Страх

1546 год. Близ столицы. Июль.

      Повозка со знатными особами направлялась прямиком ко дворцу Топ Капы, возвращаясь из душной Амасьи. Гюльфем сжимала холодные пальцы дочери, поглядывая на её светлое личико, озарённое каким-то невиданным до ныне светом. Девочка выглядела самой счастливой в этот момент: Кютсаль безумно любила старшего брата, она слепо верила каждому его слову и увидев его сына, новорождённого Мурада в ней расцвело новое чувство, оно завладело ей и приносило в душу покой и безмятежность. Она с лёгким сердцем покидала брата, принимая его сухой поцелуй в лоб, она мило улыбалась Махидевран, хотя и относилась к ней немного холодно, она любовно смотрела на Нергисшах, дивясь её красоте, она целовала пухлые щёчки Шах — Кютсаль была предана семье и роду, настолько преданной, что могла отсечь голову каждому, кто покусится на жизнь Династии. — Кютсаль, прекрати вертеться, мы ещё в лесу, — помотала головой Гюльфем. — И убери кинжал из-под пояса, ты же не сорванец какой-то, а Султанша. — Крутиться не буду, но кинжал оставлю — мне его Мустафа подарил, он сказал, чтобы я его держала при себе; разве я имею право ослушаться шехзаде?       Гюльфем тепло улыбнулась и взглянула в окно, отодвинув длинными пальцами лёгкую шторку, которая вовсе и не прикрывала вид из окна. Лёгкий ветерок проникал в их экипаж, продувая служанок, сидящих возле двери; Кютсаль жалась к матери, вдыхая сладковатый запах цветочных духов, подаренных ей Махидевран.       Общая обстановка природы встревожила Гюльфем — движение лошадей замедлилось и стража окружила повозку, навострив оружие. Воздух неожиданно разрезала пущенная с дерева стрела, она пронзила стражника, который тут же слёг на землю: одна часть стражи тут же ринулась в разбег, а другая окружила карету, заключая в кольцо экипаж. Первая группа выслеживала наёмников, а вторая должна была биться, защищая господ. — Что случилось? — Нас взяли в кольцо разбойники, — Гюльфем боязливо озиралась, — остаёмся здесь.       Гюльфем прижала к себе своего ребёнка, она заключила её в крепкие объятия, сминая тело любимой дочери. Кютсаль перепугано переводила глаза с матери на служанку и обратно, она ухватилась за плечи Гюльфем и закрыла глаза, боясь даже шума орудий — лязг метала, выкрики мужчин, стрелы, выпущенные в карету и в извозчика, крики убитых. Султанша дрожала всем телом, когда один из разбойников резко открыл дверь, почти выдирая её с петель. Его лицо было скрыто под чёрным платком, на голове чёрный тюрбан; он схватил Гюльфем за руку и вытащил на улицу, отвесил ей смачную пощёчину, когда она порывалась содрать с него платок. Мужчина стряхнул её ногой, ударив в грудь, схватил за волосы и провёз по земле. — Мама!       Кютсаль выпала из экипажа, смотря как это животное измывается над её бедной матушкой, выдирая из ушей серьги, срывая ожерелье и украшения, выдирая вместе с ними клоки волос. Кютсаль дышать не могла от созерцания этой картины, она плакала, не могла даже подняться, ощущая вставший ком в горле — она содрогалась, сжималась от страха. Никогда до этой поры она так сильно не боялась за свою жизнь, за жизнь матери, за слуг — страх как дешёвая анестезия — всё видишь, наблюдаешь, парализовано смотришь на всё, содрогаясь внутри от дикого, первобытного страха. — Прошу вас, не трогайте мою маму, прошу… — она срывалась на крик. — Госпожа!       Сейхин схватила девочку за руки и подняла её, заглянула в заплаканные синеватые глаза и помотала головой, призывая сохранять молчание — они могли сделать с ними всё что угодно, сейчас очень опасно просить, молить, угрожать или приказывать — эти люди подосланы кем-то, имеют планы на них, а значит нужно действовать осторожно, медлить с принятием решений и выводами. — Заткнись, шваль. Здесь вы нас слушаете, понятно? Вся ваша стража омыла кровью этот лес, так что теперь здесь командуем мы. Приказы теперь мы отдаём!       