***
Ей очень не нравится то, что она видит перед собой. Да, дочь проснулась недавно, только умылась и сидит в пижаме за столом, всё ещё растрёпанная и немного сонная. Но это не меняет того факта, что на ней просто лица нет. Она вроде и рядом с матерью, но в то же время где-то в своём мире, не слышит, думает и даже не собирается притрагиваться к еде. — Дочка, ну что случилось? Юрим продолжает лениво ковыряться вилкой в тарелке и вздыхает. Она надеялась, что когда увидит завтрак, аппетит появится, но ничего подобного, и дело даже не в том, что её мама плохо готовит. Хотя, может, отчасти. — Скажи, — поджимает губы дочь, словно ещё решая, задавать ли вопрос. — Допустим, ты начала общаться с парнем… Женщина косится на неё. — Ну, забудь ты про папу на пять минут. — Ладно, хорошо, — пытается всё-таки представить мать. — Он тебе нравился, но в то же время тебе на него плевать. — Дорогая, если ты о себе, то у тебя какие-то очень сложные чувства, — хмурится она. — Знаю я, слушай дальше. Он тебя отшил… — Тебя? — снова перебивает мама. В ее голосе слышно возмущение. — Да как кто-то вообще посмел отказаться от моей дочери? — Мама! Женщина натягивает маску полного спокойствия. — Слушаю, слушаю. Юрим вздыхает, но продолжает: — Потом начал проявлять к тебе симпатию, когда ты уже остыла. И ты даже стала отвечать взаимностью, может, даже решила дать себе шанс наконец почувствовать что-то большее, чем просто влечение, и… решила выразить это, например, подарком… в виде денег. — И? — мама искренне не понимает, в чём в таком случае проблема. — И его это задело. Я не понимаю, почему. Он по-настоящему разозлился. Уже нет этого «допустим, с тобой случилось это». Уже реальная ситуация, в которой сама Юрим. И ей нужен совет от человека, который с ней ещё до её рождения, который знает её лучше всех. Но сможет ли она понять, если сама с таким не сталкивалась? — Значит, для этого парня деньги — больная тема. — Больная тема? Но что могло так разозлить? — Ну, может у него проблемы с деньгами, и твой поступок выглядит в его глазах, как жалость, — предполагает она и откусывает тост. «Мне не нужны подачки». Он сделал явный намёк. Даже не намёк, он не контролировал свои слова. Но Юрим тогда была в таком шоке, что все его фразы доходили до её слуха словно через шумоподавляющий фильтр. — Думаешь, мне стоит перед ним извиниться? — Ну, извиняться тебе не за что, ты хотела сделать ему приятно, — сухо отвечает женщина. Она не особо жалует сам факт того, что дочь продолжает общаться с тем, кто посмел отвергнуть её, а потом вдруг начал проявлять симпатию. Она бы не стала ему доверять. Но это жизнь Юрим, и что бы ей не сказала мать, решение принимать она будет сама. — Но если он захочет поговорить с тобой на эту тему, выслушай его, — она замечает задумчивость дочки и добавляет: — Только… Хо вопросительно смотрит. — Будь осторожна с ним. — Осторожна? О чём ты? — Я не хочу, чтобы ты думала, мол, я пытаюсь повлиять на тебя, надавить… — Мам, я знаю, что ты просто заботишься, — уверяет Юрим. — Всё в порядке, говори. — Помнишь, в детстве ты боялась монстров под кроватью? Конечно, помнит. Такой детский страх если и проходит, то не забывается точно. — Они реальны. Только предстают в виде людей. — Мама, к чему ты… — Слушай меня, Юрим, — она берёт дочь за руку. — У всех персонажей есть прототипы, просто о ком-то мы знаем, о ком-то — нет. Прототипами самых первых монстров были люди. Какой-то сумасшедший решил, что чудовищ надо изображать внешне уродливыми, но только в этом их отличие от людей. Настоящие монстры могут внешне быть настолько прекрасны, что их красота слепит. Но внутри они — самые уродливые создания в мире. — Ты намекаешь на… — но её снова перебивают. — Всю жизнь мы сталкиваемся с проблемами. Это неизбежно. С нашими виртуальными монстрами, которых мы не видим, но чувствуем этот груз на плечах, пока не избавимся от них, от наших проблем. А как мы от них избавляемся? — Решаем… преодолеваем… — подбирает нужные слова Хо. Мать одобрительно кивает. — Побеждаем их, убиваем каждого чудовища на своём пути. Но есть одно «но», дочка: можно упустить, можно не добить. И когда ты оставляешь их позади и смотришь только вперёд, продолжая бороться с другими монстрами, тот, кого ты оставила, нанесёт тебе удар в спину. Она хочет, чтобы Юрим была осторожна в отношениях с Хёнджином. Но что в словах дочери вызвало у неё такие сомнения в нём? Она хочет сказать, что Хёнджин — тот самый монстр, с которым она борется? Возможный монстр. Потому как не факт, что он станет её проблемой. И если она не добьётся его первой, то он ударит со спины. Да нет, бред, мама просто переживает, всё же она её дочь. Может, и не стоило рассказывать ей, теперь из-за каждой мелочи париться будет. — Ты могла бы сжать свою мысль и выразить это куда быстрее, — закатывает глаза Юрим. — У меня даже аппетит проснулся, пока слушала тебя! Женщина улыбается и протягивает Юрим свежего хлеба. Ну наконец-то, хоть поест. После завтрака девушка поднимается в свою комнату, чтобы всё-таки переодеться. Она достаёт нужные вещи из шкафа, подходит к окну, чтобы задвинуть шторы, и замечает надпись на асфальте, причём шрифт немаленький. Парень дописывает последнюю букву, отходит и убеждается, что всё как надо. Он смотрит на окно и усмехается, когда Юрим резко отходит в сторону, чтобы спрятаться. Она гадает, заметил он её или нет, но сомнений не остаётся, когда Хо получает сообщение:«Твоё лицо создано явно не для того, чтобы его прятать».
Чёрт бы тебя побрал с твоими красивыми речами, Хван Хёнджин! Юрим делает глубокий вдох и показывается. Надпись на асфальте гласит:«Поговори со мной, иначе буду петь у твоего дома весь день».
