольное лицо выглядит бледнее, чем обычно, но аура сильной женщины никогда не покидает. Она всегда была сильной, и даже сейчас, когда Хван видит её в таком поникшем состоянии, она кажется сильной. Мама Йеджи — её пример для подражания. — Мы справимся, — пытается успокоить её мужчина, сидящий по другую сторону от столика. — То, что мне сократили зарплату, не твоя вина. Он накрывает её руку своей ладонью. Папа, по правде, немного строгий. В меру. Но рядом с женой становится чуть ли не самым нежным существом на этой планете. Стоит обратить внимание, как заметишь, сколько в его глазах, спрятанных за линзами очков, тепла, когда он смотрит на маму. На нём брюки, рубашка, прикрывающая пивной животик: только что с работы. — Завтра я попробую куда-нибудь устроиться, — всё равно стоит на своём женщина. — Так мы долго не протянем. Йеджи вздыхает. Глядя на их особняк, не скажешь, что они живут бедно, но это отчасти так. Проблемы с деньгами начались давно, но родители постоянно решали их, пусть давалось это с трудом. Хван уверена, что и в этот раз всё разрешится, но видеть их такими уже невыносимо. На них будто проклятие какое-то: то увольняют, то заведение закрывают, то зарплату не выдают. Однажды брат пытался поговорить по поводу того, чтобы устроиться на подработку, но они и слушать не желали. «Тебе ещё рано, за всю жизнь, поверь, наработаешься». В каком-то смысле они правы, но помочь-то хочется. Хоть как-то, хоть чем-то. Йеджи тоже принимала попытки переубедить их, но так получила, что больше не рискует. Принципы родителей — штука сложная, и поменять их мнение касательно чего-то без последствий — тоже что-то за гранью фантастики. Хотя порой это и реально, но зависит от предков. В такие моменты Йеджи немного завидует тем, кому родители говорят: «Ты уже самостоятельный, зарабатывай сам, переезжай, делай, что хочешь». Но только чуть-чуть, потому что отношения в таких семьях, где детей хотят поскорее выпустить «из гнезда» и избавиться от них, вряд ли очень хорошие. Сейчас ей хочется подойти и пожалеть обоих, но она понимает, что лучше ей не лезть. Девушка незаметно проходит в свою комнату. Друзья решают остановиться за домом, чтобы окончательно пропасть из поля зрения Ирон, Джису и Субина, оставшихся в машине. — Будешь? Хёнджин глядит на протянутую ему сигарету. — Ты же знаешь, что я курю только тогда, когда очень сильно нервничаю. — Поверь, сегодня ты выкуришь немало сигарет, — горько усмехается парень. Хёнджин нехотя принимает, обхватывает губами фильтр и пользуется зажигалкой, которую так же щедро преподносит Ёнджун. — И о чём разговор? Не о чём, а о ком. — О твоей сестре. Хван, кажется, давится дымом, потому как начинает сильно кашлять и бить себя по груди. Ёнджун спокойно ждёт, пока тот приведёт себя в порядок. — Послушай, — начал он. — Я понимаю, что моя сестра может показаться милой, но на самом деле, она — демон в юбке. Чхве недоумённо уставляется на него. О чём он подумал? В кино обычно парень хочет получить таким образом разрешение от старшего брата своей девушки, узнать, не против ли он этих отношений. Но это не фильм, и зная Ёнджуна, он просто хочет, чтобы Хёнджин знал, просто поставит его перед фактом. И тем не менее… — Я против того, чтобы вы встречались, — твёрдо заявляет он. — Дабы сохранить твои нервы. — Подожди, постой, — выставляет руки вперед Чхве. — Ты решил, что… Чёрт, нет! Да его сейчас вывернет. Как вообще можно было подумать об этом? — Ты слишком высокого мнения о своей сестре, если думаешь, что я мог в неё влюбиться. Он ловит на себе укоризненный взгляд, но игнорирует и говорит о том, о чём собирался: — Ты знаешь, что у неё, предположительно, клаустрофобия? Это