Одеяло цвета сливы

      Блюз врывался в приоткрытую дверь погреба то громкими, то тихими выкриками неизвестного Вики певца. Несколько раз она оборачивалась на источник звука и мягкого света: глаза, не привыкшие к темноте, машинально искали хоть маленький лучик, что разгонит мрак. В довесок ко всему здесь было ощутимо холодно и влажно; откуда-то сверху доносилось мерное гудение, напоминающее вентиляцию. «Надеюсь, Бруно правда пошутил про летучих мышей», — не без тревоги подумала Вики и повнимательнее осмотрела невысокий потолок, кажется, выложенный камнем. Она ощупывала стены в поисках выключателя, но лишь гладила шероховатую поверхность, которая изредка царапала кожу острыми гранями, — всюду был камень. Казалось, что погреб был сделан намного раньше; что бар и здание, в которое бар был втиснут, — это свежий нарост. Всё здесь пахло полынью, прахом и покоем — запахом древности. Когда глаза наконец адаптировались, и неземная энергия, из которой состояли тела бессмертных, прилила к расширенным зрачкам, Вики оставила поиски и оторвалась от спасительной стены, нырнув во тьму, как ребёнок, храбро оттолкнувшийся от бортика бассейна в первый раз без надувного круга.       Чем дальше она продвигалась, тем сильнее слышалось гудение и ощущалась сырость, — не вентиляция, а увлажнитель воздуха тарахтел над головой, пуская время от времени водяную дымку, которая ползала между стеллажами, баюкая бочки с любимым напитком Бахуса[1]. Вики нахмурилась, убирая со лба чуть влажную прядь: не бочку же катить; где бутылки? Вспомнив о бумажке с инструкцией по поиску вина, она заучила нужный номер и, увернувшись от облака воды, направилась в глубь помещения. От вида длинного коридора с множеством дверей по бокам Вики остановилась, совершенно растерявшись, — к тому же ей было хорошо видно разветвление впереди и широкую лестницу, уходящую ещё ниже. Вики поёжилась от неприятного чувства, только сейчас заметив, что музыка сверху сюда не добиралась, как ни прислушивайся. Бруно действительно считал, что она отыщет вино здесь? Или, может, она всё-таки ошиблась направлением и забрела в техническое помещение?       Здравой мыслью было бы вернуться назад, но любопытство брало верх, бесцеремонно отпихивая страх. Последним стимулом стало влажное дыхание, хлёстко полоснувшее чувствительную кожу на шее; Вики обернулась, подтянула палантин повыше и, улыбаясь своим мыслям, сделала первый шажок. Водяная дымка, что витала над головой клубящимся полупрозрачным облаком, стекала по стенкам на пол, расстилаясь перед Вики тончайшим молочным флёром. Невесомый покров приятно обволакивал тонкую щиколотку каждый раз, когда Вики медленно погружала в него то правую, то левую ногу, — ощущения были настолько яркими, будто на ней вовсе не были надеты гольфы, а туман — не туман, а пальцы, сдержанно ласкающие кожу под мягкой тканью. Вики решительно, с искрой озорства в гулко бьющемся сердце, сошла с сотканной для неё тропинки и потянулась к ручке ближайшей двери; туман пополз за ней следом и, вновь окольцевав щиколотки, надавил сильнее, без жалости защемил кожу ледяными пальцами. Вики ахнула и сердито прошипела сквозь зубы: «Нечестно», — но уголки губ выдали её истинное настроение. Рука соскользнула с ручки, громко щёлкнувшей язычком замка; на кончиках пальцев, серебристо мерцая, как росинки на лепестках, покоились капельки воды. Привычным движением Вики приблизила губы к подушечкам и уже было высунула язык, как разум плеснул ей в лицо горячее воспоминание, обжигая кожу душным жаром, глаза — томительными образами, а уши — её собственными тихими стонами в глубокой ночи́.       