Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Вэй Усянь, скривив губы, без сна лежал на кровати в Цзинши, размышляя о странной ситуации, в которой оказался.       Когда он нагло объявил, что ему нравятся такие мужчины, как Ханьгуан-цзюнь, он и не думал, что Лань Ванцзи возьмёт его в Облачные Глубины. Вэй Усянь полагал, что тот исполнится отвращения к «обрезанному рукаву» и он сможет ускользнуть.       — Наплачется — втащите внутрь, — велел Ханьгуан-цзюнь ученикам, когда Вэй Усянь вцепился в ослика и вопил со всем старанием и отчаянием, на какое был способен. Так они и сделали, а Лань Ванцзи ещё и заклинание молчания на него наложил, потому что в Облачных Глубинах запрещено шуметь, а странный дуэт юноши и Яблочка, который ревел даже громче хозяина, явно нарушал одно из многотысячных правил ордена. Кажется, их только прибавилось со времени, когда Вэй Усянь посещал Облачные Глубины в прошлый раз. На пару тысяч уж точно!       Меньше всего Вэй Усяню хотелось оказаться в Облачных Глубинах снова!       Он помотал ногой, пытаясь припомнить годы обучения в ордене Лань, когда он ещё был самим собой. Конечно, он тогда бедокурил, как только представлялся случай, потому что обучение было смертельной скукой, и зачастую его наказывали, как зачинщика бессчётных шалостей и проделок. Он не особенно расстраивался, наоборот, радовался, когда удавалось пронять Лань Ванцзи. Каким же прозвищем он наградил Второго Нефрита? Вэй Усянь наморщился, но припомнить не смог.       Он вообще многого не помнил после вселения в тело Мо Сюаньюя.       Да, ситуация, в которой он оказался, ничего хорошего не предвещала. Мало того, что он оказался заперт в теле «обрезанного рукава», который к тому же был сумасшедшим, так ещё и Облачные Глубины не мог покинуть! Вэй Усянь первым делом обежал всё вокруг и убедился, что никак не выбраться: входы и выходы хорошо охранялись, стены были защищены барьерами, а выйти через парадную дверь можно было только с нефритовым жетоном, которого у него, разумеется, не было. Внимания на него не обращали, пока он слонялся по двору, но Вэй Усянь знал, что попытайся он сбежать — и его немедленно схватят и отволокут обратно в Цзинши.       — Да, задачка, — пробормотал Вэй Усянь. Тело, в которое он вселился, было слабо и бесполезно. Оно не обладало и сотой части силы, которой владел Вэй Усянь даже времён обучения в Облачных Глубинах. Кое-что он, правда, мог и в деревне Мо неплохо себя показал, но такой уровень духовных сил был просто смехотворен!       «Ладно, — решил Вэй Усянь, — раз не выходит сбежать, нужно сделать так, чтобы сами выгнали». Выводить людей из себя он умел, в этом он был уверен. Вдруг припомнилось, что он и Лань Чжаня не раз пронимал и доводил до белого каления. Вэй Усянь фыркнул и, бросив взгляд в окно и определив, что время близится к пяти — час подъёма в ордене Лань, спрыгнул с кровати и потихоньку прокрался к перегородке, разделявшей Цзинши надвое. За ней была половина Лань Чжаня.       Ханьгуан-цзюнь только что проснулся, и Вэй Усяню посчастливилось увидеть весь утренний ритуал одевания мужчины. Лань Чжань был в нижнем одеянии — рубахе и штанах, без лобной ленты. Сидя, он надел сапоги, вытягивая голенища высоко вверх, до самых колен. Глаза его были закрыты, и Вэй Усянь даже предположил, что мужчина ещё не проснулся, а одевается в полусне, верный каждодневной привычке. Ханьгуан-цзюнь встал, одёрнул рубаху и взял верхнее одеяние. Пока он надевал его, Вэй Усянь даже успел заскучать: Лань Ванцзи долго приглаживал воротник, выравнивая его ладонями, запахнул полы, пригладил и их, следя, чтобы углы воротника верхнего одеяния точно совпали с углами нижнего и располагались параллельно друг другу…       Вэй Усяню хватало и пары минут на переодевание! Впрочем, как верно подметил Вэй Усянь, если говорить о Лань Чжане, то он и не одевался, а скорее облачался: медленно, торжественно… занудно!       