Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Вэй Усянь, заложив руки за спину, важно шествовал по дороге впереди Лань Сычжуя и Лань Цзинъи. Ему нравилось изображать из себя наставника.       В некотором смысле он им и был: Лань Ванцзи сказал, что ему пора взять учеников. Старый Лань принялся вопить и возражать. Лань Сичэнь заметил, что у Вэй Усяня есть чему поучиться и попросил его водить младших учеников на ночные охоты. Вэй Усянь поартачился, пару недель поводил всю ораву по округе, а после объявил, что их всех для одного него слишком много и что наставником он будет только для Лань Сычжуя и Лань Цзинъи, если они пожелают. Те просияли, а остальные поскучнели, потому что учительствовал Вэй Усянь интересно, его объяснения всегда были просты и понятны, а атмосфера вокруг него не была напряжённой. С ним никогда не было скучно, да к тому же он часто угощал учеников вкусной едой (разумеется, не за свой счёт, потому что денег у него отродясь не водилось, а запуская руку в кошелёк Лань Ванцзи).       — Учитель Вэй, но ведь это всего лишь камень, — сказал Лань Сычжуй, продолжая начатый разговор. — Разве можно устроить ему Расспрос?       — Кое-кто пытался даже устроить Расспрос мечу, — фыркнул Вэй Усянь, припомнив, как однажды Лань Ванцзи, застав его за неподобающим занятием, а именно с засунутым в известное место мечом, яростно принялся взирать на Бичэнь. Ему бы ещё гуцинь в руки — и вышел бы самый настоящий Расспрос!       — Мечу? — недоверчиво спросил Лань Цзинъи. — И какому дураку пришло в голову устраивать Расспрос мечу? Тебе?       — Цзинъи… — дёрнул его за рукав Лань Сычжуй. Что-то ему подсказывало, что этот ответ они бы ни за что не хотели услышать.       Вэй Усянь хохотнул. Лань Цзинъи, в отличие от Лань Сычжуя, почтительно к нему не относился, хоть и признавал его превосходство в искусстве заклинательства. Но Вэй Усяня это вполне устраивало. Ему нравилось провоцировать мальчишку, раз уж теперь выбор его был невелик.       — И камню, — ответил Вэй Усянь на вопрос Лань Сычжуя, — и дереву, и вообще всему на свете, у чего есть мало-мальски духовная энергия…       У перекрёстка они столкнулись с Цзинь Лином.       — А вот и юная госпожа к нам присоединилась, — насмешливо сказал Вэй Усянь.       Ученики прыснули. Цзинь Лин побагровел от гнева:       — Кого ты назвал юной госпожой?       Цзинь Лин иногда присоединялся к юношам в ночных охотах и прочих выходках, если у Цзян Чэна были дела в окрестностях Гусу. Разумеется, без спроса с обеих сторон. Он был слишком заносчив и самонадеян, и Вэй Усянь не упускал случая его подзадорить. «Весь в павлина, — подумал Вэй Усянь, — от матери ничего не взял!»       — Если хочешь присоединиться к уроку, — важно сказал Вэй Усянь, опять напуская на себя вид заправского наставника, — то попроси вежливо. Язык не отсохнет.       — Да кому надо учиться у «обрезанного рукава»! — пренебрежительно сказал Цзинь Лин. — Чему ты можешь научить других? Красить лицо?       — А, так вот чему ты хочешь научиться… — протянул Вэй Усянь, озорно сверкнув глазами. — Как и ожидалось от юной госпожи. Хорошо, я научу тебя наносить на лицо макияж висельника. Но должен заметить, идёт он не всем.       Ученики опять прыснули. Цзинь Лин рассвирепел окончательно:       — Долго ты ещё будешь надо мной издеваться? Вот я тебе сейчас покажу!.. Фея! Фея!       Откуда-то примчалась с громким лаем большая собака, пёс-оборотень. Вэй Усянь и сам не понял, как оказался на дереве. Ствол у дерева был гладкий, лишённый веток, впору удивиться, что он птицей на него взлетел и со страхом поглядывал на собаку, которая прыгала под деревом и оглушительно лаяла.       — Ты боишься собак? — поражённо спросил Лань Цзинъи.       — Ха-ха, — торжествующе сказал Цзинь Лин, — и где твой острый язык? Ничего больше не хочешь сказать?       — Бояться собак… ты что, ребёнок? — захохотал Лань Цзинъи.       Лань Сычжуй беспокойно посмотрел вверх. Лицо у Вэй Усяня было непривычно бледное. Собак он действительно боялся, это и невооружённым взглядом было видно, но тем страннее было это узнать, памятуя о том, как он, не моргнув глазом, расправлялся с самыми страшными чудовищами, при взгляде на которых даже старшие ученики падали в обморок.       — Я тебе больше скажу, — ухмыльнулся Цзинь Лин, обращаясь к Лань Цзинъи, — он всегда даёт стрекача, если ему пригрозить собаками. А теперь на дерево залез. Что, сбил я с тебя спесь? Вот возьму и скажу Фее, чтобы полезла следом!       — Собаки по деревьям не лазают, — неуверенно сказал Лань Цзинъи.       — А это не простая собака, а пёс-оборотень, — возразил Цзинь Лин. Разумеется, по деревьям Фея лазать не могла, но красного словца ради он прилгнул.       — Чуть что — сразу свистишь своей псине, — подал наконец голос Вэй Усянь; лицо у него всё ещё было бледное, но дар речи вернулся. — Ничего не можешь сделать сам?       — А ты чуть что — свистишь Ханьгуан-цзюню, — дерзко отозвался Цзинь Лин.       Прозвучало это едва ли не оскорбительно.       — Да твоя псина Лань Чжаню — раз глянуть! — не остался в долгу Вэй Усянь.       — Ну давай, зови своего, посмотрим, что мой против твоего сможет сделать! — по-прежнему дерзко крикнул Цзинь Лин.       Его дядя, Цзян Чэн, как раз прибыл в Облачные Глубины по делам, так что он был уверен, что Лань Ванцзи принимает участие в церемонии приветствия гостей, а значит, поблизости его быть никак не могло и зови его Вэй Усянь, не зови — не придёт на помощь.       Тут он заметил, что ученики переменились в лице, а жар знойного лета вдруг сменился сандаловой прохладой.       — Он… у меня за спиной? — одними губами спросил Цзинь Лин. Лань Цзинъи кивнул.       — Лань Чжань, — жалобно крикнул Вэй Ин, — он опять меня обижает!       Цзинь Лин обернулся и отскочил в сторону. Холодные льдистые глаза лишь мельком скользнули по нему, как по предмету, не заслуживающему внимания, но его пробрала до самых костей дрожь. Лань Ванцзи поглядел на собаку. Фея, поджав хвост, тут же протрусила к хозяину и спряталась за ним.       — Ха-ха! — торжествующе воскликнул Вэй Усянь, и на его лицо понемногу начала возвращаться краска. — Что, съел? Мой Ханьгуан-цзюнь настоящий укротитель собак!       Оговорка эта — «мой Ханьгуан-цзюнь» — прозвучала бы оскорбительно из уст кого-нибудь другого: будто на самом деле собакой хвалился. Но Лань Ванцзи не обратил на это никакого внимания. Он легко кивнул в ответ на приветствие младших учеников и подошёл к дереву.       — Вэй Ин, — мягко сказал он, — слезай.       Вэй Усянь помотал головой и ещё крепче вцепился в дерево:       — Ни за что, пока эта жирная псина поблизости!       — Фея не жирная! Она пушистая! — возмутился Цзинь Лин.       — Слезай, — повторил Лань Ванцзи, — я не позволю ей к тебе приблизиться.       — Я забыл, как спускаться, — объявил Вэй Усянь.       Ханьгуан-цзюнь продолжал его уговаривать. Цзинь Лин громко и пренебрежительно фыркнул:       — И кто теперь «юная госпожа»? Позорище настоящее! Так бояться собак — что ты, пятилетний ребёнок?       Взгляд Лань Ванцзи, как молния, метнулся в его сторону. Цзинь Лин схватился за рот, замычал.       — Заклятье молчания, — в голос сказали младшие ученики.       — Почему я боюсь собак? — неожиданно разозлился Вэй Усянь. — Я тебе скажу, почему. Потому что в детстве меня едва не загрызла стая бродячих собак! Они всегда пытались меня загрызть, когда я воровал еду из помоек, в которых они находили жалкие объедки! Вот почему я боюсь собак!       Лицо его полыхало, глаза сверкали. Кажется, лёгкий красный отблеск появился в радужке, а от Чэньцин, что торчала у него за поясом, начал струиться тонкий темноватый дымок.       — У всех есть свои страхи, — негромко сказал Лань Ванцзи, они едва расслышали, — но это не то, чего следует стыдиться, и не то, над чем стоит насмехаться.       Цзинь Лин смутился. После слов Ханьгуан-цзюня ему стало по-настоящему стыдно. Лань Цзинъи помрачнел и мысленно обругал себя. Они оба насмехались над Вэй Усянем, ничего не зная о причине столь панического страха перед собаками, а теперь, когда услышали правду, их сердца исполнились отвращением к самим себе.       — Вэй Ин, — мягче прежнего позвал Лань Ванцзи, — слезай. Если не можешь слезть — спрыгни, я тебя поймаю.       