Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Лань Сычжуй прижал ладонь к струнам гуциня. Последний отзвук мелодии оборвался и замер, наступила тишина. Слышно было, как пилят свои скрипки кузнечики где-то в траве.       — Мгм, — одобрительно сказал Лань Ванцзи.       Лань Сычжуй просиял. Новая мелодия, которую он разучивал под руководством Ханьгуан-цзюня, была сложной, но он запомнил её со второго раза и смог воспроизвести без ошибок с третьего. Лань Сычжуй намного обогнал прочих учеников, поскольку был исключительно талантлив, и теперь занимался с Ханьгуан-цзюнем индивидуально, когда дело касалось гуциня и музыкальных техник.       — Цзинъи, — велел Лань Ванцзи, переводя взгляд на Лань Цзинъи.       Тот сидел с унылой физиономией в ожидании своей очереди, а вернее, десяти с половиной минут позора — именно столько длилась мелодия.       Лань Цзинъи считал, что его способности явно переоценивают: Лань Сычжуй упросил Ханьгуан-цзюня, чтобы они занимались все вместе. Лань Ванцзи подумал и ответил: «Мгм».       Он не был глупее остальных, но некоторая небрежность в отношении к учёбе ставила Лань Цзинъи палки в колёса. Продвинутые техники игры на гуцине давались ему нелегко, несмотря на то, что основные он усвоил быстро и даже неплохо. Но, конечно, до уровня Лань Сычжуя ему далеко, а до уровня Ханьгуан-цзюня вообще как до Цинхэ пешком!       — Цзинъи? — повторил Лань Ванцзи.       Лань Цзинъи встрепенулся и начал играть урок. Лань Ванцзи сидел с безразличным выражением лица — обычное его состояние, — но Лань Цзинъи и сам знал, что сыграл плохо. Кажется, он перепутал местами два пассажа и фальшивил всю дорогу. «Я же не Сычжуй, — утешал он сам себя, — это он с первого раза на слух запоминает, а мне нужно сначала нотные записи вызубрить, а потом уже за практику приниматься…»       Лань Ванцзи и сам понял, что метод обучения Лань Сычжуя игре на гуцине для Лань Цзинъи не подходит.       — Мгм, — произнёс он.       — Я помогу Цзинъи разучить эту мелодию, — вызвался Лань Сычжуй, который безошибочно понял, что этот «мгм» означал.       — Мгм, — опять произнёс Лань Ванцзи.       Лань Цзинъи вздохнул. Лань Сычжуй частенько помогал ему с уроками, хоть это и было запрещено правилами. Но с его колокольни гениальности Лань Сычжуй был учителем ничуть не лучше Ханьгуан-цзюня с его однообразными «мгм» по любому поводу, будь то успех или провал. Многие вещи для Лань Сычжуя были настолько простыми и понятными, что он даже удивлялся, как это можно — не понимать их. Многое он воспринимал интуитивно и редко ошибался. Вэй Усянь всегда его за это хвалил, хотя «мгм» Ханьгуан-цзюня при этом звучали с лёгкой долей неодобрения: негусуланьский образ мышления. В общем, Лань Цзинъи ничуть не сомневался, что однажды Лань Сычжуй станет таким же выдающимся заклинателем, как и Ханьгуан-цзюнь.       Лань Сычжуй с энтузиазмом принялся за дело. Лань Цзинъи, если честно, был бы ему признателен, если бы энтузиазма в нём поубавилось четверти на три! Но к вечеру Лань Цзинъи мелодию с грехом пополам освоил и смог сыграть её от начала до конца хоть и с ошибками, но не путая пассажи местами. Лань Сычжуй поморщился на фальшивые ноты, но всё же одобрительно кивнул. Лань Цзинъи шлёпнул обе ладони на струны и издал нечто среднее между вздохом и звуком, который обычно издают, когда перепьют и хотят опустошить желудок.       — А я думал, что это кошку за хвост дёргают, — сказал Цзинь Лин, который незаметно вошёл и давно уже стоял и наблюдал за уроком вместе с вошедшим ещё раньше Оуян Цзычжэнем.       — В Облачных Глубинах мучить животных запрещено, — машинально отозвался Лань Сычжуй.       — Ты и так не умеешь! — огрызнулся Лань Цзинъи, пряча гуцинь.       — Эта мелодия… — сказал Оуян Цзычжэнь.       — Новая техника, — ответил Лань Сычжуй. — Если сыграть правильно, воздух вокруг наполнится благоуханием.       Цзинь Лин с самым серьёзным видом понюхал вокруг. Едва уловимые нотки сандала в воздухе ещё ощущались, но этот «след» оставил, уходя, Лань Ванцзи: его одеяние всегда пахло сандалом.       — Никакого благоухания, сплошные кошки, — сказал Цзинь Лин вслух. — Сычжуй, сыграй сам. Я поздно вошёл, только кошачьих воплей наслушался.       — Я тоже послушать хочу, — присоединился Оуян Цзычжэнь.       Лань Сычжуй несколько смутился. Он не считал, что освоил мелодию достаточно хорошо, чтобы играть её в присутствии слушателей. Но отвечать отказом было бы невежливо.       — Ладно, — сказал он, но предупредил: — Но она у меня ещё получается не так хорошо, как у Ханьгуан-цзюня, так что я не уверен, что воздух наполнится благоуханием.       — Главное, чтобы кошачий дух развеялся, — сказал Цзинь Лин.       На лицо Лань Цзинъи поползла краска. Лань Сычжуй взглянул на Цзинь Лина неодобрительно и сказал:       — В Облачных Глубинах кошек нет. Это сорные травы цветут.       — Ты вылитый Ханьгуан-цзюнь, — фыркнул Цзинь Лин. Вообще-то эта ремарка комплиментом не была. Цзинь Лин имел в виду, что у Лань Сычжуя с чувством юмора туговато, как и у Второго Нефрита, но Лань Сычжуй довольно покраснел, услышав это. Ему нравилось, когда его сравнивали с приёмным отцом. Или с отцами.       Мелодию он сыграл безукоризненно. Пожалуй, слегка благоуханием повеяло, если принюхаться.       — Ты скоро Ханьгуан-цзюня превзойдёшь, — сказал Оуян Цзычжэнь.       Лань Сычжуй смутился:       — Ты что! Где Ханьгуан-цзюнь и где я… Небо и Земля!..       — …мне свидетели, что так и есть, — сказал Цзинь Лин. — Сычжуй, такими темпами тебе и до главы клана недалеко, а может, и до самого Верховного Заклинателя.       Вообще-то все, кроме самого Лань Сычжуя, так думали. Лань Сычжуй смутился ещё сильнее и возразил:       — Я ведь приёмный сын, я не могу стать главой клана. Да и вообще следующим главой клана, если Цзэу-цзюнь решит сложить полномочия, станет Ханьгуан-цзюнь!       — Ну, это вряд ли, — сказал Лань Цзинъи, — он даже от поста Верховного Заклинателя отказался. Скорее уж Вэй Усянь главой клана станет. Он ведь третий молодой господин Лань… Так вроде бы записано.       — Где записано? — не понял Цзинь Лин.       — Ну… в фамильных списках клана Лань, — не слишком уверенно ответил Лань Цзинъи, поскольку сам этого не видел, только слышал слухи. — Там с самого основания клана Лань прописано кто кому кем приходится. Просто Вэй Усянь фамилию менять отказался.       — И правильно сделал, — сказал Цзинь Лин. — Ланей и так слишком много, куда ни ткни — Лани сплошные!       — Цзиней тоже как собак нерезаных, — ехидно заметил Лань Цзинъи. — Бывал я в вашем Ланьлине, каждый пятый — Цзинь. А может, и каждый третий.       Цзинь Лин, к их удивлению, смутился и густо покраснел. Вообще-то за это следовало «благодарить» его деда, Цзинь Гуаншаня, у которого, по слухам, было столько детей, что если их поставить одного на другого, то можно было бы дотянуться и поймать лунного кролика! А уж теперь и дети их детей, и дети детей их детей… Страшно подумать, сколько у Цзинь Лина в этом мире родственников!       — Вообще-то, — сказал вдруг Лань Сычжуй, который до этого момента пребывал в глубокой задумчивости и не расслышал перебранки приятелей, — я не хочу становиться ни главой клана, ни занимать высокие посты… Я хочу стать странствующим заклинателем. Путешествовать по свету и искоренять зло, как это делал Ханьгуан-цзюнь. Мы с дядей об этом говорили. Как только я закончу обучение.       