— А пою я просто ужасно, — добавляет вслух громко парень, чем заставляет Юрим невольно засмеяться.***
Новый дом Ирон такой же большой, как тот, что они продали в Корее. По правде, из-за обстановки она даже не может сказать, где лучше: и там, и тут два этажа, три спальни, просторная гостиная, но различий, конечно, много. Различий, которых и замечать не хочется, потому что ощущение в этом доме те же, что и в том: тоска, тоска, тоска. Отец весь день на работе. Только появилась горничная — женщина лет тридцати, ухоженная, всегда аккуратная, добросовестно выполняющая свои обязанности и присматривающая за Ирон, как за дочерью. Она немного скрашивает одиночество, друзей-то нет. Хотя в новой школе она их нашла, но… всё равно не то. Пока не то. — Вам что-нибудь принести, госпожа Ван? — интересуется горничная. — Сяо Цзы, я же просила, просто «Ирон», — улыбается девушка. — Три дня уже знакомы, меня напрягает формальное общение. Сяо Цзы в который раз кивает на это, и видя, что она разговаривает с кем-то по видеосвязи, оставляет одну. — Она милая, правда? — возвращает Ирон своё внимание к подруге. — Наверное, — пожимает плечами Джису. — А вот новые жильцы, которым вы продали дом, явно не милые. — А что с ними не так? — сводит брови к переносице Ван. — Что с ними не так? Ты не заметила моих синяков под глазами? Ирон прыскает под возмущения Чхве. — Вчера даже полицию вызывали. У них что не день, то вечеринка. Они думают, Рождество празднуется месяц? — Ну, ты же боялась, что без меня тебе будет совсем одиноко, — смеётся Ирон. — Вот, наслаждайся! — Твоё великодушие не знает границ. Ирон успокаивается, но вместо того, чтобы продолжить непринуждённую беседу, вдруг напрягается, спросив, как там Чанбин. — Вы до сих пор не разговаривали? Джису почему-то уверена, что у этих двоих всё по-старому, а они, оказывается, даже ни разу не написали друг другу. — Знаешь, как только я села в самолёт, поняла одну вещь, — она делает выжидательную паузу. — Я — идиотка. Чего я вообще от него ждала, если запретила вам рассказывать ему? Девушка со злостью зарывается руками в волосы. — Я сглупила, возомнила себе невесть что. Рюджин правильно говорила: мне стоит снять корону. Стоит ли Джису рассказать ей? Нет, это ведь сюрприз. — Вообще, я говорила с Чанбином. Он пришёл в тот день в аэропорт, просто… не успел. Ирон изумленно смотрит на неё. — Узнал от одноклассников, — поясняет она. А ещё он узнал о программе по обмену, которая работает в их школе. «Асару» не первый год сотрудничает со школой в Шанхае, известной хорошей подготовкой будущих студентов. Потому каждый год старшеклассник, лучше всех сдавший экзамен по выбранной специальности, может отправиться туда по обмену на неделю. Со осенило, и он запомнил заявление на участие в экзамене, правда, успел в крайние сроки. У него и на подготовку времени толком не остаётся, поэтому каждую свободную минуту посвящает этому. Такой шанс нельзя упускать! Джису тоже могла бы поучаствовать и даже выиграть, но поедет только один. Она решила отдать это право Чанбину. В отличие от него, у неё хотя бы была возможность попрощаться с подругой. Но это сюрприз, о котором Ирон знать не должна. Если всё получится, то к Рождеству он станет её подарком, который она найдёт не под ёлкой, а у выходной двери. — Да, скажи мне свой адрес, — Чхве вдруг вспоминает об этой его просьбе. — Адрес? — переспрашивает Ирон. — Зачем тебе? Может, она хочет прислать ей подарок на Рождество? Ну, конечно, Джису не оставит её без подарка. О боже, посылка! Она совсем забыла о Минхо, которому обещала отправить монету Яншэн. Дав подруге адрес и ещё немного поговорив с ней, Ирон, закрыв окно с диалогом, открывает «поиск» и выбивает название монеты. К своему стыду, она мало о ней знает, хотя это связано с историей Китая. Но всё-таки ей любопытно, почему Ли захотел именно такой «сувенир». «Монеты Яншэн, известные как китайские нумизматические амулеты, используются для таких ритуалов, как гадание»… Ирон останавливается, представляет гадающего в темноте у свечах Минхо, и прыскает в кулак. «Обычно содержат скрытый символизм»… «Талисман на удачу»… «Во времена династий Мин и Цин»… «начали появляться даосские и буддийские амулеты, а также обереги из брачных монет с изображениями, подобными «Камасутре»… Ирон сначала краснеет, а потом шутит про себя: «Он хочет соблазнить Джису-онни?» Слышала бы она это. Этих монет довольно много. Раз он не уточнил, какой именно талисман хочет, значит ли это, что она может сама выбрать? Много времени на это не уходит. Чжэнь У — даосский Бог, связанный с исцелением и защитой. Это то, что подходит сейчас Минхо, как никому другому из них. Что ж, сегодня Ирон отправится по магазинам.***
— Ты просто деспот! — возмущается всю дорогу до реки Ханган Чэрён, хотя в тёплой шубе, шапке и перчатках не так уж и холодно. Но сам факт! Они зимой идут на реку, он самоубийца? Или решил почувствовать себя Джеком Фростом? — Ты хоть знаешь, что означает это слово? Чэрён кривит рот и предлагает остановиться хоть где-то, идут по берегу уже минут десять. Минхо слушает сестру и достаёт из рюкзака две большие мягкие подушки. Садится на одну из них и слабо бьёт по второй, намекая Чэрён присесть. Ей интересно, почему они просто не пошли на мост, предназначенный для посетителей, но Минхо отвечает, что это — не то. В это время года здесь мало людей. Холод практически не чувствуется: то ли сегодня вечером теплее, чем обычно, то ли они правда слишком тепло оделись. Красиво. Водная гладь, кажущаяся бесконечной; цвета, отражающиеся на ней от Радужного фонтана. Тишина, покой и звуки природы. Красиво. По-другому и быть не могло. Если брат привёл её сюда ради этого, то, наверное, это того стоило. Чэрён видит, как старший наслаждается этим спокойствием, блаженно прикрыв глаза, и достаёт из кармана куртки подвеску, подаренную Каем. Молчание непривычно затягивается, и у неё есть тема для разговора, которую она боится начать. В конце концов, девочка набирает побольше воздуха, сжимает подарок в ладони и засовывает руку обратно в карман. — Оппа, мне нужно твое разрешение. Он медленно открывает глаза, кажется даже, что задремал. — А если запрещу? — Смирюсь, — пожимает плечами Ли. — В общем, могу я… в этот раз… отпраздновать Рождество… не с тобой? Вот так поворот. Они же всегда праздновали вместе. Ну, конечно, ей захочется какой-то свободы. Иронично, что именно это Рождество он расчитывал сделать его запоминающимся для них обоих. Он может запретить. Может, но не хочется, чтобы Чэрён затаила обиду. Ей нужны новые впечатления, новые эмоции. Он всё равно задумывался, что может купить ей на те деньги, которые