Наконец в руках Лань Ванцзи появилась лобная лента. Вэй Усянь оживился. О лобных лентах ордена Лань, а вернее, о том, как Лань Чжань надевал лобную ленту, ходили легенды ещё в те времена, когда Вэй Усянь был самим собой. Правда, ему так и не представился случай узнать, правда ли, что любимчик старого Ланя по линейке измеряет, правильно ли легла на лоб лента. А вот сейчас, кажется, представился!       Лань Чжань вытащил из-за пазухи гребень, провёл несколько раз по волосам и повязал лобную ленту. Вэй Усянь замер в ожидании… Ханьгуан-цзюнь неподвижно стоял напротив большого зеркала, без выражения вглядываясь в собственное отражение. Затем ему, видимо, что-то не понравилось, и он развязал ленту и повязал её заново, теперь уже придирчиво разглядывая собственное отражение и поворачиваясь к зеркалу то одной стороной лица, то другой.       «А по-моему, — сказал себе Вэй Усянь, — что так, что так — одинаково было. Может, ему просто нравится разглядывать себя в зеркало? Кто бы мог подумать, что Лань Чжань такой модник!» Эта мысль юношу позабавила, он с трудом сдержал смех.       Лань Чжань к этому моменту уже на пять раз перевязал лобную ленту, ни один из вариантов его полностью не удовлетворил. Послышался вздох. Вэй Усянь вытаращил глаза: Ханьгуан-цзюнь досадливо вздохнул, он не ослышался? Лань Чжань между тем перевязал ленту в шестой раз и, кажется, удовольствовался этим вариантом: он уставился на собственное отражение и не шевелился добрых пять минут. Вэй Усянь опять заскучал: никакого развития событий!       Вдруг Лань Ванцзи наклонился к зеркалу. Вэй Усянь развеселился: а может, Лань Чжань собирается поцеловать собственное отражение? Он крепко накрыл рот ладонью, чтобы приглушить смех. Но мужчина протянул руку и вытащил припрятанную за зеркалом… деревянную линейку. Линейка! Так слухи были правдивы? Вэй Усянь пошире раскрыл глаза, чтобы ничего не пропустить. Зрелище это, вероятно, стоило его внимания. Лань Чжань с непроницаемым лицом смерил расстояние от верхней части ленты до края лба, от нижнего до бровей и в результате этих измерений сдвинул ленту на пару миллиметров выше, потом снова измерил и снова сдвинул. Повторялось это раз пять или даже семь, и на взгляд Вэй Усяня было полной глупостью: лента непременно сдвинется, если Лань Чжань, скажем, вздумает поупражняться с мечом, так зачем с такой педантичностью измерять расстояние сейчас? Или у старика Ланя есть собственная линейка, которой он проверяет ленты на лбах всех учеников? Мысль эта Вэй Усяня позабавила. Он, не сдержавшись, фыркнул.       Лань Ванцзи среагировал моментально, но Вэй Усянь оказался шустрее, и запрещающий талисман в ту же секунду прилепился к плечу Второго Нефрита. Мужчина будто окаменел, не в силах пошевелить ни единым мускулом. Вэй Усянь облегчённо выдохнул и, пройдя на половину Лань Чжаня, сказал:       — Я не подглядывал. Просто заглянул проверить, проснулся ли ты. Вложи Бичэнь в ножны.       Талисман делал из человека марионетку, тот подчинялся воле заклинателя и выполнял всё, что ему было велено. Кажется, Вэй Усянь уже применял к Лань Чжаню подобный талисман когда-то, но опять-таки припомнить не смог, когда и по какому случаю. Лань Ванцзи медленно вложил меч в ножны и опять замер, но Вэй Усянь заметил, что вены на висках мужчины вздулись: вероятно, Ханьгуан-цзюнь пытался освободиться, — и порадовался, что Мо Сюаньюй тоже был заклинателем, хоть и плохоньким, талисман вышел стоящий, даже Второму Нефриту вот так просто не освободиться от заклятья!       Вэй Усянь обошёл вокруг Лань Чжаня, оценивающе разглядывая его одеяние. Глаза мужчины медленно двигались в орбитах, следя за ним.       — Выглядит безупречно, — резюмировал Вэй Усянь, — но всё же стоит удостовериться.       