Этого услышать от Лань Сычжуя приятели не ожидали и даже растерялись.       — То есть как это? — поразился Лань Цзинъи. — А я? Мы же всегда на ночную охоту вместе ходим. С какого перепугу ты вдруг решил один в путешествие отправиться?       — Не один, а с дядей, — поправил Лань Сычжуй.       — Всё равно. С Ханьгуан-цзюнем ты об этом говорил? А с Вэй Усянем? Ты думаешь, они тебя отпустят? — напустился на него Лань Цзинъи.       Вообще-то Лань Сычжуй уже путешествовал с Призрачным Генералом, правда — недолго: они ходили к могильнику клана Вэнь, чтобы почтить память предков. Вэнь Нин рассказал ему что помнил о его родителях. Для Лань Сычжуя эта часть прошлого была покрыта туманом. Он ничего не помнил из того, что было с ним в детстве, и лишь недавно начал вспоминать жизнь на горе Луаньцзан, да и то больше по рассказам Вэй Усяня и Вэнь Нина, и ему даже удивительно было думать, что у него когда-то были другие родители, не Ханьгуан-цзюнь и Вэй Усянь.       — Когда закончится обучение, — глубокомысленно сказал Оуян Цзычжэнь, — мы все разойдёмся каждый в свою сторону.       Ни Лань Цзинъи, ни Цзинь Лину это заявление не понравилось. Лань Цзинъи подумал, что невзирая ни на что увяжется за Лань Сычжуем и Призрачным Генералом, если они, в самом деле, решат отправиться странствовать: что ему делать в Облачных Глубинах без закадычного приятеля? Цзинь Лин фыркнул и объявил:       — А я вообще будущий глава клана, так что никто мне указывать не может. Захочу и останусь тут!       — Ага, мечтай больше! — сладенько заметил Лань Цзинъи. — Да Вэй Усянь тебя первым же делом из Облачных Глубин выпроводит, когда обучение закончится!       — Это ещё почему? — вскинулся Цзинь Лин.       — Оперился — и проваливай, закон природы, — сказал Лань Цзинъи. — Ну, а больше потому, что ты постоянно в его личное пространство вторгаешься и всегда в неподходящий момент.       — Я же не знал, что они там целуются… — буркнул Цзинь Лин, краснея. — Кто вообще выдумал целоваться среди бела дня!       — Ну, они женаты, так что могут делать это, когда заблагорассудится, — пожал плечами Лань Цзинъи.       — А великие гусуланьские правила? — ехидно спросил Цзинь Лин.       — Ты не поверишь, но в них прямым текстом ни слова о запрете на поцелуи! — сказал Лань Цзинъи.       Они принялись спорить, можно ли считать правило о бесстыдстве применимым к поцелуям средь бела дня.       Лань Сычжуй слушал рассеянно. Мысли его были заняты совсем другим. В голове вертелся разговор, который был у них с Ханьгуан-цзюнем некоторое время назад.       Ханьгуан-цзюнь его вырастил и давно привык, что Лань Сычжуй задаёт ему кучу вопросов. Пока Лань Сычжуй был маленький, вопросы были простыми: откуда ветер дует, почему у кроликов пушистый хвост, как устроен цянькунь… Чем старше становился Лань Сычжуй, тем сложнее и абстрактнее становились вопросы, но Лань Ванцзи с этим справлялся, а если не знал сам, то просил совета у старшего брата. В последнее время Лань Сычжуя занимали вопросы из области дел сердечных.       — Как понять, что ты кого-то любишь? — спросил Лань Сычжуй.       Лань Ванцзи бросил на него быстрый взгляд, но не ответил. Лань Сычжуй ещё не сформулировал вопрос полностью, Лань Ванцзи это знал, поэтому ждал, когда тот закончит. Лань Сычжуй отчаянно пытался выразить мысли в слова. Он любил Вэй Усяня, и Ханьгуан-цзюня, и даже ворчливого старого Ланя, и Лань Цзинъи, и даже Цзинь Лина, и Вэнь Нина, и кроликов, и Яблочко, и вообще всё на свете, кроме ночных тварей. И он знал, что они все его тоже любят — по-своему, как и он — по-своему их любит. Но он имел в виду совсем не это, не такую любовь.       — Как понять, что это то самое? — спросил Лань Сычжуй. Он хотел ещё добавить: «Как у вас с учителем Вэем», — но не решился.       Лань Ванцзи слегка улыбнулся:       — Ты поймёшь, когда придёт время.       Вероятно, время ещё не пришло, раз Лань Сычжуй ничего не понимал.       Из размышлений Лань Сычжуя вырвал вопль изумления, который издали приятели на слова Оуян Цзычжэня:       — А у меня было.       Разговор у них успел переключиться с бесстыдства вообще на бесстыдство в частности. Заявление Оуян Цзычжэня всех поразило до глубины души, и никто не решился уточнить, что же именно у него было. Вообще-то Оуян Цзычжэнь имел в виду всего-навсего поцелуй, но они решили, что было у него то самое, о чём вслух упоминать не стоит, и порядком растерялись, потому что, как им теперь казалось, разница в их опытности и искушённости вселенского масштаба.       У Лань Цзинъи вытянулось лицо: а он-то хотел поразить приятелей, сказав, что ему посчастливилось ущипнуть за щеку девушку-цветочницу в Цайи! Цзинь Лин тоже поскучнел, ему было чем похвастаться при случае: в Ланьлине его всегда окружали толпы служанок, которые его баловали, так что он с девушками и за руку держался, и в жмурки играл со всеми вытекающими последствиями, и даже поцелуи в щёку получал, — но чтобы то самое… Да ему бы дядя сразу ноги переломал, если бы он даже просто об этом подумал!       — И как оно? — убитым тоном спросил Лань Цзинъи.       Оуян Цзычжэнь слегка покраснел, но ответил:       — Хорошо.       — Ещё бы… — фыркнул Цзинь Лин, все силы прилагая к тому, чтобы не подать вида, что он приятелю страшно завидует. — Ну да ты, Цзинъи, не расстраивайся! Твоя-то подружка всегда при тебе!       — Какая ещё подружка? — не понял Лань Цзинъи.       — Левая рука, — сказал Цзинь Лин и захохотал.       Оуян Цзычжэнь покраснел, потому что понял, что Цзинь Лин имеет в виду, но оба Ланя только переглянулись и пожали плечами.       — Вы что, не поняли? — поразился Цзинь Лин.       — Наверняка это что-то скверное, — сказал Лань Сычжуй. — Ты с таким лицом только гадости говоришь, я давно заметил.       — И я заметил, — кивнул Лань Цзинъи, хотя ничего подобного не замечал.       — Пф, — пренебрежительно сказал Цзинь Лин, — и вовсе не скверное. Уверен, что это вообще все на свете делают или делали, даже старейшина Лань.       — Делали что? — уточнил Лань Цзинъи.       — То самое с левой рукой, — гордо объявил Цзинь Лин.       — По-моему, — сказал Лань Сычжуй, слегка покраснев, — это не то, что следует обсуждать благовоспитанным юношам!       — Как раз то, — возразил Цзинь Лин и, пошарив за пазухой, вытащил и показал приятелям потрёпанную книгу. — Вот!       На титуле было название: «Дао одинокого благовоспитанного юноши».       — Что за трактат? — осведомился Лань Цзинъи.       — Стащил у дяди, — гордо сказал Цзинь Лин. — У него целая куча таких книжек, и он всё время бранится, когда они ему на глаза попадаются. Мол, в какую щель ни загляни в Пристани Лотоса — непременно найдёшь что-нибудь в этом роде. Старые запасы Вэй Усяня.       — Тогда это точно не то, что следует читать! — поспешно сказал Лань Сычжуй и попытался отнять у Цзинь Лина книгу.       — А ты-то что так разволновался? — хохоча, принялся прыгать от него в разные стороны Цзинь Лин. — Поди, тоже читал, только помалкиваешь?       — Нет! — яростно, но залившись краской, отрезал Лань Сычжуй. — Ничего подобного я не читал!       