«Прячась в маленькой комнате, Я шепчу… Темнота — мой единственный друг» Stay Alive
•••
16 января
В круглосуточном супермаркете по ночам пусто и тихо, можно услышать лишь треск ламп и шум ветра за окном. Полки битком забиты продуктами, и редкий полуночный посетитель ходит вдоль стеллажей, ощущая себя героем фильма про апокалипсис. Слишком безлюдно, словно все исчезли. Человек в чёрной куртке не торопясь заходит в помещение и направляется сразу к кассе. Капюшон скрывает лицо, а руки — в кожаных перчатках, но это никак не напрягает работника маркета. На улице холод и сильный снегопад, от которого сложно укрыться. Его голос тихий, ничем не примечательный. Такой же, как и у многих. Поэтому без видимого интереса девушка пробивает сигареты, отсчитывает сдачу и отдает её покупателю. Только на миг сотрудница поднимает взгляд, замечая чёрную маску и тёмно-карие глаза, но даже тогда не придаёт этому никакого значения. Она возвращает внимание сотовому, что лежит сбоку, на маленькой тумбе, игнорируя чужое присутствие. Человек забирает пачку и направляется к выходу, по пути разрывая обёртку покупки. За дверями супермаркета он опускает маску с лица и вдыхает свежий морозный воздух. Снег заносит не только дороги и здания, но и добирается до каждой щели и трещины. Тяжёлые белые шапки укрывают редкие деревья. Дворники не справляются с работой, поэтому по ночам на улицах Сеула круглосуточно колесят уборочные машины, собирая и увозя накопленные сугробы за город. Одна такая проезжает мимо, освещая дорогу светом фар и тихо шумя мотором. Человек закуривает, лениво проводя взглядом по фасадам ближайших домов. Холодные костлявые пальцы сжимают сигарету, приближая её к губам. Невольно внимание притягивается к определённому зданию в череде таких же похожих. Он задерживает взор, перебирая разные идеи, и, только после того, как окурок гаснет в сугробе под ногами, ступает за территорию навеса, тихо шепча: — Я ещё вернусь.•••
Первые ощущения Чимина после пробуждения от глубокого сна — жар и сильная духота. Уткнувшись в подушку лицом, он чувствует, как укрыт одеялом с головой, из-за чего всё тело покрывается потом, а воздуха для дыхания катастрофически не хватает. Он открывает глаза, пытаясь сориентироваться в пространстве и времени, но без толку. Поэтому зажмуривается вновь. Вторая деталь — тяжесть рук Тэхёна, которыми тот окольцовывает талию Чимина, не позволяя сбежать из пекла. Да ещё и дышит в макушку, нагнетая и распаляя ситуацию. Мысленно матеря своего брата, юноша решает отомстить за столь неудобное положение, допустим, защекотать Кима. Только для осуществления приговора требуется выпутаться из душной ткани и плена чужих конечностей. Чтобы вздохнуть полной грудью, Пак елозит, пытаясь найти спасительную прохладу, и несильно мычит, показывая своё недовольство. Он хочет выбраться из одеяла, поскорее остаться без него, но с первого раза не получается. Тэхён сопит и сильнее прижимает к себе, накидывая ещё и ноги на Чимина, тем самым полностью ломая план отступления. На это остаётся только недовольно вздохнуть, а в ответ на возню и несильный шум услышать то, из-за чего сердце останавливается в одно мгновение. — Уймись, я ещё сплю, — в макушку сонным голосом хрипит не Тэхён, а, к огромному удивлению, Юнги. И именно это заставляет замереть и задержать дыхание, распахивая глаза от услышанного. В одно мгновение Чимин осознаёт, где находится. Во второе — понимает, с кем тесно обнимается, лёжа на кровати. А в третье — испытывает паническое смятение, от которого сердце тихонько ноет в груди. Последующие пару минут он старается не шевелиться, лежит как мышка, боясь разбудить хёна и поставить двоих в ещё более неудобное положение. Шестерёнки в голове начинают работать, и Чимин понимает, что уткнулся носом не в подушку, а в чужую майку, от которой пахнет смесью табака, кофе и незнакомого ему одеколона. Спустя мгновение он осознаёт, что одной рукой обнимает старшего и держит клочок его одежды в своих пальцах. Но когда голова окончательно выпутывается из сонного тумана, Чимин доводит свои мысли до идеала и замечает, что нет смысла продолжать лежать — в любом случае старший проснётся, и кое-кому придётся краснеть, как спелый помидор. Поэтому он медленно пытается высвободить ноги и руки, но ничего не выходит. Юнги так крепко обнимает во сне, будто сам он и есть одеяло. Проведя языком по пересохшим губам, Пак старается снова, к счастью, на этот раз получается. Только в ответ слышит тихий стон и чувствует чужое копошение. Старший удобнее устраивается, обнимая Чимина за талию, забираясь руками под кофту, обжигая своими ладонями кожу. Младший же в это время пытается не обращать внимания на то, как бешено стучит сердце в груди. Он задерживает выдохи, замирая, боясь любым своим действием разбудить хёна. Сглатывает ком в горле и судорожно думает, как выбраться из сложившегося положения. Мысли о чужих горячих ладонях на своей коже всё никак не хотят покинуть голову, сбивая с толку. Ситуация кажется катастрофически тупиковой. Чимин уже успевает несколько раз покраснеть и покрыться потом от волнения. Судорожно старается понять, как так получилось, что они с Юнги спят в обнимку, вместо того чтобы занять места по краям кровати. Только вот заменой разумного ответа воспоминания подбрасывают совсем не тот момент, которым бы хотелось занять голову в данную минуту. Из-за него Пак густо краснеет и зажмуривает глаза. Он переживает тот миг, когда старший едва не поцеловал его… или же это было только иллюзией. Чимин уже не уверен. От собственных размышлений отрывает сильный свист за окном. В голове вмиг всплывает картина, как ветер поднимает тучи снега с земли, с рёвом унося весь шквал по городу. И, наверное, именно этого не хватает юному танцору — холода и свежего зимнего воздуха вместо чувства пребывания в бане, когда каждый вздох будто сжигает лёгкие. Чимин находит в себе силы на движение. Те чувства, что сковали его тело, потихоньку уходят на второй план, освобождая место смущению и лёгкому волнению. Он убирает одну руку, отпуская ткань чужой футболки, и сдвигает одеяло ниже. Прохладный ветерок обдаёт его ухо, а и так в беспорядке торчащие волосы щекочут кожу щеки и лба. С опаской Пак потихоньку выскальзывает из объятий, аккуратно отодвигая чужие конечности от себя. В последний раз прислушивается к дыханию спящего, приподнимается на локтях и с интересом смотрит. Юнги тихо сопит, лёжа на боку и склоняя голову в сторону. Его волосы торчат в разные стороны и, видимо, щекочут лоб. Ресницы незаметно подрагивают, тогда как брови хмурятся без какой-либо на то причины. У старшего еле уловимый румянец на щеках, и это волнует Чимина. Ещё больше — розовые приоткрытые губы, что заставляют сердце стучать в бешеном темпе. Юноша сглатывает ком в горле, обводя каждую деталь внимательным взглядом. Ловит себя на том, что неосознанно задерживает дыхание, боясь быть замеченным. В глазах темнеет, но это лишь секунда. Он прикрывает веки в попытке прийти в себя, но калейдоскоп чувств и эмоций врывается в разум, выбивая из колеи. А потом…Trafton — Scarborough Fair
Вспышка. Внезапный гулкий толчок резко бьёт в голову. Виски надрывно гудят, и Чимин распахивает глаза в попытке понять происходящее. Вокруг темно. В голове звенит, а глаза прикрываются от усталости. Он инстинктивно понимает, что находится на кухне своего брата. Но не помнит, как здесь оказался. Не помнит, что делал минуту назад. Не знает, который час. Какое число. Во что одет. Ничего. Сплошной провал в памяти. Но ему кажется, что должен восстановить в голове важное событие. Как будто… Он его преследует и не может нагнать. Противно искрящееся чувство. В тишине и темноте с каждым мгновением становится холоднее. Но стоит только сделать шаг назад, отступая от потока ветра, блуждающего по полу, медленно выдохнуть, как кто-то хватает за плечи и прижимается со спины, пугая до чёртиков. Чимин резко разворачивает голову. Так быстро, что, кажется, слышит щелчок шейных позвонков. — Маленький, — шепчет мужчина в самое ухо, щекоча своим дыханием кожу. Чимин встречается с уже знакомым тёмным взглядом, но с новым блеском в глазах — они искрятся весельем и теплотой. Именно теплотой, даже лёгкой влюблённостью или чем-то наивно детским, ранимым. Хочется смущённо улыбнуться в ответ. Вокруг становится не так сумрачно, а тёмные тени, по ощущению нависающие над головой, словно пропадают, забирая и прохладу. — Пока никто не видит, — шепчет человек и наклоняется ближе, аккуратно и с трепетом касаясь чужих губ. Чимин не реагирует на действие. Он будто заперт внутри своего тела, которым не способен управлять. Зато сознание взрывается от прикосновений. В голове всплывают картинки. Мужчина целует, и Пак стонет в его руках. Последнему приятно чувствовать мягкие горячие губы, на вкус как самый глубокий и терпкий кофе поутру. Чужие руки, обнимающие за талию, кажутся по-настоящему нежными, такими мягкими и тёплыми, что хочется прижаться сильнее и не отпускать. Никуда не уходить и быть рядом. Утонуть в этих объятиях и ощущениях. Но он должен оттолкнуть. Уйти. Срываясь на бег. Это так отчётливо чувствуется, словно его гонят сворой собак прочь на дальние чужие территории. Здесь ему не место. Сумбурные мысли. Спутанные в множества узелков, что не хотят развязываться — сбивают с толку. Чужие объятья становятся давящими. Скорее удушающими. Холодными. Пропадает спокойствие, а заменой ему до скрежета зубов знакомый страх, сковывающий всё тело. Здесь ему не место. Эта мысль звучит в голове будто мантра, что врезается в сознание. Скребёт острыми когтями в желании доставить больший дискомфорт и ужас. Не место. Чимин отталкивает чужие руки от себя. Не те — тёплые и нежные, а другие. Холодные и противные. Не место. Становится до заикания морозно. Темнота лавиной накрывает с головой. Противный голос звучит на подкорке сознания, гоня прочь, выталкивая душу. А сердце в груди болезненно стучит от страха, что не даёт свободы дыханию. А где… где его место? Чимин моргает в неверии, и уже стоит посередине пустой кухни с настежь открытым окном. Стоит и не может пошевелиться. Ноги ватные. Нет сил сделать шаг в сторону. Остаётся только смотреть, как множество снежинок, повинуясь ветру, влетают в квартиру и оседают в маленький сугроб, который с каждым мгновением становится всё больше. Это пугает. До ужаса. Бешеный пульс. Шум в ушах. Его руки подрагивают, а сердце с каждым толчком тихо ноет в груди. Он в неверии трясёт головой, зажмуривается и закрывает лицо руками в попытке вынырнуть из этой иллюзии. И… И, кажется, выходит. Стоит только убрать ладони и распахнуть глаза, как перед ним всё та же спальня Юнги-хёна, а спящий сопит в наволочку подушки. И если бы не холодящее душу чувство, Чимин не поверил бы значение промелькнувшему… сновидению? Оно ли это? Или же что-то иное? Полный бред. Скорее всё ещё не проснувшийся разум решил вспомнить подробности прошедшего сна? Ведь