не удивляет Хёнджина. Значит, и Ёнджун уже заметил… — Знаю, — он тянется, — но о психологе она и слышать не желает. Она боится идти к нему. Идиотка. Разве не понимает, что если запустить, всё станет ещё хуже? Хёнджин пытался даже отвести её туда силой, но она вырывалась, билась — ничего не вышло, только появились синяки. Однажды пригласил психолога на дом несмотря на то, что это — дороже. Он копил. Вот только сестра услышала: «Вам нужен был психолог?», и сразу сбежала. Йеджи страшно от одной только мысли, что кто-то будет лезть к ней в душу. — Я хотел попробовать ещё раз на днях, — говорит он, затягиваясь второй сигаретой. — Но не думаю, что сработает. — Дай мне знать, — просит Ёнджун. — Если у тебя не получится, я заставлю её пойти. Заставлять кого-то — плохо. Но что ещё делать, если на кону её здоровье? На лице Хвана появляется полуулыбка: она что, дорога ему? Вслух он этого не спрашивает. «Засмущаю ещё мальчика, » — смеётся про себя Хёнджин. Йеджи уже готовится ко сну, когда брат заходит к ней в комнату. — Долго же вы разговаривали. Хван жмёт плечами, видимо, он не собирается рассказывать сестре. Зато ему есть, что обсудить с ней. В который раз. Проблем у каждого много. Проблемы сестры — мои проблемы. Проблемы родителей — мои проблемы. Проблемы лжи — тоже мои проблемы. Потому что сама ложь — моя. Я слышал, как родители опять обсуждали то, что у нас нет денег, и прекрасно знаю, что нам с сестрой нельзя в это лезть. А мои родители не знают, что я стыдился того, что мы становимся всё беднее и беднее. Им и не надо знать, ведь они делают всё возможное, чтобы мы с Йеджи так не думали. Когда я только пришёл в «Асару», я стыдился своего статуса. У нас хороший дом, который мы могли позволить себе приобрести, проблемы начались позже. Мне хотелось дружить с Ёнджуном и Субином, но я знал, что не могу быть в элите, будучи бедным. Потому солгал, а они, глядя на мой дом, конечно, поверили. Да и сам раньше создавал иллюзию богатого парня, выжимая из родителей деньги по-максимуму. Стыдно ли мне сейчас? Да, стыдно, конечно. Ведь я повзрослел и поумнел. Я больше не стыжусь этого факта, потому что понимаю, что в этой ситуации мои родители никак не виноваты. Просто им не повезло. Просто это жизнь, и у каждого она своя. Сейчас нам не везёт, повезёт завтра, если не будем сдаваться. С таким девизом наша семья и живёт на протяжении последних лет. Вот только дело сделано. Я солгал, и эта ложь увязалась за мной невидимой нитью. Я держу своих друзей в лживых фактах, хотя мне бы хотелось сказать правду. Но если скажу, дружба закончится. Допустим, сейчас они нормально общаются даже с таким бедным парнем, как Минхо. Но ведь это — вынужденное общение. Когда всё закончится, он снова станет мальчиком на побегушках. А что будет со мной? То же самое? Полное игнорирование? Даже если нет, сам факт того, что я обманывал, заставит их разочароваться во мне. Я просто накосячил в своё время, а теперь живу во лжи.***
Пока Минхо сидит дома, он постоянно терзает себя мыслями об остальных. После того, как он скидывает список, телефон начинает разрываться от сообщений в беседе. Все пишут, спрашивают где кто, долго ли идти, говорят про этого Сону, и Ли не может пойти с ними из-за ранения, но спустя пару часов, как они перестают писать, спрашивает, чем всё закончилось, и Рюджин вкратце всё перессказывает, а Юрим ещё добавляет, что взяла у Сону адрес магазина, где он покупал маску, так, на всякий случай. Минхо смотрит на сестру, что спит у него на кровати. Её голова на его ногах, и выглядит она так умиротворённо, будто заснула на подушке. Сегодня она рассказала ему о том, как поиздевались над её одноклассницей, той, что её задирала раньше, и Минхо даже позлорадствовал, за что получил подзатыльник. Может, Черён бы эта ситуация тоже позабавила, если бы она не умела ставить себя на место других людей. Пусть и приблизительно, но она может представить, как Юрим было плохо. «И почему ты такая добрая?» — думает он, с улыбкой глядя на уже спящую сестру. Ей хоть в монастырь идти, святоша. Через пару дней он отведёт её в одно место, они давно никуда вместе не выбирались. И плевать на рану, скоро заживёт.***
