Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Вэй Усянь выбрался из постели, покосился на спящего Лань Ванцзи. Тот, вопреки обычному, спал на боку, подложив руку под голову. Кажется, крепко спал, самое время улизнуть! Вэй Усянь похватал одежду и, как попало напяливая её, вышмыгнул из Цзинши в предутренний сумрак. Оставаясь незамеченным, как он думал, он побежал к кроличьему лесу, но былой прыти в нём не было: он то и дело останавливался, хватаясь за поясницу, и что-то ворчал себе под нос. Во всём виноват «каждый день» Лань Чжаня!       Лань Ванцзи был потрясён признанием в храме Гуанинь. Вэй Усянь говорил по наитию, он так чувствовал в тот момент. Осознав, как он невольно мучил Лань Чжаня нарочито бесстыдными домогательствами, когда тот искренне испытывал к нему глубокие чувства, Вэй Усянь хотел сказать ему что-то хорошее. И сказал. Он нисколько не лукавил, говоря всё это. Его собственные чувства тоже шли от самого сердца, иначе бы не замирало оно при виде мужчины. Но кто его за язык тянул сказать это «каждый день»!       «Я с тобой каждый день спать буду!» — вот зачем он это сказал?!       Кто же знал, что Лань Ванцзи воспримет всё буквально и возьмётся за него с гусуланьской серьёзностью?!       После первого же раза Вэй Усянь понял, что он основательно промахнулся, давая такое обещание. Практически целый час под Лань Ванцзи заставил его переосмыслить сказанное, и он попытался упросить мужчину забыть ту часть признания, что касалась «каждого дня». Разве и без того не было сказано много замечательных вещей? Но Лань Ванцзи, даже не задумываясь, ответил: «Нет». Вэй Усянь запаниковал и попытался торговаться: раз в четыре дня, раз в три дня… Но Лань Ванцзи ответил прежним: «Нет» — и слегка улыбнулся. За его улыбку, конечно, Вэй Усянь мог простить ему многое, потому что Лань Ванцзи не так уж и часто улыбался и видеть её было всё равно что попробовать вино редкой выдержки, но в этот раз Вэй Усянь ей ужаснулся, потому что улыбка Лань Ванцзи однозначно сказала ему, что никаких уступок не будет. Каждый день — значит, каждый день!       Вэй Усянь пытался апеллировать к куче разных вещей.       — Мы этим нарушаем правила Облачных Глубин, — сказал он.       — Ты и без того их нарушаешь, — возразил Лань Чжань.       — Подобными вещами заниматься до брака — бесстыдно! Нам ещё одного поклона не хватает, чтобы считаться супругами. Такое поведение тебя порочит! Если об этом узнают, нас обоих в клетку для свиней посадят!       — Меня это не волнует.       — Зато меня волнует! — вскричал Вэй Усянь. — А то получается, что я сбил тебя с пути!       Лань Ванцзи посмотрел на него прозрачным взглядом и, помолчав, возразил:       — Зачем идти по проторенной дороге, если есть кривая дорожка на двоих?       Вэй Усянь захлопнул рот и уставился на него. Лань Чжань практически повторил однажды сказанные самим Вэй Усянем слова. Правда, в тот раз Вэй Усянь подразумевал совсем не это!       — Ты со мной пропадёшь, — упавшим голосом предупредил Вэй Усянь.       — Я уже давно пропал, — возразил Лань Ванцзи, но в его голосе не было сожаления.       В общем, переубедить Лань Ванцзи не получалось: не помогали ни просьбы, ни мольбы. Вэй Усянь пытался улизнуть из Цзинши, когда приходило время ложиться в постель, но Лань Ванцзи ловил его за шиворот и тащил обратно. Вэй Усянь надеялся, что удастся перевести дух, когда Лань Ванцзи покинет Облачные Глубины — ночная охота, какое-нибудь поручение… — но тот повадился брать его с собой, и «каждый день» в Облачных Глубинах превратился в «каждый день» где придётся, и зачастую это «где придётся» оказывалось кустами.       — Лань Чжань, тебе приестся, — испробовал Вэй Усянь последний довод. — Разве не надоедает есть одно и то же блюдо… каждый день?       Лань Ванцзи одарил его ровным взглядом, а Вэй Усянь вдруг понял, что зря это сказал: в Облачных Глубинах действительно каждый день всякую дрянь ели, и никто (разумеется, кроме самого Вэй Усяня) не жаловался. Он вздохнул и закрыл лицо ладонью. Доводы кончились, он не мог выдумать ни одного нового, а спросить совета, конечно же, было не у кого, да и не стал бы он о таком вслух говорить! Они, вероятно, и сами догадывались, что происходит в Цзинши, потому что Вэй Усянь поначалу так вопил, что и глухой бы услышал, но почему-то никто им по этому поводу замечаний не делал. Они просто держались подальше и многозначительно переглядывались, когда Вэй Усянь на трапезах никак не мог приноровиться, чтобы нормально сесть.       Что ж, оставалось только «пожинать горькие плоды» собственной недальновидности. Но просто молча терпеть всё это Вэй Усянь уже не мог, так что взял за привычку сбегать в кроличий лес и жаловаться пушистикам или Яблочку, который облюбовал это место и пасся там в тенёчке, на жизнь.       