остались. Их мало, он не торговал с тех пор, как получил ранение в плечо. Ответ сам напрашивается. Это и станет его маленьким подарком. — С тем парнем? Младшая Ли краснеет, поворачивает голову в другую сторону и сильнее сжимает подвеску. — Так что было в коробочке? Она зажмуривается, медлит, но всё же показывает ему. Минхо берёт подвеску и рассматривает серебряный полумесяц. — Красивый, — подмечает он. — Почему не носишь? Чэрён указывает на кулон, что купил ей однажды брат. Тот до сих пор на шее. — Это, конечно, приятно, — улыбается он. — Но можешь снять. — Ни за что! — хватается за звезду сестра. — Это подарок от тебя, и я знаю, как тяжело было на него копить. — Это меня не обидит. — Я сказала нет, — отчеканивает та. — Буду носить оба подарка. Звезда и полумесяц — красивое сочетание. Да ещё и от двух лучших мужчин в моей жизни. Она с улыбкой кладёт голову ему на плечо, а брат смеётся: — Подлизываешься, да? — Да, — смеётся в ответ Чэрён. Раскусил, как и всегда. — Можно. Девочка отстраняется и удивлённо хлопает пушистыми ресницами. — Правда? Дождавшись утвердительного кивка, Чэрён бросается к брату с объятиями и неоднократными словами благодарности. — Да не за что, хорош, — он хватает её за голову и отодвигает от себя. — Ну, оппа, дай обнять! Он задумывается, смотрит на девочку с выражением лица, как у кота из «Шрека», и хмыкает: «Ладно». Убирает всё-таки ладонь с её лба, давая возможность обнять, и сам обнимает в ответ. Брат и сестра, находясь одни на берегу, наслаждаются эмоциями, которое дарит это прекрасное место. Кому счастье, а кому — лёгкую грусть.***
Сегодня у Йеджи был абсолютно свободный день. В воскресенье ни учёбы, ни психолога, только Хёнджин немного портил всё, слишком уж шумно и тщательно собирал вещи назавтра. Такое ощущение, что на неделю уезжает, а не на три дня. — Ах, да, к нам сейчас придёт Джису, — удосуживается уведомить он, когда сестра уже удобно устроилась на кровати, собираясь читать книгу. — Побудь с ней немного, пока я собираю сумку. Йеджи поражается такой наглости: — Ты серьёзно? Сам пригласил, а мне с ней сидеть? — Я не приглашал, она сама спросила, может ли прийти. — Ещё лучше, — бубнит Хван. — Слушай, — парень останавливается, чтобы перевести дух. — У неё проблемы дома, она не знала, к кому пойти. — А высказаться своей подружке онлайн не вариант? — Ты не поняла, — он произносит по слогам: — Ей надо было уйти из дома. Он возвращается к вещам и теперь складывает в шкаф всё то, что неряшливо валяется на полу. Что же у неё такого случилось, что она ушла из дома? Стоит задать себе такой вопрос, как уже слышится звонок, а затем и стук в дверь. Хёнджин говорит, что откроет, а Йеджи саркастично отмечает, что это очень мило с его стороны — впустить человека, с которым общаться придётся ей. Но Джису ничего не рассказывает. Кажется, и не собирается. Она будто к себе домой приходит: просто проходит в гостиную, садится на диван и включает телевизор. Ей просто нужно перекантоваться у кого-нибудь. — А это не наглость? — шепчет Йеджи брату, который надевает куртку, чтобы сходить в магазин за рамёном, а то есть совсем нечего. — Это всего лишь Чхве Джису, — бросает он напоследок и выходит на улицу. Йеджи ничего не остаётся, как сесть рядом с ней. — Так… что у тебя случилось? Не отвечает. Такое ощущение, что Хван для неё вообще не существует. — Раз уж пришла в этот дом, будь добра, не игнорируй тех, кто тебя приютил! «Пусть и не по своей воле», — добавляет она про себя. Джису приоткрывает рот, Йеджи уже ждет ответа, но получает кое-что другое: — Я здесь останусь только на ночь. Завтра утром уйду тихо. Не обращай на меня внимания. Только сейчас Йеджи замечает рюкзак, который та принесла с собой. Должно быть, там учебники — чтобы ещё и первую половину дня не видеться с семьей. — А твои братья знают, что ты тут? — Все знают. Если бы не знали, стали бы искать. Тут у Чхве начинает звонить телефон, но она делает вид, что не слышит, и у неё хорошо получается. Но она никак не ожидала, что Йеджи окажется такой наглой: девушка резко достаёт телефон из её кармана и смотрит на дисплей. Мама. — С ней поссорилась? Джису вырывает сотовый и убирает звук, чтобы не мешал. Она провалила тест по математике. Вот и всё. Один грёбаный раз. А мать устроила такую сцену, что даже соседи, наверное, слышали. Этот тест был в тот день, когда они должны были пойти на встречу с Ирон, попрощаться с ней. Все мысли тогда были не о том, что и отразилось на результате. Ладно, если бы просто ссора, в этом нет ничего страшного для Лии. Не в первый раз ведь. Но начавшись с какой-то незначительной оценки, конфликт перешёл на максимум из-за возникающих впоследствии других тем для разговора. В основном, о свободе, которую ей дают. Не кажется ли ей, что она злоупотребляет этим? Нет, не кажется. Из-за всего этого она и начала плохо учиться! Нет, не правда. Тогда что произошло? Был трудный день. И это всё? Да, это всё. Ссора длилась долго и дошла до того, что мама громко выругалась о том, как пожалела, что предоставила ей столько свободы; о том, что её прежний образ жизни был куда лучше — она хотя бы не была такая жирная; о том, что её друзья скоро вконец испортят её. Она не злоупотребляет свободой, Джису знает рамки. Кто бы как не считал, она уже вполне понимающий многие вещи человек, а про «хорошо» и «плохо» знает ещё с детства, как и все. Удивительно, правда? Она вернула свой нормальный вес, почти идеальный для её роста. Это уже не модельные параметры, но куда лучше, чем быть близкой к анорексии. И тут она не переходит границы, потому что знает, что ожирение даже первой степени может привести к серьёзным проблемам в организме. Хотя, кажется, у неё и так проблемы, с нервной системой точно. И у мамы. Они слишком часто ссорятся, у женщины также постоянные тёрки с отцом Джису, да и у неё самой. Мать просто наговорила лишнего. Слишком много лишнего. А как же те люди, у которых ожирение с детства, и не из-за того, что они много едят, а из-за особенностей их организма? Что и сколько раз им приходится слышать? И про друзей… Господи, если у неё будут неправильные друзья, то это — её ошибка. Всё! Они уже обсуждали это, твою мать. — Этих мам… иногда их просто не поймёшь, — бубнит себе под нос Чхве. — Пока не побываешь в их шкуре, — дополняет Йеджи, меняя картинку ситуации. — Если тебе тяжело рассказывать о том, что происходит дома, заведи дневник… — Я не просила совета, — перебивает она. — Ты так говоришь, как будто за них платить приходится, — язвит Хван. — У тебя что, от совета зубы отвалятся? Сначала Джису фыркает, потом долгое время смотрит на телефон, крутит в руках, задумывается, а