Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Первое, что Вэй Усянь почувствовал, придя в себя, это аромат благовоний и сандалового дерева — почти ностальгический запах. Он чувствовал его даже в забытьи. А ещё слышал тихие, печальные звуки гуциня, складывающиеся в знакомую мелодию, но полагал, что это ему только приснилось. Длинные ресницы задрожали, увлажняясь слезами.       Вэй Усянь открыл глаза. Пелена забытья ещё не спала с них, но он смутно осознавал, что лежит у окна — на его лицо веяло ветерком — и что едва может пошевелиться. Звук за звуком гуцинь выдёргивал ниточки беспамятства из его головы, и, наконец, перед глазами юноши достаточно прояснилось, чтобы сфокусировать зрение на ближайших предметах.       Он лежал на узкой тахте, одетый, с руками, сложенными на груди. Тахта стояла у круглого узорчатого окна. Вэй Усянь знал, что такие окна есть только в одном месте — в Облачных Глубинах. Он был в Цзинши (но ещё этого не понял). Окно располагалось справа от него, а звуки гуциня доносились слева. У Вэй Усяня хватило сил чуть повернуть голову влево. Комната была просторная, на столиках лежали свитки и книги, колыхались сквозняком занавеси.       Спиной к нему, поодаль, сидел человек в траурных белых одеяниях и играл на гуцине. Он был простоволосый, не считая лобной ленты, и поскольку сидел чуть склонившись к гуциню, то Вэй Усяню виден был его благородный профиль: прямой нос, красиво очерченные губы, прикрытые ресницами глаза. В груди у Вэй Усяня заныло: Лань Чжань. Его длинные пальцы трогали струны, исторгая из них успокаивающую мелодию, и сам он будто тоже находился в полусне или полузабытьи, как и Вэй Усянь.       Вэй Усянь сглотнул подкативший к горлу комок, отвёл глаза и тут же округлил их в некотором страхе: на столике подле тахты лежала его маска! Он дотронулся до лица, понял, что это на самом деле так: он раскрыт. Притворяться дальше смысла не было. Вэй Усянь едва слышно вздохнул и прошептал:       — Шестнадцать лет…       Лань Чжань вздрогнул, мелодия на секунду прервалась, тут же возобновилась, но Вэй Усянь почувствовал, что её тональность несколько изменилась.       — Ты очнулся, — проговорил Лань Чжань после молчания.       Вэй Усянь собрался с силами и сел. Голова непривычно кружилась. Лань Чжань больше ничего не сказал. «Как всегда немногословен», — подумалось Вэй Усяню. Пальцы Ханьгуан-цзюня продолжили перебирать струны.       — Где ты был? — после продолжительного молчания спросил Лань Чжань. — Все эти шестнадцать лет?       Голос его прозвучал сдавленно, будто спрашивал он через силу. Вэй Усянь взглянул на него внимательнее. Лицо мужчины было невыразительно, но казалось, что сквозь маску равнодушия на лице отчаянно пытается прорваться что-то ещё, что-то потаённое, выстраданное… По лицу ничего нельзя было понять, но гуцинь буквально надрывался криком. Пальцы Лань Чжаня дрогнули и остановились. Мелодия прервалась.       — Не знаю, — честно ответил Вэй Усянь. — Не знаю, где я был все эти шестнадцать лет.       Кажется, Ханьгуан-цзюнь чуть поджал губы. Вэй Усянь не был уверен: Лань Чжань ещё больше отвернул лицо, будто не хотел, чтобы на него смотрели. Разумеется, Вэй Усянь тут же решил выяснить что к чему, уж такой он был человек. Он слез с тахты и доковылял до Лань Чжаня. Теперь, когда он стоял так близко, он заметил, что глаза мужчины слегка увлажнились. Сердце у Вэй Усяня опять сжалось. Он непроизвольно протянул руку, кладя её на щеку Лань Чжаня, и срывающимся голосом спросил:       — Что ты делал? Все эти шестнадцать лет?       Он чувствовал, что должен был это спросить, непременно должен, потому что это бесконечно важно, знать бы ещё почему!       Лань Чжань ответил не сразу. Вэй Усянь ждал, что он сбросит его руку — Ханьгуан-цзюнь не позволял чужакам себя касаться, он всегда осаживал Вэй Усяня, когда тот пытался до него дотронуться, — но Лань Ванцзи медленно поднял руку и прижал ладонь юноши собственной ладонью ещё крепче. Выражение лица при этом у него было странное. Вэй Усянь несколько растерялся или даже смутился.       — Искал тебя, — выговорил Лань Чжань с усилием. — Все эти шестнадцать лет.       Вэй Усянь обомлел, тут же опомнился и попытался выдернуть руку, но Лань Чжань крепко перехватил её, поднимаясь, и Вэй Усянь оказался у него на руках.       — Лань Чжань! — испуганно вскрикнул юноша.       Ханьгуан-цзюнь отнёс его к окну и уложил обратно на тахту, сам сел на край, низко наклоняясь к нему, прядь волос даже упала Вэй Усяню на лицо. Вэй Усянь смутился ещё больше и попытался скрыть неловкость за шутливым подзадориванием:       — Лань Чжань, если ты будешь смотреть на меня так пристально, я решу, что у тебя нечестивые помыслы!       