Чанбин не просто так просит высадить его на другой улице. Сегодня он рискнёт. Он чувствует, что готов. Всё может закончиться не очень хорошо, но в таком случае, он просто примет это. Свет ещё горит. Парень стучится и быстро отходит на пару шагов. Ждёт. Проходит всего тридцать секунд, а Со кажется, он уже минут десять стоит. Дверь открывается, и ему предстаёт низкая пухленькая женщина с короткими кудрявыми волосами и обаятельным чертами лица. Она не верит своим глазам, протирает очки о домашнее платье, но это ничего не меняет — всё равно ступор. Что ж, видимо, лучше ему начать первым. — Привет, — произносит он негромко. — Привет, — хрипло отвечает она. — Ты… всё ещё не ходишь в школу? Они перестали звонить ему, когда он взял трубку и сказал, что у него всё хорошо, что его не стоит трогать, перестали после того, как они поссорились. — Хожу, — кивает Чанбин, — давно. — А зачем… пришёл? — осторожно интересуется мать. — Хочу вернуться, — неуверенно говорит он. Примут ли его? Захотят ли видеть? Не будут ли и дальше сравнивать с братом? — У нас было время подумать, — начинает женщина. — Я даже начала ходить на курсы и читать книги о взаимоотношениях родителей и детей. Это вызывает у него слабую усмешку, но она не обращает внимания и продолжает: — Мне кажется, теперь я тебя понимаю… немного. Эти книги по семейной психологии… Раньше Чанбин видел их на полках, но чтобы кто-то купил — никогда. К сожалению, многие родители думают, что справятся с воспитанием детей, опираясь только на свой жизненный опыт. Но ведь дети разные, и они точно не их родители, а отдельные личности, пусть и появившиеся, прямо скажем, из матери. Нужно буквально окунуться в среду своего ребёнка, чтобы всецело понимать его. Мы думаем, раз были подростками, значит, сами понимаем. Нихера мы не понимаем. Мы можем смеяться с их проблем, называя их детскими, зная, что потом они тоже будут смеяться над тем, что парились по таким пустякам. Но это потом. А им важно сейчас. И именно сейчас для ребёнка это — проблема, именно сейчас он не может смотреть на это с улыбкой, именно сейчас ему нужна поддержка и понимание, посмеетесь вы с этого потом, вместе, когда он вырастет. И Чанбину греет душу от того, что мама попыталась окунуться в его мир. Твою мать, как приятно-то. — Я не обещаю, что у нас не будет конфликтов, — старается подобрать правильные слова. — Но я постараюсь сделать всё возможное, чтобы ты больше не чувствовал себя… Чьим-то клоном. Со видит, как тяжело даются эти слова, и поддерживает: — Я тоже постараюсь, чтобы… не было конфликтов. Мама кивает, вытирает подступившие слёзы и предлагает войти в дом.***