Кто-то схватил её служанку, ударил по голове, и та сразу же рухнула наземь, потеряв сознание; из головы Сейхин просочилась кровь. Кютсаль тут же оказалась схвачена другим разбойником, он потащил её в сторону леса; она брыкалась, но его сильная хватка, и подвёрнутая по дороге нога не позволила оказывать сильное сопротивление. Султанша уже перестала видеть очертание кареты и людей вдали, даже забыла из какой именно стороны они пришли.       Разбойник тащивший её вглубь леса выглядел мерзко, он отталкивал всем своим видом: сальными короткими волосами, уходящими в чёрный с лёгкой сединой, обрюзгшим телом, толстыми пальцами, перетянутыми золотыми кольцами не впору — старик, уже далеко не молодой мужчина тащил её в сторону опушки и лишь Всевышний ведал, что он собирается с ней сотворить. Кютсаль никогда не молилась, но именно в этот момент она возжелала уверить всем сердцем; она роняла слёзы на рукава своего тёмного платья, девочка не могла сопротивляться, она ждала своей кончины — лучше умереть, чем быть опозоренной дикой собакой, вознамерившейся обесчестить дочь самого Падишаха. За его действия ему отрубят руки, затем ноги, протащат по площади и отрубят голову, раскидав части тела по всей Империи, не удостоив даже могилы.       Эдит внутри Кютсаль не смирилась с подобной участью: она уже умерла однажды, теперь же, когда у неё есть второй шанс, она не собирается его так легко упускать! И никакая тварь не заставит ей отказаться от воздуха, которым она дышит, ни одна собака не заставит ей молчать, когда она вознамерится дышать, ни одна вшивая дрянь не перекроет пути отступления — она уже спасла одну жизнь, а уж свою тем более сможет спасти. Нужно только подобрать удачный момент.       Кютсаль сжала губы, когда мужчина кинул её на корягу старого дерева — она застонала, прогнувшись в спине, позвоночник сильно заболел, она закрыла глаза и резко их распахнула, когда мужчина схватил её лодыжку, притягивая к себе. Она старалась выдернуть ногу, но все попытки были тщетны, тогда она успокоилась, выдохнула и сложила руки на животе — запусти руки под ремешок и выудишь кинжал.       Разбойник мерзко хохотнул, засматриваясь на оголённые ноги совсем юной девушки, он скинул ремень, на который крепилось его оружие и резко упал на колени, его рука ухватилась за внутреннюю сторону бедра девочки — Кютсаль вскрикнула, сжала губы, выжидая. Этот недомерок снова подавил свой противный смешок, Султанша ощущала стойкий аромат кофе и лука, внутри всё затрепыхалось от отвращения; она ощущала приступы рвоты, подкатывающей к горлу. Разбойник забрался глубже, кладя одну руку на самое основание бедра, а другую на небольшую девичью грудь — Кютсаль готова была умереть в тот самый момент, а потом он нагнулся к ней, сперва упал лицом к шее, а потом отстранился, оглядев её лицо. И в этот самый момент исцарапанная ветками ручка девочки выудила кинжал и резко, без объявления войны, полоснула его по шее — артериальная кровь брызнула фонтаном, заливая лицо и грудь девочки; мужчина замертво упал на неё; его рука всё ещё была под её подолом — Кютсаль с трудом скинула это грузное тело с себя и медленно встала на колени, её трясло от злости и паники, она подползла к телу и нанесла ещё три сильных удара по его груди и низу живота, добивая уже бездыханное тело. — Мерзкая тварь, — плюнула она в него, стирая непрошенные слёзы. Чего понапрасну лить, спаслась же! — Грязная… мерзкая… падаль! — наносила она удары на каждое слово.       Кютсаль встала с места, сжимая рукоять кинжала в своей бледной руке — она спаслась от самой смерти, выбралась из лап насильника, сохранила честь. Кто осмелился учинить посягательство на её тело? За такое не просто убьют, а предадут прилюдной кастрации, не меньше!       