Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Лань Цижэнь не поверил своим ушам, когда узнал, что Лань Ванцзи решил оставить Вэй Усяня в Облачных Глубинах. Он разразился бранью и хоть не использовал скверных слов, но слушать её всё равно было неприятно. Кто угодно бы вспылил и ответил встречной. Лань Ванцзи выслушал всё от начала до конца, ни один мускул на его лице не дрогнул, хотя многие слова были откровенно несправедливы и он ничем их не заслужил. Лань Цижэнь исчерпал запас злоречия ещё нескоро: прошло не менее двух часов, прежде чем он остановился, чтобы перевести дух.       — Я запрещаю тебе приводить Вэй Усяня в Облачные Глубины! — сказал он. — И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!       Ресницы Лань Ванцзи чуть дрогнули, он равнодушно посмотрел на Лань Цижэня и проронил:       — Мне не нужно твоё разрешение, дядя.       — Что? — опешил Лань Цижэнь, и его лицо начало стремительно багроветь гневом. — Ты ещё осмеливаешься мне перечить? Поди прочь!       Лань Ванцзи и не подумал. Он остался стоять где стоял, лицо его по-прежнему было бесстрастно. Лань Цижэнь опять разразился полуторачасовой бранью, но не дождался от Лань Ванцзи ничего, кроме твёрдого:       — Я забираю Вэй Ина в Облачные Глубины.       Этой фразой он отвечал на каждый заданный дядей в сердцах вопрос. Пожалуй, в другой ситуации Лань Цижэнь даже гордился бы племянником, что он твёрд в своём решении. Но только не теперь! Лань Цижэнь смутно понимал, что если Вэй Усянь останется в Облачных Глубинах, то придёт конец славной тысячелетней истории клана Гусу Лань: если Вэй Усянь и в прошлой жизни перевернул всё в Гусу с ног на голову, а ведь тогда он провёл здесь всего пару месяцев, то что станет с Облачными Глубинами, когда он здесь поселится?!       — Ноги Вэй Усяня не будет в Облачных Глубинах! — категорично сказал Лань Цижэнь.       Лань Ванцзи нисколько не огорчился такой категоричности. Вэй Усянь ведь уже был здесь, только дядя ещё об этом не знал. А когда узнал, возмущению его не было предела! Лань Ванцзи поселил Вэй Усяня в Цзинши, в своём собственном павильоне, и Лань Цижэнь даже думать не хотел, что могло там происходить!       — Хорошо, — сказал Лань Цижэнь сам себе, — раз не удалось преградить ему путь, всего-то и нужно, что выставить его из Облачных Глубин.       Сделать это оказалось не так-то просто. Лань Цижэнь хоть и знал, что Вэй Усянь нарушает правила, пронося вино или сбегая в Цайи после комендантского часа, но за подобные проступки не изгоняют, они заслуживают лишь публичного порицания, стояния на коленях или порки. Но как будто Лань Ванцзи позволил бы сделать всё это с Вэй Усянем! Лань Цижэнь скоро обнаружил, что вообще ничего не может сделать с ним: Лань Ванцзи немедленно вмешивался, если дядя принимался бранить Вэй Усяня, вступался за него, проявляя нетипичную для него эмоциональность, и в большинстве случаев Вэй Усянь выходил сухим из воды.       — Дядя, ты придираешься, — было самым веским аргументом.       Лань Цижэнь действительно придирался. Он придирался ко всему, что делал или не делал Вэй Усянь. Он придирчиво следил за каждым его шагом, но Вэй Усянь не совершал серьёзных проступков и вообще вёл себя с исключительной вежливостью и церемонностью — на людях, разумеется.       Лань Цижэнь возлагал большие надежды на семейное пиршество. Он полагал, что Вэй Усянь непременно опозорится за трапезой, поэтому сам предложил, чтобы и Вэй Усянь пришёл.       