так бывает: встаёшь с постели, начинаешь заниматься своими делами и, стоит только одной маленькой детали появиться в твоём поле зрения, как тут же, словно поток быстрой реки, возвращаются воспоминания сна. Того, который можно было и затерять в памяти. Или Чимину почудилось, что он проснулся, вместо этого пребывая в том месте, между сном и бодрствованием. Там, где всё ещё можно помнить сны? Да. Такое бывает. И юноша помнит последний случай на днях. Только… в нём не было этого до мурашек пугающего чувства тревоги. Словно всё настоящее, живое и ясное. Не было озноба от блуждающего ветерка по оголённым лодыжкам. И там, в прошлом сне, не было тёплых рук и жарких губ, целующих его с чуткой нежностью. Мужских. Их совершенно точно не было. Чимин осматривает спящего хёна, мельком снова останавливая своё внимание на приоткрытых губах, что касаются ткани наволочки. Если бы не растерянность и нарастающая с каждым мгновением паника, он бы полюбовался Юнги ещё минутку. Но вместо этого опасливо отползает к краю кровати, с осторожностью опускает ноги на пол, а затем, словно тряпичная кукла, делает пару шагов и удаляется от чужой постели. Не место. Врываются в голову слова из сновидения, пугая до ужаса. Остаётся лишь срываться с места, пытаясь убежать от… от чего он хочет скрыться? Раз. Холодная ручка двери неприятно колет кожу ладони. Два. Тихий скрип петель заставляет замереть на пороге вместе с дыханием. Три. Удар сердца кажется более громким, чем хлопок двери собственной комнаты. Так и не дойдя до кровати, Пак сглатывает ком в горле. Приподнимает руку, чтобы зачесать чёлку назад, но задерживает ладонь в воздухе, следя, как она мелко подрагивает. Какая-то хрень. Забравшись с ногами в постель, он смотрит на занавешенную гирляндой и фотографиями стену. Словно та пропадёт, позволяя взглянуть на неизведанное и пугающее нечто. Но нет. Под воздействием его взгляда ни миллиметр не становится прозрачнее. Та остаётся на месте, деля между собой две разные комнаты. Два разных мира. Тёплый, но в мрачных оттенках. И холодный, но внешне весёлый и радостный. И эта гирлянда… она слишком пугающе праздничная для Чимина, у которого что-то переворачивается в груди. Несколько минут проходят, будто по щелчку. Юноша моргает, так и не в силах сдвинуть стену промёрзшей спальни. Он смотрит на часы и прижимает колени к груди, обхватив их руками, утыкается ледяным носом в ткань штанов, желая согреться. Зябко. В попытке занять время, прокручивает прошедшую ночь в своих мыслях и натыкается на такую глупую и по-детски наивную мысль, от которой тихо фырчит под нос, уверяя себя в дурости. «Вернёт ли он обратно мою кружку?» — оставленную где-то там за стеной, на столе. Забавно. Всё, что его волнует после странного сновидения — эта чёртова кружка, которую старший в любом случае отнесёт на кухню. Не оставит же он её себе? Зачем она ему сдалась, чудаковатая и потёртая? А если он принесёт её лично? Это будет неловко? Даже не так. Это точно будет неловко. Для Чимина. А Юнги… Юнги. Это короткое имя. Что-то было в этих буквах, так идеально гармонирующих в одном слове. С самого первого раза, как Чимин услышал о нём, сидя на стуле светлой кухни, сразу запомнил и повторил про себя, запоминая. В нём — этом имени — есть что-то тёплое и нежное. Как… как те касания из прошедшего сна. И сна ли? Чимин уже не уверен совершенно ни в чём. Они действительно ночью чуть не поцеловались? Или это тоже ужасная шутка разума? А с чего бы она могла вообще появиться? Ведь известно: сны формируются из неосознанных размышлений самого спящего, из его мыслей и потаённых желаний. «Не бывает дыма без огня». Всё так глупо. И Чимин чувствует себя маленьким котёнком, который не может распутать клубок ниток. Не может выбраться из собственных дум или же проигнорировать все странности, произошедшие за последнее время. Особенно тёплые ладони, обнимающие за талию. Горячие губы, ласкающие его с трепетом и любовью. Особенно пугающие ощущения во сне после этого света, — холодная тьма. Удушающая и сковывающая. Особенно не может забыть то, что этот сон не был похож на «сон». Слишком настоящий. Реальный. Долго сидеть в холодной комнате не приходится. В какой-то момент Сокджин стучит в дверь и зовёт завтракать, напоминая об отъезде. Своим присутствием он спасает Чимина от мысленной войны и попытки вскрыть собственную черепушку. Но даже находясь под струями тёплой воды, юноша не может смыть с себя липкое ощущение страха и тревоги, которое пробирается глубже, чем грязь на коже, что тщательно оттирает намыленная губка. Глухой удар чашки о стол выводит из ступора. Даже можно сказать — выкидывает, пугая своей резкостью. Ведь убегая от незваных мыслей, Чимин погружается глубоко в себя. Он тихо сидит на кухне, застыв, не моргая, кажется, вечность. Следит за порхающими за окном снежинками. — Не спи, ты будешь рис? — строже привычного спрашивает Джин. Эта деталь даёт понять, что старший чем-то недоволен или пребывает не в лучшем расположении духа. Поэтому Чимин оторопело кивает и потихоньку притягивает тарелку с завтраком ближе к себе, решая не спорить. Лёгкий пар исходит от горячей кружки с только что заваренным чаем. Чимин придвигается ближе к столу и обхватывает ладонями напиток в попытке согреться. Хотя разгорячённая после душа кожа всё ещё покалывает, покрасневшая от высокой температуры воды. Пока юноша ловит расплывчатое отражение своего лица в кружке, Сокджин возмущённо рассказывает обо всём на свете, активно размахивая руками. Чимин предпочитает не вслушиваться в болтовню, только кивает, делая безопасные паузы. И даже спустя пару минут привычная суета вокруг не привлекает никакого внимания. Отрешённо ковыряя палочками в тарелке, Чимин находится в прострации, не думая ни о чём. Будто бы и не думая вовсе. Он чувствует себя уставшим. Вымотанным до изнеможения. В голове мелькает мысль о коротком сне перед отъездом, но именно она обрывается, стоит только в кухне появиться третьему человеку. Сонный и взъерошенный Юнги проходит мимо обеденного стола, мельком кивает и потягивается, направляется к раковине. Небрежно включает воду и ополаскивает кружку, которую притащил вместе с собой. И только спустя мгновение Чимин замечает нечто странное. Его взгляд цепляется за свою чудаковатую вещицу, оставленную в чужой комнате. Кружка не одна. Их две. И когда удивление отпечатывается на лице юноши, посуда уже вымыта и отставлена в сторону на сушилку. Не подавая виду, старший продолжает хозяйничать на чужой кухне. Щёлкает кнопкой чайника, хлопает несколькими ящиками и дверцами. Достаёт нужное и следом направляется к холодильнику. И всё в тишине и редких зевках. «Может, он и не знает о том, что мы спали в обнимку? — Чимин старается уловить хоть одно подтверждение своих мыслей. Следит за Юнги, который даже не обращает на него внимания. — Не заметил?» — Остынет, ешь! — напоминает Сокджин, сидящий всё это время рядом. О его существовании в пределах комнаты приходится к несчастью вспомнить и резко отвернуться от наблюдаемого объекта, слоняющегося рядом. И только тихие шорохи и шарканье носков по полу напоминают о пребывании Юнги на кухне. Всё бы хорошо, но вместо тишины, такой необходимой и желанной, в последующие минут пятнадцать приходится слушать Сокджина, который пересказывает последние новости из больницы. Чимин бы рад поддержать разговор, но усталость и нервозность из-за одного конкретного хёна мешают сконцентрировать внимание на словах, смешивая всё в кашу. Юноша вроде бы и следит за губами, кивает в некоторых моментах, но сам думает о Юнги, который, закончив с готовкой, сидит на подоконнике и поедает парочку бутербродов, запивая свежезаваренным кофе. Нервирует. Чимина нервирует внимательный взгляд, направленный в их с Сокджином сторону. То чувство, будто ощущаешь себя маленькой серой мышкой, пойманной в клетку, за которой наблюдают, ставят опыты. Вот оно. Точь-в-точь. Чимину становится страшно: а вдруг его мысли подслушают и уличат в какой-нибудь дурости? Или не дурости вовсе. Теребя в своих пальцах ручку кружки, Чимин то и дело метает короткие взгляды в сторону окна, не понимая главного — заметил ли что-то хён. Появление Намджуна можно считать спасением. Тот своим приходом отвлекает старших на себя, заводя едва усваиваемый уставшим Чимином разговор. И когда оба хёна перестают обращать внимание на маленького притихшего юношу, тот незаметно ускользает в свою комнату, чтобы до самого отъезда побыть одному в тишине и спокойствии.•••
Юнги отпивает остывший кофе и следит за удаляющимся с кухни Чимином. Тот выглядит встревоженным и скованным, что весьма ощутимо задевает. Но когда младший пропадает из поля зрения, Мин откладывает волнение на второй план и кидает взгляд на Намджуна, что старается утянуть в диалог сразу двоих не сильно стремящихся к общению людей. — Сохён говорит — классный фильм, может тоже сходим на выходных? — спрашивает друг, наливая воды из графина. — А ты её больше слушай, нашёл кого. На фильме три звезды из семи, не сильно-то он и хорош, — не поднимая взгляда от экрана телефона, сообщает Джин. Оставляя стакан на столешнице, Намджун подходит к соулмейту и наклоняется к его смартфону, чтобы проверить сказанное. — Ну… — тянет задумчиво, почёсывая макушку пальцами. — Можно и не на него. В любом случае, предлагаю собраться на фильм. Тем более, что у нас есть домашний кинотеатр, устроим просмотр здесь? — спрашивает, обращаясь сразу к двоим. Юнги ловит прищуренный взгляд Джина, который так и говорит: «Ты мне не нравишься, не смей соглашаться или ночью задушу подушкой». Мин понимает, что это может быть лишь иллюзией, горьким послевкусием после стольких недомолвок. И, видимо, он просто очень впечатлительный. Но, даже если это действительно верное толкование взглядов, Юнги мало волнует то, что думает Джин на его счёт. В итоге оба молчат, так и не ответив на вопрос. Но эта ощутимая неприязнь будто не мешает Джуну продолжить настойчивые уговоры. Он делает вид, что не замечает повисшей тишины. — Давно не смотрели Гарри Поттера. Думаю, младшие будут в восторге, если мы соберёмся все вместе. Хотя бы по одному фильму на выходной? — усаживаясь за стол, спрашивает он. Юнги не дурак, он понимает, почему его друг старательно пытается организовать совместный отдых для компании. Намджун тоже не маленький мальчик, который по своей глупости не видит конфликта. Ему всё прекрасно известно, именно поэтому он аккуратно объединяет общение, пытаясь увязать диалог сразу с двумя. Он хочет, чтобы Юнги и Джин нашли общий язык. — Фильм, где одиннадцатилетки спасают мир? Меня триггерит с того, что они слишком мелкие для сюжета, — высказывается Джин, убирая телефон в карман толстовки. Юнги без интереса следит за парнями, отпивая из кружки остывший кофе, который с каждой новой минутой вызывает всё большее недовольство. — Да нормальные они, вжились же в роль, — бормочет Намджун, надевая очки и открывая личный блокнот для