Тыльная сторона её ручек была испещрена царапинами, а кожа на ногах свезены на ней оставались зарождающиеся синяки. Девчушка медленно направилась вперёд, она не знала куда идти, запуталась в подоле и совершено не разбирала дороги — её тело содрогалось в крупной дрожи, она понимала что это стресс, её телу страшно и оно отвечает на внешние раздражители. Кютсаль было тяжело дышать, она все ещё ощущала тяжесть чужого тела на себе, она всё ещё чуяла этот отвратительный запах; он не говорил, но его противные смешки, скрежетание голоса… и его тело, лицо искажённое удивлением и непониманием в момент смерти, его огромные глаза, как блюдца во дворце — она никогда не забудет это выражение лица и никогда уже не отмоется от этих волосатых рук, касающихся её везде, от этого омерзительного чувства в себе.       Кютсаль задирает голову, вдыхает аромат хвои и ускоряет шаг, ощущая как связки горят от напряжения — она падает на землю из-за нестерпимой боли в ноге — растяжение, сразу же понимает Кютсаль по остаточным воспоминаниям Эдит — боль такая же. Из последних сил она поднимается и, хромая, идёт вперёд, навстречу неизвестному миру за пределами дворца; если так подумать, она впервые оказывается вне зоны просторных покоев Топ Капы и надзирательства слуг — ступая к неизвестности, она, спустя долгое время, выходит к озеру. Раньше только в Амасье выбиралась за пределы дворца, а вот Константинополь совсем не видела.       Тихая водная гладь покрыта мелкой ветренной рябью, рогоз медленно колышется в стороны под дуновением ветра, небо усеяно перистыми облаками, которые медленно проплывают мимо столицы — Кютсаль глубоко вдыхает чистый воздух и подходит к берегу, она усаживается на большой булыжник и опускает больную лодыжку в воду — та сразу же успокаивается и перестаёт болеть.       Ей становится легче. — Ты ещё что тут делаешь?       Кютсаль боязливо озирается, наталкиваясь взглядом на молодого мужчину позади, он хорошо одет и выглядит опрятно — какой-то эфенди, купец или сын мелкого чиновника. Кютсаль опускает глаза, смотрит на израненные руки, грязный подол и рукава, ощущает как вся кожа на лице стянулась от крови того разбойника — как она сейчас выглядит? Султанша заглядывает на поверхность воды — всё её лицо залито кровью, оно стянуто словно маской, ворот и верх платья полностью пропитался вязкой кровью, а кинжал словно прирос к её руке — что он сейчас подумает?       Её размышления прерывает ржание лошади. — Девочка, что с тобой случилось? — голос мужчины становится ласковым и взволнованным, — где твои родители? Давай я отведу тебя домой? — Домой? — Кютсаль окидывает его взглядом, прикидывая может ли он поверить ей, что она Султанша. — Я сама дойду.       Конечно дойдёт, она даже не знает в какую сторону двигаться — удачи в пути, чёрт бы побрал твою гордыню и страх!       Этот мужчина, стоящий в паре шагов от неё, выглядит весьма хорошо под палящими лучами дневного солнца — у него чёрные, смолянистые волосы, переливающиеся синевой — точно такие же у брата Мехмеда, только у этого эфенди они длиннее. Кютсаль мотает головой. — И как ты собираешься дойти до дома в таком виде?       Султанша окидывает себя критичным взглядом, подмечая что её кафтан порван на верхних пуговицах и почти сваливается с плеч. Она быстро моет кинжал и прячет его под пояс, аккуратно сходит с камня и ступает чуть глубже в воду, омывает лицо и выходит из спокойного омута глубокого озера — шея все ещё стянута запёкшейся кровью, но она выглядит менее ужасно, несмотря даже на кровь в волосах, в глазах и медленно стекающую по лицу кровавую воду. — Вы не поверите, скажи я вам, где живу, — тяжело выдыхает она. — Точно ли? Я, ты не поверишь мне, но очень доверчивый, особенно это распространяется на миленьких, маленьких девочек, — он обворожительно улыбается. — Давай отведу, а то совесть меня с потрохами съест.       