Одеяло цвета сливы

      Водоворот шумно закольцовывался, выл утробно, как тучный зверь, который был чем-то недоволен. Вики смотрела сквозь волнуемую небесным дыханием перьевую листву на буйство красок — и не смела пошевелиться. Шея её горела от жара, что клубился из уст Геральда бесцветным облаком. Ладони горели не меньше; одно утешение — перестали кровоточить. Помимо седины, которой будто стало чуточку больше, в волосы Геральда закрались красные иглы, слипшиеся от крови пряди; они пахли металлом и морской солью — тяжестью. Весь Геральд стал каким-то тяжёлым; недвижимый, налитый свинцом он нависал над Вики и давил к земле, как тогда, в погребе «Танцующего Малыша», — но на сей раз не от страсти, а от ревности. Водоворот шумно закольцовывался, утробно храпел недовольным зверем — не хватало сил поднять добычу, что по весу могла потягаться с самим океаном. Вики удивляло и восхищало упорное противостояние Геральда законам Неба; законам — с маленькой буквы, ибо истинные Законы ведомы далеко не каждому. Что сейчас говорил ему Шепфа? Он плакал или смеялся? Вики слышала лишь своё сердце, бьющееся от страха; что водоворот заберёт, разлучит, выплюнет и поставит точку. Она крепче вцепилась в кожаную куртку, дабы почувствовать себя в безопасности; порезы болели, но грудь болела сильнее — от тревоги. Пересохшие губы разлепились рвано, дыхание окрасилось в розовый от рдяных бусинок:       — Геральд, — льнула Вики к посеребрённому виску, — мне не хочется возвращаться.       Он только этого и ждал. Расплавилась свинцовая тяжесть, огненное кольцо на шее разомкнулось, и тёплая улыбка защекотала кожу, пуская лавину мурашек. Наконец Вики увидела его глаза — серо-голубые, с затаённой бирюзой; а в них — измученную черноволосую девушку с испуганными глазами лани. Это и вправду была она? Как постарела…       — Ты прекрасна, — вдруг подал голос Геральд; и голос этот предательски дрогнул. Вики подумала про то, что кто-то не привык делать комплименты, и растроганно улыбнулась, ввергая Геральда в ещё большее смущение, — в какое-то мальчишечье смущение. Поистине редкая эмоция на вечно сосредоточенном лице. Маленькая победа.       А водоворот ревел и раздражённо закольцовывался.       — Я не отдам тебя. — Он обхватил её лицо раскалёнными ладонями, провёл большими пальцами по кончикам ресниц. И выдохнул ей в уста горько-сладкое: — Не сегодня.       «Не сегодня» легло на язык хрустящей сахарной бумагой, какой кондитеры оборачивали жевательные конфеты; она вызывала слюну и сластила её — до сиропа. Вики сглотнула, съедая и сироп, и стеснение. В груди взорвалось солнце, опаляя до бронзы внутреннее, что не достать рукой, лишь чувством. Чернично-синеватые губы она ела глазами бесстыже, представляя их вкус — и фантазируя так ярко, что желание это отразилось на лице Геральда. Или всё было в точности наоборот? Она — отражение его желания?       — Не представляй, а действуй, — нарочито менторским тоном сказал он и приложил к её губам чернику, которую Вики, приоткрыв рот, взяла послушно. Сочно, мягко. Горько! — Конечно, горько: я выкурил девятнадцать сигарет.       «И выпили виски», — цокнула про себя Вики, на что получила утвердительный кивок и виноватый взгляд исподлобья. И тут догадка, внезапная и ослепительная, как свет автомобильных фар, резанула по тягуче-медовому потоку дум — Геральд читал её мысли.       — Не мысли, — моментально воздвиг он защиту, — а энергию. Искусство сложное, но изучаемое. И не всё так просто: ты подпустила меня к себе слишком близко — это даёт существенное преимущество. И всё равно я упустил кое-что…       «Кое-что» ударило наотмашь по щеке, заставив глаза увлажниться щиплющей солью. Но чернично-синеватые губы не дали горю пролиться и вобрали его без остатка. Вики благодарно улыбнулась.       — Оставим. Не сейчас, — утешал он, скорее, себя. — Давай-ка уйдём отсюда, но через другую дверь. — Геральд бросил мрачный взгляд через плечо. Водоворот визжал шалым ветром, сетуя на своё бессилие перед сыном моря. — Но мне нужна твоя помощь. Сейчас я недостаточно силён, чтобы в одиночку открыть… хм, портал? туннель? коридор? — у нас нет закрепившегося названия для этой штуки, так как владеют ею единицы.       — Говорите, что делать, — в отчаянии уцепилась Вики за первую же соломинку, оттолкнув нерадостное «владеют единицы». С чего она взяла, что её сил хватит открыть портал? туннель? коридор? Пусть будет коридор. Коридор между мирами.       Геральд сощурился довольным котом. Наверняка уже прочитал, как Вики мысленно уговаривала себя не хлопнуть по хитрому рисунку на лбу чокером, который отстранённо покоился рядом на шезлонге; но чокер не мягкая колоратка — больно будет. Вики не давала покоя зудящая мысль, что весь путь она была для него открытой книгой; к тому же с большим шрифтом. Получается, нагой она предстала раньше, чем шнуровка на груди, ослабнув, обнаружила проклятую ложбинку — как страшно, оказывается, жить среди бессмертных, где почти всё скрываемое тобой лежит для них на блюдечке с голубой каёмочкой.       Серо-голубая кайма сверкнула внимательной бирюзой, охватила поджатые губы и разбилась о смежёванные веки:       — Правильно, закрой глаза и слушай мой голос. А ещё лучше, — Геральд выдержал паузу, надавил, погребая под своей жгуче-пряной тяжестью, — чувствуй меня.       Охристый свет в веках потух, и настала ночь — уютная, пахнущая свежевыпеченным хлебом. Тело опустилось медленно, будто погрузилось в воду, прямо на шезлонг; шею подхватила мягкость — палантин. Далеко-далеко подмигивали по-лисьи две серо-голубые луны. Но Вики знала, что достаточно будет немного приподняться, дабы влажные её губы сблизились с блескучими светилами. Она дрогнула под первым ненавязчивым прикосновением к согнутой в колене ноге — и втянула носом морозную морскую пряность. Глаз не открыла. Ждала.       — Представь в цвету раскидистую дикую сливу, — тем временем объял слух нутряной голос. — Она стоит на вершине скалы и смотрит вниз, на чавкающие волны — сладкоголосая Лорелея[1]. Знаешь эту легенду? Но в отличие от Лорелеи слива не поёт, а плачет — белыми цветами. — Кончик носа Вики поцеловало нежное, но ощутимо раздражённое веяние. — А он ведь хотел сделать лепестки красно-розовыми, да я воспротивился; а потом заметил, что по редким дням слива вспыхивает пуще рябины, — он всегда делает так, как ему хочется.       «Кто этот он?» — хотела спросить Вики; уже было разлепила губы, выдохнуть таинственное он, но дыхание перекрыла горькая черника. И что-то ещё — ароматное, медовое; оно вызывало слюну и сластило её до сиропа. Запах дикой сливы, стоящей на ветренном утёсе и укутанной в белоснежное… одеяло. Вики вытянула руку, чтобы поймать перо-цветок, отделившееся от махрового облака, но не успела — в запястье вцепились мёртвой хваткой, пригвождая к холодной земле, взбитой змеевидными корнями.       — Не трогай здесь ничего, Вики. Всё, что обитает между мирами, опасно, даже если выглядит безобидным. — Геральд удостоверился, что её глаза закрыты (но она видела — скалу, сливу в цвету; чувствовала пряный ветер на щеках и ощущала спиной воздушную землю из корней и перьев-цветов). — Ты способнее, чем я думал, — хмыкнул он, лаская дыханием мочку её уха. — Осталось за малым — выйти из «коридора». Когда я вот так нависаю над тобой, где ты хочешь оказаться в первую очередь?       Словно вино вновь ударило в голову: Вики засуетилась, вильнула корпусом, но запястья всё так же утопали в пряном пуху. Сколько же силы в нём было? Каково это — быть ритмично вдавленной им в кровать? Непременно в белую простынь, что покроется их запахами и собьётся в снежные холмики. Зачем Геральд спрашивал, если знал прекрасно, где она хотела оказаться с ним, нависающим тёмным облаком с раскалёнными венами-молниями?       — Я хочу… — начала Вики и отчаянно покрутила запястьем с часами; она подумала про нарастающую боль в руке и нарастающее же желание остудить раздражение о другой раздражитель — щетину, которая стала для неё неотделима от лица с добродушно-хитроватой улыбкой.       — ...Тебя? — закончил за Вики Геральд, поставив, впрочем, вытягивающую признание вопросительную интонацию. И хотя сказать она намеревалась другое, отрицать истину не было смысла:       — Вас, — отмежевалась Вики от словесной близости, которая в будущем может стоить им многого. «Не привыкай», — заклинала она себя.       Тиски пропали, и кровь в венах побежала быстрее; Вики пошевелила пальцами, на кончиках которых прыгали, кусаясь, ледяные иголочки. Обхватила сильную шею и потащила на себя свинцовую тяжесть; и Геральд, — бессовестно читая её ауру, будто по подстрочнику, — рухнул весом океана, выбив дух и неприличный стон. Вики выгнулась, порывисто согнула колени, шебарша по опавшим цветам босыми пятками. Лёгкая ткань платья заструилась по коже вниз, подгоняемая тёплой чуть шершавой рукой.       — Боишься, Вики?       — Немного, — честно ответила она и потянула за плечи кожанной куртки, намереваясь, наконец, содрать эту ужасно плотную и увесистую «парчу», задерживающую желанное тепло. — Могу я открыть глаза?       — Не стоит. Тебе не понравится то, что ты увидишь. Фантазия априори красочнее реальности. — Приподнявшись, он без труда стянул с себя куртку, будто не было за спиной двух больших, огромных, необъятных крыльев. — Думай о дикой сливе. Она — ориентир к моему дому. А чтобы мы прибыли комфортно, я буду вызывать в тебе чувства.       — Какие?       — Взрослые, Вики. Взрослые.       Дикая слива заколыхалась из стороны в сторону, подражая Вики, которая извивалась змейкой под качкой бархатной чёрной — морской — пены. Где-то внизу урчал взволнованный океан, кидаясь исступлённо на вострые камни. Вики впилась ноготками в тонкую кофту и тянула так, словно желала разорвать; урчание стало громче, ближе, у самого уха — Геральд. Он сжимал руки на её крыльях и спешно разжимал, остужая бурю, что могла причинить хотя бы малейшую боль, — подчас это затормаживало ласкающую качку на пару секунд; и этих секунд было достаточно, дабы Вики недовольно фыркала — и удивлялась своей несдержанности. После очередного хмурого «фыр» Геральд, сдаваясь, потянул за шнуровку, которая со свистом вылетела из узких «ушек» и ущипнула проклятую ложбинку; далее шутливо-грубо рванул на себя платье и вбился пахом между жарких бёдер. Вики почувствовала, как плечики съехали, и по-наивному скрестила руки на груди, больше подчёркивая её, нежели прикрывая. Пришла очередь фыркнуть Геральду, но как-то ласково, с насмешливыми нотками.       «Да ну вас. Опять издеваетесь», — обидчиво повернула Вики голову в сторону и чуть приоткрыла веки; через густую паутинку ресниц на неё хлынул насыщенный, разъедающий яркостью красный свет; в мёд вкралась сырость земли; а под затылок — что-то твёрдое и острое. Геральд быстро и влажно клюнул Вики в скулу, вынуждая вновь закрыть глаза — и увидеть сливу в белом одеяле, услышать урчащие волны, почувствовать перину из бархатных цветов, вкусить запах мёда… ощутить его возбуждение между своих ног.       — Не слушаешь старших, да? — Он рывком, придерживая за плечи, поднял Вики с цветочного ложа и усадил к себе на колени так, чтобы они чувствовали друг друга, хотя и через одежду; впрочем, сними сейчас Вики тонкое нижнее бельё — ничего бы не изменилось: она ёрзала и вздрагивала, а Геральд притягивал и отталкивал — бесстыдник, — изводил её и себя сковывающей портупеей, жёстким ремнём и грубыми брюками; порыкивал от дискомфорта, но давил — сбивал, вдавливал тонкую промокшую ткань.       