Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      — Кто бы мог подумать, — сипло сказал Вэй Усянь, — что меня, великого Старейшину Илина, свалит какая-то жалкая простуда!       Он лежал в Цзинши на кровати, накрытый одеялом до плеч, и покашливал. Лицо его полыхало нездоровым румянцем (стремительно поднималась температура, но вместе с тем бил и озноб), губы обметало, в носоглотке скреблось и противно горчило. Чтобы что-то сказать, приходилось прежде прочистить горло, и голос Вэй Усяня скоро сел от натужных попыток выкашлять из себя слова.       Лань Сычжуй смочил полотенце и, свернув его вчетверо, накрыл холодным компрессом горящий лоб Вэй Усяня.       — По-моему, — рассудительно сказал он, — не стоило вам, учитель Вэй, лезть в реку за упавшим талисманом. Горные реки холоднее Ледяного Источника!       — Ещё как стоило, — возразил Вэй Усянь, — ведь это был последний талисман, а ночная охота ещё не закончилась. Я же не знал, что подхвачу простуду. Если бы знал, вылез бы из воды в два раза быстрее.       Последние слова он проскрипел так, что показалось, будто кто-то железными когтями поскрёб по камню. Всех передёрнуло.       — А может, это не простуда, а неведомая хворь? — предположил Цзинь Лин.       — Сам ты неведомая хворь! — огрызнулся Лань Цзинъи.       Оба они были раздражены, а ещё больше испуганы. Так непривычно было видеть, что всегда живой, весёлый Вэй Усянь вяло лежит и скрипит что-то из-под одеяла и даже не отшучивается в ответ на столь провокационное предположение насчёт «неведомой хвори». А ведь у Цзинь Лина было что ответить! Он хотел добавить, что — по словам Цзян Чэна — любые «неведомые хвори» излечиваются Цзыдянем. Он это не понаслышке знал: когда пытался симулировать болезнь, чтобы увильнуть от изнуряющих тренировок, один только вид дядиного кнута моментально ставил его на ноги и заставлял тренироваться с утроенным усердием! Но Вэй Усянь только слабо улыбнулся на их перебранку и закрыл глаза, а Лань Сычжуй так на них с Лань Цзинъи зыркнул, что они оба невольно прикусили языки.       — Я лекарство принёс, — доложил Оуян Цзычжэнь, неся на вытянутых руках плошку с дымящимся отваром.       — Фу, что это? — в голос сказали все, кроме Вэй Усяня. У того был заложен нос, так что запахов он не чувствовал, и очень даже хорошо, что не чувствовал: принесённое лекарство воняло мерзостно.       — Лекарь сказал, — объяснил Оуян Цзычжэнь, отдавая плошку Лань Сычжую, — выпить залпом, лучше всего — зажав нос, чтобы не вытошнило от запаха.       — Я даже спрашивать не буду, из чего оно сделано, — прогнусавил Цзинь Лин, зажимая крылья носа двумя пальцами.       — Это какая-то ослиная моча! — пробубнил Лань Цзинъи, прикрыв лицо рукавом.       Вэй Усянь молча протянул руку за плошкой. Лечиться — так лечиться! Он вылил лекарство себе в рот, судорожно сглотнул… Глаза его округлились, лицо покраснело ещё сильнее, из глаз брызнули слёзы. Он что-то промычал и похлопал себя по горлу, мучительно пытаясь извлечь из себя хоть ползвука. Дело было не во вкусе отвара, а в том, что он был обжигающе горячий, почти кипяток, паром обожгло и дыхательное горло.       — Его остудить прежде надо было, — спохватился Оуян Цзычжэнь, припомнив, что втолковывал ему лекарь.       — Почему раньше не сказал! — рассердился Лань Сычжуй. — Учитель Вэй? Учитель Вэй?!       Вэй Усянь ничего не мог произнести вслух — физически не мог. Голос пропал начисто, и, кажется, стало только хуже. Вэй Усянь постучал по горлу ладонью, схватил мокрое полотенце и прижал его к шее.       — Он голос потерял! — ужаснулся Лань Цзинъи и упавшим голосом добавил: — Ханьгуан-цзюнь нас убьёт, когда вернётся.       Все посерели лицами. Вэй Усянь ведь из-за них простудился, а теперь ещё и это… Неотвратимость грядущего в лице Ханьгуан-цзюня нависла над ними как грозовая туча.       — Нужно как-то всё исправить, — заикаясь, сказал Оуян Цзычжэнь. — Что-то холодное попить, чтобы…       — Нельзя ему холодное пить, — возразил Цзинь Лин, — у него и так горло болит от простуды. А теперь ещё и обжёгся.       — Горячего? — упавшим голосом предположил Оуян Цзычжэнь.       Лань Сычжуй так тяжело вздохнул, точно у него сердце разрывалось. Все воззрились на него.       — Это я виноват, — сказал Лань Сычжуй, сокрушённо качая головой. — Я должен был проверить отвар. Всегда нужно пробовать, прежде чем что-то давать больному. Я слишком разволновался и позабыл об этом.       — Что, в правилах Гусу Лань и об этом написано? — иронично спросил Цзинь Лин.       — Нет, — со вздохом ответил Лань Сычжуй, — просто я вспомнил… Когда я болел в детстве, то Ханьгуан-цзюнь всегда сначала сам лекарство и еду пробовал.       В каком бы плачевном состоянии ни был Вэй Усянь, он заулыбался, представив себе эту картину. Лань Сычжуй в детстве, должно быть, часто болел, но Лань Ванцзи его выходил. Вэй Усянь подумал, что хотел бы поглядеть, как Лань Ванцзи дует на ложку с кашей, прежде чем дать её Лань Сычжую, пробует кончиком мизинца температуру питья… Лань Ванцзи ухаживал и за ним, когда Вэй Усянь был в беспамятстве после ранений, но Вэй Усянь этого не помнил.       — И что он ещё делал? Припомни, — насел на него Цзинь Лин. — Может, вспомнишь что-то полезное.       — Он меня под кроликами прятал и кормил морковкой, — пробормотал Лань Сычжуй и покраснел.       — Кроликов притащить? Я мигом! — вскинулся Лань Цзинъи.       — Кролики? — ошалело переспросил Цзинь Лин. — А, понятно! У кроликов мех, под ними тепло. Тащи сюда корзину кроликов, Цзинъи! А лучше — две! А ты, Цзычжэнь, дуй на кухню за морковью!       — Что это ты раскомандовался? — недовольно сказал Лань Цзинъи.       Лань Сычжуй возразил:       — Не нужно, ведь есть одеяло.       — А у тебя что, одеяла не было? — поразился Цзинь Лин.       Лань Сычжуй смутился и сделал неопределённый жест. Ханьгуан-цзюнь его под кроликами не от холода прятал, а от старейшины Ланя, потому что усыновление ребёнка без позволения на то старейшин было нарушением правил.       — А морковь? — неуверенно спросил Оуян Цзычжэнь.       Лань Сычжуй покачал головой:       — Это я так сказал… Лечил Ханьгуан-цзюнь меня травяными отварами. Морковь… ну, я…       — Сычжуй объедал кроликов! — фыркнул Цзинь Лин. — Воришка с малолетства. Теперь я знаю, кто стащил мою заначку!       Лань Сычжуй бросил на него свирепый взгляд, а Лань Цзинъи отчаянно покраснел, потому что «заначку», — а это были наивкуснейшие мясные булочки, гостинцы из Ланьлина, — у Цзинь Лина стащил вовсе не Лань Сычжуй. Ну и сам виноват, незачем прятать лакомство от приятелей! Правилами Гусу Лань сказано делиться.       Вэй Усянь погрузился в полузабытье, дыхание стало неровным, с отзвуками, похожими на хрипы. Лань Сычжуй опять смочил полотенце, но положить его на лоб Вэй Усяня не успел. Краем глаза он заметил перекрывшую дверной проём белую фигуру и выдохнул:       — Х-ханьгуан-цзюнь…       «Зелень» сделала вид, что их тут нет, хотя от цепкого взгляда Лань Ванцзи не укрылось бы ничего, если бы он обратил должное внимание. Цзинь Лин стоял близко к стене, а теперь и вовсе по ней распластался, пытаясь убедить себя, что он часть этой стены, а не Цзинь Лин. Лань Цзинъи очень удачно сделал вид, что ждёт, когда Лань Сычжуй отдаст ему бадью с водой, чтобы переменить её. Оуян Цзычжэнь юркнул за порог прежде, чем Лань Ванцзи вошёл: он стоял у самой двери, так что первым заметил приближение Ханьгуан-цзюня. Всё это Лань Ванцзи, разумеется, мог бы заметить, если бы обратил должное внимание. Но он не заметил.       Лань Ванцзи быстро прошёл к кровати, опустился на край и накрыл лоб Вэй Усяня ладонью. Пальцы ощутили нестерпимый жар. Вэй Усянь приоткрыл глаза, губы его беззвучно шевельнулись. Лань Ванцзи скользнул взглядом по Цзинши, «зелень» уже успела ретироваться за порог, один Лань Сычжуй сидел возле кровати, комкая в руках мокрое полотенце. Губы у него подрагивали, как у ребёнка, что вот-вот расплачется.       — Рассказывай, — велел Лань Ванцзи.       