Кютсаль смотрит в его практически чёрные глаза (они ей кажутся именно такими в этот момент от прищура), ей не особо хочется верить, но большого выбора-то у неё нет — он может единственный сумасшедший, готовый безоговорочно помочь девчонке, которая по виду больше на убийцу и воровку тянет, чем на госпожу. — Хорошо, — она выдохнула, перебирая что-то в голове. — Я служанка во дворце Топ Капы, на моих господ напали, а меня пытались изнасиловать — я убила разбойника и сбежала, а теперь не знаю куда идти. Всю жизнь была служанкой при дворце, так что никогда и не бывала за пределами Топ Капы и дворцов шехзаде.       Кютсаль выпаливает информацию быстрее, чем полагается честному человеку, но его это, кажется, особо не беспокоит. Девчушка понимает, что правда в данный момент лишена смысла, а скажи она что является Султаншей он бы поднял её на смех, либо же взял в плен и требовал выкуп — она балансировала на тонком льду, делая осторожные шажки вперёд. — Служанка? — задумчиво протянул он, оглядывая её наряд и украшения. — Видимо, тебя очень ценят, раз одевают как куколку… Ладно уж, помогу. — Он снял кафтан с себя. — Накинь.       Кютсаль благодарно кивнула и надела тёплый расшитый тёмными нитями кафтан, мужчина помог забраться ей на коня, сам уселся сзади, схватил лошадь за поводья и повёл вперёд; Султанша часто так ездила с отцом, изредка с братом Мехмедом, так что дискомфорт хоть и присутствовал, но шарахаться от него она не собиралась, не в том положении, да и далеко не из робкого десятка. Он пах мускатами и потом, точно так же пах отец и это располагало к себе — Кютсаль расслабилась, не замечая того, как лошадь медленно идёт ко дворцу. — Как тебя зовут, Хатун? — спросил он неожиданно, покачиваясь вместе с ней от нерасторопной ходьбы коня. — Мелек, эфенди, а вас?       Кютсаль лгать не умела, а вот Эдит, сидящая в ней, могла делать это через слово — для неё ложь была искусством защиты, которое никогда не подводило. Ты в порядке? Разумеется! Хорошо себя чувствуешь? Конечно, а что? Ты ведь перестрадала уже? Естественно! И так раз за разом, год за годом — мастер во лжи, так что назваться чужим именем для неё особого труда не составляет, она ведь уже четырнадцать лет живёт под чужим именем, хоть оно и считается уже родным. — Ильхан, — она затылком ощущала, что он улыбается, но Кютсаль не понимала чему. — Вы просто обязаны писать стихи или заниматься музыкой. — Я рисую, Мелек.       Он кинул эту фразу как-то странно выделяя её имя — внутри Кютсаль что-то неприятно сжалось, и она сдавленно выдохнула, ощущая как дыхание перехватывает, ей даже пришлось прогнуться в спине от его голоса. Она более не осмелилась заговорит или о чём-то спросить, он тоже молчал до самого окончания пути; Кютсаль попросила высадить её подальше от дворца во избежание недопонимания — оправдываясь тем, что её могут заподозрить в тайных отношениях с заговорщиками; мужчина утвердительно кивнул, помог ей спуститься, только тогда Кютсаль заметила насколько он высокий. — Эфенди, не знаю, как вас благодарить, — она осмотрелась по сторонам, а потом аккуратно стянула тоненькое колечко с рубином, — если продать его можно выручить хорошие деньги. Прошу вас, возьмите, не хочу ощущать себя обязанной. — Не стоило, — он насторожено посмотрел на девчушку и взял кольцо в свои руки. — Если в будущем нам будет суждено встретиться — я верну его вам. — Тогда я, если мы и впрямь когда-либо вновь сумеем свидеться, непременно отблагодарю вас чем-то более стоящим. — Я ухожу на войну, Хатун, вернувшись получу чин, так что твои подарки мне ни к чему. Отдашь долг вернув кафтан, — улыбнулся он, подмигнув.       