записей. — Ты в их возрасте песок ел во дворе, а не спасал весь Хогвартс, — вразрез его словам отвечает старший. И почему-то Юнги не в силах промолчать, тихо ухмыляясь на сказанное: — Он в их возрасте грыз гранит науки, точнее, прочитывал все энциклопедии, найденные в отцовской библиотеке. Можно сказать — мужская версия Гермионы, — улыбаясь, вспоминает Мин. Он натыкается на взгляд Сокджина и тушуется, стесняясь собственной улыбки, поэтому прикрывает её кружкой и вновь отпивает омерзительно холодный кофе. — Н-да, с этим не поспоришь, — без ехидства говорит старший. На секунду в его взгляде, устремлённом в сторону Джуна, Юнги видит что-то тёплое и нежное. И именно этот момент заставляет задуматься и понять Намджуна в своих попытках построить дружбу между родными и близкими ему людьми. — Гермиона крутой персонаж, — без лишних возмущений, покачивая головой, соглашается младший. — Так что? Согласны устроить киномарафон? Думаю, это хорошая идея, — переводя взгляд с одной стороны в другую, переспрашивает он. — Сначала спроси об этом у младших. — Они точно будут за, — кивает своим словам. — Нам уже под тридцать, мы спасаем чужие жизни, работая в клинике, а тебе лишь бы мультики смотреть, — по-детски дразнит Сокджин. — Мультики помогают нам развивать не только мышление, но и воображение, фантазию. От них не устаёшь, как при просмотре тяжёлых фильмов или ужасов. Так что бери на заметку и не реви мне от неудавшейся любви в своих сериалах, — с видом знатока объясняет Джун. — Ой ли, кто бы говорил! А кто будет рыдать, когда одного из братьев Уизли убьют? И кучу других персов! — возмущается Сокджин, что кажется особо оскорблённым выпадом своего парня. — Выходит, не такие и мультики? — дразнит Намджун, скромно улыбаясь. — Выходит, не так ты и устал, чтобы смотреть что-то посерьёзнее? — Да ладно тебе, Гарри Поттер классный фильм! Мы выросли на этой истории! — Да там целая куча сюжетных дыр! — Они везде есть! Вот и проверим при просмотре, какая там куча? Вряд ли ты и сотню найдешь ляпов на все восемь фильмов. Согласен? — Договорились. Только если мои возмущения будут слишком громкие, я не виноват! — протягивая ладонь, восклицает старший. Пара пожимает друг другу руки, а Юнги задумывается о том, как же этим двоим будет нескучно на старости лет дискутировать обо всём на свете. Весело в шутку препираться, хотя не каждый способен это вынести. — Хён, разбей, это серьёзное пари, — с умным видом поправляя очки на носу, говорит Джун. Мин встаёт с подоконника, подходит к этим чудаковатым соулмейтам и разбивает их крепкое рукопожатие. — На следующих выходных смотрим фильм, — оглашает младший и с глубокомысленным видом оставляет запись в своём ежедневнике. В его спальне теплее, чем во всей квартире. Обогреватель шумит в тишине, успокаивая своей монотонностью. Сидя за рабочим столом, Юнги отставляет в сторону по новой сваренный кофе. Последний раз пробегает взглядом по написанным строчкам в блокноте, и тут же вырывает страницу, сотню раз исправленную и перечёркнутую. Беспорядок на столе нисколько не мешает, даже эти использованные смятые листы. А вот собственные мысли — да. Размашистым почерком он переписывает оставленные строки, заменяя несколько слов. Но даже исправленный результат не совсем похож на законченный вариант. В голове проносятся образы, чувства и эмоции, которые Юнги старается передать. Больно колет несколько воспоминаний. Но эта боль уже угасшая и не кровоточащая. Время лечит? Или заставляет память стереть детали? Стоп. Юнги откладывает ручку в сторону, проходит взглядом по черновой зарисовке, немного хмурится в паре не самых приятных моментов. Перечитывает ещё раз и только тогда решает оставить как есть. Он отодвигает мешающую аппаратуру ближе к стене, вплотную располагая ноутбук. В ожидании включения экрана, откидывается на спинку стула и прикрывает глаза. В голове, как в калейдоскопе, прокручиваются события прошедшего вечера. Он вспоминает свои слова и жесты, и ему становится не по себе. Неуютно, а лёгкий озноб нервно холодит тело. Голос Сокджина за дверью вырывает из состояния прострации. Юнги приоткрывает веки, устремляя взгляд в потолок. Вздыхает, возвращаясь мыслями к завтраку в компании парней и раздумывает о сонном Чимине, что выглядел словно напуганный зверёк в клетке со львами. Чем объясняется такое поведение, понять невозможно, зато предположить — вполне. Вырывая из воспоминаний ночную посиделку и то размытое в памяти пробуждение из-за прихода парней, Юнги делает вывод о том, что младший мог испугаться или смутиться их близости. Особенно повлиять на его поведение способны были объятия в кровати. И сейчас на свежую голову их взаимодействия не кажутся чем-то обыденным и нормальным. Хотя ночью всё было наоборот. В память возвращаются подробности игры на пианино, и Юнги чуть ли не бьёт себя по лбу от собственного смущения и негодования. Он недоумевает, почему ещё десяток часов назад всё происходящее было приемлемым. Словно разум погрузился в туман? Или это всё от усталости? Полный бред. За дверью спальни вновь раздаются голоса. Намджун спрашивает по поводу поездки, Сокджин кратко отвечает, успевая между делом подгонять Чимина. Тот, кажется, не сильно торопится куда-либо ехать. И Юнги считает себя виновником плохого настроения младшего. Только входная дверь захлопывается за ушедшими, как Мин расслабляет ладонь, неосознанно сжимающую подлокотник. Вновь прикрывая глаза, погружается в свои ощущения. Что же происходит между ним и Чимином? Нет, Юнги не считает раздражающими и противными их объятия во сне или другие моменты. Один из них смазанный, но такой яркий — так и не произошедший поцелуй. Нет, это всё остаётся чем-то волнующим до покалывания в пальцах. И даже приятно смущающим. Но лишним. Тем, чего стоит избегать хотя бы из уважения к младшему и чего не стоит допускать в будущем по многим причинам. Юнги не считает правильным своё поведение по отношению к Чимину, и чем больше приходится думать об этом, тем меньше шансов понять происходящее. После пары минут со своими мыслями, Юнги подтягивается ближе к столу, открывает браузер на ноутбуке и печатает давно интригующую тему: «Язык жестов». Страница обновляется и выдаёт множество сайтов по запросу. Мин кликает на второй ссылке, сразу после википедии. Бегло проходит взглядом по тексту, спускается ниже, просматривая вставленные картинки. Статья оканчивается видеозаписью, поэтому, не теряя времени, мужчина открывает Ютуб, вбивает интересующий его вопрос. Просматривая видео, обучающие самым распространённым жестам, Юнги переходит на статьи про немоту и причины данного состояния. Читая несколько источников, сравнивает текст со словами Хосока и замечает множество сходств, только всё более раскрыто и разложено по полочкам, расписано более научным языком. Один из таких абзацев он перечитывает два раза, вдумываясь в каждое слово: «Психическая травма» — заголовок уже напоминает о сказанном Хосоком ранее. «Немота у него психологическая, — повторяются слова друга в голове. — Когда у человека сильное эмоциональное потрясение, он может перестать разговаривать. И потом просто не может начать сам». Воссоздавая в своей голове частички диалога, Юнги вчитывается более цепко, не пропуская детали, хотя всё и так ясно, но он боится упустить важные моменты: «Особенно тяжёлая, если человек стал свидетелем, что ещё хуже — участником психотравмирующего случая. Например, террористического акта, военных действий, аварии с потерей близких и прочее. В такой ситуации мозг старается защититься от негативного влияния. В равной мере рискам подвержены все, независимо от сопротивляемости нервной системы стрессам. Мутизм может возникнуть у любого пациента». Листая ниже, Юнги проходит взглядом по тексту статьи. Он просматривает несколько видов мутизма, разыскивая тот, который более похож на ситуацию младшего. И находит практически в самом конце данной страницы: «Эмоциональный или психогенный. Встречается наиболее часто. Это ответ на психотравмирующую ситуацию. С течением времени может пройти сам собой или же существует длительное время в результате психологического блока. Работа с психотерапевтом, неврологом и грамотным логопедом позволяет «разговорить» пациента намного быстрее». И тут же в голове всплывают слова Хосока на заданный Мином вопрос про лечение: «Сложно с подобным сражаться, когда пациент не верит в себя». — Почему же ты не веришь в себя, трусишка? — бормочет мужчина, закрывая множество вкладок и оставляя только парочку самых полезных. Отстраняясь от ноутбука и поворачивая голову к приоткрытому окну, Юнги обдумывает прочитанную информацию. Он всё никак не может понять, почему Чимин за столько лет немоты так и не смог заговорить вновь. Если верить статье, то мутизм лечится со специалистами и хорошей программой реабилитации. И у Чимина было всё это, можно не сомневаться. Так почему же тогда сам парень сопротивляется и не верит в свои силы? Неясно. По новой вбивая в строку запроса текст, Мин хочет углубиться в тему языка жестов или хотя бы понять его на самом начальном уровне. Что он уже усвоил — это не обязательно знать жестовый алфавит, чтобы изучить сам язык. Единственное, что теперь интересует Мина, так это то, какими жестами будет описываться его имя? Наверное, ради этого стоит глянуть и визуальное построение букв. «Язык жестов самое главное». Данный запрос увлекает мужчину на пару-тройку часов. Он пробует повторить за автором блога самые простые или распространённые жесты. Сохраняет на телефон несколько гифок для напоминания. И в попытках заучить как можно больше, не допуская ошибок, пропускает несколько звонков. И о времени приходится вспомнить лишь тогда, когда смартфон загорается вновь и начинает истошно вибрировать, в конце концов отвлекая внимание на себя. — Да, мать твою, Хосок! Что? — снимает трубку, раздражаясь от того, что отвлекают от дела. — Что значит «мать твою»?! Это я хочу знать, где тебя там носит? Ты спишь, что ли? — ни капли не обижаясь, а лишь подстёбывая. — Нет, я был занят, — вспоминая о встрече, Юнги убавляет пыл и наспех закрывает вкладки на ноутбуке. Будто бы пряча улики содеянного. — Если твоей тощей задницы не будет через тридцать минут на территории моей хаты… — начинает угрожать, но даже сквозь напускную серьёзность слышно, как забавляется. Улыбка чувствуется в голосе. С чего бы это? — Это у кого она тощая! — оскорбляется Мин. Поднимаясь с рабочего стула, он включает громкую связь на телефоне, который оставляет на столе. И на пути к шкафу стягивает домашнюю футболку, откидывает её на кровать, с полки забирает тёмную толстовку и надевает через голову. — Уж точно не моя! Моя самый сок! А ты гони свою быстрее, иначе я один волью в себя всё, что приготовил на двоих! — что именно, говорить не требуется. Перед глазами, словно мираж, всплывают картинки накрытого стола, состоящего лишь из спиртного. Юнги ухмыляется, проводя рукой по растрёпанным волосам. — Осилишь? — подтрунивает он. — Ты сомневаешься во мне? — наигранно возмущается Хосок. В голове всплывают картинки их совместных посиделок в старшей школе и на первых курсах университета. И да, Юнги мало сказать что сомневается, он буквально не верит словам друга. — Такое ощущение, будто ты скупил весь отдел алкоголя в магазине, — направляясь вон из комнаты, утверждает старший. — О-о-о, это мягко сказано, я собираюсь напиться, а не просто выпить. — А выдержишь? Потом будешь ныть о боли в голове. — Вот и проверим! Всё, жду! — отключаясь, восклицает младший.•••