Лань Сычжуй честно рассказал о происшествии на ночной охоте. Они растранжирили талисманы, пытаясь поймать ночную тварь, но так по ней и не попали, потому что она уворачивалась. Последний талисман унесло в воду порывом ветра, и Вэй Усянь, недолго думая, сиганул за ним в реку.       — Безрассудство! — сорвалось с губ Лань Ванцзи. — Дальше.       Лань Сычжуй, тяжело вздохнув, досказал, что талисман был испорчен, но развести костёр не удалось из-за вдруг пошедшего дождя, так что они все решили вернуться в Облачные Глубины. Вэй Усянь разболелся на полпути, им пришлось буквально на себе его тащить — попеременно. В Облачных Глубинах они принялись его лечить, но произошла оплошность и, кажется, Вэй Усянь потерял голос, обжегшись. Последние слова Лань Сычжуй договорил еле слышно, на глаза наворачивались слёзы.       — Сычжуй, — сказал Лань Ванцзи, глазами указав на бадью с водой.       Лань Сычжуй тут же подскочил, схватил бадью и помчался менять воду. Лань Ванцзи разглядывал лицо Вэй Усяня. Глаза того были приоткрыты, но находился он всё ещё в полузабытьи. Его бил озноб, даже зубы постукивали. Лань Ванцзи накрыл его одеялом едва ли не до подбородка, потихоньку похлопал ладонью поверх. Вернулся Лань Сычжуй, поставил на скамеечку бадью с водой, смочил полотенце и протянул его Лань Ванцзи. Тот отрицательно качнул головой, опустил в ледяную воду руку, подержал так немного, потом встряхнул кистью и накрыл ладонью горящий лоб Вэй Усяня, помедлил несколько секунд и перевернул руку тыльной стороной. Снова и снова, размеренно, неспешно, как бамбуковые водяные часы, он повторял это. Рука его покраснела от холода, но Лань Ванцзи не обращал на это никакого внимания. Когда ему показалось, что вода нагрелась, он кивнул Лань Сычжую. Тот мигом подхватил бадью и помчался к Ледяному Источнику.       — Ханьгуан-цзюнь… — тихо сказал он, когда вернулся.       Лань Ванцзи снова опустил руку в ледяную воду, скользнул взглядом по лицу Лань Сычжуя и увидел, что юноша подавлен и расстроен.       — Что такое? — проронил Лань Ванцзи.       — Учитель Вэй ведь не умрёт?! — с ужасом спросил Лань Сычжуй.       — Глупости, — резковато отозвался Лань Ванцзи. — Почему ты так решил?       — Ну… — смутился Лань Сычжуй, — он ведь… Он ведь никогда не болел, а тут вдруг расхворался, значит, это… какая-то неведомая… серьёзная хворь…       Лань Ванцзи глядел на него сквозным взглядом. Вэй Усянь болел и частенько, но перемогался втихую, никогда не показывая другим, что ему нездоровится, даже Лань Ванцзи приходилось или самому догадываться, или клещами из него правду вытягивать. Неудивительно, что Лань Сычжуй думал так. Лань Ванцзи очень даже хорошо знал, что и как с Вэй Усянем происходит, поскольку именно он всегда его и выхаживал: и тогда, когда Вэй Усянь свалился с жаром в пещере Чёрной Черепахи, и на горе Луаньцзан, и после неудачных ночных охот, и при малейших признаках возмущения Ци в его теле… Сейчас он мог уверенно сказать, что это было, он и сказал, чтобы успокоить Лань Сычжуя:       — Обычная простуда. Присмотри за ним, я приготовлю лекарство.       Лань Ванцзи поднялся и вышел. Лань Сычжуй делать так же, как Ханьгуан-цзюнь, не посмел, поэтому положил на лоб Вэй Усяня смоченное в воде полотенце.       — Ругался? — свистящим шёпотом спросил просунувший в окно голову Лань Цзинъи.       — Нет, — удручённо ответил Лань Сычжуй, — не ругался. Уж лучше бы выругал…       — Вообще не лучше, — вмешался Цзинь Лин, тоже заглянувший в Цзинши через окно.       Лань Сычжуй зашипел на них, поглядывая на Вэй Усяня. Тому явно стало хуже. Он беспокойно мотнул головой, сбрасывая полотенце, разметался по кровати…       Вернулся Лань Ванцзи, «зелень» тут же попряталась. Лань Ванцзи сел на край кровати, держа в ладони накрытую крышечкой плошку.       — Выйди, — велел он Лань Сычжую.       — Но…       — Выйди, — повторил Лань Ванцзи. Он редко что повторял дважды, но, видя, что Лань Сычжуй колеблется из-за беспокойства о Вэй Усяне, добавил чуть мягче:       — Я позову.       