Утро начинается для всех по-разному: для Йеджи — плохо, потому что её настроение было испорчено вчера братом, ведь он снова пытался уговорить её сходить к психологу и даже приводил все аргументы в пользу этого, но ничего не вышло; для Ирон — хорошо, потому что весь сегодняшний день она проведёт с Джису, как в старые-добрые времена; для Чанбина — нейтрально, потому что проснуться в мягкой кровати в стенах родной комнаты, конечно, приятно, но когда папа грозится достать ружьё, если он не поднимет свой зад и не пойдёт в школу, невольно хочется пожалеть о том, что вообще вернулся. Хотя это, скорее, вызвало у него улыбку. Но в школу пойти сегодня не судьба: учебники-то остались в той тесной каморке, где он жил некоторое время. Как-то он об этом не подумал. Сегодня будет массовый переезд. Все вещи и гаджеты надо перенести домой. Никогда ещё у Джисона не было такого чувства… Вот хочется в школу и нет одновременно. А причина одна — ответ Субина. С одной стороны, любопытство просто сжирает. А с другой — это же и отталкивает. Вдруг он скажет, что не хочет его больше знать? Это не так страшно, пусть, Хан переживёт, ведь дружили они не такое уж продолжительное время. Он боится этого по другой причине: разочарование. Если Субин оборвёт с ним общение только из-за ориентации, он действительно разочаруется в нём, а этого совсем не хотелось бы. Ничего не поделаешь, знания всё равно сами себя не получат, надо идти.***
Некоторые слухи проходят быстро, некоторые — не очень. Но главное, что проходят, со временем о них забывают, и этот факт успокаивает Юрим. Ещё по вчерашнему своему состоянию она поняла, что ей тяжелее слушать всё то, что говорят за её спиной, и сегодняшний день станет пыткой. И всё же ей повезло больше, чем Джису в тот раз: директор эти фотографии не видел, а из учителей те, что заметили, плюнули на это. Зато ученики то и дело обсуждали так, что слава о ней дошла аж до выпускников. «Я слышал…» «Я слышал…» «Я слышал…» Да мало ли, что вы слышали! Подойдите и спросите у неё напрямую, неужели так страшно? Она же просто человек, не укусит и не съест. Этих «Я слышал» настолько много, что кажется, будто у неё слуховые галлюцинации. Лучше бы, если так. Лучше бы это не было правдой. Юрим не думала, что это так невыносимо. Так, что хочется сжимать себя до тех пор, пока не треснет, не исчезнет, пока никто больше ничего про неё не скажет, просто потому что её не будет видно. Но как же это нереально. Только если в школу не ходить, но Хо никогда не была трусихой. Да, она мстительная, но им не за что мстить, ведь они лишь увидели фотографии, а то, что произошло дальше — сплетни — человеческая натура. Все в этом мире — сплетники, как бы мы это не отрицали. Даже если мы молчим, кому-то мы всё равно расскажем. Кому-то близкому или даже не очень. А вот будет ли молчать он — другой разговор. Он может вспомнить и рассказать другому, при этом не выдая вас, например: «Кстати, у одного моего знакомого была такая ситуация…», и это происходит совершенно нечаянно. Язык — такая штука… порой нас подводит. Автор книги может косвенно поделиться какой-нибудь историей с читателями, многие люди делятся, просто любят завуалировать. И в итоге, эту историю, даже не подозревая о том, что она реальная, знают тысячи. Даже они могли кому-то что-то рассказать о том, кто скрывается за Хёгва, и теперь оплачиваться за это. Может, кто-то из них не следил за языком, может, он попал под влияние сплетен так же, как происходит сейчас с Юрим? Поэтому единственный, кого она винит, — Хёгва. Когда они вычислят его, он сядет в тюрьму. Это и будет местью, причём каждого из них. Можно было почувствовать к нему какое-то сострадание, если бы он не играл так грязно, если бы не прятался, если бы просто поговорил с ними открыто. Так он вызывает только ненависть и отвращение. Сейчас же всё, что ей остаётся, — держать себя в руках и спокойно сидеть на уроках, что даётся довольно сложно. К собственному стыду, Хо не вытерпела уже ко второму уроку. Она на него так и не пришла. Во время урока в туалете мало кого встретишь и, возможно, никто её не услышит. Сначала хотелось плакать, но потом, уже находясь в кабинке, Юрим поняла, что не