За окном мелькают зеркальные фасады зданий и редкие деревья, укрытые снегом. На светофорах в ожидании сигнала толпится народ, притопывая на месте и согревая руки в карманах или перчатках. Они не замечают, что за ними наблюдают. Чимин смотрит на всё это будто через пелену в глазах. Думает о том, как странно, что за тобой может следить незнакомец, и ты этого не почувствуешь, не узнаешь. В машине, как всегда, тихо шумит печка, а редкие слова парней — привычное сопровождение в поездке. Нет никакого желания вступать в диалог с ними, тем более что те заняты вопросами клиники. Получше пряча собственный нос в тёплый шарф, Чимин жмёт на кнопку блокировки, проверяя время. Спустя пару часов сна бодрости всё ещё не видать, а приснившийся ночью кошмар и странный сон под утро уже кажутся туманным воспоминанием. Многие детали сновидений теряются в памяти, и остаётся лишь самое главное или то, чему юноша уделяет больше внимания. Но даже оно похоже на разгулявшуюся фантазию, нелепые идеи, плохие навязчивые мысли. Поцелуй. Он всё никак не отпускает. Даже после нескольких часов сна. Даже сбежав из квартиры. Даже на пассажирском сидении на пути к приёмным родителям. Насколько Чимин плохой человек, раз всё ещё думает о поцелуе со своим хёном? О сне с этим поцелуем. Насколько он ужасный, понимая, что у старшего есть соулмейт, но даже эта важная деталь не мешает прокручивать в голове раз за разом миг близости. Это похоже на помешательство? — Чим, мы приехали, — оповещает Намджун, выходя из машины. Подняв взгляд к окну, Чимин замечает фасад здания и, спохватившись, скорее открывает дверь и выбирается из транспорта. Кажется, будто дорога заняла всего несколько минут, и он не может понять, радоваться ему или нет. — Тэхён с Чонгуком застряли в пробках, — говорит Сокджин, направляясь ко входу, — думаю, минут тридцать будут ещё ехать, — остаётся лишь кивнуть на оглашённую информацию. Они поднимаются по ступенькам на крыльцо и заходят в дом. Светлая прихожая с высокими потолками такая знакомая и изученная до деталей. Коридор до общей гостиной, стены которого увешаны множеством фоторамок, и каждая со своей историей. Мебель тёплых оттенков древесины. Большие окна позволяют свету пробираться сквозь прозрачную тюль. Изящные статуэтки, как изюминка, украшают, но не загромождают интерьер. И самое приятное — запах свежей выпечки, смешанный со сладко-древесным мускусным ароматом сандалового масла. — Дорогой. Дети приехали! — раздаётся с кухни, а после из арки выходит Наён. Она обнимает всех троих, поочерёдно каждого целуя в висок. Намджун, как всегда, отвечает смущённой улыбкой с ямочками на щеках. — А где Тэ и Гуки? — спрашивает она, не найдя их взглядом. — Опаздывают. Скоро подъедут. На улице дороги не чищены — из-за этого пробки километровые, — объясняет Намджун. — Ладно, тогда идите на кухню, заварю чай. Пока парни снимают с себя верхнюю одежду, со второго этажа спускается Ким Тэсок, по-отцовски обнимает и ведёт всех в обеденную зону. Вечер обещает быть тяжёлым, хотя бы из-за того, что нужно скрыть свою усталость от родных. Меньше вопросов — меньше проблем, поэтому Чимин старается быть менее заметным, но не менее счастливым. Не желая показаться измотанным и сонным, он сидит за столом, улыбается и кивает на вопросы, покрепче придерживая кружку чая в ладонях. Следит за происходящим вокруг, с трудом стараясь не прикрывать глаза от накатывающих волн сонливости. — Думаю, теперь мы наконец-то устроим с твоим отцом настоящую зимнюю рыбалку, — похлопывая по плечу, весело сообщает дядя Тэсок Намджуну. Тот согласно кивает. Если взглянуть на Сокджина и Джуна со стороны, можно невольно залюбоваться их образом. Даже родители обеих сторон нашли общий язык и часто устраивают семейные посиделки. Нельзя вспомнить ни одной ссоры или обидной ситуации, в которую бывают вовлечены родственники. Здесь всё идеально. Чимин следит за Джином и Намджуном, как те ведут себя друг с другом. Кажется, что эта пара уже долгие годы вместе, да и со стороны они выглядят шикарно. То, как Джун смотрит на Сокджина, сложно описать словами, это что-то мягкое, тёплое и нежное. Иногда кажется, он способен загрести старшего себе в объятья и упрятать от посторонних взглядов. Он всегда осторожно касается пальцами чужого запястья, нередко приобнимает за талию или улыбается скромной улыбкой, слушая соулмейта… это любовь. Да, похоже на то. Наблюдая за старшими со стороны, Чимин невольно задумывается и о себе. А каким бы он был в отношениях с мужчиной или парнем помладше? Хотел бы он, чтобы смотрели в его сторону с обожанием и скромной влюблённостью? Воспоминания сна сами всплывают в сознании, и в нём Чимин не выглядит ведущим в отношениях. Это его обнимают и целуют, аккуратно касаясь талии пальцами. И даже понимая это, юноша не испытывает никакого отвращения. Лишь смятение и лёгкое волнение от ласки. Довольно приятно находиться в чужих уверенных руках. Быть под защитой. Хотя бы на границе собственного сознания. Чимин прикусывает нижнюю губу, представляя длинные узловатые пальцы на своих коротких. Как в минувшую ночь, сидя за рабочим столом Юнги. Сердце от этой картины пропускает несколько ударов, а щёки наливаются краской, начиная гореть от смущения. Чимин отводит голову в сторону, не желая с кем-то из родных встретиться взглядом. Прикрывает глаза, тихонько выдыхает и неожиданно вздрагивает, когда его плеча касается чужая рука. — Милый, почему ничего не ешь? — тихо спрашивает Наён, наклоняясь чуть ближе. Неловкая ситуация. Чимин не знает, как посмотреть в глаза своей тёте после весьма странных мыслей. Но отвечать нужно, и, собирая все силы в кулак, он показывает несколько жестов: «Спасибо, я не голодный», — улыбается в ответ и делает вид, что проверяет уведомления в телефоне. Но трюк не срабатывает, и Наён ещё тише произносит, невольно хмуря брови: — Только не говори, что ты опять на диете. Помахивая ладонями в воздухе, Чимин отрицательно мотает головой, не желая заставлять переживать за себя: «Нет, я не на диете. Просто не голодный». — Ты немного уставший, не выспался? — интересуется она. Чимин неосознанно пробегает глазами по присутствующим и ловит взгляд Сокджина, но тот сразу отвлекается на ответ своему отцу. «Тренировки, скоро отчётный проект», — увиливает от правды. — Да, Джуни говорил об этом, — вздыхая, кивает собственным мыслям, — может, отдохнёшь наверху, в своей комнате? «Я в порядке», — протестует юноша. — Не обманывай меня, иди поспи. Тэхён приедет и разбудит тебя. Чимин хочет вступить в спор с родственницей, но останавливает себя, принимая свою жизненную потребность в отдыхе. Да и побыть в одиночестве не будет лишним. «Хорошо», — соглашается он, отпуская чашку, зажатую в ладонях. Тётя поднимает руку, поправляет рыжую выбившуюся прядь волос, улыбается такими же тёмными карими глазами, как у Тэхёна, и говорит: — Ты такой красивый, Чимини. Такой целеустремлённый… думаю, на отчёте твой танец будет лучше всех, не переживай из-за этого. «Хорошо, и спасибо», — благодарит и, переждав мгновение, поднимается со стула, направляясь к арке, ведущей к коридору. Только ступив за ограждение в виде стены, Чимин выдыхает и устало потирает лицо рукой, пытаясь собраться с мыслями. С мгновение постояв на месте, юноша направляется к спальне, желая скорее прикрыть глаза и немного вздремнуть.•••
— Блять, Хосок, какого чёрта? — стоит только Юнги ступить в гостиную, как в него врезается хозяин квартиры, искусно выливая содержимое бокала на своего гостя. Отпрянув на шаг назад, Мин, двумя пальцами оттягивая мокрую ткань толстовки, и выразительным взглядом, не обещающим ничего хорошего, стреляет в сторону удивлённого блондина. — Я случайно. Не нервничай. Сейчас всё решу, — чеканит друг и сразу же уносится вглубь коридора. — Если так мстишь, то ты долбанный сучонок, Хосок! — вслед ему кричит и сразу же стягивает с себя испачканную вещь, кидая её на пол, дабы не испортить и джинсы. — Каюсь! Но ты смотри на плюсы! — выкрикивает из спальни. — Я эти плюсы тебе в зад засуну. Тащи сюда что-нибудь и тряпку захвати. Весь пол в чём-то липком, — сдаётся Мин и, не желая ссориться, переходит в менее агрессивный режим. Он переступает с ноги на ногу, проверяя целостность и чистоту своих носков. Хосок прибегает через пару мгновений, шаркая массивными пушистыми тапочками по ламинату. Старший нисколько не удивлён тому, что странная вещица, которую друг тащит с собой, существует в его арсенале. Тот любитель всякого чудаковатого и контрастного. — Ох, бля, зацени! — восклицает Чон. — Недавно купил, скажи, супер? Приходит он из спальни, конечно же, не с пустыми руками. Юнги говорил захватить с собой тряпку, но не предполагал, что друг поймёт его так буквально. Хосок, полный решимости, с бесятами в карих больших глазах протягивает это нечто, демонстрируя шёлковую изумрудную рубашку с длинными рукавами и с розовыми фламинго, порхающими по всей ткани. Ярче данного принта Мину доводилось видеть только радугу в мультипликационных фильмах. То, что Хосок протягивает, считая заменой любимой чёрной толстовке, сложно описать двумя словами. На это даже смотреть без вреда для здоровья опасно — рисунок рябит в глазах и может довести до тошноты или головокружения — не то, что надевать на своё тело. — Это что? — недоумевает старший и морщится, приподнимая тряпку двумя пальцами, брезгуя дотрагиваться. — Дизайнерский шмот! Давай, надевай! — поторапливает Хосок. — Не блистай мне здесь нагишом, твой тощий пресс меня не возбуждает, — и кокетливо подмигивает, во избежание получения подзатыльника, уносится в ванную, прихватив толстовку Юнги. — Да ты издеваешься, — бормочет себе под нос жертва чего-то сладко-алкогольного. Проходит всего пара минут с того момента, как Юнги ступил через порог квартиры, а эта хаотичная задница Хосок уже вовсю кружится вокруг, сбивая с мирного и спокойного уклада жизни. Как он только может быть таким гиперактивным? — Не бубни, надевай! Будешь главной звездой вечера! — выкрикивает Чон, перебивая шум воды в ванной. — В смысле? Мы не одни? — старший напрягается из-за странной формулировки и с опаской заглядывает вглубь гостиной, проверяя свои догадки. — Одни, но кто мешает тебе быть главной звездой? — Хосок продолжает веселиться, как будто никакого пролитого алкоголя и не было. — Господи, Хосок, твоё шило в заднице только растёт с годами, — бубнит