Лань Сычжуй подчинился. Он встал за дверями Цзинши и стал ждать, когда Лань Ванцзи позовёт его обратно.       — Зачем он Сычжуя выдворил? — спросил Цзинь Лин.       — Может, запретную технику какую применит, — неуверенно предположил Лань Цзинъи.       Цзинь Лин оживился — как же, запретная техника! — и вытянул шею. Лань Цзинъи, после недолгих колебаний, последовал его примеру. Обычно кровать от окна отделяла полупрозрачная ширма, но сейчас ширма была сдвинута, на её месте стояла подставка с бадьёй, так что им было относительно хорошо видно, что происходит внутри.       Лань Ванцзи снял крышку с плошки, запахло пряными травами. Он пригубил из плошки, наклонился над Вэй Усянем, придержав волосы, чтобы те не упали больному на лицо, и приник губами к его губам. Это был единственно верный способ дать лекарство бессознательному человеку. Когда Лань Ванцзи распрямился, из губ Вэй Усяня вытекла бурая струйка. Лань Ванцзи прижал край полотенца ко рту Вэй Усяня, снова отпил из плошки и снова приник губами к его губам. Он делал это, пока плошка не опустела. Тем, за окном, показалось совсем другое.       — Нашёл время целоваться… — проворчал Цзинь Лин. — Человек помирает буквально, а он…       — Тише ты, — шикнул на него Лань Цзинъи.       — Сычжуй, — позвал Лань Ванцзи.       Лань Сычжуй тут же вбежал в Цзинши. Лань Ванцзи указал глазами на бадью. Лань Сычжуй подхватил её и помчался менять воду. Делать это ему пришлось весь день, и весь следующий день, и день после следующего. Лань Ванцзи всё это время находился при Вэй Усяне. Он ничего не ел и не пил, ничего более не говорил, только держал ладонь на лбу Вэй Усяня да взглядом велел Лань Сычжую менять воду в бадье.       — Я за него беспокоюсь, — мимоходом сказал Лань Сычжуй приятелям. — Ханьгуан-цзюнь ведь, как вернулся, даже одежду не переменил, а теперь не ест и не пьёт. Как бы он и сам не заболел!       — Вот же глупости! — даже удивился Лань Цзинъи. — Чтобы Ханьгуан-цзюнь — и заболел? Ты когда-нибудь видел, чтобы Ханьгуан-цзюнь болел?       — А ты когда-нибудь видел, чтобы болел учитель Вэй? — возразил Лань Сычжуй. — Однако…       — Ханьгуан-цзюню не надо есть или пить, он практикует инедию, — возразил в свою очередь Лань Цзинъи.       — Он очень осунулся. И глаз ни разу не сомкнул. И духовные силы беспрестанно передаёт.       — Ну так скажи, что подменишь его, — предложил Цзинь Лин.       Лань Сычжуй отчаянно помотал головой. Лань Цзинъи фыркнул:       — Сам скажи.       — А учитель Вэй за три дня ни разу в себя не пришёл, — продолжал Лань Сычжуй скорбным голосом. — Если это обычная простуда, почему он в себя не приходит? Я слышал, как Ханьгуан-цзюнь его позвал, а он даже не пошевелился!       — Вы что тут делаете? — напустился на них Лань Цижэнь. — Почему не на занятиях?       — Учитель Вэй заболел, — сказал Лань Цзинъи.       — И что с того? Занятия всё равно другой учитель ведёт, — принялся брюзжать Лань Цижэнь. — Заболел и заболел, вам-то что?       Цзинь Лин отозвался, страшно недовольный нечуткостью старого Ланя:       — А то, что мы о нём беспокоимся. Может, это не простуда, а неведомая хворь.       — Пф, — раздражённо сказал Лань Цижэнь, — «неведомая хворь»… Это Вэй Усянь — неведомая хворь, поразившая Облачные Глубины! А ну марш на занятия! А ты, Цзинь Лин, иди за мной. Глава клана Цзян приехал.       «Принесла нелёгкая», — недовольно подумал Цзинь Лин. Цзян Чэн наверняка приехал, чтобы узнать об успехах племянника в обучении. Цзинь Лин неохотно пошёл за Лань Цижэнем, «зелень» только сделала вид, что расходится, но когда старый Лань скрылся из виду, то вернулась на свой «пост» у окна Цзинши. Лань Сычжуй потащил бадью с водой внутрь.       