Он подобрал выроненную Лань Чжанем линейку, повертел её в руках, разглядывая нанесённые на неё чернилами деления. Изобретение самого Лань Чжаня или такие выдают в ордене Лань всем ученикам? Губы юноши разъехались в ухмылке, и он скрупулёзно измерил лобную ленту в том же порядке, в котором это делал сам Лань Ванцзи. Но этого ему показалось мало, так что Вэй Усянь принялся мерить что попало: длину переносицы, расстояние от кончика носа до верхней губы, от нижней до подбородка… Взгляд Лань Чжаня был убийственный, но Вэй Усяня это нисколько не смутило, так что он измерил ещё и брови неподвижному Второму Нефриту и даже длину ресниц.       — Знаешь, что о тебе за глаза говорят ученики, Лань Чжань? — поинтересовался Вэй Усянь. — Что Ханьгуан-цзюнь — человек неизмеримых достоинств. Так что я делаю тебе одолжение, измеряя упомянутые достоинства. Это же всё можно считать достоинствами, правда? Девушки по тебе с ума сходил… сходят, — быстро исправился Вэй Усянь. Ещё не хватало, чтобы Лань Ванцзи догадался, что он на самом деле не «обрезанный рукав» Мо Сюаньюй, а он сам! О событиях прошлого точно упоминать не стоило! Тут Вэй Усянь мимоходом подумал ещё, что Лань Ванцзи до сих пор ни разу не назвал его по имени, что было странно: ученики величали его «молодым господином Мо», а Лань Чжань вообще никак его не называл.       Лань Ванцзи на эти слова никак не отреагировал, но, пожалуй, при упоминания девушек кончики ушей его чуть покраснели. «Ага, смутился! — сказал сам себе Вэй Усянь. — Неужели до сих пор сохранил непорочность?» В связи с этой догадкой Вэй Усяню пришла в голову отличная идея, как ему казалось, выбраться из Облачных Глубин: нужно пронять Лань Чжаня, хорошенько посягнув на упомянутую непорочность. Правда, требовало это определённой степени бесстыдства, но Вэй Усянь рассудил так: раз уж это тело «обрезанного рукава», то выходки такой от него стоило ожидать, а значит, Лань Чжань сам виноват, что приблизил его к себе. То, что он знал, а вернее, помнил о Лань Ванцзи, убеждало его в мысли, что после такого Второй Нефрит Вэй Усяня собственноручно из Облачных Глубин вышвырнет, но и вызывало лёгкие опасения, что вышвырнуть запросто может со свёрнутой шеей. Ну, других вариантов у Вэй Усяня всё равно не было. Можно было украсть нефритовый жетон, но до этого Вэй Усянь додумался гораздо позже, когда уже всё случилось.       — Все достоинства перемерили, — как можно развязнее сказал Вэй Усянь, вертя линейку в пальцах (привычка: он и флейту так же вертел, когда начинал рассуждать о разных глупостях или думать о них). — Осталось одно только… достоинство.       Вены на висках Лань Чжаня проступили ещё сильнее. Вэй Усянь постукал линейкой по животу Второго Нефрита, просунул её край под пояс, чтобы распустить его. Верхнее одеяние распахнулось.       — Не беспокойся, я хорошенько всё измерю, — пообещал Вэй Усянь с широкой улыбкой и стащил со Второго Нефрита штаны до колен.       Тут он, пожалуй, несколько стушевался, потому что прежде мужчин ниже пояса не разглядывал, собственное тело не в счёт, а тело Мо Сюаньюя тем более. Мужчина Лань Ванцзи был впечатляющий во всех отношениях, Вэй Усяню даже чуточку завидно стало: он ему и в своём прежнем теле явно уступал и размерами, и рельефом. Сердце почему-то пропустило удар, и он не сразу смог отвести взгляд, несколько зачарованный зрелищем.       — Вот сейчас и измерим, — бодрясь, сказал Вэй Усянь, но голос его невольно дрогнул.       Он перевернул линейку и прижал её вдоль. Тут, пожалуй, он опять испытал приступ зависти, потому что количество делений, вошедших в счёт, поражало воображение, но ещё больше смущения: Вэй Усянь вовсе не ожидал, что у Лань Чжаня встанет.       