Губы мужчины дрогнули слабым подобием улыбки. Он почти до подбородка надвинул одеяло на Вэй Усяня.       — Отдыхай. Восстанавливай силы.       Сказав это, он поднялся и вернулся к гуциню. Снова зазвучала мелодия, и снова её тональность изменилась. Вэй Усянь совершенно точно понял, что, выражаясь словами Лань Сичэня, Лань Ванцзи «в добром расположении духа». Ему понравилась шутка? Он научился понимать шутки? Вот уж воистину: сколько воды утекло!       Но, разумеется, лежать и ничего не делать было не в духе Вэй Усяня. Столько нужно было узнать и вспомнить! Он поёрзал, выбираясь из-под одеяла и садясь, завертел головой, ища, к чему прицепиться. Взгляд снова упал на маску. Вэй Усянь подхватил её и затараторил:       — Лань Чжань, Лань Чжань, а ты ведь меня и в маске узнал, да?       Лань Чжань коротко ответил:       — Мгм.       — Как?       — Ты сам мне сказал, — после молчания ответил Ханьгуан-цзюнь.       — Я? — страшно удивился Вэй Усянь. — Не помню, чтобы я тебе что-то говорил.       — Удивительная забывчивость, — с осуждением в голосе сказал Лань Чжань, чуть повернув голову в сторону тахты.       — Хм… — задумчиво отозвался Вэй Усянь. — Должен тебе сказать, я в самом деле нетвёрдо помню…       — Что? — тут же спросил Лань Чжань.       — Всё, — честно признался Вэй Усянь, — вообще всё: и то, что было шестнадцать лет назад, и то, что было недавно… То есть не то чтобы не помню, просто… позабыл.       Он слез с тахты и принялся бродить по комнате, разглядывая ширмы и картины хуацзюань. Вне сомнений, комната эта принадлежала Лань Чжаню. Но почему Вэй Усяня принесли именно сюда? Он вспомнил название: Цзинши. Прежде никто не смел войти в эту комнату, кроме самого Лань Чжаня.       — Позабыл, — повторил Лань Чжань каким-то странным тоном. — И то, что было на горе Байфэн, тоже… позабыл?       Вэй Усянь удивлённо вскинул брови, рысцой подбежал к мужчине и заглянул ему в лицо. Чем это он вызвал у него недовольство? Что он такого сказал? Лань Чжань определённо на него рассердился. Или это был не гнев, а некоторое разочарование или даже сожаление?       — А что там с горой Байфэн? — осторожно уточнил Вэй Усянь, дружески кладя ему руки сзади на плечи. На горе Байфэн слишком многое произошло тогда! Поди пойми, что конкретно Лань Ванцзи имел в виду!       И тут Вэй Усянь опять вскрикнул, потому что Лань Чжань быстро поднялся, подхватил юношу на руки и унёс обратно на тахту.       — Хорошо, хорошо, я понял, — поспешно сказал Вэй Усянь, — как ты и говорил: буду лежать тихо и набираться сил…       Договорить ему не удалось. Лань Чжань вдруг наклонился к нему и крепко поцеловал его в губы. Это случилось столь внезапно, что Вэй Усянь даже не закрыл глаза. Да кто бы не растерялся! Сердце у него забилось в два раза быстрее положенного. Лань Чжань отстранился.       — Что это ты… делаешь, Лань Чжань? — смятенно спросил Вэй Усянь.       Лань Чжань не ответил и снова его поцеловал. Голова у Вэй Усяня разом стала пустой, но его не оставляло чувство, что это ощущение — прикосновение тёплых влажных губ и вообще манера поцелуя — ему знакомо. Он сообразил, что поцелуй этот похож на его первый поцелуй, который сорвала с его губ неизвестная заклинательница как раз на горе Байфэн! Следующая мысль ошеломила буквально: так это был Лань Чжань!       Лань Ванцзи отстранился — и через несколько секунд опять впился в губы юноши поцелуем, и повторял это снова и снова, пока Вэй Усянь не ошалел от поцелуев и не потерял им счёт! Губы у него уже распухли, голова кружилась и отказывалась соображать, а сердце превратилось в мягкий тёплый комок, трепещущий в груди, как пойманная бабочка. Вэй Усянь упёрся ладонью в грудь Ханьгуан-цзюня, чтобы оттолкнуть его, и ощутил, что сердце того бьётся едва ли не быстрее, чем у него самого.       — Лань Чжань! — прошептал он, когда тот в очередной раз выпустил его губы. — И долго ты ещё будешь это делать?       — Пока не запом… не вспомнишь, — с запинкой ответил Лань Чжань, и уши его слегка покраснели. «Пока не запомнишь так, что не сможешь забыть», — хотел сказать он и не сказал.       Вэй Усянь, впрочем, и так всё понял. Он был поражён до глубины души, осознав, отчего Ханьгуан-цзюнь так взволнован. Всё вставало на свои места: и волнение мужчины, и тот украденный поцелуй на горе Байфэн, и странная тональность гуциня, какую он никогда у Лань Ванцзи не слышал прежде, и пропускающее удары сердце — Лань Чжаня и… его собственное.       — Боюсь, Лань Чжань, — прошептал он, обвивая шею мужчины руками, — чтобы я запомнил, нужно повторить не меньше тысячи раз.