На самом деле он нечаянно сунул нос в одну из книг на полках в Цзинши, когда помогал Вэй Усяню с приборкой, и то, что он там увидел… «Любимая книга Ханьгуан-цзюня», — ухмыльнулся Вэй Усянь, заметив, как Лань Сычжуй побагровел от стыда и сунул книгу обратно к другим. Шутил он или нет, но… Если и эта книга из загашника Вэй Усяня, то читать её явно не стоит!       Лань Цзинъи изловчился и выхватил книгу:       — Да будет вам! Название заумное, наверняка какой-нибудь трактат об этикете или…       Глаза его вытаращились, и он замолчал, уставившись в книгу, которую машинально раскрыл где-то на середине. То, что там было нарисовано, было далеко от его представлений о благовоспитанности юношей и даже о бесстыдстве неблаговоспитанных. Он выронил книгу и дикими глазами поглядел на Цзинь Лина. Тот хохотал до колик в боку.       — Ой, не могу… — простонал он, сгибаясь пополам. — Видел бы ты свою физиономию! Да ради одного этого стоило притащить сюда эту книжку!       — Приносить такие книги в Облачные Глубины запрещено! — строго сказал Лань Сычжуй, подбирая книгу и, не глядя, закрывая её. Что бы там ни увидел Лань Цзинъи, это явно было из ряда вон выходящим. Пожалуй, в последний раз он так поражался, увидев покупающего вино Ханьгуан-цзюня.       — До сих пор опомниться не может… — продолжал хохотать Цзинь Лин. — Фиалка гусуланьская!..       Лань Цзинъи помотал головой и сузил глаза:       — Ты что, юная госпожа, нарываешься? Ты кого фиалкой назвал?       — Тебя, конечно… Ты кого юной госпожой назвал?!       Секунда — и они сцепились.       — Отставить! — велел Вэй Усянь, перемахнув через подоконник, схватил их за шиворот и оттащил друг от друга.       Он уже давно стоял по ту сторону окна и слушал их учёный диспут, кусая губы, чтобы не засмеяться в голос.       — Учитель Вэй! — обрадовался Лань Сычжуй.       — Он первый начал! — завопил Цзинь Лин, лягнув в сторону Лань Цзинъи.       — Нет, он! — не остался в долгу Лань Цзинъи.       — А ну утихли оба! — повысил голос Вэй Усянь. — Что за неподобающее поведение для благовоспитанных юношей!       Он легко отшвырнул их в разные стороны и сделал вид, что стряхнул с ладоней пыль.       — А он… — начали разом Лань Цзинъи и Цзинь Лин, сверкая друг на друга глазами.       — Детский сад, штаны с кармашком… — насмешливо сказал Вэй Усянь, намекая на штаны, которые носят дети — с прорезью сзади, чтобы удобнее было садиться на горшок.       Он отобрал у Лань Сычжуя книгу, глянул на титул и присвистнул: ностальгия, его собственная книжка! Довольно безобидная книжка, если сравнивать её с «Весенними картинами» или Лунъянским сборником. Она на самом деле предназначалась для благовоспитанных юношей, которые должны были хранить благочестие и не предаваться плотским утехам до брака, а возникающие временами телесные позывы унимать медитацией, а если не получается, то левой — или правой — рукой и подручными средствами, но, конечно же, в строжайшей тайне от других благовоспитанных и не очень юношей.       Не глядя, он раскрыл книгу и на вытянутой руке показал «зелени». Оуян Цзычжэнь покраснел. Лань Сычжуй поспешно отвёл взгляд. Лань Цзинъи стал таким красным, будто наелся сычуаньского перца. Цзинь Лин сделал надменное лицо.       — «То самое»… — насмешливо передразнил их Вэй Усянь. — Да вы даже на такой безобидный рисунок смотреть прямо не можете, куда вам до «того самого»! Молодо-зелено!       Он сунул книгу за пазуху и добавил:       — Конфискую. Иметь такие запрещено правилами Облачных Глубин.       Цзинь Лин попытался что-то возразить, но Вэй Усянь был категоричен.       — Если бы вас застал кто-то другой, вам пришлось бы штудировать другую книгу, — строго сказал он. — «Знакомство благовоспитанных, но глупых юношей, умудрившихся попасться с поличным, с ферулами».       «Зелень» невольно засмеялась, но Вэй Усянь решил отыграть роль наставника по полной программе, тем более он почувствовал, как повеяло сандалом где-то за павильоном, и понял, что Лань Ванцзи где-то рядом. Быть может, тоже стоит за окном и слушает.       — И почему вы до сих пор здесь? — строже прежнего спросил Вэй Усянь, вставая фертом. — Сычжуй, ты должен уже полчаса как упражняться со «Смертельными Струнами». Цзинъи, Цзычжэнь, ваша очередь помогать кухарям. Цзинь Лин…       — А почему только я-то Цзинь Лин? — возмутился Цзинь Лин. — Других по имени назвал, а меня…       — …а тебя нужно на колени поставить во дворе… за попытку развращения умов благовоспитанных юношей, — строго сказал Вэй Усянь, все силы прикладывая к тому, чтобы не засмеяться.       — Что?! — побагровел от гнева Цзинь Лин. — А чья это книжка вообще?!       — Я её не читал, — пожал плечами Вэй Усянь, — а если и читал, то… ну, ничего подобного не… В ваши годы у нашего поколения были другие заботы и помыслы.       — Исключительно нечестивые, — прошипел Цзинь Лин. — Мне дядя рассказывал…       — Ну, мало ли, что там Цзян Чэн рассказывал… Я, положим, тоже могу много что про него рассказать… — ухмыльнулся Вэй Усянь. — Да недосуг. Если вы ещё не заметили, то Ханьгуан-цзюнь здесь.       «Зелень» всполошилась и, даже не удостоверившись, правду сказал Вэй Усянь или солгал, ретировалась выполнять повседневные поручения.       — Ай-ай, Ханьгуан-цзюнь, — сказал Вэй Усянь, подходя к окну и вывешиваясь из него, — разве правилами не запрещено подслушивать?       Лань Ванцзи стоял по ту сторону окна, прислонившись к стене.       — Мгм… — раздумчиво проронил он и протянул Вэй Усяню руку ладонью вверх.       — Что? — сделал вид, что не понял Вэй Усянь.       — Книгу… которую ты не читал, «а если и читал, то ничего подобного не», — буквально дословно процитировал Лань Ванцзи.       — А тебе она зачем? — фыркнул Вэй Усянь, засовывая руку за пазуху, но не спеша отдавать книгу.       — До смерти хочется узнать, что же такое ты там «не», — совершенно серьёзно ответил Лань Ванцзи.       — Да ладно… — хохотнул Вэй Усянь, дразня Лань Ванцзи книгой. — Я, может, тогда и «не», но сейчас мы с тобой давным-давно уже «да», так что ничего нового ты в ней не найдёшь… Ай-ай, Ханьгуан-цзюнь, любопытство — это тоже порок, — воскликнул Вэй Усянь, когда Лань Ванцзи изловчился и выдернул книгу у него из руки.       — Мгм, — спокойно подтвердил Лань Ванцзи, погружаясь в чтение. Мочки ушей у него всё-таки покраснели. Вэй Усянь с сожалением подумал, что если попробует дотянуться и прихватить набухший бугорок губами, то попросту из окна вывалится. А вываливаться ему не хотелось.       — Ханьгуан-цзюнь, Ханьгуан-цзюнь, — позвал он с самым серьёзным видом.       Лань Ванцзи поднял глаза от книги. Вэй Усянь его поманил пальцем.       — Мгм? — усомнился Лань Ванцзи.       — Мне нужно тебе кое-что сверхсекретное сказать, — заговорщицким шёпотом сообщил Вэй Усянь.       — С трудом верится, — скептически отозвался Лань Ванцзи, но, тем не менее, лицо приблизил…       — Да ты не поверишь! — кипятился Цзинь Лин. — Дай, думаю, проверю, не запрятал ли Вэй Усянь книгу где-нибудь среди учебников… А они там опять целуются! В уши!       — Хм… это что-то новенькое, — протянул Лань Цзинъи.       — Зачем в уши? — неуверенно спросил Оуян Цзычжэнь.       — А я почём знаю! — фыркнул Цзинь Лин. — Сычжуй, ты не знаешь?       Лань Сычжуй помолчал немного, непроизвольно заливаясь краской, и проронил:       — Молодо-зелено! Поймёте, когда время придёт.       — Какое время? — переспросил Лань Цзинъи.       Лань Сычжуй глубоко вздохнул и ответил:       — То самое.