затем выдаёт: — У меня есть кое-кто получше дневника. И я знаю, что его никто, кроме меня, не откроет. Разве что Хёгва, который отслеживает наши соц. сети, на что мне глубоко плевать. Это не электронный дневник. И это в соц. сети. Она сказала «кое-кто»… — Кто? В глазах Джису загорается огонёк, она будто ждала этого вопроса. При Йеджи она открывает переписку с Минхо и быстро-быстро листает, чтобы та не успевала читать, а потом выходит. Главное, что она поняла основную мысль: её «дневник» — это Минхо. — Ты серьёзно рассказываешь ему всё? — изумлённо спрашивает Йеджи. — И он мне ни разу не ответил. Сначала это немного раздражало, но сейчас, — на лице появляется нежная улыбка, — сейчас мне комфортно. Йеджи протягивает многозначительное «О», что вводит Лию в ступор. — Так тебе нравится Минхо! — восклицает она, хлопнув в ладоши. — Для меня это не новость. По выражению её лица не скажешь, что она разделяет положительный настрой Йеджи. — Ты призналась? Ты ему нравишься? Вы встречаетесь? Вопросы вгоняют в краску. — Хотя, — скептически смотрит Йеджи, — наверное, только ненормальный захочет связать с тобой свою жизнь. — Я встречалась с твоим братом, — напоминает Лиа, на что та хмыкает. — Ну, я бы не назвала его нормальным. В любом случае, Джису не горит желанием это обсуждать. Не с ней. Они не такие уж… подруги. Девушка использует желание спать под предлогом, и Йеджи сообщает, что спать они будут сегодня в одной комнате. Она решила за всех. Так она чувствует себя более защищённой, возможно, и спать сегодня будет хорошо. Опять звонок, и снова мама, думает Джису. Но нет. — Это он, — тихо произносит она, показывая телефон Йеджи. — Я… я не хочу брать трубку. — Надо. — Т-ты же говорила, он просто молчит… — Надо, — повторяет Йеджи. — Включим запись и отправим Чанбину, вдруг опять что-то зашифровал? Какую-то подсказку? Не возьмёшь — может прислать задание. — С чего это? Когда ты вообще в последний раз получала от него что-то? Такое ощущение, что он просто забил на нас. — Вот именно! Тебе не кажется это странным? Он даёт нам почувствовать, что мы живём нормальной жизнью, а потом… не знаю. Под давлением Джису всё же берёт трубку, а Йеджи включает диктофон. Это длится недолго, и минуты нет. От этого дыхания сердце замирает. Чьё оно? Кому принадлежит? О чём говорит? До сих пор хочется верить, что это — глупая шутка, в которой им завтра признаются, а затем покажут всему классу отснятый фильм с трясущимися школьниками. Уж лучше так, господи, уж лучше так. Он отключается сам, и только после этого Джису выдыхает и осознаёт, что всё это время не дышала, словно боялась спугнуть этим. Йеджи отправляет запись Чанбину и, только получив ответ, кладёт телефон на тумбочку и откидывается головой на подушку, в то время как Джису рядом уже давно спит, что стоило ей, на самом деле, немаленьких усилий. Утром, когда они просыпаются, Хёнджина уже нет. Школьный автобус отправляется раньше, чем начинаются занятия, так что парень решил не будить их. Ну, одну попытку всё же предпринял, но получив от сестры сонное «Пошёл ты нахер», больше не трогал, собственно, не очень-то хотелось. Даже ничего не поел, но взял в дорогу себе и Юрим бутерброды. Йеджи, узнав об этом от мамы, обрадовалась: ей достанется двойная порция. Рамён на завтрак в семье Хван — уже привычное. Джису ела с Йеджи и её родителями за одним столом, но ничего не говорила, в отличие от них. Кажется, они могут обсуждать всё на свете. Когда мать взгрустнула, сообщив, что после собеседования ей так и не перезвонили, муж приобнял её и утешил словами поддержки. То, как Лиа смотрела на них, не укрылось от Йеджи. — А твои родители кем работают, Джису? — спросил мужчина. Джису стала жевать медленнее, отложила палочки, потерла ладони и отвела взгляд в сторону. — Ну… Моя мама тоже на данный момент ищет работу. Ей не хотелось говорить про отца. Только бы не спросили, думала она. И не спросили ведь. Только понимающе кивнули. Эта семья поражает. Может, они и ссорятся «за закрытыми дверями», но сейчас это образ тех отношений родителей и детей, о которых она мечтала.***
Автобус скоро будет выезжать, все ждут только Юрим. — Может, твоя подруга не придёт? — интересуется одноклассник. — Придёт, — уверенно отвечает Хёнджин. И буквально после этих слов она появляется в поле зрения, бежит к остальным и извиняется перед учителем и водителем за опоздание. — Где твоя шапка? — Хван касается её головы. — На улице такой холод, ты с ума сошла? — Я не услышала будильник, — отдышавшись, объясняет Хо. — Собиралась в спешке. В следующий момент на её голове оказывается шапка Хёнджина — большая, закрывающая половину лица. Парень смеётся и чуть-чуть поворачивает её. — Я согрелась, пока бежала, мне не холодно… — Так, — он прижимает ладони к её щекам, из-за чего у той надуваются губки. — Ты вернёшься из этой поездки какой угодно: уставшей, потрепанной, нервной из-за того, что провела три дня с таким невыносимым типом, как я, но точно не заболевшей. Поняла меня? Юрим не остаётся ничего, кроме как кивнуть и последовать за ним в автобус, где спустя час поездки живот уже даёт знать о голоде. Она даже поесть не успела. Хёнджин достаёт бутерброды, но Юрим удивляет. Моти. — Я приготовила нам моти, — девушка берёт один рисовый пирожок и протягивает Хёнджину. — Как вкусно, — не удерживается от комплимента, стоит попробовать. — Не знал, что ты умеешь готовить японскую кухню. — Родители много работают, так что я вполне самостоятельная. Не хочу ограничиваться готовкой только корейских блюд. Моти самые разные: клубника, киви, мандарин — и очень нежные и вкусные. — Когда вернёмся, приготовишь ещё? — с набитым ртом произносит Хёнджин. — Готовить тебе в будущем будет твоя жена, а я взяла это в дорогу. Она забирает у него пирожок с любимым вкусом. — Не факт, что ею не станешь ты, — подмигивает он и, пользуясь временной растерянностью Юрим, откусывает её моти. — Ах ты!.. — злится девушка. Половину пирожка отгрыз, скотина! Но краснеет она не от злости. Парк Финикс — один из лучших горнолыжных курортов, и часы поездки того стоят. Конечно, ещё и один из самых дорогих, но «Асару» может позволить себе такое. Здесь даже есть отличный бар, в который учеников, конечно же, не пустят. А ещё очень дорогой отель, поэтому автобус проезжает дальше, примерно на один километр от отеля, и взору предстаёт целый комплекс гостиниц и домиков, в которых они и проживут эти три дня. — Заселяемся, — объявляет учительница — грузная, крупно габаритная, с морщинками и низким голосом. — В нашем распоряжении пять домиков, в каждом не больше четырёх человек! — Значит, мальчикам с девочками можно? — спрашивает