Решится ли она на этот раз?       Не прекращая извиваться, приподниматься и вжиматься, Вики неловкими урывками опускала руки по ремням портупеи в пламя между их телами. Вот подушечки уткнулись в холод пряжки, и Вики помедлила в нерешительности, выдыхая в колючую шею глухой стон. Геральд неспешно опустил её ягодицы и, скользя ладонями по изгибам подрагивающих бёдер, звякнул громоздкой пряжкой; взял пальчик Вики и направил ноготок на блестящую пуговицу — не без усилий, но с этой задачей она справилась. Ноготь на большом пальце болезненно заныл, зацепившись за зубья ширинки. Запустить руку, обхватить член и поставить его головкой к животу. Всего-то…       В ушах гудело, а стук сердца отдавался в горле, где задерживалась вязкая, подслащённая запахом мёда слюна. Вики не обратила внимание, что перестала не только двигаться, но и дышать — вся она сосредоточилась на пламени между их телами; его телом — набухшим, пульсирующим от наималейшего прикосновения. Геральд вновь завладел её ягодицами; толчок, — и Вики прильнула ладонью к паху, к чуть шероховатой ткани нижнего белья. Протяжное урчание окатило её с головы до ног, облачая в трепещущую решимость. Она надавила сильнее, огладила, двигаясь вниз, — царапала кожу об острые зубья; вверх — до тугой резинки, до жёстких волос, скрывающих белые бугристые рубцы. Геральд небрежно — несколько запальчиво — отдёрнул кардиган и на звучном выдохе присосался к её угловатому плечу. Несколько раз сам потёрся об ласкающую руку — просяще.       Вики запустила пальцы во влажный плотный жар и, с каким-то сладостным удовлетворением поймав на плече блаженное урчание, обхватила твёрдый член, стеснённый проклятыми брюками; издевательски медленно потянула его наверх. Кожа скользила о кожу, натягивая крайнюю плоть. Два раза Геральд толкнулся в её руку — умышленно ли или безотчётно, теряя над собой контроль. Вики вынула ладонь под досадливый рык, опаливший угловатое плечо; на похолодевшей от страха коже вилось чувственное эхо пламенной ребристости; а кончики пальцев липли друг к другу от едкого и клейкого мужского предсемени.       — Жестокая, — прошипел Геральд сквозь зубы без тени раздражительности; лишь легонько ущипнул за ягодицу в шуточном наказании.       — А вы обращаетесь со мной, как с фарфором, — сквозила неподдельная обида в её голосе. — Не такая я и хрупкая, знаете ли.       — Знаю. — Уголки его губ медленно поползли вверх, а на лбу вырисовалась хитрая складка. Волны в радужке оставались тихими и светлыми. — Вот только у демонов не кровь — магма. Не представляешь, каких усилий мне стоит, чтобы не… — Геральд проглотил явно что-то вульгарное, ибо бирюза вспыхнула разъедающим ярко-красным светом. И вновь окаменела в прохладных волнах. — Твоя хрупкость остужает. — И он погладил её ладони с такой аккуратностью, будто они правда были сделаны из мягкого фарфора. — Но это не значит, что ты не можешь контролировать мой пыл. Говори со мной — чего ты желаешь? Направляй моё тело. Я в твоём распоряжении.       Вики покрутила плечом, где расцветала на её крови голубая роза.       — Тогда целуйте меня. — Дикая слива над их головами замерла в трепетном любопытстве. — Как плечо. Только всю меня… — И возбуждённо заколыхалась, роняя перья-цветы с белоснежного одеяла.       