под нос, осматриваясь вокруг. В принципе, квартира Хосока выглядит так… как будто это квартира Хосока. С примечанием на то, что здесь живёт ещё и Соён. Расположение привычное, корейское, в нём меньше европейского, как в квартире Намджуна. Коридор и гостиная, которая соединена с кухней — светлые, с яркими цветными деталями повсюду. Взгляд Мина цепляется за несколько пластиковых фигурок с человеческий рост, пушистый ковёр возле мягкого дивана и пары картин на пустых, не занятых мебелью стенах. — Как и твоя депрессивная сторона личности! Каждому своё, — перекрикивая шум воды, дразнится младший. Юнги направляется в сторону ванной, не желая и дальше стоять без одежды и орать через всю квартиру. Всё ещё держа в пальцах странное нечто, отдалённо напоминающее рубашку, Мин прислоняется к дверному косяку, наблюдая за Хосоком. — Не поспоришь. Но я это говно надевать не буду, — с полной серьёзностью отвечает Юнги, протягивая бирюзовое нечто обратно хозяину, пока тот, закатав рукава мохнатого халата, старается спасти чужую толстовку. — Будешь! — кивает Чон, ополаскивая и выжимая ткань в руках, — Давно я тебя в ярком не видел, да и заменой этой рубашки станет кислотного цвета топик Соён. Готов совершить обмен? — подмигивает младший, а после разворачивается к стиралке, закидывая туда чужую одежду. Пока Юнги сопоставляет в голове хаотичность друга и его последние слова, в свою очередь тот успевает запустить стиральную машинку и выйти прочь из ванной. Угроза действительно работает. Замирая на мгновение, Юнги прекращает морщиться от перспективы носить на себе бирюзовую рубашку. Она — более выигрышный вариант в не самой приятной перспективе, и будет смотреться куда адекватнее женского топика. Но повозмущаться всё-таки стоит, вдруг прокатит? — Да она ярче, чем моя жизнь! Ну, Хоби, — подлизывается старший, — дай что-нибудь вменяемое, — уговаривает, следуя за Хосоком. — Не сегодня! Сегодня мы пьём! Никакого вменяемого! — с гордостью произносит друг. И, глядя на такого счастливого и уже немного выпившего друга, Юнги сдаётся. Соглашается напиться, несмотря на отвратительный цвет куска лабуды в своих руках.•••
Полупустая комната. Её наполняют лишь детские вещи, которые Тэхён и Чимин решили не брать в съёмную квартиру. Вечерний свет проникает сквозь раму оконного проёма, побуждая спящего проснуться. Поэтому Чимин прячется, отворачивается к стенке и подкладывает под щёку обе ладошки для удобства. Пару минут тихонько сопит, а после подтягивает колени ближе к животу и пытается сориентироваться в пространстве, не до конца понимая, где находится. Чувства лёгкого беспокойства и тревоги зарождаются внутри и занимают все мысли в голове. Довольно странно испытывать подобное, учитывая, что никаких сновидений на этот раз нет. Несколько минут борьбы с самим собой, и тогда приходит понимание того, что не получится уснуть во второй раз. Чимин разворачивается на спину и потирает глаза. Ленивым и сонным взглядом оглядывает комнату и, поднимаясь на локтях, сдувает растрёпанные волосы с лица. А после старается привести шевелюру в относительный порядок. На улице заметно темнеет, а биологические часы сбиваются с привычного ритма, из-за этого рождается чувство, будто проспал целую вечность, пропуская всё на свете. Чимин встаёт с постели, проходит пару шагов и потягивается около дверного косяка, опираясь о верхнюю рейку. Выглядывает из спальни и прислушивается к посторонним звукам. В доме тихо. Не слышно чужих разговоров. Как будто все последовали его примеру и тоже разошлись по комнатам отдохнуть. Чимин достаёт телефон из кармана, желая посчитать, сколько времени ушло на сон. И, если верить сотовому, который показывает половину десятого, то отдых занял около семи часов. Становится ясно, почему юноша чувствует себя в разы лучше. «Где же Тэхён? И почему не разбудил к ужину?» — закономерный вопрос. Чимин направляется в ванную, чувствуя необходимость ополоснуть лицо холодной водой и прийти в себя после сна. Он тихо ступает по паркету, боясь шуметь и разбудить родных. Заходит в ближайшую уборную, умывается и хватает одно из свежих полотенец, что всегда висят на крючках рядом с раковиной. В коридорах загородного дома в вечернее время почти всегда горит свет. Закончив с ванной, Чимин направляется к лестнице, желая дойти до гостиной и попутно попить воды на кухне. Но стоит ему преодолеть лишь одну из ступенек, как слух улавливает чужой голос и без сомнений определяет его обладателя. Это Сокджин. Юноша делает шаг назад. Подходит ближе к двери и уже собирается заглянуть в небольшую библиотеку дяди Тэсока, как слышит внезапное высказывание, от которого невольно всё тело словно пропускает ток: — Он спал с Юнги! — возмущённым шёпотом доказывает Джин. — Мне кажется, ты всё-таки путаешь, — тихо перебивает Тэхён. «Они обо мне или о ком-то другом?» — нервно предполагает Пак, замерев, как мышка, возле двухстворчатой двери. — Я, по-твоему, слепой? Что, я не могу разглядеть рыжую шевелюру Чимина? — язвит и, судя по звукам, роняет что-то увесистое на стол. «Чёрт, они обо мне! Джин видел!» — вздрагивает, ощущая накатывающую панику. — И что с того? Ты не думал, что они могли просто уснуть? Ты знаешь, как Чимин любит обниматься во сне, — в защиту наступает Тэ. — Пусть так, но как он оказался в его комнате? Зачем этот пустил его туда? — Значит была причина. Ты делаешь из мухи слона, хён, — цокая, оценивает Тэ. — Я не доверяю Мину, ясно? — Ты просто его возненавидел с самого начала. В кафе он был очень даже милый. Старший издаёт звук, похожий на шипение от недовольства. Чимин же стоит, как вкопанный, не может пошевелиться, ощущая, что сердце гулко клокочет в груди. Пальцы подрагивают от паники, и всё, о чём он может думать в секунды подслушанного разговора, так это: «Чёрт, чёрт, он видел, что мы обнимались во сне. Что делать?» — Да чёрт бы его побрал! — наконец подаёт голос старший. — Не матерись, мама услышит, — шикая, просит Тэхён. — Я волнуюсь за Чимина, вдруг этот хмырь действительно… — понижая голос, продолжает возмущённо шептать. — Ты привык, что мы с Чимином маленькие мальчики. Я понимаю, ты привык нас защищать и опекать, как старший. Но хён, он вырос! И он не дурак и сам разберётся, если Юнги решит сделать что-то подобное, окей? Да и с чего бы? — не понимает младший. — Он меня раздражает, — язвительно замечает Сокджин. — Я слышал это. — Ты можешь хоть немного меня поддержать? — Хён, ты сам его невзлюбил, но он не кажется таким плохим, как ты говоришь. — Они лежали в обнимку, Тэхён, и это не было похоже на что-то дружеское, — не унимается старший. «Почему он так думает?» — проносится в мыслях. — У тебя разгулявшаяся фантазия, ты преувеличиваешь из-за того, что недолюбливаешь Юнги. — Я не… — заикается от возмущения и продолжает более металлическим голосом. — Всё, ладно. Забудь. Я думал, мой младший брат меня поддержит, но ты не хочешь мне верить, и когда это закончится разбившимся сердцем Чимина — ной кому угодно, но не мне, — по звукам Сокджин поднимается с кожаного дивана, что стоит посреди библиотеки. — Да почему ты считаешь, что всё может так обернуться, они всего-то уснули в одной комнате. Может, было холодно? У вас отключали отопление? Потому что я слышал… — сердится в ответ Тэхён, стараясь переубедить брата, но тот лишь перебивает, вставляя свою реплику, что раздаётся на грани истерики. — Да даже если и отключали, это не повод обниматься с Чимином в моей квартире! На одной кровати, в моём доме! — Чимин не твоя собственность, хён, уж прости, но даже если они и обнимались, гипотетически, как ты считаешь, это не конец света! — не выдерживает Тэхён, споря в ответ. — Ты несёшь такой бред, я не хочу это слышать! — Сокджин повышает голос, и по звукам шагов по деревянному паркету, направляется в сторону выхода. Вот тогда Чимин находит силы на резкий рывок в сторону. Он прячется за открывающейся дверью, стараясь не быть пойманным. Та распахивается со всей дури и чуть не бьёт юношу по лбу, но он успевает приостановить её рукой, максимально прижимаясь к стенке спиной. В попытке урезонить брата и следуя за ним, Тэхён на эмоциях кидает вдогонку: — Ты не хочешь слышать меня, потому что понимаешь, что я прав! — и останавливается в дверном проёме, так и не получив ответа на выкрик. Он с минуту стоит на месте, будто мысленно переваривая диалог. Устало выдыхает и достаёт телефон из кармана. В этот момент Чимин, с зажатым ладонью ртом, практически не дышит, стараясь не издавать никаких звуков. Сердце не успокаивается, а только грохочет от смятения и паники. Ноги становятся ватными. И всё же Тэхён уходит в гостевую комнату, что располагается дальше по коридору. И только его кудрявая каштановая макушка скрывается за дверью, как Чимин выбирается из укрытия и серой мышкой уносится вверх по лестнице, желая скорее оказаться подальше от места событий.•••
Располагаясь на стуле возле кухонного островка, он осматривается вокруг. Пока Хосок смешивает в своём бокале зелёное нечто, Юнги делает глоток виски, скользя глазами по кухне. Его взгляд натыкается на маленькую фотографию в серебряной рамке, стоящую на полке возле телевизора. На ней девушка, а позади счастливый друг, обнимающий её за плечи. — Когда вернётся Соён? — интересуется старший, переводя внимание на Хоби. — Должна послезавтра, — не отвлекаясь от дела, сообщает тот, — их постоянно задерживают, каждый раз переносят отъезд на несколько дней. Погода дерьмо, — морщит нос на последних словах. — И не поспоришь, — выдыхает Юнги, вспоминая свою дорогу до квартиры младшего. — Она всё такая же мелкая язва? Хосок поднимает голову и обиженно машет в воздухе рукой с зажатой в ней ложкой: — Эй, ты вообще-то говоришь о моей будущей жене! Имей совесть, — цокает с лёгкой улыбкой и продолжает месить странного вида коктейль. Но тихо добавляет. — И да, мелкая. Юнги хмыкает и придвигается ближе, удобнее усаживаясь за стойкой. — Вы помолвлены? — искренне интересуется Мин. — Ещё нет. Пока не время, хотя кольцо куплено и спрятано. Но, боюсь, пока не время, — повторяет он, отставляя в сторону бутылку с зелёным сиропом. — Мне кажется, вы и без колец как женатая парочка, — стреляя глазами в сторону фоторамки, утверждает Юнги. Хосок следует за взглядом и, натыкаясь на фотографию, тут же расплывается в мягкой улыбке, а после пожимает плечами. — Что есть, то есть. А ты? — кивая в сторону Мина, спрашивает младший. — Как будто что-то должно измениться, — отвечает, шипя и морщась от глотка виски. Опускает стакан на стол, стучит дном о поверхность, отчего лёд в напитке тихо потрескивает. — Ну, всё же, пара-тройка лет прошла, — удивляется Чон. Эта тема привычно больно колет в самое сердце. Юнги сглатывает ком в горле и сжимает губы в тонкую полоску, стараясь сообразить краткий ответ: — Я, конечно, не монах-отшельник, — хмыкает, представляя данную картину, — были связи, но все несерьёзные, так что ничего значимого, — пожимая плечами и откидываясь