Когда Лань Ванцзи передал приглашение Вэй Усяню, тот недовольно сказал:       — Лань Чжань, твой дядя наверняка сделал это только потому, что хочет поставить меня в неловкое положение. Он спит и видит, как бы меня выпроводить. Я не хочу идти.       — Знаю, — кивнул Лань Ванцзи, — и именно поэтому ты пойдёшь.       Вэй Усянь упирался для вида ещё какое-то время, но в итоге согласился. Лань Ванцзи напомнил ему правила, касающиеся трапезы.       — Лань Чжань, — засмеялся Вэй Усянь, — я столько раз переписывал правила в прошлой жизни, что знаю их все наизусть! И я очень постараюсь их не нарушить. Такого удовольствия я твоему дяде не доставлю. Ха-ха.       Лань Ванцзи бросил на него быстрый взгляд:       — К чему было это «ха-ха»?       Вэй Усянь коварно ухмыльнулся:       — Потому что удовольствие я доставляю только сам знаешь кому!       На лице Лань Ванцзи тут же заиграл румянец.       Во время трапезы Лань Цижэнь буквально глаз с Вэй Усяня не сводил. Тот сидел прямо, хотя стоило это ему немалых трудов, и горестно взирал на чашку с травяным супом, стоявшую перед ним. Пожалуй, сейчас выражение его лица очень походило на выражение лиц всех присутствующих. Вэй Усянь невольно подумал, что в Гусу Лань все ходят с такими кислыми физиономиями как раз из-за совместных трапез, которые нельзя пропустить, и собственно из-за супа, который приходится доедать, потому что правилами запрещено обратное. Вэй Усянь знал, что его вкусовым рецепторам и желудку будет нанесён сокрушительный удар, но даже он не ожидал, что всё будет так плохо. Он с трудом проглотил одну ложку, невольно зажмурился: эта еда была сродни удару Цзыдяня, честное слово! Такой можно пленников пытать: после пары ложек расскажут даже то, чего не знают! Лань Ванцзи между тем быстро подменил чашку Вэй Усяня своей собственной, когда дядя отвлёкся на что-то. Вэй Усянь открыл глаза, уставился на пустую чашку, соображая, как такое возможно, и с трудом удержался от того, чтобы не расплыться в улыбке, когда сообразил, как. Лань Ванцзи ждала очень горячая благодарность после.       Потерпев неудачу, Лань Цижэнь зашёл с другой стороны.       — У всех здесь есть обязанности, — сказал он, вызвав к себе обоих: и племянника, и «головную боль». — А ты праздно проводишь время. Пора найти себе какое-то занятие. В Облачных Глубинах много работы.       — Вэй Ин не слуга, — процедил Лань Ванцзи, и его лицо покрылось пятнами.       — Я нисколько не возражаю, — поспешно и даже радостно сказал Вэй Усянь.       — Тогда почему бы тебе, скажем, не помогать на кухне? — предложил Лань Цижэнь. — Приготовишь еду для следующей семейной трапезы.       — Дядя! — беспокойно начал Лань Ванцзи.       — И слушать ничего не хочу! — отмахнулся Лань Цижэнь. А зря. Если бы он дослушал Лань Ванцзи, то узнал бы, что Вэй Усяня и близко к кухне подпускать нельзя. Что ж, значит, ему суждено было поплатиться за свою предвзятость.       На следующей семейной трапезе сокрушительный удар был нанесён уже клану Гусу Лань в полном составе! Такого никогда ещё прежде не бывало, чтобы все присутствующие одновременно нарушили сразу несколько правил: после первой же ложки принялись морщиться, кашлять и даже отплёвываться. Лань Цижэнь с трудом подавил рвотные рефлексы: ему показалось, что в рот ему попала ядовитая сороконожка, настолько острой была приготовленная Вэй Усянем пища! Он сурово воззрился на Вэй Усяня, полагая, что тот специально испортил еду и теперь наслаждается их позором. Вэй Усянь с аппетитом ел то, что приготовил, и не обращал внимания на воцарившийся вокруг хаос. Лань Ванцзи тоже ел, не сказать чтобы с аппетитом, но без отвращения. Уголки его глаз слегка покраснели и увлажнились и только. Несчастные адепты бросали на Старейшину жалобные взгляды, а он никак не мог проглотить то, что оказалось в его рту, но и выплюнуть тоже не мог: он ведь должен был являть собой образец для подражания!       — Разрешаю не доедать, — выдавил он, когда кипящая лава перца с трудом провалилась в горло.       Адепты тут же повскакали со своих мест и ринулись к выходу, чтобы на улице отплеваться и погасить пожар во рту ледяной колодезной водой. Лань Цижэнь встал и пошёл к выходу, хотя ему хотелось нестись точно так же, как и прочим, приостановился у всё ещё трапезничающих Вэй Усяня и Лань Ванцзи, проронил:       — Чтобы и близко больше к кухне не подходил! — и удалился с несвойственной для него поспешностью.       — Пф, — сказал Вэй Усянь, — подумаешь! Нам больше достанется, правда, Лань Чжань?       Итак, Лань Цижэнь вынужден был признать, что так просто Вэй Усяня из Облачных Глубин не выдворить. Нужно было поймать его с поличным за каким-нибудь неблаговидным занятием, и Лань Цижэнь даже знал, за каким. То, что происходило в Цзинши, было неслыханно возмутительно, непристойно, бесстыдно и ещё сто пятьдесят восемь синонимов из словесного арсенала Лань Цижэня, но поделать с этим он ничего не мог. Цзинши было территорией Ханьгуан-цзюня, и даже сам дядя не решался посягать на его личное пространство. Они всегда задвигали ширмы и плотно закрывали двери, упрекнуть их в том, что они выставляют бесстыдство напоказ, было нельзя. А что самое скверное, в правилах Гусу Лань не было правила, которое бы дословно запрещало им заниматься тем, чем они занимались, потому что предкам и в голову не пришло бы, что кто-то может заниматься подобным!       Придумать новое правило (и чтобы непременно со словами: «…немедленное изгнание из Гусу») — вот что надо сделать, но для этого Лань Цижэню нужны были доказательства совершения проступка, то есть Вэй Усяня надо было поймать с поличным. Репутация Лань Ванцзи бы пострадала, конечно, но Лань Цижэнь пожертвовал бы и собственной, если бы это только помогло избавиться от «возмутителя спокойствия»! Но тут змея ловила собственный хвост: Цзинши — территория Ханьгуан-цзюня, а вне Цзинши они вели себя исключительно пристойно и сдержанно.       Но что-то подсказывало Лань Цижэню, что долго это не продлится. Так и вышло. Он прогуливался в саду и услышал, как адепты перешёптываются:       — Я видел, как они целовались.       — Чтобы Ханьгуан-цзюнь и…       — Что ты видел? — рявкнул Лань Цижэнь, подходя к ним.       Адепты струхнули, но он потребовал от них ответа.       — Ханьгуан-цзюнь и Старейшина Илина целовались, — пролепетал адепт.       — Ты подглядывал за ними в Цзинши? — свирепо спросил Лань Цижэнь.       — Да нет же, прямо тут и целовались, — возразил адепт, указывая на двор. — Я сметал листья и увидел их.       Торжество Лань Цижэня было не передать словами! Он велел адептам держать язык за зубами и преисполнился решимости: они непременно сделают что-нибудь снова, что-то ещё более бесстыдное, потому что уверились в своей безнаказанности! «Мне просто нужно за ними следить!» — сказал сам себе Лань Цижэнь и довольно потёр козлиную бородку.       И с того дня Старейшина Лань превратился в глаза и уши. Ох, не стоило и начинать!       