Он не сказал «прощай» или «до свидания», но его слова так ясно отразили ощущение Кютсаль в этот момент — она не может взять номер его телефона или открыто проявить заинтересованность, она лишь может надеяться на происки нерадивой судьбы, уповая на волю Аллаха — вот и всё. В этом мире слишком многое зависит от мужчин, а она слишком юна, чтобы строить из себя недосягаемую вершину Эвереста! Его след простыл так же быстро, как и радуга, которая всегда появлялась лишь на мгновение и исчезала с просветлением неба. Султанша улыбнулась подобному сравнению, но он и впрямь выглядел как одна из тех недосягаемых разноцветных дуг в небе, которая приковывает к себе взгляд зевак, радуя прохожих лишь на короткое мгновение. Она затеряется в её памяти с другими, но она постарается сохранить его образ в своей памяти.       На плечах Кютсаль всё ещё висел его кафтан, она выдохнула, мотнула головой и медленно похромала ко дворцу, в этот же момент отряд янычар во главе с Султаном на конях выехали вперёд. Кютсаль, увидев воинственного отца, заплакала и ринулась к его коню; Сулейман тут же соскочил и обнял дочь, прижимая ослабшее тело к своей груди. — Папа! — она всхлипнула. — Как же я рада тебя видеть… На нас напали… окружили… бесчестные посягнулись на наши жизни… Мама, прошу, спаси мою матушку, отец. — Не волнуйся, дорогая, она дожидается тебя во дворце со служанками… Что же с тобой случилось? Тебя должен осмотреть врач, Аллах, кто посмел совершить подобное?! Я убью этих псов одного за другим! — Папа, я убила его… я перерезала ему горло… папа, — она поддалась волне истерии и спряталась в объятиях отца, забывая обо всем и всех.       Сулейман прижимал тело дочери к себе, пытаясь сохранить лицо, но его душа плакала в этот момент, что он ещё должен пережить? Не стоило ему покидать Амасью раньше наложницы и дочери, нужно было уехать вместе с ними, если бы он остался, ничего бы этого не произошло. Боль сковала сердце Султана, эта неземное ощущение отчаяния, слишком сильное для мужчины, который чуть не потерял дочь при страшных обстоятельствах.       Что с ней сделали эти нелюди? — Он ничего мне не сделал, папа… не успел, — она захлёбывалась. — Его кровь… она брызнула из шеи… всё в крови… папа.       Сулейман подхватил дочь под плечи и усадил на лошадь, он повёл коня в сторону дворца, послав янычар в то место, где было совершено покушение, приказывая найти преступников и привести к нему — он лично допросит наёмника и обезглавит его.       Кютсаль ощущала себя оторванной от реальности, она оказалась у дворца вместе с отцом, который медленно провёл её до комнаты матери, что уже выплакала все слёзы, накинувшись на дочь с объятьями в момент её появления. Гюльфем осматривала лицо дочери, пыталась хоть что-то отыскать в её глазах, но могла наткнуться лишь на разящую пустоту, окутанную в страх; женщину трясло, и она с боязнью смотрела на мужа, который успокаивающе кивнул, как бы сообщая этим жестом что дочь в порядке. В этот день она перенесла самый большой страх в своей жизни — лишиться своего ребёнка навсегда, застать смерть единственного родного человечка в этом мире и именно в этот день она зареклась сделать всё, чтобы выслать дочь подальше от дворца и обезопасить со всех сторон, чуть позже, но она сумеет совладать со всеми врагами, положив конец их интригам и защитив своё дитя.       Кютсаль была разбита от осознания того, что всех во дворце лишь её «честь» беспокоит, верно, что же в женщине есть более ценное? Да будь ты семи пядей во лбу в это время все смотрят на твою «цельность», «чистоту», а чего она ожидала? Шестнадцатый век!       