получается. Странно. Так хочется и не получается. Но это не значит, что она пойдёт на урок. Там, в классе, среди всех этих одноклассников, в душном кабинете, просто нечем дышать. Возможно, это лишь иллюзия, но чувство, будто задыхаешься от взглядов, что направлены на тебя, даже если на самом деле, никто и не смотрит. Тут, в тесной кабинке, где воздуха по факту меньше, да и сам он скорее зловонный, чем приятный, она чувствует, что может дышать свободно. Потому что нет запаха более неприятного, нежели тот, что создают прогнившие люди вокруг. Прозвенел звонок, и Юрим, зная, что народу сейчас прибавится, выходит из женской уборной. Пусть она не замечает, но Ирон, Йеджи, Хёнджин — вообще все, с кем она сейчас в одной лодке — пытаются сделать всё возможное, чтобы уберечь её от злых языков. Элита использует свою власть, а Рюджин и Хван просто ставят на место, и где-то это работает, где-то — нет. Правда, голова Ирон сейчас забита ещё и другим: Чанбин не отвечает ей весь день, ни на звонки, ни на смс. Ни ей, ни другим. Но она не знает, что Со даже не трогал сегодня телефон. Он провёл этот день с родителями, завтракал с ними, переносил вещи, помогал, был очень занят. Только бы ему не увлечься так, что он пропустит прощание с ней завтра… Даже Джисон пытался помочь Юрим, хотя толком не знал её. Во-первых, он сделал это, потому что попросила Рюджин. Во-вторых, так он будет ближе к Субину, который сегодня постоянно избегает его. Интересно теперь, кто из них боялся идти в школу больше? Хан думал, что он, а оказалось, наоборот. То, что он избегает, означает «нет» или «я ещё не определился»? Сложно гомосексуалам с гомофобами дружить, ох, сложно. Что касается самого Субина, для него это тоже тяжело. Он надеялся, что дня ему хватит, но нужно больше времени. Тяжело взять и отказаться от принципов, которых ты придерживался долгое время. А ведь он пытается это сделать ради их дружбы. Потому что просто сказать «нет» точно не хочет и не может.***
— Да пошли вы все нахер! — кричит Юрим на выходе из школы, когда слышит в свой адрес очередные оскорбления. Она молчит весь день, но тут вдруг не выдерживает. Её встречают оскорблениями, провожают оскорблениями, сколько можно молчать? Да, она не из робкого десятка, да, она может ответить, но Хо искренне не видит смысла идти против стада баранов. В итоге, сама не выдерживает. Ну и как она теперь себя показала? Для себя самой — не в лучшем свете… А на возмущённую учительницу, что услышала это, как-то плевать. Всё равно уже домой уходит. Думала, что уходит. Хёнджин быстро догоняет её и собственнически приобнимает за плечо. — Чего тебе? — хмурится она. Его ещё не хватало. — Куда ты хочешь? — задаёт встречный вопрос парень. — Что? Кто-нибудь из них собирается дать хоть один ответ? — А что непонятного? Я спрашиваю, куда ты хочешь. — Домой, — угрюмо отвечает Юрим. — Чтобы меня никто не трогал. — Даже я? — наигранно грустит Хван. — Тем более. Девушка демонстративно проходит мимо, но он успевает схватить её за руку. Хёнджин знает, что она разговаривает с ним так не потому, что у неё плохое настроение. Точнее, не только из-за этого, ведь с остальными из их образовавшейся компании Юрим старалась хотя бы спокойно общаться сегодня. На вопрос, почему она к нему так относится, Юрим отвечает, что они это уже обсуждали. — Мы обсуждали то, почему ты меня отшила, а меня интересует, почему мы не можем нормально общаться. — Нормально? Это как? — По-дружески. — По-дружески? — Хо не выдерживает и издаёт смешок. — Да, — утвердительно кивает Хёнджин. — Как обычные люди, у которых нет какого-то предвзятого мнения друг о друге. Почему ты не можешь просто принять то, что я именно так к тебе и отношусь, просто хочу немного развеселить тебя? Наверное, потому что она не может избавиться от чувства, что тут что-то не так. Она всё равно относится к этому с подозрением. Но хочет ли Юрим, чтобы ей стало легче? Да. Хёнджин может с этим помочь? Наверное, да. Так почему бы не согласиться провести с ним время? В конце концов, она же не собирается подпускать его близко, уж очень часто он, в последнее время, флиртует с ней. Надо присмотреться. А просто погулять немного — не преступление.***