Цзян Чэн неспешно прогуливался по Облачным Глубинам, поглядывая по сторонам. Конечно, главной причиной приезда были успехи (или нет) Цзинь Лина в учёбе, но заодно он собирался повидаться и с Вэй Усянем и, будто бы между делом, сообщить ему, что в будущем месяце Юньмэн Цзян устраивает большую ночную охоту, но он, Цзян Чэн, разумеется, предпочёл бы, чтобы Вэй Усянь туда и носа не казал, особенно в компании ледяного истукана. На деле же Цзян Чэн надеялся, что Вэй Усянь, ему наперекор, непременно явится на ночную охоту. Но прямо Цзян Чэн его не пригласил бы даже под Цзыдянем. Он был для этого слишком горд.       Лань Цижэнь привёл Цзинь Лина и долго и нудно вещал о том, что будущий глава Ордена Цзинь неусидчив, и вспыльчив, и кичлив, и дерзит. Цзян Чэн ничего нового не услышал, он всё это и так прекрасно знал, но счёл нужным пригрозить племяннику:       — Ноги тебе переломать, что ли, чтобы за ум взялся?       Цзинь Лин скорчил презрительную гримасу.       — А Вэй Усянь где? — спросил Цзян Чэн, когда старый Лань наконец-то решил вернуться к своим обязанностям старейшины.       — Вэй Усянь заболел, простудился, — ответил Цзинь Лин, беспокойно поглядывая по сторонам. — Третий день уже в себя не приходит.       — Ха! — недоверчиво сказал Цзян Чэн. — Да этого паршивца даже калёное железо с ног не свалило, а ты хочешь меня убедить, что он свалился с обычной простудой?       — Может, и не с обычной, — глубоко вздохнул Цзинь Лин. — Может, это неведомая хворь.       — Неведомая хрень, — парировал Цзян Чэн. — Я знаю одно средство, он мигом на ноги вскочит!       — Цзыдянь? — испуганно спросил Цзинь Лин.       — Суп со свиными рёбрышками, — возразил Цзян Чэн. — Где тут кухня?       Цзинь Лин напомнил, что в Облачных Глубинах мяса отродясь не водилось. Цзян Чэн выругался и сказал, что спустится в посёлок. Так он и сделал. Трактирщик, конечно, не хотел уступать свою кухню неизвестно кому, но Цзян Чэн воспользовался Цзыдянем, чтобы объяснить ему, что к чему. Так что через пару часов Цзян Чэн вернулся в Облачные Глубины с горшком, плотно накрытым крышкой, и веером. Веер он сунул Цзинь Лину, горшок понёс сам.       — А веер зачем? — не понял Цзинь Лин.       Скоро это выяснилось. Цзян Чэн встал у дверей Цзинши, открыл крышку с горшка — запахло ароматно и необыкновенно вкусно — и велел племяннику махать веером над горшком, направляя запах супа внутрь павильона. «Что за глупая идея!» — фыркнул про себя Цзинь Лин, но принялся старательно махать веером: Цзыдянь-то вот он, совсем близко, лучше не спорить. Махал он час, другой… Цзян Чэн ждал, что Вэй Усянь вот-вот появится или хотя бы завопит: «Пахнет моим любимым супом из свиных рёбрышек!» — но нет. В Цзинши было тихо. Цзян Чэн нахмурился, всучил горшок племяннику и приоткрыл двери, чтобы взглянуть, как это Вэй Усяню удалось проигнорировать его замечательный суп из свиных рёбрышек. Неслыханное дело! То, что он увидел, нисколько ему не понравилось. Лицо Вэй Усяня было бледнее бледного, почти прозрачное, веки плотно закрыты, из губ слышались частые сиплые хрипы. Лань Ванцзи сидел подле него, Лань Сычжуй — на коленях на полу, держа бадью с водой. Траурные гусуланьские одеяния делали картину совсем безрадостной.       — Кто его так уходил? — не сдержался Цзян Чэн, толкая двери в Цзинши и занося ногу через порог.       Лань Ванцзи метнул на него такой гневный взгляд, что Цзян Чэн застыл, как аист, на одной ноге и через порог перешагнуть не рискнул. Он сделал вид, что всего лишь пнул дверь, чтобы раскрыть её. Лань Ванцзи пригвоздил его таким тяжеленным взглядом, что поневоле захотелось убраться от греха подальше. Цзян Чэн напыжился и с самым важным видом отошёл от дверей, лягнув створку, чтобы вернуть её в исходное положение. Важности его хватило ненадолго: он обнаружил, что Цзинь Лин успел приложиться к горшку с супом и выхлебать прямо через край добрую половину!       — Не для тебя сварено! — рассвирепел Цзян Чэн. — А ну выплюнь обратно!       Цзинь Лин, похожий на хомяка, набившего свои защёчные мешки, шумно сглотнул и возмутился:       — Да суп сто раз пропасть успеет, пока Вэй Усянь его съесть сможет!.. И не буду я в еду плевать! Что за неуважение к еде!       — Рот закрой, паршивец, — сказал Цзян Чэн ещё свирепее, — спорить он ещё со мной будет… Знаток этикета выискался…       Пока Цзян Чэн ему выговаривал, Цзинь Лин успел выхлебать и оставшуюся половину супа. Цзян Чэн обомлел от такой наглости! Он схватил Цзыдянь и крикнул:       — А ну иди сюда! Я тебе преподам урок…       Ледяная волна, выплеснувшаяся из Цзинши, прочертила на земле широкую рваную полосу и ударила в одиноко стоявшее дерево, расщепив его в клочья. И дядя, и племянник успели отскочить в сторону и теперь изумлённо воззрились на вышедшего из Цзинши Лань Ванцзи. Перед ним покачивался гуцинь, струны которого постанывали отзвуками удара.       — Смертельные Струны! — воскликнул Цзян Чэн. — Ты что, спятил?! А если бы ты попал?!       Лань Ванцзи махнул рукавом — гуцинь пропал — и проронил, казалось, с лёгкой досадой:       — В другой раз не промахнусь.       — В другой раз? В какой это другой раз?! — взъярился Цзян Чэн. — Совсем мозги отмёрзли бить по людям без предупреждения?       — Ну, положим, и ты не предупреждаешь, когда цзыдянишь направо и налево… — едва слышно пробормотал Цзинь Лин (уже с безопасного расстояния: он юркнул за угол Цзинши, где пряталась и остальная «зелень»).       — Ах ты… — взбеленился Цзян Чэн, тут заметил, что Лань Ванцзи развернулся и уже вошёл обратно в Цзинши, и заорал: — А ну стой! Я с тобой ещё не закончил!       Лань Сычжуй поспешно выбежал на улицу, поклонился Цзян Чэну и попросил:       — Не кричите, пожалуйста, глава Ордена Цзян. Ханьгуан-цзюнь немножко… огорчился, что вы так шумите. В Облачных Глубинах кричать запрещено. Цзинь Лин, тебя это тоже касается, — укоризненно сказал он, глянув на приятеля.       — Огорчился?! — выдохнул Цзян Чэн. — Да он огорчился, что жахнул Смертельными Струнами и промахнулся!       Лань Сычжуй свёл брови у переносицы и сказал:       — Ханьгуан-цзюнь не промахивается. Это он… в качестве предупреждения жахнул. В другой раз не промахнётся.       Он поклонился ещё раз и помчался обратно в Цзинши: вода скоро нагреется, нужно будет снова её переменить.       Лань Ванцзи «огорчился» не столько из-за шума, а из-за того, что Вэй Усянь, хоть и в беспамятстве, на этот шум отреагировал: поморщился и беззвучно пробормотал:       — Хватит орать, Цзян Чэн! Мадам Юй услышит, нам обоим мало не покажется…       Вероятно, в забытьи ему помстилось, что он в Юньмэне. К сожалению, Лань Ванцзи умел читать по губам, и его это несколько задело: он ведь звал Вэй Усяня по имени, но тот не слышал и не реагировал, а тут вдруг… Лань Ванцзи поджал губы. Конечно, Смертельные Струны применять не стоило, но это вышло помимо его воли, руки сами делали… Он глубоко вздохнул, перевернул руку тыльной стороной и велел Лань Сычжую переменить воду. Тот подхватил бадью и выбежал из Цзинши.       Вэй Усянь пошевелился, нащупал руку Лань Ванцзи на своём лбу и, прижимая её плотнее, издал глубокий вздох. Сознание медленно к нему возвращалось, он вполне ясно расслышал, как Лань Ванцзи несколько раз повторил его имя, и чуть улыбнулся в ответ. Сказать он всё ещё ничего не мог. Осознав это, Вэй Усянь недовольно поморщился и открыл глаза.       — Как ты? — спросил Лань Ванцзи.       Ответить ему Вэй Усянь не мог. О том, что Лань Ванцзи прекрасно читает по губам, он не знал, поэтому озадаченно покачал головой, размышляя, как ему донести до Лань Ванцзи то, что он хотел. А было что! Вид Лань Ванцзи ему нисколько не понравился. Вэй Усянь не знал, сколько дней пролежал в беспамятстве, но Лань Ванцзи наверняка всё это время сидел подле него, Вэй Усянь нисколько не сомневался: осунувшееся лицо, тени под глазами, пыльная походная одежда… Вэй Усянь повертел глазами в разные стороны, вдруг оживился — нашёл решение! — и, схватив Лань Ванцзи за руку, развернул её ладонью к себе. Лань Ванцзи глядел на него с лёгким удивлением. Вэй Усянь принялся быстро писать пальцем по ладони Лань Ванцзи иероглиф за иероглифом. Было немного щекотно, это отвлекало, но Лань Ванцзи смог разобрать, что пишет Вэй Усянь.       — Мгм, — проронил Лань Ванцзи, — три дня.       Вэй Усянь застрочил пальцем по ладони Лань Ванцзи ещё быстрее.       — Ты у меня спрашиваешь? Это я должен спрашивать, в порядке ли ты, — возразил Лань Ванцзи и легко стукнул кончиком пальца по лбу Вэй Усяня. — Какое безрассудство!       Вэй Усяню вовсе не хотелось выслушивать нотации. Палец опять забродил по ладони Лань Ванцзи.       — Я знаю, что произошло, — кивнул Лань Ванцзи, — Сычжуй рассказал.       Лань Сычжуй, который в это самое время вернулся в Цзинши, увидев, что Вэй Усянь очнулся, радостно воскликнул:       — Учитель Вэй!       Вэй Усянь слегка ему улыбнулся, поскрёб пальцем по ладони Лань Ванцзи. Тот, сдержав улыбку, пообещал:       — Я не буду их наказывать, — ведь Вэй Усянь попросил, чтобы он не ругал «зелень» за происшествие на ночной охоте.       Вэй Усянь успокоился и прикрыл глаза. Лань Ванцзи вернулся к тому, что делал все эти три дня: подержал руку в холодной воде и положил её Вэй Усяню на лоб. «Так это был ты…» — не глядя, написал на ладони Вэй Усянь.       — Мгм. И Сычжуй помогал, — сказал Лань Ванцзи. Лань Сычжуй покраснел.       Вэй Усянь чувствовал себя значительно лучше. Сказать больше, не считая потерянного голоса, он уже был полностью здоров, но ему нравилось, что Лань Ванцзи за ним ухаживает, поэтому он притворился, что ему всё ещё неможется. Громкое, свирепое урчание в животе помешало ему изображать из себя «умирающего лебедя». Вэй Усянь озабоченно взялся за живот обеими ладонями и состроил необыкновенно тоскливую физиономию.       — Я принесу тебе что-нибудь, — сказал Лань Ванцзи, поднимаясь.       Лань Сычжуй остался приглядывать за больным. Вэй Усянь ободряюще ему улыбнулся: не расстраивайся, мол, всё обойдётся. Лань Сычжуй кивнул.       Вернулся Лань Ванцзи, неся прикрытую дощечкой миску. Вэй Усянь принюхался, но обоняние у него всё ещё было притуплено, так что понять, что Лань Ванцзи ему принёс, не смог. Лань Ванцзи сел на кровать, открыл миску. Пахнуло пряностями. Лань Сычжуй едва сдержался, чтобы не чихнуть. У варева был практически красный цвет, столько в нём было специй. «У меня руки слабые, не смогу поесть», — написал Вэй Усянь ему на ладони. Лань Ванцзи, будто того и ожидая, вынул из рукава ложку и, почерпнув ею варево, поднёс её к губам Вэй Усяня. Тот проглотил с нескрываемым удовольствием. Лань Сычжуя и тех, за окном, передёрнуло: суп наверняка был очень острый, от одного запаха слёзы на глазах выступали! Вэй Усянь съел всё подчистую и облизнулся, подумав, что не отказался бы и от добавки: оголодал за три дня болезни! Лань Ванцзи предложил ему напиться, но Вэй Усянь написал что-то на его ладони, и мочки ушей Лань Ванцзи покраснели.       — Сычжуй… — медленно произнёс он. — Иди отдыхай. Дальше я сам.       — Но…       — Иди, — настойчиво повторил Лань Ванцзи.       Лань Сычжуй вышел и тут же был утянут приятелями в «засаду» за окном. Видеть там же и главу Ордена Цзян было… Лань Сычжуй скрыл удивление и неодобрительно сказал «зелени»:       — Нельзя подслушивать.       — А мы и не подслушиваем, — возразил Цзинь Лин, — мы подглядываем.       — Вот-вот, — кивнул Лань Цзинъи, — а это совсем другое дело.       — Чем он его накормил? — спросил Цзян Чэн, не слишком довольный, что первая «кормёжка» Вэй Усяня состоялась вовсе не его супом со свиными рёбрышками.       — Суп с сычуаньским перцем, — с содроганием сказал Лань Цзинъи. — Убийственная штука! Биологическое оружие: одной каплей можно всех ночных тварей в округе перетравить!       — Этот суп очень даже полезен, — ещё строже сказал Лань Сычжуй. Ему страшно не нравилось, когда при нём поносили Вэй Усяня, пусть даже и заслуженно.       — Да, да, — фыркнув, переглянулась «зелень».       Лань Сычжуй краем глаза заметил, что Лань Ванцзи, придержав волосы, наклоняется над Вэй Усянем, и поспешно расставил руки в стороны, не давая остальным в него заглянуть:       — Нельзя на это смотреть!       — Да мы все всё давно уже видели, — с ухмылкой возразил Цзинь Лин.       — Что это ты, паршивец, там видел? — напустился на племянника Цзян Чэн.       — Как Ханьгуан-цзюнь Вэй Усяня лечил, — ловко вывернулся Цзинь Лин.       — Ну всё, всё, — замахал на «зелень» рукавами Лань Сычжуй, — пойдём отсюда. Не то старейшина Лань будет ругаться, что мы опаздываем. Мы ведь должны приглядывать за младшими учениками, пока они работают. Это наша прямая обязанность.       — За учителями тоже приглядывать нужно, — заметил Оуян Цзычжэнь глубокомысленно.       — Не сейчас, — категорично отозвался Лань Сычжуй. Что-то подсказывало ему, что всех от Цзинши нужно увести и поскорее.       «Зелень», ропща, подчинилась. Лань Сычжуй поглядел на Цзян Чэна, который уходить не торопился, пришлось уточнить:       — Глава Ордена Цзян, и вы тоже.       — Я глава Ордена, никто не может мне указывать, где мне быть и что делать, — кичливо сказал Цзян Чэн.       — Боюсь, это не совсем так, — твёрдо возразил Лань Сычжуй. — Вы в Облачных Глубинах, а это — Цзинши. К нему и близко подходить нельзя в обычное время.       — Уже и такое правило приписали? — усмехнулся Цзян Чэн. — И наверняка благодаря Вэй Усяню?       Лань Сычжуй нахмурился и возразил:       — Правила тут ни при чём. Это здравый смысл и… чувство приличия. Сомневаюсь, что вам бы понравилось, что в вашу спальню заглядывают столь бесцеремонным образом! Боюсь, Ханьгуан-цзюнь может… огорчиться, если заметит. Я тоже могу… огорчиться, — добавил он тише.       — Пф! — только и сказал Цзян Чэн, но от Цзинши отошёл.       «Что дядя, что племянник», — невольно подумал Лань Сычжуй. Характерами они были очень похожи.       — Вэй Ин, — с лёгкой укоризной сказал Лань Ванцзи, когда Вэй Усянь напился. Тот расплылся в улыбке, и весь вид его будто говорил: «Ну прости, не удержался». Лань Ванцзи едва слышно вздохнул и опять положил ладонь ему на лоб. Вэй Усянь прикрыл глаза и очень жалел, что ничего не может произнести: ему хотелось мурлыкать от удовольствия. Ощущать прохладную ладонь Лань Ванцзи было так приятно! Вэй Усянь бесцеремонно схватил руку Лань Ванцзи и сунул её себе под воротник.       — Вэй Ин, — ещё укоризненнее повторил Лань Ванцзи.       Вэй Усянь пальцем накарябал на его ладони: «Прохладно. Хорошо. Подержи так». Лань Ванцзи со вздохом подчинился, удерживая себя от того, чтобы продвинуть руку дальше: ещё немного — и его пальцы коснулись бы соска, Лань Ванцзи интуитивно знал, что он твёрдый… Но Вэй Усянь услужливо повёл плечом, и рука Лань Ванцзи глубже провалилась под одежду.       — Вэй Ин! — вспыхнул Лань Ванцзи.       Вэй Усянь быстро написал пару строчек пальцем на его ладони, но так неразборчиво, что Лань Ванцзи выгнул бровь и издал неопределённое «мгм». Вэй Усяню пришлось писать заново. Он бросил на полпути, осенённый, и начал по-другому: «Лань Чжань, до меня только что дошло! Бумага! Дай мне бумагу и кисть. Дело быстрее пойдёт! Лань Чжань? Лань Чжань?»       Лань Ванцзи поглядел на него задумчиво, но выполнять его просьбу не спешил. Вэй Усянь принялся гримасничать, жестами показывая, чтобы Лань Ванцзи принёс бумагу и кисть. Лань Ванцзи медленно покачал головой и протянул ему ладонь. Вэй Усянь закатил глаза: ну что за упрямый Нефрит! «Может, ко мне голос только через месяц вернётся, — написал Вэй Усянь на его ладони, — или вообще не вернётся. Что ты, всю жизнь так будешь…»       — Мгм, — утвердительно кивнул Лань Ванцзи, — буду.       Голос вернулся к нему через несколько дней, но за эти несколько дней Вэй Усянь умудрился довести Лань Цижэня до белого каления.       — Бумагой! — вопил Лань Цижэнь. — Бумагой пользуйся, а не моим племянником! Что за бесстыдство!       Ведь Вэй Усянь не стеснялся хватать Лань Ванцзи за руку и водить по его ладони пальцем даже на семейных трапезах, если ему хотелось что-то сказать, а Лань Ванцзи ровным голосом читал что бы там ни было написано, но уши его были беспрестанно красными, поскольку даже безголосый Вэй Усянь оставался Вэй Усянем.