кто-то из толпы. — Вы хотите заселиться со мной, господин Чхве Субин? — ведёт бровью женщина, после фразы которой многие громко смеются. — Не хотелось бы доставлять вам неудобства, — замялся Су, — так что воздержусь. — Ну что вы, я не кусаюсь. Только улыбка её говорит совсем о другом. — Чхве — за мной, остальные — выбирайте сожителя и подходите к Рюджин. Она будет записывать, кто, в какой дом и с кем. Субин сглатывает ком в горле и слышит в спину от Джисона: — Я буду молиться, чтобы тебя не изнасиловали. Хёнджин понимает, что с Юрим пожить не сможет, и от этого даже становится немного грустно, но ненадолго, потому что стоило всем заселиться, как учительница вызывает ребят на улицу, даже не дав отдохнуть. — Выбирайте: идём сейчас или отдохнём? Если второе, то пойдут гулять они завтра. А если первое, то проведут больше времени вместе, хоть и уставшие. — Идём сейчас, — поднимает руку Хёнджин. Желающий отдохнуть Субин поддерживает только потому, что это Хёнджин. А его поддерживает Джисон. А его — Рюджин. И так далее. Сначала они (по решению учительницы) направляются к трассе для новичков, где Юрим, не спросив, вручают лыжи. Справляйся теперь, как хочешь. — Но я не умею кататься на лыжах, — признаётся Хо, которая хочет пойти к подъёмникам, но следует за остальными, потому что расходиться нельзя. — Не беспокойся, я помогу, — возникает рядом Рюджин, которая уже стоит в готовой для старта позе. — Спасибо, справлюсь сама, — хмыкает она в ответ. — Как хочешь, — усмехается Шин. — Смотри-ка, к нашему Хёнджину снова подкатывают. Вот уж действительно — сердцеед. Юрим следит за её взглядом и видит, как на лыжной трассе к нему присоединяется какая-то девушка, мило улыбаясь. Хо машет палками перед ней, и если бы не быстрая реакция Рюджин, она бы уже, скорее всего, осталась без глаз. — Как, говоришь, этой фигнёй пользоваться? — Встань в нужную позу, руки согни в локтях, вынеси вперёд. Палки должны стоять под острым углом к земле, давление на палку сверху вниз. Юрим чётко повторяет всё, что ей говорят. — Но это если ты хочешь побыстрее догнать своего принца, а вообще, надо бы сначала виды ходов выучить, основы… — Я рада, что мы друг друга понимаем, — в нетерпении скалится девушка. — Ох, ладно, — не успевает Рюджин сказать что-то ещё, как какой-то новичок с криком: «Посторонись» сильно задевает Юрим, так, что она катится вниз на лыжах, а палки роняет. Увидевшая это учительница начинает громко звать на помощь. Все на лыжной трассе оборачиваются. Хёнджин в том числе. Он тут же рвётся за девушкой, что вот-вот покатится в зону с деревьями, где даже есть табличка «Кататься запрещено». Он разгоняется, но этого недостаточно, и в конце концов, Хван отбрасывает одну палку и свободной рукой хватает Юрим за шкирку, после чего валит за собой на белоснежную землю. Перед глазами пару секунд сплошные мушки, потом неясная картинка и лишь затем — чёткие черты лица Хёнджина. Он лежит на холодном снегу, но грудь согревает исходящее от лежащей на нём девушки тепло. Юрим знает, что надо встать, пока они оба не заболели, но она также понимает, что хочется ещё немножко побыть к нему так близко. Совсем ненадолго, пока есть возможность разглядеть его глаза, коснуться кожи, сконцентрироваться на губах… и она концентрируется. Настолько, что невольно опускает своё лицо ещё ближе, остаются миллиметры, когда их прерывает кинувшийся помочь Юрим ученик, который отозвался на крики учительницы. — Ребят, вы в порядке? Хо словно обжигает. Она резко подаётся назад и коротко кивает. Хёнджин встаёт следом. — Научить тебя кататься? — Я не виновата, — опровергает Юрим. — Это случилось по другой причине. — М-м, — Хван наклоняется, и на лице его появляется издевательская усмешка. — Увидела меня с другой и захотела помешать? Юрим смеётся. Правда, смех этот выходит не очень правдоподобным. — Оставь свои игривые речи для той брюнетки. — Шихён, — поправляет он. — Да хоть Дахён из TWICE, — бурчит Хо. Парень осторожно приобнимает её и, прежде чем она успевает высказать недовольство, предлагает: — Как насчет подъёмника? Та фыркает и складывает руки на груди: — Программу на сегодняшний день составляет учитель, а не ты. — А кто сказал, что мы будем делать это днем? — заговорщически проговаривает Хёнджин.***
Сегодня — важный день для Чанбина. Он, как ученик, подавший заявку в последний момент и имевший время на подготовку меньше остальных, немного волнуется, совсем чуть-чуть. Если он не станет лучшим, то нескоро встретится с подругой. Их провожают в классы, сдающие в сумме занимают всего два кабинета. В этом году их мало, что уже можно считать облегчением. Тест состоит из трёх частей: теория, практика и письменная часть. С последним у него всё хорошо, с практикой — ещё лучше, а вот теория… не то чтобы хромает, но отвечать хмурому дядьке перед тобой, так и мечтающему тебя завалить, не нравится никому. Джису обещала поддержать его, поэтому после каждого урока подходила к тому классу и ждала: вдруг написал и вот-вот выйдет. Пока всё ещё там. Йеджи стоит у подоконника и наблюдает за ней с задумчивым видом. Она так сильно погружается в свои мысли, что не замечает подошедшего Ёнджуна и дёргается в сторону, когда он слабо дует ей в ухо. — До инфаркта решил довести? — Просто хотел спросить, о чём задумалась. Но твой вариант мне нравится. Хван цокает и продолжает внимательно смотреть на Лию. — Если думаешь, как избавиться от меня — не выйдет, — продолжает он вытягивать из неё слова. — Я обещал твоему брату, сегодня мы всё равно пойдём к психологу. Она игнорирует его слова, только-только выходит из своего мира и произносит мысли вслух: — Мне всегда казалось, ваша семья — идеальная. Ёнджун становится серьёзным. Выходит, Джису не только пришла к ним, но и все «скелеты» выставила напоказ. С каких пор она такая болтливая? — Вы можете позволить себе всё, что хотите, ваши родители, ну… Они приходят в школу, когда вас вызывают, им на вас не плевать… Примерно так я видела картину вашей семьи. Ёнджун понимающе кивает, задумывается ненадолго, а потом поворачивается к ней лицом: — А теперь представь папу, который получил работу через постель, который изменяет твоей маме, поднимает на тебя руку и использует ваш дом только как место ночлега; и маму, которая одержима своими идеалами. Йеджи в шоке от таких подробностей. — Ну, с мамой, вроде, не так всё страшно… Это она так пытается найти что-то хорошее? — Так только кажется. Мы с братом думаем накопить на квартиру и снимать её с Джису, — честно признаётся Чхве. — Мы, откровенно говоря, уже зае… Но тут он получает сильный подзатыльник от стареющего мужчины — члена дисциплинарного комитета. — Никаких матов в стенах этого почтенного учебного заведения, пока я жив! — Да, господин Ким, — Ёнджун потирает затылок, а Йеджи старается изо всех сил сдержать насмешку.***