Джису отказывается принимать тот факт, что Ирон уезжает. Казалось бы, они сейчас вместе, потому что Чхве сама проявила инициативу, она хочет поговорить, но не знает, с чего начать, потому что неприятно ощущение всё ещё терзает изнутри. Как будто её обидели, хотя единственной обиженной на судьбу здесь является Ирон. И она это прекрасно понимала, потому собрала волю в кулак и заговорила так непринуждённо, насколько вообще возможно: — Итак, ты возвращаешься в Китай. Кафе, в котором они находятся, недалеко от школы. Оно небольшое, в основном там ученики и сидят после уроков, или даже во время, если сбегают. Ирон кивает и с благодарностью принимает кофе, что приносит молодой официант. — И твой отец не передумает, — продолжает Лиа, задумчиво глядя в окно. Ван подтверждает и эти слова. Они ведь решили погулять сегодня, и вот, стоит расслабиться и просто провести этот день вместе, но удручающая реальность не шибко позволяет чувствовать себя полностью комфортно. — Я буду звонить тебе по видеосвязи каждый день, — пытается подбодрить подругу девушка. — Ещё бы ты попробовала мне не звонить, я… — Наняла бы целую бригаду и отправила на мои поиски? — энергично завершает Ирон, перебивая. — Да, я бы наняла, — соглашается Джису. — Киллера, чтобы убил тебя. Ирон цокает и делает глоток свежего эспрессо. — Если серьёзно, — девушка берёт пару салфеток и принимается с ними баловаться. — Я боюсь отпускать тебя в другую страну. — Онни, это же мой родной дом, ты что, — она накрывает своей ладонью её. — Я не об этом, — Лиа аккуратно убирает руку. — Я боюсь, что мы отдалимся друг от друга, что ты найдёшь там новых друзей… Я не хочу сказать, что это плохо, нет. Просто… вдруг ты забудешь обо мне и… — Что? — возмущается Ирон. — Да ты смеёшься. Ты — Чхве Джису, ты единственная в своём роде, кто вообще может тебя заменить? — Но разве тебе никогда не было тяжело со мной? Ирон нервно смеётся: проще перечислить моменты, когда с ней было легко. В этом есть своя прелесть. Ей просто и не надо. — Можешь считать меня мазохисткой, но меня все устраивает, — с улыбкой говорит Ван. Они допивают кофе спокойно, потом начинают шуметь и даже получают предупреждение, после которого гордо поднимают головы, встают и заявляют, что «данное заведение всё равно не для них». А Ирон даже машет перед лицом бедного официанта сумкой так, что задевает его. А потом девушки тихо посмеиваются над выражением лица бариста и уходят. Они давно себя так не вели, давно не показывали, кто они такие, и сегодня Ирон, наверное, делает это с подругой в последний раз. Потому что скоро в их школе будет одна королева.***