Вики шумно выдохнула. Отгонять, скрывать, разрывать в клочья воспоминания было бесполезно — он уже всё знал. Сейчас мысли об этом поступке давались ей легче, уже не вызывая волны жгучего стыда, когда голова ложилась на подушку, а руки лихорадочно оттягивали вниз подол ночной рубашки. С тех пор она ни разу не прикоснулась к себе, даже грудь не удостаивала внимания, омывая её мыльной водой мимолётно, едва задевая молочно-розовые соски. От этого они стали болезненно чувствительными, и каждый раз, когда Геральд притрагивался к Вики, им было тесно в туго стянутом бюстгальтере.       Так, подгоняемая властными призрачными касаниями, Вики добралась до лестницы, круто уходящей вниз. «Действуй», — зашелестел мягкий голос у самого уха; мочку щекотнуло нежно и невесомо — из-за плеча бесшумно выпорхнул мотылёк, ненадолго задержался у заворожённого лица Вики и осенним трепещущим листиком полетел вниз. Слабый ореол вокруг маленького тельца покрывал лакированные ступеньки пурпурной глазурью; а туман — молочный, тягучий — ручьём убегал вниз, задерживаясь у края бурлящим облаком, когда Вики останавливалась, чтобы отыскать глазами своего легкокрылого спутника. Преодолев последнюю ступеньку, она натолкнулась на деревянную дверь, которая без сопротивления поддалась лёгкому нажиму, негромко скрипнув. Мотылёк, что колыхался над головой неоновым фонариком, после того, как Вики с третьей попытки удалось нащупать выключатель, неожиданно зарылся в её волосы, пробудив волну мурашек; Вики дрогнула и аккуратно расчесала пальцами локоны, к удивлению не обнаружив трепещущих крылышек, — любопытная иллюзия.       Тёплый свет рассеялся по небольшой комнате, однако оставляя углы затемнёнными; посередине стоял обыкновенный, кажущийся очень тяжёлым деревянный стол на шестерых персон. Вики не удержалась и провела ладонью по поверхности, изучая бугристый рисунок, — спешить совсем не хотелось: что-то удерживало её здесь, словно какая древняя магия, усыпляющая заплутавших путников. Голова приятно отяжелела, хотя Вики не выпила ни капли спиртного. Отражающих поверхностей здесь не было, бутылки с вином покоились на открытых решётчатых стеллажах горлышком вперёд, поэтому она не сразу заметила движение за спиной; а когда вкус знакомой ауры раздразнил рецепторы языка, то расслабила крылья, опуская их ниже, чтобы позволить тёплым чуть шершавым рукам обхватить себя — крепко и нежно. Холод стремительно сменился жаром; Вики давно ощущала присутствие Геральда — его дыхание, прикосновение, цвет и вкус, — но лишь сейчас, чувствуя покалывающую щетину на коже, задрожала от стыдливого удовольствия, ошпарившего её истомившееся по мужским ласкам лоно. Вики побаивалась, что её желание было излишне громким; не знала, что и думать о своей слабости, подкашивающей нетвёрдые ноги. Она определённо была пьяна, но не от алкоголя.       — Это можно исправить. — Геральд протянул руку и с лёгким шорохом вытащил бутылку с вином нежнейшего персикового оттенка. — Розовое. Уверен, тебе понравится. Вкус засахаренных ягод, небольшая кислинка и пряный аромат. — Он открыл нижнюю дверцу шкафа и взял один бокал.       — Вы не будете? — спросила Вики, с интересом наблюдая за отточенными движениями. Геральд без труда откупорил бутылку и наполнил бокал на четверть. В воздухе разлилось мягкое фруктовое благоухание.       — Буду. Если позволишь, — с полуулыбкой ответил он, передавая вино.       