Ночью на улице слышны лишь звуки природы и гул автомобилей. А иногда и орущих алкашей вдалеке. Но не здесь, не в этом волшебном месте. Звуки природы дополняют ночные огни фонарных столбов и красота ночного Канвондо. Только шаги по снегу нарушают эту идиллию. Но не сильно, поскольку шаги эти — тихие, она постаралась. Ключи от домика просто лежат на подоконнике — ни она, ни её сожители не думают как-то прятать их в такое место, о котором знают только они. Поэтому она всё делает тихо, не привлекая лишнего шума, и, тепло одевшись, уже подходит к ожидающему её Хёнджину. — Прошу на борт, моя принцесса, — кланяется он в поклоне, выполняя приглашающий жест. — Вы очень любезны, — подыгрывает Юрим и подаёт руку. Хорошо, что здесь всё работает даже ночью. Днём, в окружении всех этих людей, Хёнджин не может нормально провести время с Юрим. Ни романтики тебе, ни даже обычного душевного общения, ни-че-го. Они садятся в одну из кабинок подъёмника и, когда начинается катание, из уст Юрим срывается беззвучный крик, но не от страха, а от предвкушения и появившегося на секунду адреналина, скорее. — Первый раз? — улыбается Хёнджин, на что она активно кивает, а потом неожиданно прижимается к нему, стоит посмотреть вниз. — Мы так высоко, — восхищённо говорит она. Она милая. Прямо сейчас она действительно милая. Тот самый медвежонок. Все мысли Хёнджина отображаются на его лице, так что она замечает и вопросительно уставляется. — Почему ты постоянно строишь из себя кусачку? Восторга в её глазах больше нет. Она отпускает его и, рассматривая свои руки, отвечает: — Чтобы никто не думал, что я слабая. Но он бы никогда не подумал, что Юрим слабая, даже если бы она не строила из себя кого-то. — И я не слабая, — спешит заверить она. Хёнджин даже не ожидал такой резкости в тоне. — Знаю, знаю, — он аккуратно кладёт её голову себе на плечо и принимается гладить по мягким тёмным волосам. Юрим так приятно, что хочется растянуть этот момент — их ночную поездку — на долгие годы. Приятно то, как он успокаивает, прижимает к себе, помогает улыбается, какой бы иногда эта улыбка не была самоуверенной. Ей приятно, в конце концов, просто быть рядом с ним. Приятно было и с другими, но ни один из них не занимал в её сердце то же место, которое занял Хёнджин. И она прекрасно понимает, что есть кое-что особенное в этом, что она хочет признаться в этом и себе, и ему. То ли так действует обстановка в ночи, то ли она правда забывается, но в какой-то момент девушка не думает и честно и легко признаётся: — Оппа… Сначала парень думает, что ему слышится. — Я люблю тебя, — после этих слов Хо прикрывает глаза, показывая умиротворение, хотя на самом деле внутри всё немного кипит от волнения. — И я тебя, — он делает паузу, — люблю. Он расчитывал на это признание, но не сегодня. Думал, надо будет ещё побороться. Всё-таки Юрим оказывается не таким крепким орешком, у него бывало и похуже. Это что же, всё? Значит, всё? Конец? Ну, конечно, да, он же так и планировал. Она призналась, она его полюбила, остался завершающий штрих. Может, потянуть с этим штрихом? Нет, нельзя. Хёнджин не чувствует никакого самоудовлетворения от того, что победил и отвоевал себе её сердце. Он чувствует что-то хорошее, когда не думает об этом, когда обнимает Юрим, когда она целует его на прощание, но когда Хван остаётся один, возвращается в свой домик, понимает, что ему откровенно хреново.***
Проходит день со сдачи экзамена, но результаты будут только через неделю, что не может не злить, учитывая то, как всё это время ученики будут кусать себе локти. А пока Чанбину есть чем заняться — записью, которую ему отправила Йеджи. Он уделяет этому много времени, постоянно проверяет снова и снова, чтобы в итоге с силой ударить по месту на столе у клавиатуры. Какого? Какого всё одно и то же? Ничего не меняется или ему правда пора сомневаться в своих способностях? Всё тот же грёбаный код. — Ты будешь дышать мне его, пока мы не разгадаем, что это?! — возмущается он вслух. Они пытаются, они многое проверяют, но ничего, кроме того клуба, не совпадает с этим кодом. И Хёгва ещё утверждает, что это — ошибка. Они не Шерлоки, мать твою, а обычные школьники с расколотой нервной системой. Со даже пытается узнать по цифрам — может, там зашифровано слово или фраза? — но нет. Ничего. Опять. Отправить брату? Плюнуть на их не лучшие взаимоотношения и отправить? А ответит ли он? Это вряд ли. Но Чанбин переступает через себя из-за остальных. Брат ответит ему. Ответит через месяц, когда это всё будет просто не нужно…***
Школа всегда встречала меня одинаково — что та, что эта. Я приходил, меня ловили, надо мной смеялись, а я плевал в их сторону в прямом и переносном смысле, потому что знал: закончу учёбу, и меня ждёт другая жизнь. Жизнь, в которой я буду совсем другим, жизнь, в которой будут другие люди. Почему же в школе ко мне все так относятся? Моя вина лишь в том, что я был маленьким, когда это началось. Меня, как и многих других, решили «проверить на прочность», а я эту проверку не прошёл. Я был слабым, не мог дать отпор. А теперь, когда я вырос, когда я другой, уже ничего не изменить. Когда ты приходишь к этим людям, ты сажаешь корень мнения о себе. Мне никто не мог тогда объяснить, какой корень я должен посадить. У меня были только сестра и я сам. Иногда ещё тётя, которая изредка навещает нас. Я посадил корень неправильно, так, что он разросся кривыми листьями, ядовитыми, как плющ. Такие листья тянутся за тобой долгое время. Так и случилось со мной. Что бы я не говорил, когда стал старше, как бы не вёл себя, это уже не имело значения. Сейчас я могу ответить, могу дать отпор, я уже познал все «стоит» и «не стоит». Но теперь это не имеет значения. Я был уверен, что закончу школу, поступлю в университет и начну новую жизнь. Но однажды в ней появился Хёгва, и тот корень, который я не мог вырвать, изжил себя. Теперь это игра с огнём, в которой Хёгва — огонь, а мы — древесина, и с нашей помощью он загорается еще сильнее. Он изменил мои планы. Какой ты там жизни хотел? Нет, не получишь. Я не знаю, кто в нашей игре выйдет победителем, но проигравшими будут все. Минхо идёт в школу, разговаривая с Ирон по видео. «А я уже отправила тебе монетку Яншэн», — громко уведомляет она, стоя у шкафа и перебирая вещи так, что Ли может увидеть разве что её ноги. Он спрашивает, что за талисман. «Если скажу, это не будет секретом, » — упрямо отвечает она, — «но, знаешь, это как раз то, что тебе нужно». Девушка