Вэй Усянь усмехнулся. Ему припомнилось, как он спрыгнул с дерева прямо Лань Ванцзи в объятья в Юньмэне. Какое зрелище они тогда представляли! Немудрено, что Цзян Чэн, случайно увидевший это, взъярился и наговорил им у семейного алтаря кучу гадостей.       — Отошли детей, — уже спокойнее отозвался он и провёл рукой по растрепавшимся волосам, — зрелище это точно не для детских глаз.       Лань Ванцзи несомненно понял, на что намекал Вэй Усянь. По лицу его промелькнула едва заметная тень улыбки. Он развернулся к юношам и велел им возвращаться в Облачные Глубины.       — С учителем Вэем всё будет в порядке? — обеспокоенно спросил Лань Сычжуй. Он больше других испытывал к Вэй Усяню тёплые чувства, особенно теперь, когда вспомнил, что некогда Старейшина Илин заботился о нём.       Лань Ванцзи ответил утвердительно и махнул рукой, прогоняя их всех. Заклятье со рта Цзинь Лина он тоже снял.       — Как же гадко я себя чувствую, — сказал Лань Цзинъи. — И зачем я только раскрыл рот!       — Он сам напросился! — вяло пробормотал Цзинь Лин. Ему тоже было гадко. Пожалуй, ему даже хотелось, чтобы Цзян Чэн отругал его по возвращении: стало бы легче на душе.       Вэй Усянь подождал, пока они скроются из виду, и только тогда с огорчённым вздохом сказал:       — Показал слабость перед учениками… Я так жалок, что хочется напиться.       — Тот, кто сознаёт собственную слабость и признаёт её, не слаб, — цитатой из какого-то трактата ответил Лань Ванцзи.       — Пф, — отозвался Вэй Усянь, — другого не нашлось что сказать?       — Слезай, — повторил Ханьгуан-цзюнь и протянул руки к дереву.       Вэй Усянь зажмурился и сиганул вниз. Его встретили крепкие бережные объятья. Он уткнулся лицом Лань Ванцзи в плечо и стиснул его спину руками.       — Вэй Ин?..       — У меня так ноги дрожат, что я с трудом могу стоять, — признался Вэй Усянь. — Я не дойду. Мне нужно успокоиться.       — Яблочко ведь тоже был с вами? — спросил Лань Ванцзи, поведя глазами по сторонам. Звон колокольчика ослика слышался откуда-то из лесу.       — Он своевольный, удрал от меня, едва я только выпустил из рук поводья, — пожаловался Вэй Усянь. — Теперь нипочём не вернётся. Упрямый осёл!       К его удивлению, стоило Лань Ванцзи присвистнуть, ослик тут же выбежал из леса и подошёл к ним. Вэй Усянь укоризненно на него взглянул:       — А меня никогда не слушаешься, несносный осёл!       — Поедешь на ослике, — велел Лань Ванцзи. — Яблочко, стой смирно.       — Зато все слушаются моего Лань Чжаня, — просветлев лицом, добавил Вэй Усянь и вцепился ослу в уши. — Его-то ты слушаешься, несносный осёл!       — Не мешало бы и ещё кое-кому меня слушаться, — словно бы сам себе сказал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь проворно взобрался на ослика:       — Я тоже тебя слушаюсь. Видишь?.. Давай не будем возвращаться в Облачные Глубины? Давай поедем в Цайи и будем кутить всю ночь. Сломаем пару бочек…       На лицо Лань Ванцзи поползла краска. Вэй Усянь довольно засмеялся и, привстав на ослике, поцеловал мужчину в губы.       — Хорошо, что ты отослал детей, — объявил он, — они бы дара речи лишились, если бы увидели, как их Ханьгуан-цзюнь краснеет от смущения, словно… юная госпожа?       Спустя мгновение Вэй Усянь уже сожалел, что это сказал. Оказавшись закинутым в кусты.       Яблочко пренебрежительно фыркнул — он уже привык к подобному — и отправился пастись в сторонку.       — Кто юная госпожа? — поинтересовался Лань Ванцзи.       Вэй Усянь только пыхтел и ничего не мог выговорить, но мужчина повторил вопрос, ещё крепче вжимая Вэй Усяня в траву, тот вскрикнул:       — Я… я… не ты…       — А кто я? — уточнил Лань Ванцзи.       — А ты…       Вероятно, следовало сказать «мой любимый мужчина» или что-нибудь в этом роде, но Вэй Усянь всегда оставался Вэй Усянем.       — А ты… — собравшись с дыханием, ответил он, — ты великий укротитель собак… и несносных племянников… Как тебе такой титул к твоему Ханьгуан-цзюню?       — Я бы предпочёл: укротитель неукротимого, — возразил Лань Ванцзи после молчания.