на спинку стула, говорит он. — Стоит спрашивать, где ты пропадал? — интересуется младший, пробуя собственноручно созданный коктейль. Юнги отслеживает его реакцию на вкус и только потом отвечает: — Работал, старался вылезти из того говна, в которое попал из-за отца, — не детализируя, объясняется он. — Почему не писал? Мы волновались. Искали тебя, — уже без улыбки или подколов спрашивает Хосок. Юнги понимает, что их разговор скатывается в настроение уныния и грусти. — Ну, знаешь, я затерялся в работе, даже не заметил, как пролетело время. Вы не в обиде с Джуном? — Думаю, нет, только волновались. Когда ты вышел на связь, стало легче, но ты снова пропал надолго. — Надо было как-то выбираться, но давай не об этом? — желая избежать дотошного допроса, отвечает со скучающим видом. — И как тебе новые знакомые и работа? — Хосок, интуитивно понимая старшего, переходит на новую тему. — А Сокджин всегда такая язва? — прищуриваясь, тянет Юнги. — Ох, если ты хочешь перемолоть кости Джину, то я только за! — веселится Хосок, доливая к своему напитку новую порцию алкоголя. — Он со всеми себя так ведёт или… — интересуется Мин, поднимая стакан с виски. — Ой, нет, — отмахивается друг, — это, видимо, только тебе выпала такая честь. — Вот же дерьмо, — шипя и морщась то ли от ответа или же от вкуса напитка, матерится старший. — Да ладно, всё наладится. Я уверен, что вы в конечном итоге поладите, — поддерживает младший, похлопывая по плечу. — Чимин считает так же, — тихо произносит. «Чимин», — сердце ёкает от прозвучавшего имени. Перед глазами появляется образ спящего юноши, мило причмокивающего пухлыми губами. От этого видения по коже под шёлковой бирюзовой тканью проносится множество мелких мурашек. — Вы хорошо общаетесь? — голос Хосока заставляет отвлечься от созерцания тающих кусочков льда в своём стакане. — М-м-м… — поднимая взгляд на друга, мычит собираясь с мыслями. — Да, то есть нет. Не знаю, — мешкая с ответом и смущаясь своей реакции, Юнги отводит взгляд в сторону. Прочищает горло и только потом отвечает на вопрос: — Ну, ты знаешь, рыжик сам по себе незаметно втирается в доверие. — Рыжик? — удивляется Хоби. — Н-да, как-то привязалось, — пожимая плечами, отвечает старший. Тема сменяется, стоит только спросить про пластиковые фигурки, что стоят во многих углах и на полках гостиной. Разговоры перетекают с одного на другое, и когда стрелка часов подкрадывается ближе к одиннадцати, парни, разморённые под действием алкоголя, становятся более расслабленными. Хосок рассказывает глупые шутки и не менее тупые анекдоты. Смеётся и говорит о всякой ерунде, пока Юнги внимательно слушает, часто кивая и улыбаясь в ответ, потому что ему нравится слышать смех друга. Они пьют намешанную бурду и болтают о всяких пустяках, о том, как прошёл день или последние пару лет. Младший поднимает настроение, заражая своим весельем, и, уже не замечая, Юнги хохочет из последних сил, чуть ли не до слёз. Хосок всегда такой. С самого детства, и к этому со временем привыкаешь. Он может сделать что-то из ряда вон выходящее, и на него не взглянут, как на сумасшедшего. Он всегда весёлый, шумный и любит подстебать по ситуации, этого у него не отнять. Даже в этот вечер не обходится без обсуждений идиотских ситуаций, произошедших с ними или их общим другом: — О-о-о, помнишь Намджун выступал с докладом по английскому языку?! — выдаёт он, возбуждённо подпрыгивая на месте. — О нет, не напоминай! — понимая, к какой истории клонит младший, Юнги перебивает его и стонет от смеха, чуть ли не разливая алкоголь на себя. — Да это лучшее из всех его фейлов! — восклицает Хосок, быстро барабаня по столу ладонями, будто в нетерпении пересказать историю, отчего несколько бутылок с виски, ликёром и сиропом тихо покачиваются, но, к великому счастью, остаются на месте. — Ты видел его лицо, когда он понял! Это было лучшее! — подхватывает старший, чуть ли не подпрыгивая на стуле за барной стойкой. — И с таким серьёзным лицом сказал! — произносит через смех, навалившись на столешницу. — Да если бы он не был серьёзным, то фейл и не вышел! Хосок отстраняется, с азартом в глазах бьёт рукой по столу и быстро тараторит: — Нет, нет! Ты посмотри на меня, это было так! — он прочищает горло, пытается упрятать следы веселья и с серьёзным лицом на идеальном английском произносит: — «My zodiac sign is a virgin». «Мой знак зодиака девственник», — в конце смех рвётся наружу. — Чёрт подери, как можно было спутать! — чуть ли не ревёт старший. Этот подъёб над Намджуном продолжается уже долгие годы и определённо не перестанет быть актуальным. — А ведь реально, он как будто начертил себе будущее ответом! — выкрикивает Хосок и чуть ли не наворачивается со стула, но вовремя хватается за край столешницы. — Что ты имеешь в виду? — с интересом прищуриваясь, спрашивает Юнги. — Айщ, чёрт! — ахает младший и бьёт себя по лбу. Поднимает щенячьи, слегка помутневшие глаза на старшего и виновато произносит: — Я не должен был говорить. Хосока становится немного жаль, но оттого безумный интерес никуда не уходит. — Да ты шутишь! — удивляется Юнги, понимая с ходу, о чём идет речь. Как так? Он же уверен, что Джун и Джин, каждый раз раскидывая вещи по пути в комнату, проводят ночь вместе. Или всё обрывается на самом интересном? — Да хрен бы там! — понимающе поддерживает младший. — Да я уверен, что они с Джином… — приподнимая брови вверх, говорит Юнги. Хосок мгновенно преображается, принимает вид той самой сплетницы в коллективе, которая знает всё и про всех. Он наваливается на столешницу, устраиваясь чуть ближе и заговорщически бормочет: — Только не говори, что я проболтался! — шикает, пьяно прикладывая указательный палец к губам. — На самом деле нет. Они не спят. И Намджун из-за этого кипит, мне иногда кажется, крышка скоро взлетит, а он сам взорвётся! — Вот ведь, и не подумал бы, — бормочет Юнги и мысленно приходит к самому очевидному вопросу: — А почему? — Не спят? Да чёрт бы их побрал! — отпивая из бокала, говорит младший. — Но если хочешь знать моё мнение, то я думаю, у них просто недопонимание. — Всего-то? — Самое сложное — это поговорить, — с лицом знатока кивает он. Есть у Хосока дурная или слишком милая — это как посмотреть — привычка. Когда он напивается, то лезет обниматься, укладывая свою голову на чужое плечо. Так и сейчас. Перебравшись на балкон, парни садятся на диванчик, обсуждая последние новости игр по баскетболу. Хосок уже более вялый, чем полчаса ранее. Он облокачивается на старшего, который свободной рукой держит сигарету, нередко разрешая Чону затянуться за компанию. — Хочешь, принесу тебе синие тапочки? — внезапно спрашивает младший. Юнги смотрит на огни города, что искрятся и скрываются за пушистыми снежинками, и переводит своё внимание на носки, по-детски подёргивая пальцами. — Такие же, как на тебе? — бормочет и затягивается в очередной раз, выдыхая серый дым в воздух. — Да! — весело восклицает Хосок, ёрзая на месте. — Тащи, — понимая, что спорить бесполезно, выдыхает. Принеся розовые пушистые тапки, тон в тон подходящие фламинго на бирюзовой рубашке, Хосок заваливается на диван и влюблённо таращится на результат своих стараний. — Какой ты хороший друг, Юни, — счастливо и сонно произносит младший. — Чёрт, Хоби, только не это сокращение, — стонет от недовольства. — Но это так мило! Юни-и! Слишком сладко для Шуги? — дразня и обнимая с новой силой, тянет Хосок. Он звонко чмокает старшего прямо в макушку, шумно вдыхая запах волос. — Ты нажрался, — констатирует Юнги, пытаясь отстранить от себя друга. — Ой, нет, это не конечная станция, — сильнее обнимая за плечи, тянет он. — Да ладно! У тебя глаза уже разъезжаются в разные стороны. — А у тебя дико милая улыбка! Так что, кто тут в зюзю?! — кроет своими картами. И в этот момент Юнги понимает, как глупо улыбается, совершенно не имея повода для этого.•••
Kai Engel — November
На мансарде прохладно и тихо, и в этом молчании улавливаются нотки тревожных чувств. Под стать тишине, что давит и угнетает в сильные снегопады. По всей площади помещения гуляет лёгкий ветерок, покачивая рыжие волоски в стороны. За окном без остановки порхают снежные хлопья, красиво переливаясь в тёплом свете фонарей. Снег покрывает всё вокруг: деревья, людей, укутывая с самой ночи весь город белым саваном. И никакая активная работа дворников не помогает, метель свирепствует по всему Сеулу, скрывая ближайшие деревья морозным балдахином и кусты за белой пеленой. Завораживающее зрелище. Кажется, иногда снежинки на секунду замирают в воздухе, будто останавливая время, или поворачивают его вспять, а потом, подхваченные ветром, опускаются на землю. Среди белой степи юноша старается углядеть хоть одного человека, который выбрался бы из дома и пошёл гулять в этот вечер по загородному посёлку. Но на улице пусто. А вот в голове бардак, и не знаешь, за что хвататься в первую очередь. Удобнее устраиваясь в плетёном кресле с ногами, Чимин поглубже вдыхает вечерний свежий воздух и бегает взглядом по обледеневшему стеклу, пытается подобрать объяснение подслушанному разговору. Но в голове, будто мантра, прокручиваются слова Сокджина. Вынырнув из тяжёлых размышлений, Чимин ловит себя на том, что нервно грызёт ногти — старая привычка, от которой так до конца не избавился, и в миг одёргивает руку от губ. На его лице появляется маска полнейшего отвращения к себе. Тэхён и Джин это те люди, что никогда не причинят боли, они — только поддержка и опора в сложные моменты жизни. И как теперь быть? Поговорить и прояснить ситуацию? Страшно и неловко. «Джин не должен был говорить таких слов. Нёс такую чехарду…» — думает сам Пак. «С чего бы мне и Юнги заниматься тем, на что давал намеки хён? Нас друзьями-то можно назвать с натяжкой. А уж… «лежали в обнимку не по-дружески». Действительно? Почему Сокджин придаёт этому факту столько значения? Зачем доказывает Тэхёну свою точку зрения? Он действительно заметил что-то, или же это разгулявшаяся фантазия?» — не понимает юноша. Или всё-таки Чимина видят насквозь, и он единственный, кто закрывает на всё глаза? Долгие минуты одиночества на мансарде ещё больше нагнетают панику внутри. Юноша не справляется с тем, что крутится в его голове. Не выдерживает. Мысли уже совсем не контролируются, что усугубляет ситуацию. «Лучше бы я был глухонемым, — в сердцах думает Чимин, — лучше бы я не слышал ничего, совсем», — и сжимается, обнимая свои колени сильнее. Он вздрагивает, улавливая тихий скрип петель двери, ведущей на мансарду. Теснее прислоняя колени к груди, прячет холодный нос в небрежно намотанный на шею шарф. Инстинктивно напрягается и ждёт действий от вошедшего: — Хей! Как давно ты здесь сидишь? — как ни в чём не бывало, весело произносит Тэхён. «Только что пришёл», — отстраняясь к спинке кресла, отвечает жестами и малость скрашивает правду. — Не замёрз? — взглядом, полным волнения, интересуется Тэ. «Всё в порядке». Брат стоит в полуметре. Зимняя куртка