выбирает, что надеть в школу, и прыгает на кровать, показавшись лицом. «Как твоя рука?» — Порядок. Побаливает совсем немного. «Я надеюсь, когда ты придёшь, Ёнджун и Субин не начнут обращаться с тобой, как с прислугой», — фыркает девушка. — Они уже давно этого не делают, — заверяет Минхо. — С тех пор, как нам пришлось объединиться. «Ты, может, и не в курсе, но сначала я их сдерживала». — Так я тебе обязан, — усмехается он. Так Ли и доходит до школы, разговаривая с Ирон, которой тоже надо собираться, поэтому она отключается как раз перед тем, как он сворачивает за угол, где его ждёт худой высокий парень. — Наконец-то ты вернулся, — скорее с раздражением говорит он. — Босс негодовал. — Я из-за него единственного не буду приходить, когда мне хреново, — кривится тот. Парень поправляет очки, осматривается и передаёт пакетик с порошком. — Заказ сделал чувак из старших. Придёт сюда после первого урока. — Понял, — отвечает Минхо, быстро попрощавшись с ним, кладёт товар к себе в сумку и входит в здание.***
В школьной столовой, как обычно, шумно. Но шума становится ещё больше, когда старшие классы видят, что в их «любимой» элите пополнение. Юрим идёт грациозно и чётко, делая каждый шаг уверенно. Раз она с Хёнджином, автоматически становится Королевой. Многие удивлены: это первая девчонка в Элите, которая младше их по классам. Но когда Хван собственнически обнимает её, всё встаёт на свои места. Перешептываются много — в основном, что это, скорее всего, ненадолго. Юрим делает вид, что не слышит, но Хёнджин, в отличие от неё, не терпит и затыкает. Она об этом только и мечтала, когда впервые увидела их, когда впервые увидела Хёнджина. И вот, она здесь, её все уважают, она — королева. Но только сейчас это не так важно для неё, это отошло на второй план. Потому что теперь она по-настоящему хочет быть с ним, а то, что она считается из-за этого частью их… Боже, да Юрим вообще забыла об этом. И сейчас ей вдвойне хорошо. Но если бы она не стала, а просто была его девушкой, это ничуть бы её не расстроило. Учитывая возникшие чувства, её скорее расстроило бы, если бы она стала их частью, но при этом не была бы его девушкой. Поэтому она счастлива. И даже не видит никакого подвоха. А Хёнджин прекрасно знает и о подвохе, и о том, что очень скоро Юрим уже не будет ему улыбаться. Но он должен ей признаться, потому что иначе это будет грызть изнутри.***
Какой глупец будет приходить за товаром после первого урока? Просто объясните. Минхо, конечно, сделает всё как надо, но какой глупец? Да ещё и из старших. Он же говорил, что не будет торговать своим. Это наказание от босса такое за отсутствие больше недели? Лишь бы оказался кто-то из параллели, хотя бы так. Он сегодня забыл надеть куртку с капюшоном, ему даже не спрятать никак лицо на всякий случай. Он до последнего надеется, но все его надежды рухают, когда Ли видит перед собой заказчика, пришедшего, как и он, в назначенное время. Нет. Скажите, что это ошибка. Перед ним хрупкая на вид девушка в форме, с собранными в конский хвост волосами, пафосной позой и, как всегда, проницательным взглядом. — Как твоя рука? Может, он перепутал? Заказчик не приходит, а она просто ждёт кого-то другого. — Иногда мне кажется, что вы с Ирон сёстры, — комментирует он, вспомнив идентичный вопрос сегодня утром. Хотя в этом, конечно, нет ничего такого, не только они будут это спрашивать у него. Просто Минхо хочет как-то сменить тему, убедиться, что о наркотиках сейчас речь не зайдёт. Джису усмехается и подходит ближе, касаясь его кисти. Он держит руки в карманах. — А торговать, — она резко дёргает вверх, из-за чего он невольно высовывает руку из кармана. — Удобно? В ладони тот самый пакетик с белым порошком. Парень закатывает глаза и на выдохе спрашивает: — Откуда знаешь? — Джисон вообще-то умеет держать секреты, — хмыкает Лиа. — Очень хорошо умеет. Но когда общается со мной, почему-то превращается в базарную бабку. Твою мать, Хан Джисон. — Зачем ты это делаешь? — Зарабатываю себе на жизнь, — пожимает плечами Ли. — Очевидно. — Нет, не очевидно. Есть и другие способы зарабатывать на жизнь. — Говорит девочка из богатой семьи, которая никогда не сталкивалась с такой ситуацией, — насмехаясь, произносит он. Что? Что он несёт? Он говорит так, словно она его никогда не поймёт. Да, они слишком разные, но… — Как… как ты можешь такое говорить? — её голос звучит сдавленно. — Ведь… ты знаешь о том, что происходит в моей семье, что происходило, я каждый раз… Она замолкает. Потому что вдруг понимает. Джису поднимает на него взгляд, полный чего-то. Не холода, не отвращения, не высокомерия, ничего такого. Но и не боли. Удивления, осознания, отказа принятия того факта, что… — Ты… не читал мои сообщения?.. Ни одного? Но ведь они были отмечены, как прочитанные. Он просто отмечал. Вот и всё. — Н-но почему? — кажется, её голос с каждым разом звучит более сдавленно, будто ком в горле застрял, а она всё пытается его проглотить. Она же столько ему написала. Она рассказала ему, а он просто всё… обесценил? — Я читал. Читал и смеялся. Лжёт, но слишком правдоподобно. Наверное, потому что отчасти правда. Он читал. — Потому что все твои «проблемы» — это детский сад, это ничто. Каждая проблема в той или иной мере существенна, я это знаю. И Джису нелегко, это я тоже знаю. А сейчас ей ещё больнее слышать от меня такие слова. Но пусть лучше так, чем если эти сообщения будут и дальше приходить. Потому что я не могу не читать их, а это нужно закончить. Я хочу знать, как она, а это нужно закончить. Я думаю о ней, а это нужно закончить. Иначе будет ещё больнее, но не мне, а Джису. Она не должна знать, что я хочу о ней заботиться. Пусть лучше чувствует отвращение от одних прикосновений, как и раньше. У моих действий есть серьёзная причина, поэтому давай, скажи это. — Ты мне противен, — цедит она, сжимая кулачки, что не укрывается от взгляда Минхо. Прекрасно. — Взаимно, — бросает он и, зная, что товар ей ни черта не нужен, оставляет её одну. Она не должна была писать ему, да. Но ведь он мог сказать ей. Вместо этого он читал и смеялся? Каждый раз? Жалок, шавка, лицемер, как же это низко.***