Вэй Усянь обхватил ослика за шею и, шмыгнув носом, принялся жаловаться на Лань Ванцзи. Яблочко прял ушами, но вопли Вэй Усяня сносил терпеливо, потому что Вэй Усянь всегда брал с собой пару яблок, которыми непременно угощал ослика, когда поток жалоб иссякал. Жалобы обычно повторялись, так что Яблочко выучился понимать, когда Вэй Усянь замолкнет. Это был на редкость сообразительный ослик, и Вэй Усянь даже думал иногда, что Яблочко поумнее его самого будет.       — Я же не думал, что он поймёт мои слова так буквально! — горестно воскликнул Вэй Усянь, хватая ослика за уши. Тот недовольно мотнул головой.       Тут Вэй Усянь ощутил присутствие другого человека и, решив, что это Лань Цзинъи пришёл кормить кроликов, закричал:       — Ну да, давай, смейся, что великий Вэй Усянь изливает душу ослу!       Он развернулся и… увидел Лань Ванцзи.       — Лань Чжань… — испуганно пробормотал Вэй Усянь. Как давно он здесь стоит и сколько слышал?       Тот стоял, придерживаясь ладонью за дерево, будто его застало врасплох внезапное головокружение, и выглядел потрясённым. Вэй Усянь поёжился и спросил:       — Ты давно тут стоишь?       — Мгм, — без выражения ответил Лань Ванцзи.       — И всё слышал?       — Мгм.       Вэй Усянь сокрушённо закрыл лицо обеими ладонями. Край одеяния зашуршал по траве, Лань Ванцзи опустился возле него, осторожно положил руку ему на плечо.       — Вот как ты это воспринимаешь?       — Я же не рассчитывал, что «каждый день» будет совсем уж прямо каждым днём! — жалобно сказал Вэй Усянь. — А ты взял и буквально всё понял. Я же не подразумевал, что «каждый день» это только секс!       Яблочко, видя, что про него забыли и что награды за терпение ему пока не видать, обречённо прянул ушами и принялся щипать травку поодаль, фыркая на особенно бесстрашных кроликов, которые путались у него под копытами.       — Не только? — после молчания спросил Лань Ванцзи.       — Да! — воскликнул Вэй Усянь. — Ведь можно и не так!       — А как? — тотчас спросил Лань Ванцзи.       Вэй Усянь никогда особенно об этом не задумывался — что ещё можно вложить в «каждый день», вернее, не думал, что Лань Ванцзи однажды захочет его выслушать, если уж все просьбы и мольбы о пощаде пропускал мимо ушей. Наверное, его потрясло, что Вэй Усянь пришёл изливать свои горести ослику.       Вэй Усянь заволновался и принялся тараторить без умолку, говоря что в голову приходит. Чем больше Лань Ванцзи слушал, тем шире раскрывались его глаза, а вид стал… совсем бестолковым. Такого выражения на его лице Вэй Усянь никогда прежде не видел. Впрочем, нет, видел: в храме Гуанинь Лань Ванцзи так же бестолково пытался справиться с услышанным признанием Вэй Усяня и что-то сделать или сказать в ответ. Это было крайнее замешательство. А может, то, что говорил сейчас Вэй Усянь, заставило его впервые по-настоящему задуматься о происходящем — о том, что он прилежно следовал обещанию «каждого дня», не задумываясь о том, что под этими словами могло подразумеваться что-то ещё. Как бы то ни было, Лань Ванцзи Вэй Усяня не прервал ни единым словом. Тот воодушевился и залпом выдал с десяток возможных интерпретаций «каждого дня».       Каждый день засыпать и просыпаться друг у друга в объятьях, а ещё говорить «доброе утро» или «спокойной ночи».       Каждый день совершать прогулки по Облачным Глубинам вместе, или кормить кроликов вместе, а можно взять Яблочко и отправиться путешествовать (хотя бы до Цайи).       Каждый день исполнять дуэтом их «Вансянь», он — на флейте, а Лань Чжань — на гуцине.       Каждый день обедать вместе, только не той гадостью, что готовят кухари Облачных Глубин.       Каждый день…       Лицо Вэй Усяня вдруг стало серьёзным. Он не договорил, упёрся ладонью в траву, будто головокружение застало врасплох и его, румянец сменился недолгим всплеском бледности.       — Вэй Ин? — с тревогой позвал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь машинально вытащил из-за пазухи яблоко, надкусил — ослик тут же навострил уши и потянулся мордой к лакомству. Вэй Усянь похлопал его по шее, сунул остаток яблока ослику в рот. Кажется, что-то его неимоверно взволновало, но он пока не мог облечь это в слова. Ещё какой-то «каждый день».       — Вэй Ин? — повторил Лань Ванцзи.       — А ещё, — сказал Вэй Усянь, и голос его дрогнул, — каждый день говорить тебе «спасибо», Лань Чжань.       — Мне? — неуверенно отозвался Лань Ванцзи.       Спасибо, что ждал меня, Лань Чжань.       Спасибо, что искал меня, Лань Чжань.       Спасибо, что верил в меня, Лань Чжань.       Спасибо, что был на моей стороне, Лань Чжань.       Спасибо, что любил меня, Лань Чжань.       Спасибо, Лань Чжань.       А ещё: прости, Лань Чжань.       Прости за всё, что вольно или невольно сделал или сказал не так.       Или не сделал и не сказал.       Вот это должно было действительно стать тем самым настоящим «каждым днём».       Лань Ванцзи помолчал и проговорил:       — Между нами не должно быть места для «спасибо» или «прости».       Вэй Усянь чуть улыбнулся:       — Я знаю.