висит на его плечах, а ботинки даже не зашнурованы, и шнурки болтаются в разные стороны. — Вернёмся в тепло? — спрашивает он, немного покачиваясь в сторону двери. «Тут красиво», — Чимин, не желая так скоро возвращаться обратно, переводит взгляд в сторону панорамного окна. Тогда младший без лишних слов присаживается рядом, теснее придвигаясь ближе. — Чего вчера не отвечал на сообщения? — укладывая голову на плечо Чимина, спрашивает он. «Пришёл с тренировки и уснул», — Паку приходится отстраниться, чтобы показать жесты. И во избежание следующих лишних движений, он достаёт телефон из кармана куртки. Начинает крутить его в своих руках, невольно волнуясь. Технически, это правда. Когда Тэхён писал первые сообщения, Чимин отдыхал в своей комнате, промёрзнув до самых костей. Но время последних сообщений совпадает с посиделками у хёна. И, почему-то утаив это, Пак чувствует себя лжецом. — Уснул? Ты… — на мгновение Тэ запинается и, кажется, что сейчас затронет тему с Юнги. Но нет, он будто переключается и переводит резко тему: — Устал от тренировок? «Нервничаю в последнее время», — печатает и показывает брату. — Всё будет хорошо, ты справишься, — бормочет Тэхён, поудобнее наваливается на Чимина, аккуратно обнимая за плечи. «Спасибо, Тэ». Парни сидят в плетённом кресле, укутанные в зимние куртки и длинный шарф Чимина. Следят за зимним представлением за замерзшим окном. Старший несколько раз пытается собрать силы и поговорить о глупой ситуации с Юнги. Объяснить, что их просто не так поняли и Сокджин не прав. Но боится, и в конечном счёте отпускает ситуацию, решает не лезть в чужие размышления и постараться забыть о разговоре братьев. — Надо возвращаться, думаю, мама опять пристала со своей любовью к Чонгуку, — бормочет Тэхён, елозя на месте. «Ей нравятся Джун и Гуки», — отвечает Чимин. — Да, ты прав, они хорошие люди и подходящие соулмейты для нас с Сокджином. Поэтому она рада общению с ними. Задержав пальцы над клавиатурой телефона, Чимин прикусывает щеку: «Когда я уже найду своего?», — неуверенно набирает в заметках. — Ты всё ещё переживаешь из-за этого? — в интонации голоса слышно, как он хмурит брови, Чимин это чувствует на инстинктивном уровне. «У всех вокруг есть пара, я один, как белая ворона». — Неправда, просто ещё не время. Да и посмотри на Юнги! Он тоже… — яро начинает Тэхён, но совсем вяло заканчивает свою фразу. Чимин напрягается. Он будто нутром чувствует — младший знает, что Пак стоял за дверью библиотеки и слушал весьма неприятный разговор. «Что тоже?» — волнуясь, печатает в заметках. Тэхён снова невольно начинает елозить на месте. Пыхтит и укрывается получше, пряча ладони в тепло. — Ну-у… в том смысле, что он один, — Чимин чувствует напряжение младшего. — Да он же тоже один, вот. «Это не то же самое. Его соулмейт был бы рад оказаться с ним сейчас». — Как и твой, Чимини, но, видимо, ещё не время, — повторяет Тэхён, будто не желая спорить и разговаривать по этому поводу. «Как я пойму, что это он? Даже не знаю», — переводит тему сам Чимин, боясь обсуждать Юнги-хёна. — Я думаю, тебя к нему потянет, — тихо отвечает младший и, поворачивая голову в его сторону, Пак улавливает нечто мечтательное и тёплое во взгляде. То, что ему пока не дано понять. К сожалению. «Тебя тянет к Чонгуку?» — Даже слишком… — как-то задумчиво отвечает младший. Чимин ловит воспоминания того времени, когда Тэхён и Чонгук только познакомились и начали общаться. Эти неловкие моменты и тихие волнительные взгляды, которые можно было уловить. Скованность и робость в действиях, но желание больше проводить времени вместе. «А что, если я его не найду? Вдруг уже поздно?» Тэхён на секунду замирает на месте, а потом внезапно отстраняется и поворачивает голову Чимина к себе лицом. — Минни, у тебя будет лучший соулмейт, понял? Не накручивай себя, многие ещё не встретились со своими соулмейтами, не переживай из-за этого, — успокаивает, глядя прямо в карие глаза. Тэхён отвечает с таким же волнением и теплотой во взгляде, как его мама минувшим днём. Как её зеркальная копия. Пак всё же отводит взгляд, отстраняется от брата и, понуро глядя в экран телефона, печатает: «А вдруг я его уже упустил? Из-за немоты». — Минни, давай вместе запасёмся терпением и дождёмся твоего соулмейта в добром здравии? — просит Тэхён, стараясь поймать чужой взгляд. — Ни к чему портить нервную систему, проходя через эти сомнения в тысячный раз. Всё будет хорошо, я обещаю. «Хорошо», — печатает Пак, он больше хочет закончить разговор, чем продолжать изливать душу на тему, которая тянется уже не один год. — Так, — хлопнув ладонями по коленкам, внезапно бодрым голосом продолжает Тэхён. — Внизу ждёт мама с чаем и бутербродами. Чимину остаётся только закатить глаза, невольно улыбаясь. — Должна же она проследить, что её милый Чимини хоть когда-нибудь ест, пойдём, — протягивая ему тёплую ладонь, Тэ выхватывает танцора из капкана преследующих по кругу мыслей. — Будь благодарен, что я запретил будить тебя к ужину, ты мой должник. Пока Тэхён уверенным шагом тащит его прочь с холодной мансарды, Чимин чувствует себя… защищённым. Хотя бы на оставшиеся полчаса, что они проведут в этом доме.•••
17 января
Полпервого. Юнги закуривает пятую по счету сигарету, деля её с Хосоком на двоих. Они продолжают сидеть на балконе, каждый допивая свою порцию алкоголя, который почему-то не перестаёт заканчиваться. Где-то в самом дальнем углу мыслей на короткий миг появляется осознание, что слабым похмельем эта попойка точно не закончится. Но оно быстро тухнет в череде других глупых или безумных идей. — Чёрт, я так хочу спиздить вон тот знак со стоянки, — спокойно и расслаблено произносит Хосок, забирая из пальцев наполовину выкуренную сигарету старшего. — А зачем он нам нужен? — безмятежно интересуется Юнги. — Как зачем? Повесим его вместо телека! — внезапно резко восклицает Чон. — Не-а! Не поместится, — резонно констатирует Юнги, оглядываясь за спину, чтобы сравнить размер занимаемого места. — Да какая разница, бро! — бодро спрашивает младший, поднимаясь с диванчика и утягивая Юнги за собой.•••
Все пути заносит снегом, и откопать что-либо дело нелёгкое. Во дворе горят фонари, света достаточно, чтобы разглядеть ситуацию под ногами, но даже так пройти по тропинкам без попытки полёта на заснеженных ледышках практически невозможно. Чимин аккуратно ступает по дороге, убирает руки в карманы, побольше скрывается за замотанным шарфом, что прячет половину лица, и старается не упасть. Ещё в доме за городом Сокджин получает сообщение о вызове на работу, поэтому они с Намджуном быстро собираются и покидают родителей, уезжая в клинику. Оставшиеся парни собираются менее энергично, но тоже уезжают через полчаса, подбрасывая Чимина до остановки у квартиры. Заезжать во двор непросто, а застрять в половине второго — не самое лучшее решение. Весьма уставший от мыслей и эмоций, полученных за день, юноша плетётся через сугробы, стараясь скорее оказаться в квартире. Его тормозят редкие машины, не желающие ждать неуклюжего пешехода. Они мигают фарами, прося отойти с дороги во дворах. Про себя Чимин некультурно матерится и посылает две такие тачки, но всё же отступает в груду снега, в попытке сохранить свои ноги и ботинки в целости и сохранности. У самого подъезда, заметив очередной мигающий свет, исходящий из-за спины, Пак по новой отскакивает в сторону, позволяя такси проехать вперёд. Та, скрипя снегом под колесами, тащится пару метров и останавливается возле парадной. Чимин не обращает внимания на преграду перед собой, бубнит в голове, невольно ненавидя снег под ногами. Тот всё время разъезжается, из-за чего приходится скользить, как первому лыжному игроку. — Без сдачи! Друг, спасибо что довёз, — еле разборчиво хрипит знакомый голос. Чимин тут же вскидывает голову вверх, замечая покачивающийся узнаваемый силуэт у автомобиля. Юнги с хлопком закрывает дверь такси и разворачивается на месте, нелепо бьёт по карманам и направляется в сторону подъезда. У самых ступенек он спотыкается и едва не летит вперёд, как Чимин, что с интересом и нескрываемым удивлением следит за действиями старшего с расстояния метра, хватает пьяного под руку, спасая от падения. — О-о-о, Чимини, ты тоже тут? А ты откуда взялся такой? — глупо улыбаясь, тянет старший. Ответа не следует, но, кажется, его и не ждут. Нелепо покачиваясь, Юнги удерживается на месте, по новой продолжает искать что-то в своих карманах. — Я вот приехал только что, а ты не знаешь, где мои ключи? — косясь в сторону, интересуется он. Чимин покачивает головой и достаёт свои, открывая холодную дверь подъезда и пропуская старшего перед собой. В лифте они едут молча, кажется Юнги зацикленно о чём-то думает, а Пак только посматривает в его сторону, невольно переживая за состояние старшего. Но тишина заканчивается, стоит только выйти из кабинки. Постукивая себя по карманам, хён всё же достает потерю из задних карманов джинсов, улыбаясь слишком счастливо для подобного повода. Уже на этаже Юнги шаркает обувью по коврику у входной двери, немного бормочет, но неуклонно прицеливается и старается попасть в замок. Все его попытки не приводят к успеху, и через пару-тройку минут ключи падают, звонко бренча о кафельный пол подъезда. Их хозяин красноречиво матерится, заставляя Чимина прокрутить в голове сказанные слова и попытаться понять их скромный смысл. Понятно, что хён не в состоянии поднять что-либо, да и самостоятельно устоять на месте, поэтому Пак рвётся помочь, но его не подпускают к двери, закрывая своей тушкой все пути к наступлению. — Не-ет, я открою! Будет он меня ещё учить, — хён воодушевлённо бормочет, упёрто отодвигая чужие руки в сторону. Он цепляется за запястье младшего, сжимая в ладони. — И вообще, что это за поведение? Я хочу сам! — возражает он, комично хмуря тёмные брови. Чимин нервно хихикает, кидает взгляд на чужую руку, сжимающую его, и невольно сглатывает ком в горле. Ворча, мужчина возвращается к делу. Шатается и отпускает запястье, хватая при этом ручку двери, он нагибается за ключами, спотыкается о свои же ноги и всем телом наваливается на дверь, прикрывая при этом глаза. У Чимина сердце в пятки уходит, а виновник этого чувства тихо бубнит, сползая по стеночке вниз. — Ух, я у вас сейчас упаду. Пак хватает Юнги под руку, забирает связку ключей и, пока одна пьяная личность не успевает возмутиться, щёлкает замком и распахивает дверь квартиры. Усадить хёна становится непросто, тот спотыкается о коврик при входе, ускользает из рук и летит вниз, чуть ли не расчерчивая носом пол прихожей. Чимин вновь подхватывает беспомощного, спасая от удара. И когда тот, наконец, опускается на пуфик, юноша торопливо снимает с себя куртку и обувь, чтобы предоставить помощь пьяному, но всё ещё болтающему ни о чём хёну. — Рыжик, а ты знал, работа есть поднимать пингвинов? Знал? Конечно не знал, но вот теперь знаешь, — поучительно бубнит, ладонью защищая глаза от слишком яркого света