Звенит звонок, Юрим пора на занятия, и она уже минуты две пытается вырваться из объятий Хёнджина. — Мне пора идти, — с улыбкой напоминает она в очередной раз. Хёнджин выглядит грустным, но знала бы она, по какой причине. — Что-то не так? Нет, всё в порядке. Просто сейчас тебе будет больно, а он должен ликовать. Но не будет. Он уже закончил, пора признаться. — Юрим, ты… Хёнджин не хочет делать ей больно, но сделает. Он бы хотел, как все эти придурки в фильмах на спор, оправдаться, сказать: «Это было раньше, но сейчас всё изменилось», а потом получить с главной героиней свой хэппи-энд. Но это не спор. И узнает она не от других, а от него самого. И оправдываться, просить прощения он не будет. В их истории всё наоборот. — …Знаешь, что не умеешь выбирать парней? Юрим готова засмеяться. — Ну вообще-то по-настоящему я только тебя и выбрала. Она достойна лучшего. Поэтому он выставит себя так, чтобы девушка сама это понимала. — И твой выбор крайне неудачный, — ухмыляется он через силу. Это уже начинает пугать. Юрим чувствует что-то неладное. Кажется, только сейчас она решает снять розовые очки и посмотреть на всё с трезвой стороны. — Да что происходит? — Хо вырывается из объятий, но ей бы не удалось сделать это так легко, если бы он сам не перестал держать её. — Помнишь Чжан Ука? Или Ши Ёна? А может Хон Киля? Откуда он знает их? Откуда знает, что у неё было что-то с каждым из них? Откуда… — Я говорил с ними. Это как резкий удар по щеке, который заставляет быстро-быстро соображать. Что они ему наплели о ней? — Давно ещё, тогда, после нашей встречи в библиотеке. То есть… — Ко мне подошёл Ши Ён, потому что видел нас вместе. Хёнджин слышал, как её дыхание участилось. Тем лучше. — И что же он хотел? Хван вкратце всё пересказывает: о том, как Ши Ён сначала уточнил, не с Хо Юрим ли он говорил, а потом стал предупреждать насчёт неё Хёнджина, который вообще-то ничего общего с ней и не хотел иметь; о том, как она бросила Ши Ёна, пару других его друзей, просто растоптала, наигравшись. Всё, что слышит Юрим — правда. Она использовала их: кто богаче, кто покруче. Но итог? Она выбирает парня, у которого, если можно так выразиться, «ни гроша в кармане». Разве это не показатель того, что сейчас всё иначе? — И тогда мне стало интересно, — продолжает Хёнджин. — Ты так жестоко обращалась с этими парнями. Я просто хотел тебя проучить. Проучить. Вот оно, то самое, к чему он ведёт. Он сказал правду. Хотел проучить. Карма, Юрим. Ты говорила однокласснице про карму, вот и твоя тебя настигла. — Я ни с кем не спорил. Просто хотел, чтобы ты поняла, как больно делала другим людям. Она поняла. Хватит, остановись, она поняла. — Когда ты сказала, что любишь меня, — он запинается на этих словах, — игре пришёл конец. Хёнджин изо всех сил старается не выдавать дрожь в голосе, и, судя по всему, у него это прекрасно получается. Карма настигает обоих. Потому что он тоже чувствует себя проигравшим. Он хотел бы прижать её к себе, обнять и извиниться, но он слишком тварь, чтобы ему давали ещё один шанс. И ему от самого себя будет тошнить ещё сильнее, если он попросит прощения, которого не заслуживает. Это может показаться просто ссорой, но он выносит для себя один важный урок: ни один человек не достоин боли, даже из лучших побуждений. Если ты решил побыть чьей-то кармой, не забывай, что эта карма может разделиться надвое, ей не сложно. Юрим тоже будет лгать. Прямо сейчас. Она не может уйти с позором и слезами на глазах. Девушка подходит ближе, смотрит в пол, пока смаргивает слезинки. — Я знала. Я видела эту фальшь. Поначалу она действительно видела её, а потом ей будто глаза завязали и заставили кого-то в темноте искать. — Я просто, — она поджимает губы, — подыгрывала. Она, наверное, хочет, чтобы ему было больнее, чем ей, но он понимает, что в этих словах нет правды. И не перебивает её, не оспаривает, может, ей и в самом деле станет легче от этого. Пусть говорит. — Ты думаешь, что играл со мной, — убедившись, что глаза не слезятся, она поднимает голову чуть выше, — но играла я. Она вспоминает свою давнюю глупую цель. — Я хотела получить место среди вас, — она встретилась с ним взглядом. — И я получила. Губы дрожат, когда она, сделав глубокий вдох, находит в себе силы сказать последнее: — Шах и мат. Только победителей здесь нет. Одни проигравшие.***
Рождество — это событие, к которому в «Асару» готовятся тщательно, особенно если дело касается актового зала, где будет проходить рождественский фестиваль — концерт накануне для всех желающих, а их обычно много. Именно для украшения актового зала новая староста класса, Чо Сэрим, и вызывает нескольких учеников. Не добровольно, она просто составляет список «желающих помочь», а директор великодушно помогает им прийти, шантажируя оценками. Они, как и все, думали, что проведут этот вечер дома, но не тут-то было. — Ну почему именно мы? — ноет Рюджин. Это риторический вопрос, однако Сэрим отвечает, что они — самые ответственные ребята из её класса. — А ты меня с братом не путаешь? — выгибает бровь Ёнджун. — Субин, давай без вопросов, у нас много дел, — тараторит староста, собирая каштановые волосы в пучок. — Итак, распределяю обязанности! — А я здесь зачем? — перебивает её Минхо. — Я же вообще ни в чём не участвую, с хрена ли выводы, что я ответственный? Девушка цокает. Ну, вот, нельзя просто замолчать и слушать, что она говорит? — Ты — Ли Минхо, правильно? — получив утвердительный ответ, она продолжает: — Насколько я знаю, ты… Эм… Помощник Чхве?.. Она звучит очень неуверенно, так как не знает, нужные ли слова подобрала, но услышав поправку Лии, понимает, что даже мягко выразилась. — Шавка. Минхо игнорирует, а Джису как сверлила всех ледяным взглядом перед собой, так и продолжает. Староста сжимает губы в тонкую линию, кивает, жалея про себя парня, и интересуется: — Ну, тебя же всё устраивает, да? Раз… ты здесь… Он вспоминает, как директор пообещал ему сладкую жизнь, натянуто улыбается и произносит не без язвы в голосе: — Дышу помощью этим людям. Сэрим делает вид, что не слышит этой желчи, и, взяв маленькими ручонками список их фамилий, громко провозглашает: — Ёнджун, Джису, надувайте шарики. Минхо, ты… ну, что они скажут… Она смотрит то на них, то на него, и что-то в их лицах кажется ей пугающим и даже садистским, поэтому она решает найти ему дело сама: — Минхо, развешивай шарики. Йеджи и Рюджин выпадает чистка сидений от возможных находящихся внизу жвачек, а сама Сэрим выходит с Джисоном из зала, чтобы сходить в подсобку за тряпкой и шваброй — они будут мыть сцену. Ребята, не говоря друг другу ни слова, принимаются за дело. Чем быстрее начнут, тем быстрее закончат. Джису и Ёнджун успевают только надуть по одному шарику и передать их Минхо, стоящему на стремянке, а Рюджин и Йеджи пройтись по первому ряду, как свет неожиданно выключается. Даже осознание ещё не приходит, когда источником света стали загоревшиеся на несколько секунд экраны телефонов, на которых у каждого высветилась одна и та же фраза. Недавно Ёнджун в шутку сказал, что Хёгва перестал писать, потому что готовится к Рождеству. Кажется, он его услышал.«Давайте встретимся с вашими страхами?»