Ухмылка на лице Вэй Усяня пропала. Шутка зашла слишком далеко. Он оказался в патовой ситуации. Чтобы натянуть Лань Чжаню штаны обратно, пришлось бы трогать и член, а Вэй Усянь ни за что не хотел его трогать, тем более в таком состоянии. А Лань Ванцзи непременно вот-вот вернёт себе контроль над собственным телом и что он тогда сделает с Вэй Усянем, если тот не успеет убраться из Цзинши! Пожалуй, стоит оставить Лань Чжаня как есть и удрать подобру-поздорову, спрятаться в кроликовой роще и выжидать, пока Второй Нефрит не велит ученикам вышвырнуть Вэй Усяня из Облачных Глубин, а уж тогда он медлить не станет: только его и видели!       К сожалению, Вэй Усянь промедлил, а может, неверно рассчитал силы, плохо знакомый с возможностями тела Мо Сюаньюя: когда он додумывал эту мысль до конца, Лань Ванцзи уже освободился от заклятья.       — Не надо… не надо… я больше не буду, Лань Чжань, честное слово больше не буду… Ай-ай-ай, Лань Чжань, пощади меня!       Вопли из Цзинши разносились по округе. Лань Сычжуй и Лань Цзинъи, которые собирались подойти к Цзинши, переглянулись и раздумали.       — Хоть немного благопристойности в него вобьёт, — проворчал Лань Цзинъи. — Этот «обрезанный рукав» наверняка сделал что-то непристойное и разозлил Ханьгуан-цзюня. Не нужно было его селить в Цзинши. Из-за него Ханьгуан-цзюнь опоздает к завтраку. Нужно пойти и…       Лань Сычжуй густо покраснел отчего-то. Мысли, которые закрались в его голову, были верные, но столь уму непостижимые, что он бы и додумать их до конца не решился, не то что уж произнести вслух!       — Не думаю, что нам стоит вмешиваться, — промямлил он, беря приятеля за край рукава, чтобы увести обратно в трапезную. — Ханьгуан-цзюнь… гм… сам его… гм… проучит.       Вэй Усянь появился в трапезной около полудня. Вид у него был взъерошенный, растрёпанный, смятенный. Ученики знали, что Мо Сюаньюй — тронутый, так что это никого не удивило: хотя бы лицо не размалевал, и на том спасибо. Вэй Усянь протащился к отведённому ему месту, беспрестанно потирая поясницу и, кажется, прихрамывая. Сесть он не решился.       — Что, крепко тебе досталось? — не удержался Лань Цзинъи.       Вэй Усянь глянул на учеников так, что они как-то все разом подобрались и навострили уши. Да, они знали, что Мо Сюаньюй — чокнутый, но знали также, что иногда он озвучивал дельные вещи, какие мог знать только человек, достигший просветления или, по крайней мере, определённого уровня мастерства в искусстве заклинания. Они уже убедились, что такие вспышки «озарения» заслуживали внимания. Взгляд в таких случаях у него менялся, становился серьёзным — вот как сейчас.       — Поделюсь с вами житейской мудростью, — кривя рот, сказал Вэй Усянь и опять схватился за поясницу, — так что слушайте внимательно, если хотите дожить до того дня, когда выучите все три тысячи правил ордена Лань.       — Пять, — тихонько исправил Лань Сычжуй, — пять тысяч правил.       — Уже пять стало? — воскликнул Вэй Усянь поражённо и тут же захлопнул рот, потому что едва не сказал: «Когда я здесь учился, всего три было».       Его заминку никто не смог истолковать правильно, к тому же ученики с нетерпением ожидали, что за «житейскую мудрость» он им поведает.       — Ну, — нетерпеливо сказал Лань Цзинъи, — что за мудрость-то?       Вэй Усянь поёжился и мрачно изрёк:       — Никогда, никогда, никогда и ни за что не пытайтесь измерить достоинство Хангуань-цзюня!       Они расслышали как «достоинства» и решили, что он намекает на присловье, что Второй Нефрит человек неизмеримых достоинств, а значит, всего лишь обыгрывает эту фразу, чтобы над ними подшутить и оставить их с носом, когда они разинули рты, ожидая, что услышат что-то толковое. Очень даже в его духе!       — Тьфу, — разочарованно сказал Лань Цзинъи, — я-то думал, он что-то умное скажет, а он опять шутки шутить вздумал…       Вэй Усянь изрёк ещё мрачнее:       — Ха-ха.       Упоминать о том, что Ханьгуан-цзюнь почти до самого полудня упомянутым измеренным «достоинством» измерял глубину самого Вэй Усяня, разумеется, не стоило.