Но от этого на душе легче не становится, она осознаёт, что гарем переполнится слухами, которые непременно будут гулять по Топ Капы ещё долгое время, теперь она может рассчитывать лишь на брак с престарелым берлибеем, отлично! Так или иначе, если он умрёт в первую брачную ночь всё можно будет скинуть на его возраст, даже вопросов ни у кого не возникнет.       Кютсаль долго отмывают от крови в хаммаме и лекарша осматривает её после, успокаивая женский Султанат и её отца; Султанша давится этим отвратным чувством на кончике языка, смотрит на себя в искажение зеркала, а потом плачет от собственной безысходности — уже вторая жертва пополнила её список. И она вынуждена наблюдать за тем, как её жизнь переворачивается с ног на голову — Селим всё же сошёлся с Нурбану, венецианку зимой выслали к шехзаде и она обосновалась в его покоях, сумела понести ребёнка и теперь Кютсаль с содроганием сердца ждала известий из санджака брата. Она тряслась над каждым новым витком событий и содрогались лишь от упоминания о шехзаде; Мехмед руководил Манисой у него было две дочери и ни одного шехзаде — это настораживало, но Кютсаль держалась особняком от гарема брата, она не лезла к нему, сосредотачивая внимание на Баязиде и Селиме, отношения которых заметно портили их семью.       Кютсаль сидела в своих покоях, она медленно расчёсывала сырые волосы, всматриваясь в своё тёмное отражение в зеркале; Джихангир не навещал её сегодня, но его слуга приходил и передал записку, которая говорила о том, что он обязательно придёт завтра — брат нервничал, но не мог видеть сестру из уважения к её травме. — Госпожа, Фатьма Султан пожаловала, — сообщила Сейхин, введя в ступор юную Султаншу. — Проси, — не своим голосом кивнула она.       В её покои вплыла красивая взрослая женщина в бирюзовом платье, она тепло улыбнулась, хитро как кошка, изящно и степенно не особо торопясь. Кютсаль на самом деле любила тётушку, потому что она не походила на других женщина в гареме и ко всему относилась спокойно без лишней расторопности, такие женщина всегда импонируют и создают некий загадочный образ вокруг себя. — Султанша, — Кютсаль встала, присела в поклоне и кивнула, — что привело вас в столь поздний час?       За окном уже царили сумерки, поглотившие всю столицу, Кютсаль к этому времени кое-как сумела успокоить мать и проводить её в покои — женщина волновалась и намеревалась остаться в покоях дочери, но Кютсаль заверила мать, что ей нужно всё осмыслить и побыть одной, к тому же, в случае чего в её покоях всегда есть Эдже и Сейхин. Волнение ни к чему хорошему не приведёт. — О, моя красавица Кютсаль, ты нас всех изрядно перепугала, — она потянула девушку к тахте, усаживая ту рядом с собой. — Милая, как же хорошо, что ты сумела спастись из лап разбойников. Хвала Аллаху ничего не произошло… только как ты столь быстро добралась до дворца с такой ногой? Бедная моя девочка.       Беспокойство её было столь напускным и поверхностным, что заставляло Кютсаль усомниться в правдивости эмоций и переживаний тётушки — не обманывает ли она и уж не эта ли тётушка послужила покушению на неё? Но Султанша быстро отогнала от себя эти мысли: Фатьма на стороне Мустафы, как и Гюльфем, а значит не может так просто лишиться союзника в виде незамужней племянницы, которую можно выгодно выдать за какого-нибудь значительного человека в государстве. — Фатьма Султан, обещайте, что никому не расскажете, — Кютсаль не могла доверять никому во дворце, но информация о её спасителе не была столь опасной, а значит можно было поведать историю Султанше, чтобы расположить к себе и влиться в доверие, выставив себя наивной овечкой. — Мужчина нашёл меня у озера, он спас меня, — она кивнула на кафтан, аккуратно сложенный, лежавший на сундуке. — Он воин, помог мне и доставил ко дворцу… я другим именем назвалась, он принял меня за дворцовую служанку, возможно подумал, что я наложница, не волнуйтесь. — О, милая, как я могу быть спокойной? — она обняла девушку. — Хороший мужчина спас тебя — это замечательно, ягнёночек мой. Дай Аллах, более с тобой не произойдёт подобного… твоя матушка так волнуется, она начала подумывать о твоём замужестве, думаю, тебе нужно подумать о своём будущем положении и определиться чего ты желаешь в этой жизни.       