Когда Хёнджин спрашивает, куда она хочет, никак не ожидает, что Юрим выберет тот самый парк аттракционов, в котором они когда-то были, причём она не хочет кататься на них, она хочет просто побыть там, поесть сладкую вату и, может, прикупить пару сувениров. — Почему именно парк? — интересуется Хван. Ответ очень прост. Парк всегда казался Юрим тем местом, которое не соответствует реальности. В парках люди счастливые. Кажутся такими. Стоит выйти за пределы — и ты попадаешь в серую реальность, в настоящий мир, где все либо недовольны своей жизнью, либо довольны, но им всегда чего-то не хватает. А в парке ты, пусть и ненадолго, но забываешь о том, что в твоей жизни что-то не так. Вокруг тебя столько ярких цветов, будто в прекрасном сне. Именно в этом сне можно впасть в детство, побыть счастливыми и никто на тебя странно не посмотрит, никто ничего не скажет, потому что здесь свои правила: отдыхать и веселиться. Как Неверлэнд. Только Питера Пэна нет, и слава богу, ибо этот персонаж в детстве вызывал у Юрим необъяснимый страх. Сегодня среди всех этих людей она либо заразится и станет счастливой, либо будет тем единственным серым пятном, портящим всем вокруг настроение. Хёнджин решает, что первое. Потому отводит её в тот самый магазин, где они в тот раз покупали ушки. — Зачем мы пришли сюда? — Ты же хотела себе какой-нибудь сувенир, — пожимает плечами парень. Но девушка ходит туда-сюда, не знает, чего вообще хочет. Она лишь думала купить что-нибудь, а по факту — её ничего не привлекает, и дело тут не в качестве и красоте всего, что окружает, а в настроении. Пока что она не поддалась всеобщему влиянию и лучше не стало. Что ж, тогда Хёнджин выберет сам. Какой бы взрослой Юрим не старалась выглядеть, он ещё тогда заметил, как ей нравятся все эти плюшевые игрушки и прочие милые штучки. Поэтому ей не стоило так удивляться, когда он заплатил продавцу за небольшого мягкого мишку коричневого оттенка, с белой мордочкой и чёрными глазками. Именно небольшой размер игрушки и розовые пятнышки на щёчках придавали этому медведю особое очарование. Если Юрим ассоциируется у неё с медвеженком, то почему бы не подарить ей это? — Зачем… Не успевает она задать вопрос, как он перебивает: — Не нравится? — Нравится, — честно признаётся она, — но… — Разве этого недостаточно? — с этими словами Хван вручает ей игрушку и идёт к выходу. Юрим, в свою очередь, выходит из ступора и следует за ним. — Чего ещё хочешь? — спрашивает он, с улыбкой глядя на смотрящую завороженно на медведя Хо. — Может, ты голодна? Хёнджин говорит так, будто у него правда деньги куры не клюют, хотя в действительности сегодня у него с собой не так уж много. Да и то, не покупал себе поесть, чтобы только как-то побаловать Юрим. Из-за того, что сегодня не так много денег, он не будет отступать и давать ей грустить. Юрим отрицательно мотает головой, но по ней видно, что от еды она отказывается только потому, что нет аппетита. А вот её живот говорит об обратном, и хоть что-то надо поесть. Может, что-то несерьёзное? Немного сахарной ваты, например. На это она соглашается и остаётся на лавочке, пока Хёнджин идёт за ватой. Девушка смотрит на проходящих мимо людей, таких радостных, и понимает, что «заразиться» ей не удалось, и понуро опускает голову. Она видит, что Хёнджин помогает, как может, но пока не начнёт ему доверять, не сможет принять его помощь до конца. Вряд ли она бескорыстная, за этим точно что-то есть. А может, стоит просто перестать искать в людях фальшь? Юрим чувствует, как кто-то аккуратно гладит её по голове, и поднимает взгляд. Хёнджин сразу убирает руку и протягивает вату. — Зачем ты это сделал? Ясно, что она имеет в виду только что произошедшие действия с его стороны. — Мне показалось, что ты загрустила. Вот это наблюдательность. Подумаешь, весь день такая. — Я, конечно, признательна тебе за то, что ты делаешь для меня сегодня, — говорит Юрим, откусывая немножко ваты. — Но ведь это не просто так. Я не могу просто взять и поверить тебе, потому что твоё отношение ко мне слишком уж резко поменялось. Что правда, то правда. Тут он накосячил, иначе всё было бы легче. Хёнджин складывает руки в замок и отвечает: — А ты попробуй поверить. Если доверяешь — хорошо, доверяешь, но тебя предают — тоже неплохо, потому что ты приобретаешь опыт, пусть и неприятный. Зато научишься отделять хорошие яблоки от гнилых. А ведь он прав. Нет, не про яблоки, опыт и так далее. А в том плане, что она ничего от этого не потеряет. Ей же не бывает больно, это не раз проверено, зачем тогда вообще об этом думать? Господи, если ей кто-то плюет в душу, то ей плевать на них. Главное, что сейчас, в этот самый момент, она может повеселиться, не думая о завтрашнем дне. И ей это удаётся, пусть и не сразу. Проходит час, затем другой, и Юрим становится легче. Не сказать, что совсем, но чуточку. До завтрашнего дня, пожалуй, она голову себе забивать тем, что творится в школе, не будет. Ну, или до тех пор, пока не вернётся домой. Но тогда Юрим ещё не подозревала, что все мысли будут только о Хёнджине, когда она будет дома. Хорошо это или плохо — всё равно. Он предлагает проводить её, она отказывается, ведь Хван и так много сделал для неё сегодня: в парк отвёл, игрушку и покушать купил, сводил на красивую аллею, где они долго гуляли, пытался ее рассмешить. Разве не много времени провёл с ней сегодня? Но парень настаивает на своём. Впрочем, Юрим не против, хотя это немного неудобно. Когда они доходят до её дома, девушка, конечно же, благодарит его за то, что поднял ей настроение. — Одним «спасибо» я сыт не буду, — хитро улыбается он, показывая на свою щёку. — Тогда я скажу тебе ещё раз, — делает из себя дурочку Хо. — Спасибо. Хёнджин усмехается, подходит ближе и шепчет на ушко: — Всё же ты подарила мне свидание. Щёки вспыхивают. Она же отказала ему, а он… вот же!.. Пока Юрим молча открывает и закрывает рот, Хёнджин уже успевает подмигнуть на прощание и пропасть из её поля зрения. Возмущается она недолго. Уже будучи в своей комнате, Юрим остывает, потому что решает подвести итог. Она начала игнорировать все его ухаживания, но сегодня вышло так, что не углядела и позволила за собой приударить. А зачем вообще игнорировать? Потому что отшил? Но нравился ведь. Да, может, дело ещё и в гордости, но что ей это даст? Видно, как он старается, так почему бы не подыграть ему, не ответить взаимностью? Она хочет — она развлечётся. Юрим и так знает, к чему приведут их отношения, если таковые будут: она бросит его, когда он наскучит, как было с другими. Это не её любимое занятие, просто интерес слишком быстро проходит, потому, если он сам предлагает себя, свою защиту, свою поддержку, то она этим воспользуется. Только Юрим улыбается своим мыслям, как тут же взгляд останавливается на медведе. Девушка тянется за ним и берёт в руки, а потом не выдерживает и по-детски визжит, сильно обнимая мишку. Даже мама, что неподалёку, пугается: крики, будто демон вселился.***
Йеджи относится к числу тех учеников, что заканчивают сегодня позже всех. Она так устаёт от этих дополнительных, что уже думает покинуть кружок рисования, к тому же, получается у неё не очень. Но преподаватели говорят, что нужно ходить в какую-то секцию, вот Хван и пробует всё понемногу, чтобы потом точно решить, что ей нравится. Устаёт настолько, что шатается, как пьяная, даже голова немного кружится. Шесть часов вечера, ещё домашку делать, а задали много. Как можно так издеваться над учениками? Не Хёгва маньяк, а школа. Стоит Йеджи отойти от школьных ворот на несколько шагов, как из машины, мимо которой она как раз проходит, кто-то выходит и закрывает ей глаза рукой, а второй сильно обхватывает за талию. Хван начинает вырываться, но её быстро заталкивают в машину и захлопывают дверь. Похититель даже не пытается спрятать лицо. Он садится в салон прямо рядом с ней. Она, видя его, кажется, готова потерять сознание…