Могучее тело напряглось, как от удара тока, и Вики скользнула по выпирающей твёрдости неспешно — подбадривающе; обхватила сильную шею, легонько надавила ногтями на позвонки. Запрокинула голову и приоткрыла рот в немом игривом повелении. Дикая слива отрывисто зашуршала, подражая Вики, которая резко выдыхала согретый воздух, не успевая вобрать ещё порцию, — Геральд ритмично сминал её тонкую талию и прижимал к своему каменному торсу, пока губами и языком исследовал каждый дюйм упругой шеи, отыскивая местечко, где бы дать взойти росткам голубой розы. Стон царапнул плотный воздух, как и ногти Вики — бледно-серую кожу. Мимолётный страх посеял мысль, что её ростки-вены вот-вот лопнут, и чудовищная боль пронзит всё тело, выдернув крик уже другого кóлера; но ощутив осторожные касания к груди, — расслабилась, отдалась во власть качки морской пены.       Стон Вики становился громче и громче, но не потому, что её бёдра горели от интенсивного трения, а на шее распускалась багровая роза, — все звуки — слива, волны — истончились, отдалились и умолкли, будто кто-то захлопнул дверь и повернул ключ для острастки. Жёсткая качка перешла в мягкую и пружинистую; пространство наполнилось до боли знакомым тихим скрипом. Вики смотрела сквозь волнуемую её стоном перьевую листву на картину с дикой сливой — и ловила, старалась удержать мучительно-сладостный трепет между ног.       Геральд искусно, мимолётным порханием оголял её бюст, массируя шероховатыми подушечками пальцев чувствительную, налитую бурной кровью кожу. Через полупрозрачную оборку бюстгальтера показались нежно-розовые соски, которыми незамедлительно завладели играющие чуткие руки. Рябь эйфории пробегала мурашками по спине, накатывала на крылья, электризуя каждое пёрышко, — всё тело превратилось в натянутую тонкую струну, что должна была вот-вот лопнуть… С удивительной точностью предчувствуя момент, Геральд оставил Вики наедине с собой, став для неё огненной недвижимой статуей; отклонился назад, чтобы позволить тереться об него так, как она захочет, — ускоряться, замедляться, но давя посильнее; скользить по всей длине, увлажняя своими соками головку члена, выглядывающую из шероховатого нижнего белья; останавливаться вовсе и лихорадочно искать то положение, которое доставляло столько удовольствия ей, бесстыжей эгоистке.       Следующий стон получился таким громким и протяжным, что Геральд с нескрываемым любопытством впился в Вики вспыхнувшим, прожигающим до костей взглядом. Её же глаза заполонили тёмные пульсирующие пятна — будто отражение бьющегося в конвульсиях сердца; нервы накалились до предела, — и последний импульс, мягкий и скользящий, пустил по венам экстаз такой силы, что имя — слишком терпкое, остающееся на языке горькой полынью — увязло в горячем воздухе, что обжёг надорванное горло.       Но Геральд услышал. И прижал к себе тонкое тело, сотрясаемое крупной дрожью; уткнулся в шею, согревая отрывистым дыханием багровые лепестки розы, подёрнутые первой синевой; выдохнул тихое «Вики», увлекая за собой на сбившееся от знойной качки сатиновое покрывало.       — Уши заложило… — Вики лениво мяла в руке огромного размера перо, смоляное, впитавшее синее серебро со света звёзд, что висели за окном на тяжёлом чёрном полотне неба. Голова её покоилась на груди, внутри которой отстукивало необычный ритм большое демоническое сердце.       — Такое бывает, — сказал Геральд с улыбкой. — Полежи ещё чуть-чуть. И резко не вставай — голова закружится.       Вики что-то промычала, сама не уловив суть хаотической мысли в собственном сознании, и провела ладонью по вздымающемуся боку, избегая портупеи. Через густую паутинку ресниц её слезящиеся глаза утешал мягкий молочный свет. Она поднялась медленно, памятуя слова Геральда, и подслеповато оглядела небольшую спальню — с неприлично большой кроватью, занимающей чуть ли не большую часть комнаты.       — Мы… — глухо произнесла Вики, стараясь доплыть с помощью непослушных ног до кромки сатинового моря.       — У меня дома. — Геральд ловко вскочил с кровати, подтолкнув Вики пружинистой волной. Так же ловко привёл себя в порядок, одновременно проверив карманы брюк на наличие какой-то вещи. Вики вспомнила про последнюю сигарету и подтянула к себе тяжёлую кожаную куртку, которая свешивалась одним рукавом с края постели; о деревянный пол гулко ухнуло — чокер.       