И тут Кютсаль поняла к чему весь этот разговор — позиции Мустафы необходимо укрепить, а для этого нужно возвысить его соратников, а значит необходимо выдать дочь Гюльфем за одного из них. Султанша знала, что без её согласия брак не состоится, пока никто об этом не думал, так что она выжидала нужный момент — ей нужно было всё изучить и взвесить, нужно выбрать сторону, но она в любом случае планировала вновь занять позицию отца — ей в мужья нужен сторонник отца, а не братьев. И она помнила одного мужчину — Семиз Али-паша, впоследствии он встал на сторону Баязида, но до того был предан Сулейману, а значит мог бы стать хорошей партией. Она бы с радостью вышла за Матракчи, но того, точно на зло юной Кютсаль, женили на одной из рабынь отца, которую он полюбил спустя долгие годы, прожитые без Виктории. Она металась в изобилии пашей и беев, но так и не смогла определиться к чему склоняется больше. — И что вы мне предлагаете? Кто же займёт роль моего супруга в дальнейшем? — спросила Кютсаль, серьёзно взглянув на тётю. — Люблю твою непосредственность… Есть мужчина, он третий сын Пири Мехмеда-паши, умершего достаточно давно, мужчина старше тебя всего на двенадцать лет, он молод, получил отличное образование, когда мужчина вернётся, а это будет через пару лет, я предлагаю тебе выйти за него. Он не является сторонником ни одного из шехзаде, верен Османской Империи и, думаю, Султан назначит его на место паши после его возвращения и пустит в совет Дивана — его с детства готовили к этой должности, ты должна понимать важность этого человека.       Кютсаль кивнула, она понимала, что Фатьма имела выгоду в этом союзе, пока что она не понимала какую именно, но считала, что доберётся до истины — у неё несколько лет впереди, она справится с этим. — Ваше предложение весьма заманчиво, я не дам вам обещания, но рассмотрю данную возможность и все тщательно взвешу, Султанша, если я не влюблюсь, то обязательно свяжу себя отношениями с этим мужчиной. — Я знала, что ты сумеешь меня понять, Кютсаль, — она лукаво улыбнулась, — слишком долго тоже не раздумывай: он весьма завидный жених и мне с трудом удалось с ним встретиться и обговорить твоё положение и все плюсы вашего брака. Пойми меня.       Кютсаль сдержанно кивнула, перевела взгляд на окно, а потом вновь взглянула на Султаншу. Кто же может быть партией более удачной, чем дочь самого Падишаха? Манипуляция — не более. — Хюррем Султан… предупредите Хуриджихан, чтобы она не покидала дворца Баязида и не встревала в конфликт с его Лалой. Все мы знаем её крутой нрав, но сейчас ссоры невыход — она должна опасаться Султаншу и наставника шехзаде, если хочет задержаться в его дворце. Будет хорошо, если вы навестите Султаншу и шехзаде, надеюсь, что вас она послушает — Лала обо всё докладывает Султанше, вы же знаете? И новость о их никяхе уже дошла до неё, так что она всеми силами постарается избавиться от неё — вам выгодно подставить сына Хюррем, но не во вред дочери Хатидже. К тому же, подобные методы лучше на Селиме испытайте — он сейчас беспокоит куда больше с его новой наложницей.       Фатьма твёрдо кивнула, а потом расплылась в улыбке и упорхнула, разнося веселье по всему дворцу, только вот у этого легкодоступного счастья был привкус соли и горечи, которые не сулила ничего хорошего.