Лань Цижэнь поручил Вэй Усяню стирку. «Уж постирать-то он сумеет без происшествий», — подумал он. Но сделал он это с умыслом: Лань Ванцзи непременно придёт к нему на помощь, а уж там они непременно что-нибудь этакое и сделают! Нужно только прокрасться незаметно и застать их врасплох! Ручей, в котором обычно стирали белье, находился в некотором отдалении — просто идеальное место для воплощения бесстыдных затей, которыми полна голова Вэй Усяня!       Как он и ожидал, Лань Ванцзи отправился к ручью, едва узнал, что Вэй Усяня заставили стирать бельё. Лань Цижэнь довольно потёр руки и, крадучись, пошёл следом за ним. Правда, его отвлекло по дороге какое-то донесение, но он этому даже порадовался: не просто застанет их за неприглядным занятием, а когда процесс будет в самом разгаре! Уж тут никаких оправданий, немедленное изгнание из Гусу!       — Лань Чжань, хочу ещё! — услышал он, подходя к ручью.       Лань Цижэнь выскочил из-за камней, планируя разразиться гневной тирадой о «вопиющем бесстыдстве»… Его ждало жесточайшее разочарование: Вэй Усянь сидел на корточках, Лань Ванцзи наклонился к нему и поил его водой из бамбуковой бутыли. У Вэй Усяня были грязные руки, он не мог напиться сам. Лань Цижэнь сделал вид, что пришёл проверить, как идёт работа, для вида заглянул в корзину, где лежало уже выстиранное бельё, не нашёл, к чему придраться, и отправился восвояси.       Вэй Усянь прищурился, глядя ему вслед, и сказал Лань Ванцзи:       — Лань Чжань, а тебе не кажется, что твой дядя сел нам на хвост?       — Мгм, — отозвался Лань Ванцзи.       — Старый упрямец, — ухмыльнулся Вэй Усянь, — спит и видит, как бы вышвырнуть меня из Облачных Глубин!.. Лань Чжань, хочу ещё!       Лань Ванцзи его поцеловал. Именно этим они и занимались: бамбуковая бутыль давно была пуста, Лань Ванцзи поцеловал Вэй Усяня, чтобы снять с его губ случайную каплю, а Вэй Усянь немедленно потребовал продолжения.       — Придётся ему сдаться, — пробормотал Вэй Усянь, и его глаза загорелись двумя яркими огоньками озорства. — Уж я позабочусь об этом…

...

      — Лань Чжань, хочу ещё! — донеслось из-за деревьев.       Лань Цижэнь немедленно ринулся туда, но его опять ждало разочарование. Ничего предосудительного там не происходило: Лань Ванцзи чистил яблоко и кормил Вэй Усяня, а заодно и ослика, который тыкался мордой ему в плечо. Конечно, можно было придраться к присутствию осла в Облачных Глубинах, но Старейшина Лань решил не размениваться по мелочам.       Вэй Усянь краем глаза проследил за удаляющейся фигурой старого Ланя и ухмыльнулся. Он разослал бумажных человечков повсюду и, стоило Лань Цижэню появиться на горизонте, принимался громко и капризно тянуть:       — Лань Чжань, хочу ещё!       Эту фразу, как он выяснил, можно было применить практически где угодно, а если придать голосу несколько развратные, хрипловатые нотки, то Лань Цижэнь появлялся на «месте преступления» в два раза быстрее.       За чем он только их не заставал! И за тренировочным сражением, и за игрой в воланчик, и за совместным музицированием, и за внезапной медитацией, и за внеочередным обедом, и за… за чем угодно, только не за тем, на что надеялся Лань Цижэнь!       — Да тьфу! — рассердился Старейшина Лань и в очередной раз прошёл мимо, хотя из Кроличьего леса неслось очень даже неприлично томное: «Лань Чжань, хочу ещё!» — и зря.       Если бы он только знал, что там на самом деле происходило!       Но об этом знали только те двое.       И кролики.