Попавшая в поле зрения рука, протянутая к блестящим пряжкам, сорвала скрывающий изъяны покров: ладони были осыпаны алыми пятнами разной степени яркости, словно кляксы на исчерченной косыми полосами бумаге; полосы — зажившие порезы, бугристые и удивительно тонкие, будто кожу измалевали белой хной. Колени — идентичная картина, только с более яркими красками, разогретыми от бурления крови. Нервно поправив платье, Вики и вовсе сникла от обнаруженных на ткани разводов от той же крови, земли, непонятно откуда взявшейся травы и… Она потупила взгляд, чувствуя, что на внутренней стороне бёдер всё ещё было влажно и липко. Спасибо Шепфе, что в комнате не наблюдалось традиционного зеркала, которое бы безжалостно охватило Вики с макушки до пят. Впрочем, спальня и правда пустовала: кровать, картина, старинного вида комод с одиноким подсвечником и с не менее одинокой свечой — всё. «Он не живёт здесь», — догадалась Вики, вдыхая прохладный и какой-то безжизненный воздух без личного запаха; такие бывают только в долго пустующих безлюдных домах.       — Как себя чувствуешь? — поинтересовался Геральд, присаживаясь рядом на колено и пытаясь заглянуть Вики в глаза через лианы локонов. — Что-то не так?       — Не понимаю, — хрипло выговорила она, — как вы касались меня… такой? — И ещё раз с неприязнью поднесла к лицу пальцы с запёкшейся кровью под ногтями.       Геральд долго смотрел на неё неопределённым взглядом, пока не расхохотался; его лицо приняло выражение мальчишеской ребячливости.       — О Шепфа, какая же ты наивная. — Смахнув с её колена рукав куртки, он непринуждённо отодвинул одну ногу и припал губами к тёплому и липкому бедру. — Маленькая девочка, — добавил Геральд, дохнув жаром на сверхчувствительную после оргазма кожу.       За что получил сверхчувствительный удар по лбу. Чокер — не мягкая колоратка.       — Простите! — встрепенулась Вики, меньше кого-либо ожидавшая от себя такого поступка. — Это было слишком неожиданно.       — Заслуженно, — смеялся Геральд под градом быстрых и лёгких поцелуев. — Венера, Венера… — Он поймал легкокрылые губы и играл с ними долго, пока Вики не мурлыкнула в знак того, что пора сделать передышку — кожу вокруг губ неумолимо щипало.       — Мда, пора бы уже привести «бороду» в должный вид; меня от Бруно отделяют каких-то шесть часов. Прошу. — Галантно подал он руку, помогая Вики подняться на ватные ноги, ещё не отошедшие от бархатной чёрной — морской — качки. — Ванна? — Указал Геральд на одну из двух совершенно одинаковых дверей.       — Сигарета? — Она успела вытянуть из кармана куртки смятую пачку, а также шуршащий коробок спичек.       — Позже, Вики, — почти шёпотом ответил Геральд; подмигнул и влажно клюнул в скулу, вынуждая который раз упереться взглядом в чёрный потолок с неправдоподобно яркими звёздами.       — Геральд, мы в аду, так?       — Так. — Он чиркнул спичкой и зажёг одинокую свечу, впуская в комнату игривые тени, которые тотчас же запрыгали со стены на кровать и обратно. — Это не небо, а твёрдый камень; не звёзды — кристаллы. В общем, фальшивка. Приглядись, здесь нет луны.       Вики подошла к окну вплотную, отмечая отсутствие штор, что уже убавляло уюта, но зато предоставляло серебристо-голубому свету свободно хозяйничать в комнате. Правда, из-за ореолов и бликов, как бы она ни старалась, не смогла углядеть хотя бы что-нибудь примечательное; пейзаж был таким же, как спальня, — пустынным. Луны на «небе» не было. Чёрное бесшумное море — сверху и снизу; и буйки-кристаллы, подмигивающие и плавающие на одном месте.       Стекло запотело от вырвавшегося радостного выдоха. Здесь их никто не побеспокоит.