Эта вежливость… Ощупывание её разума с аккуратностью ювелира; оно успокаивало, но в то же время пугало, будто одно неверное движение было способно сломать всё, что они с такой тщательностью построили, — из взглядов, жестов, слов: «Если позволишь». — «Позволю, — без раздумий дала себе ответ Вики и прильнула к бокалу. — Я всегда вам позволяла. Потому что доверяла; настолько, что прыгнула в пропасть без крыльев». Горечь и сладость вязко обволокли язык, стремительно всасываясь в кровь и делая её кипящей, как магма. Вики отставила бокал с маслянистыми волнообразными подтёками, собирающимися на донышке в сверкающую жемчужину кораллового цвета, — и шагнула к Геральду; медленно, давая себе время, чтобы сконцентрироваться на своей энергии и нащупать его издалека, как он делал с нею много раз. Но это оказалось не так просто: Вики неважно владела силой, что текла по её венам; слабая, непробуждённая сила с неохотой пробивалась через рисунок на ладонях, как капли смолы через раны уставшего дерева. Вики пришлось подойти ближе, ещё ближе, вплотную; прижать ладони к его животу крепко, ещё раз убедиться, что перед ней камень, — но камень, поддающийся власти острого лезвия. Игнорируя колющую боль в собственном чреве, растоптав семена стеснения, Вики дёрнула за кофту, с трудом высвобождая её из тисков ремня. Пальцы проскользнули первыми, ощутив тепло и лёгкую щекотку, и неспешно, по прерывистой линии волос, пролегающей посередине живота, потянули ткань вверх, — оголяя тело, открывая душу.       Вики считала, что была готова, но смелость покинула её, когда она своими глазами увидела цену многолетнего долга — белоснежные рубцы на бледной коже. Штрихов было столь много, что они соединились в одну сплошную, неровно зажившую рану, — будто к живому полотну, сотканному из древней энергии, приштопали что-то чужеродное, лишённое первозданной красоты.       — Что бы мы ни совершали, как бы ни пытались разрушить баланс, рано или поздно природа восстановит его. — Геральд перехватил её руки, когда Вики, под властью эмоций, хотела спрятать их в палантин. — Нельзя украсть у Смерти живое существо, не заплатив цену. А Дэниел стоит дорого, поэтому ничего, кроме себя, я предложить не мог. С каждой «смертью» мои силы понемногу иссякали, тем самым не позволяя хаосу взять верх над порядком. То, что произошло в баре, так, — детский чих. Будь я в своей прежней форме, то разорвал бы «Танцующего Малыша» на ошмётки — и испортил жизнь Бруно. Но в то время мне было бы на него плевать. Странно… — Геральд мучительно улыбнулся и заглянул Вики в глаза, наверняка, считывая её реакцию; но она прикрыла веки, не желая делиться непростыми думами. Не сейчас, не здесь. Но вопрос, на который, впрочем, уже знала ответ, озвучила:       — Сегодня именно такой день? День, когда цена должна быть уплачена?       — Да.       Направляемая Геральдом, Вики переместила ладони с живота на широкую грудь, туда, где кожа была не повреждена; где её пальцы погрузились в тёмные волосы, расчерчивающие огненными всполохами рельеф сильного тела. Античный торс, мимо которого она не раз проходила в студии живописи университета, который так старательно переносила на бумагу, сейчас был в её руках — тёплый, дышащий, реагирующий на прохладные касания незримой зыбью мурашек.       — Почему? — Вики было необходимо восстановить дыхание, побороть защитную реакцию Геральда, которую он спускал с цепи на каждый разоблачающий вопрос. Страх — Вики была уверена, что это именно страх — не позволял Геральду раскрыться перед ней полностью. Страх, что она, не дослушав, развернется и оставит его одного. Вот только Вики знала, — знала всё с тех самым пор, как почувствовала в своём чреве настойчивые толчки маленьких ножек; услышала голосок, который подсказал, что делать. И она никогда не развернётся. Никогда не оставит его одного. Вики повторила, высвобождая запястья из крепких рук: — Почему? Почему вы продолжаете удерживать Дэниела? Прошло столько лет.       — Смех. Когда я умираю. — Геральд подставил к животу кулак и сделал характерное колющее движение. — Он смеётся. Устами младенца…       «Нет…» — сказала Вики про себя и судорожно выдохнула воздух, наполненный вкусом засахаренных ягод и терпкой боли. Она провела пальцами по нижнему веку — сухо; ни одной слезинки. И произнесла вслух: — Кажется, сегодня я оставлю вас с жаждой.       Геральд усмехнулся и, подойдя вплотную, заключил её лицо в горячие сухие ладони; легонько провёл большими пальцами по ресницам, вынуждая закрыть глаза, — и прижался губами, придерживая Вики за затылок. Поцелуй был таким кратким, что она не успела ответить, и таким дразнящим, что лёгкая досада непроизвольно сорвалась с приоткрытых уст.       — Ты обещала, что больше не заплачешь, помнишь? — Он настойчиво теснил Вики назад, пока она ощутимо не уткнулась поясницей в стол. — Дети так быстро растут.       Геральд без особых усилий подсадил Вики на высокий стол, обхватив талию, придерживая за бёдра, чтобы уменьшить давление; но Вики всё равно сдержанно вскрикнула от боли — пальцы впились в её тонкую чувствительную кожу, пуская по нервам электрические разряды. Геральд закусил губу; аура цвета спелой сливы неспокойно заколыхалась, подражая длинным иссиня-чёрным перьям, которые напряжённо подрагивали, словно в комнате появился сквозняк.       — Ничего, — успокоила его Вики и уселась поудобнее на самом краешке. Она хотела притронуться к нему, но её сведённые вместе колени препятствовали Геральду подойти ближе. — Я понимаю, почему вы пришли сюда. Я… — Она помедлила, вдыхала и не могла насытиться разрежённым воздухом. — Я чувствую то же самое. И пока у нас есть время, давайте побудем вместе. Геральд, вы далеко. Подойдите.       — Не могу. — Он демонстративно прижался пряжкой ремня к её коленкам. В глазах плясали озорные искры вперемешку с огнём возбуждения; руки, сжатые в кулаки, были слегка заведены за спину, — охваченный азартом охоты зверь, готовый к прыжку.       — Можете.       Вики видела, как взметнулся его кадык, как зрачки в тусклом свете единственной лампы заполнили радужку, будто чернильное пятно поверхность кристально-чистого озера; в ауру вплелись пугающие алые нити, которые могли означать лишь одно — страсть, что обжигала, а не согревала. Было страшно, но удивительно робкие движения Геральда — успокаивали. Он сам с опаской прислушивался к звукам красных струн, будто эта мелодия была для него в новинку. Правда в том — Вики была уверена, — что ей боялись причинить боль, физическую и душевную. Геральд боялся — какие нелепые мысли! Но чувствуя с какой аккуратностью он переступал через последнюю преграду между ними, Вики отбросила страх — и медленно, повинуясь нажиму, раздвинула ноги; воспользовавшись длиной и лёгкостью платья, она быстрым, но плавным движением поправила ткань так, чтобы сокровенное осталось сокровенным, чтобы правильное не превратилось в неправильное, чтобы красные струны не изрезали её, играя свою интимную мелодию.       — Жарко. Кажется, вино ударило в голову, — сказала Вики с придыханием, освобождая плечи и шею от палантина. Она робко кинула взгляд вниз — Геральд прижимался пахом к столу, а это означало, что ей удалось чуть отодвинуться, даже незаметно для себя самой.       — От трёх капель? Тогда, боюсь, тебе не стоит пробовать Глифт. Даже я от него пьянею. — Геральд переместил бокал с каплями розового вина подальше и положил руки на подрагивающие ноги, сжимающие его бёдра. — Вики, боишься?       — Немного, — ответила она честно. — Но я знаю, верю… что вы не обидите меня.       — Вики…       Геральд приподнял её голову за подбородок и невесомо коснулся приоткрытых губ своими губами в подтверждение сказанных слов. Его руки неспешно заскользили вниз, поглаживая шею, слегка надавливая пальцами на упругую кожу. Вики как могла сбросила с плеч показавшийся таким тёплым кардиган — крылья мешали снять его полностью. Умелые пальцы уже приступили к шнуровке на груди, касаясь ложбинки мимолётно и нежно, как крылья мотылька. Лицо Геральда было так близко, что жар от его лба достигал до неё горячим маревом; и пока её плечи обнажались под ласками больших рук, Вики прильнула к трём чёрточкам на переносице, затем оставила поцелуй над своенравной вечно вздёрнутой бровью, которая никогда не хотела быть наравне с соседней. От неожиданной инициативы со стороны Вики Геральд приостановился и поднял на неё взгляд, полный искреннего удивления. Она удивилась не меньше и, чтобы не затягивать неловкость, сильнее чем надо впилась в его губы — и умудрилась их укусить. Стон Геральда прозвучал до того неожиданно, что Вики, рывком отодвинувшись, завалилась бы на спину, если не пальцы, вцепившиеся в плечи и вернувшие её к пылающему телу.       — И куда ты спешишь? — спросил Геральд, выжигая вопрос на её коже раскалёнными устами. Вики выгнулась от сладостной щекотки на шее и подалась вперёд, ругая себя за чрезмерную чувствительность; и всё, что она смогла выдохнуть, было сиплое:       — Простите. — Вики зарылась лицом в воротник, вдыхая такой знакомый жгуче-пряный аромат. Куртка и чокер приятно отдавали табаком; а бледная кожа, проглядывающаяся между одеждой, — сладким потом. Запах мужчины дурманил сознание, проникал через поры и оседал внизу живота тяжёлым камнем.       — За такое грех просить прощение, — игриво сообщил Геральд, а потом добавил серьёзнее: — Просто… если я увлекусь, то могу потерять контроль. А мне бы не хотелось, чтобы это произошло здесь, в сыром погребе.       «Это», — пронеслось у неё в голове и ударило хлёстко, до болезненной красноты. Низ живота нестерпимо стянуло, будто только сейчас до Вики, наконец, добралось осознание происходящего; будто всё, что случилось ранее, было сном, её незрелой фантазией, — постыдной мечтой. По существу, так оно и было: ученица и учитель — банально до смеха; но внимательно заглянув в глаза Геральда, Вики поняла, что он думал иначе, — как существо высшее, а не человек, ограниченный воспитанием пошлого общества. И ей стало обидно и завидно до полынной горечи, что она ограничена; что она не раскрыта; что она пошлая, пошлая, пошлая… дура.       Геральд сможет помочь. Он раскроет её, если Вики будет слушать внимательно; если пройдёт этот путь до конца и сама станет бóльшим, чем она есть сейчас.       Вики чуть отстранилась, давая себе и ему пространство, чтобы остыть, расплести опасные красные нити. Она не видела, но чувствовала, как неслышно соскользнуло платье, благодаря открытому вырезу на спине благополучно миновавшее крылья. Взгляд Геральда ожидаемо последовал вниз, на её сильно выпирающие ключицы, на полупрозрачную оборку бюстгальтера, окаймляющую беспокойную грудь, на плоский живот, ещё такой юный и упругий. Геральд тяжело выдохнул, и его глаза, две серо-голубые луны, засветились мягче, отгоняя змеевидные красные нити, которые не выносили робости, осторожности и нежности, — именно так смотрел на Вики Геральд в этот момент. Как на хрупкое существо в руках, пронизанных молниями вздувшихся вен; в руках, которые сломали столь многое и сломают ещё не раз. Потому что Геральд — демон, чей долг служить хаосу.       — Я остановлю вас, — сказала Вики и посмотрела прямо, даже дерзко. — Остановлю, если потеряете контроль.       Геральд бросил рассматривать свои руки и который раз задержал на Вики удивлённый взгляд. Какая-то мысль — слишком яркая, чтобы скрыть, — влилась в тёмную ауру светлым пятном и стремительно растворилась, не дав ни малейшего шанса хотя бы попробовать прочитать столь сильную эмоцию.       — Венера[2], — произнёс Геральд с нотками восхищения, отчего Вики, озарённая догадкой, потупила глаза.       — Ещё нет. — Она заблаговременно расстегнула лямки бюстгальтера, прежде чем завести руки за спину и снять последнее крепление; налившаяся грудь в тот же миг отяжелела, но дышать стало легче. Вслепую отыскав руки Геральда, Вики прижала их к своему животу и направила вверх; чувствительные соски отреагировали на прикосновение до того сильно, почти болезненно, что Вики шумно втянула воздух, но тёплые чуть шершавые руки не отпустила. Она следила за ритмично вздымающейся широкой грудью перед собой и не могла найти смелости ни поднять, ни опустить глаз; задышала не полностью, отрывисто, когда пальцы решительно очертили границы чуть бугристых ореолов и надавили на соски осторожно, исследуя пределы ощущений.       С крыльями творилось что-то неладное, будто те жили своей жизнью: расправлялись, нервически дёргались, затем опадали устало в передышке между интенсивными ласками. Геральд придвинул Вики к себе, вынуждая обхватить его бёдра ногами для баланса; он практически возвышался над ней и давил своим весом, своей сильной сущностью. Не позволяя подмять себя, Вики задействовала руки, в частности ногти, и запустила их под куртку, вцепившись в горячую спину; так она и держалась, пока Геральд покрывал её шею поцелуями, пощипывая губами кожу. Когда его движения ускорялись, делались ненасытными и энергичными, Вики надавливала ноготками на взмокший затылок, просовывая пальцы под туго стянутый чокер, — и Геральд приостанавливался, сопел громче, растягивая влажные губы в насмешке над самим собой.       «И куда вы спешите?» — говорила ему Вики без слов, нарочито неспешно зачёсывая назад короткие тёмные пряди; заметив редкие белые волоски, она улыбнулась трогательно и приникла к Геральду всем телом. Сначала припала к колючему подбородку, задержалась на нижней губе, и легонько оттянула верхнюю, не забыв собрать солёные капельки с желобка.       Геральд горел. Вики прекрасно понимала, что ему было невыносимо жарко, но каждый раз упрямо перехватывала руки, порывающиеся стянуть ненавистную куртку.       — Не надо. Мне нравится запах кожи, — приглушённо пролепетала она под вопросительным взглядом.       — И мужского пота? — Полоска сжатых губ искривилась в мучительной улыбке. Одна капля, собиравшаяся у виска бесцветной жемчужиной, заскользила вниз и повисла на подбородке. Вики перехватила её кончиком языка, отмечая про себя, что ей это нравилось. Действительно нравилось. Чувства делали его соль вкуснее сладкого вина. Она промолвила, демонстративно облизнув губы:       — Да.       — А ты жестока.       — Никто не без греха.       Как бы сжалившись, играющими движениями, Вики задрала его кофту и зацепила за обвязку. Огладила один из рубцов, уходящих ниже, за ремень, и царапнула пряжку. И как одурманенная помотала головой — что она делала? Разумеется, внутри неё — и снаружи — всё было готово; оно пульсировало, покалывало, набухало… в ожидании. Игнорировать это получалось с большим трудом, и Вики несколько раз ловила себя ёрзующей в нетерпении. И даже сейчас, поглаживая античный торс, она сжимала и расслабляла мышцы, в таком же ритме стискивая коленями Геральда. Несколько секунд он следил за её манипуляциями и, обдумав что-то, резко притянул к себе — до изумлённого вздоха и неприличного хлопка. «Доверься мне», — шепнули его губы и впились пониже мочки уха. Вики ощутила раскалённую ладонь на своём животе и вздрогнула, когда пальцы осмелились проникнуть за резинку белья; совсем чуть-чуть.       Не сразу ей удалось расслабиться и отозваться на любопытную проделку Геральда: он надавливал на низ живота, будто играл на клавишах, искал верные аккорды. Сначала было больновато, колко, даже неприятно, но Геральд не прекращал цепочку поцелуев — успокаивал, просил подождать. Его расправленные крылья покачивались еле заметно, обмахивая их полуобнажённые тела; его бёдра двигались вперёд и назад, прижимаясь к пульсирующему, покалывающему… Это было невыносимо. И Вики застонала, глухо, в пахнущий кожей и табаком воротник; бесконтрольно задвигалась, в такт крыльям, в такт его бёдрам. И застонала громче, уже в губы, влажные и горячие.       Время от времени Геральд шипел, и по его телу пробегала мелкая дрожь. Вики не представляла, но понимала, насколько ему было дискомфортно; насколько тесно и мучительно без возможности ослабить давление на возбуждённый орган. Но могла ли она помочь? Решилась бы? Всего-то расстегнуть ремень, может, и ширинку; запустить руку, обхватить член и поставить его головкой к животу. Всего-то…       Вики заскулила из-за своей трусости и уткнулась в грудь Геральда; он, словно прочитав постыдные мысли от начала и до конца, успокаивающе — и понимающе — запечатлел поцелуй на её макушке, продолжая перебирать пальцами аккорды её точки, — той самой, о которой так много пишут в глупых книгах. Неприятные покалывания давно уступили место сладостному томлению, и казалось, что пальцы давили не на живот, а ниже, намного ниже, глубже. Краем глаза Вики заметила, как его свободная рука легла на пряжку ремня, — да, пускай Геральд сделает это сам; а пока… Она исследует его грудь, запустит пальчики в огненные всполохи волос и робко дотронется до тёмных сосков, проверяя их чувствительность; закусит ткань кофты и выгнется от внутренней пульсации.       Наблюдая за извивающейся Вики, Геральд с трудом заставил себя вынуть руку из брюк. Он досадливо рыкнул, но, наконец избавившись от дискомфорта, воспользовался возможностью прижаться к ней сильнее. И она, расслабленная и безвольная, упала на спину, утянув Геральда за собой.       — Простите… — проблеяла она заплетающимся языком, отворачивая блестящие глаза. Её ноги были скрещены у него на пояснице и не давали разорвать контакт. Впрочем, Геральд и не пытался, вжимаясь в Вики до упора, чтобы она ощутила его. Его желание.       — Грех, Вики, — судорожно выдохнул он и в темпе подался вперёд, — за такое просить прощение.       Удивительно плавные движения насторожили её; Вики была мокрой, слишком мокрой, но достаточно ли, чтобы грубые мужские брюки скользили так? Догадка пришла быстро и вырвалась стоном из губ, которыми немедля завладел Геральд. «Не уследила!» — ругала себя Вики; не заметила, в какой момент она потеряла над ним контроль и отдалась во власть тёплых чуть шершавых рук и мелодии красных струн. Её губы жадно съедались его губами; грудь болезненно упиралась в его грудь, а соски растирались до красноты; судорога от периодического задевания клитора означало, что Геральд был близок, слишком близок. И если он пожелает, то возьмёт её. Вики ничего не сможет сделать. Не захочет.       Венера. Ещё нет.       Но он был Марсом. Настоящим Марсом. Достойна ли она быть его Венерой?       Неожиданно Геральд остановился. Его тело обмякло, и голова опустилась ей на ноющую грудь; губы нерешительно задели раздражённые ореолы в извинительном поцелуе. Могучие крылья поникли, укрывая их, полуобнажённых, шёлковым одеялом.       — Прости, Вики.       Она пригладила его мягкие, чуть влажные волосы и улыбнулась — он услышит ответ, Вики была уверена.       — Я не смею просить, но… — Геральд запнулся; слова давались ему с трудом. — Моё время… Ты сопроводишь меня до океана?       — Да. Я пойду с вами. Пойду до конца. — И добавила тихо-тихо; шорох легкокрылого мотылька: — Мой Марс.