ламп. Чимин умиляется словам старшего и из-за этого немного краснеет, стесняясь своих же эмоций. Он смотрит на прикрытые веки, вспоминая минувшее утро, объятия чужих рук и мерное дыхание в самый висок. И эта каша в голове заставляет плавиться от тёплого чувства между рёбер. Избавиться окончательно от этих эмоций не получается, но отвлечься на пару мгновений всё же выходит. Снимая верхнюю одежду старшего, Чимин замечает яркую рубашку, которая отдалённо о чём-то напоминает. Юноша удивлён такому выбору Юнги, потому что тот всегда ходит в чёрном или же в белых и серых тонах. Немного помедлив, привыкая к запаху алкоголя, Чимин опускается на корточки, помогая избавиться от ботинок. Он посматривает на Юнги, оценивая его состояние, и всё больше переживает, как бы этому милому и пьяному человеку не захотелось испортить пол прихожей. — Бедные глупые пигни-пигны — пингвины, вашу мать! — язык заплетается, заставляя злиться и сильно заламывать брови от недовольства. Юнги придвигается к краю пуфа и наклоняется вперёд, нелепо вертит руками в воздухе, пытаясь донести свои думы до окружающих. И именно этими хаотичными действиями усложняет Чимину условия задачи. — Падают! И Бум! Бах! — хлопок над головой пугает. Пак отскакивает в сторону, сжимая свитер в области груди, где сердце стучит до болезненного быстро. И не только от испуга. — Не могут подняться, а ты ходишь и поднимаешь их целыми днями, вот ведь глупые, да? — совсем по-детски лепечет старший. Изумлённо разглядывая человека перед собой, Чимин замечает покрасневшие щёки и приоткрытые губы, засматривается на такого красивого и разговорчивого Юнги. Тот болтает ни о чём, а танцор пропадает в своих мыслях, слушая тихий приятный голос и изучая расслабленного милого хёна. Поэтому пропускает мимо ушей несколько высказываний, не разбирая их смысл. — А ты знал, что пингвины похожи на куманонов? Обожаю кумамонов, ты знал? Вот теперь знаешь! Хочу целую кучу куманонов. Они такие мягкие, — приобнимая себя руками, бормочет старший и затихает на мгновение. Замерев, Чимин всё ещё смотрит на хёна, пытаясь разглядеть причину своего волнения. У Юнги прекрасные тёмные волосы, что в полном беспорядке торчат в разные стороны. Розовые щёки делают вечно хмурое лицо более мягким и милым. Даже подрагивающие ресницы волнуют сердце в груди, и он вздыхает, сжимая губы в тонкую полоску, и снова не может сосредоточиться в компании старшего. Сердце рвётся на части, а мысли кружат в голове, как назойливые мухи. Стоит юноше вновь подобраться ближе, чтобы помочь стащить куртку, как Юнги вздрагивает, распахивая глаза. Он с лёгким прищуром внимательно смотрит на рядом сидящего парня. — Рыжик, а ты знал, что ты сам похож на кумамона? Тоже такой маленький и милый. У тебя такие маленькие пальчики, — ловя чужое запястье, хрипло шепчет старший. Чимин замирает, удивлённо следя за действиями хёна. Тот перебирает в своих холодных руках короткие пальцы Пака, совсем не обращая внимания на его покрасневшие от смущения щёки. — Тебе точно больше восемнадцати? Не верю. Юноша поднимает голову и, смотря исподлобья, мысленно негодует от последнего комментария. Воспоминания вечера после кафе всплывают в памяти. А тот самый момент, когда хён надел свои перчатки на чужие руки, волнует сердце в груди, заставляя и без того красные щёки гореть от смущения. Юнги продолжает болтать невпопад, злится и психует, отчаянно кусая обветренные губы, смолкает на краткие минуты и может начать внезапно канючить из-за жесткости пуфа. Чимин пытается поднять болтливое чудо с места и довести до комнаты, но, упёрто уворачиваясь, хён недовольно бурчит и ловит чужие ладони в свои. Он заглядывает в глаза, гипнотизирует взглядом, заставляя младшего зардеться сильнее прежнего. Чувство дежавю вскрывает грудную клетку, возвращая памяти воспоминания о минувшей ночи и тех мгновениях, от которых сердце наполняется теплом и спокойствием. — Так… утром я пожалею об этом, да? — бормочет и переступает с ноги на ногу. Он висит на Чимине, подобно коале, руками обвивая шею и прижимаясь до безумия тесно. Это тоже смущает, хотя Пак пока не готов ответить, почему. Но находя всё больше оправданий, диктует самому себе, что если бы не эта поддержка, старший мог бы давно собрать все углы на пути, хотя их и не так много. — Пожалею о том, что пьяники-пьяки-пьяненький общаюсь с тобой, — язык заплетается, но не мешает тихо бубнить себе под нос. Сиплый голос у самого уха шепчет еле разборчивые слова, слегка щекоча дыханием нежную кожу. В ту же секунду множество мурашек проносится по позвоночнику, порождая желание спрятаться под одеялом, скрыться от всех неизвестных ранее чувств. Но мысленный бунт происходит только в голове юноши, тогда как старший, совершенно не обращая внимания на растерянность спасителя, болтает невпопад, опуская руки к талии и сжимая ладонями чужой свитер. — Я обычно не практикую такое, только тс-ш-ш, — шикает, поднося указательный палец к губам, — никому не рассказывай, а то я обижусь, — бормочет, осоловело глядя на младшего. Ладони предательски потеют, а сердце ошеломлённо мечется в груди, не находя выхода. Мысли давно умудрились удрать в незнакомые степи, порождая всё больше вопросов за время этого путешествия. Юноша старается контролировать себя и не слушать все эти выводы в голове, слишком уж они непривычные. Занятый размышлениями, он не замечает, как оказывается около чужой комнаты. Распахивая дверь, слышит жалобно мычание и тихий шепот: — Надо заземлиться, — хён тянет вниз, усаживаясь на пол. В глубине души Чимин испытывает кучу эмоций, от переживания до недовольства. Он пугается поведения Юнги и тут же бежит в ванную за тазиком, чтобы избежать конфуза с испорченным полом. Его ноги будто ватные, а руки дрожат от волнения. По возвращении замечает перемещение старшего на кровать. Тот сидит сгорбившись, прикрывая лицо руками и покачиваясь взад-вперёд. — Кажется, я перепил. Чимин мысленно соглашается, осторожно заходит в комнату и присаживается на край постели, оставляя тазик перед Юнги. Хочет спросить: тошнит ли? Но даже не знает, как это сделать. Телефон лежит в куртке, да и поймёт ли старший сейчас хоть что-нибудь с таким-то состоянием? — Хосок, падла, напоил меня коктейлями. Фирменные, фирменные, хуйня! — тихо бормочет себе под нос. «Так вот, с кем ты напился, хён», — мелькает в мыслях. Взгляд падает на чужие губы, и Чимин сглатывает от странного будоражащего ощущения в груди. Он не знает, почему, но старший сейчас вызывает у него чувства, которых раньше никогда не было. В голове мелькают картинки поцелуя, те самые сцены, вычитанные из книг и просмотренные на сайтах сериалов, они сменяются миражами из сна, подкидывая те непривычные образы, к которым Чимин совершенно не готов. Из-за этого он чувствует себя неловко уже целые сутки. Весь день мысли возвращают калейдоскоп воспоминаний: к утреннему подъёму, к сонному и взъерошенному мужчине, которого так хотелось поцеловать в приоткрытые губы. — Ужасный друг, даже не вызвал такси, всё самому делай, — тихо жалуется и приподнимает голову. Он заглядывает в глаза с такой невинно-побитой мордочкой, что хочется провалиться под землю. Чимин пытается отвести взгляд в сторону, смущаясь от своих же мыслей и чужой близости, но стоит старшему заговорить, как внимание возвращается на место. — Ты же не уйдешь? Не подставишь меня, как этот козлина? — Пак, как болванчик, суетливо кивает и тут же замечает еле уловимую улыбку на губах старшего. Но, не успевая прокомментировать этот момент, с растерянностью следит за тем, как хён ложится бочком на постель, укладывая свою голову на чужие коленки и придвигаясь ближе, сжимая в ладони джинсы на бедрах Чимина. От этого кидает в жар, а сердце болезненно бьёт по стенкам грудной клетки, от внезапных действий со стороны хочется провалиться под землю. — Завтра сдохну от головной боли, — выдыхает Юнги. Пак поражённо следит за ним, не понимая, как следует поступать дальше. Но хён не перестаёт удивлять. Он разворачивается, оставляя ладони лежать на своей груди. Молчит, рассматривая из-под полуопущенных ресниц поражённое лицо Чимина и застывшие в воздухе руки, которые непонятно куда стоит деть. — Рыжик, почему такой милый? Маленький и милый! А? — прищуриваясь, спрашивает старший. Пак вспыхивает сильнее, жар опаляет лицо. Его ладони становятся влажными, а тело не поддаётся воздействию мыслей. Он мечется взглядом по комнате, опущенной в полумрак, судорожно пытается найти выход из ситуации, игнорируя чужой взор. — Я думаю, что ты ещё и красивый, очень. Ты вчера… А вообще, не важно, — бормочет и отрезает себя, продолжая молча лежать. Что это за «не важно», остаётся без ответа. Чимину и так кажется, что его видят насквозь, и так в душе скрывается чувство, будто Юнги может прочитать мысли. Неловко. До банального стыдно. Особенно этот изучающий взгляд, от которого трудно спрятаться, но сбежать не получается. Ощущение тяжести мешает пошевелиться, будто каждая клеточка тела наливается свинцом и становится неподъемной. — А ещё от тебя вкусно пахнет, — прикрывая глаза, бормочет и выдыхает полной грудью. Юноша обдумывает чужие слова и решает, что всё происходящее — детский лепет. Эффект, навеянный усталостью одного и пьяным состоянием другого. И эти оправдания будто успокаивают и без того волнующуюся душу. Но ирония в том, что спокойствие лишь иллюзия, мираж, выдуманный, чтобы спрятаться от страхов и кошмаров. Сердце учащённо бьётся и, кажется, вот-вот лопнет на кусочки. Куча мыслей и гулкий стук в груди отвлекают внимание на себя. В этой тишине, ночной темноте и прохладе рождается странная слабость. В таком состоянии не хочется ни смеяться, ни драться, ни плакать, ни даже думать. Хочется просто лежать на кровати, свернуться клубочком, спрятаться под одеялом и смотреть в пустоту. Но юноша вместо этого разглядывает человека, пребывающего на грани сна, и борется с желанием окунуть свои пальцы в растрёпанные волосы. Дыхание Юнги сбито, губы чуть приоткрыты, ресницы подрагивают и завораживают своей красотой. Хён сонно моргает, вяло потирает глаза и неуклюже прикрывает рот рукой от зевка, а после нехотя поднимает веки. Взгляд лениво скользит по лицу Чимина, с некой теплотой, по-пьяному нежно, отчего хочется раствориться в тёмном омуте глаз. Свет из коридора делает лицо старшего более прекрасным, настолько, что не терпится дотронуться кончиками пальцев и провести по щеке, спускаясь ниже, к губам. Желание потянуться к лицу напротив, чтобы убрать пряди, упавшие на лоб, настолько сильно, что приходится дать себе мысленную пощёчину. Пока голова Чимина взрывается от внутренних конфликтов, старший, кажется, находит причину позабавиться и поэтому не может сдержать тихий смешок. — Я раньше не замечал. Юноша хмурится и замирает, не понимая, о чём идет речь. Хочет спросить, в чём именно дело, но нет никакой возможности написать об этом. Но Юнги-хён всё же догадывается, отчего происходит заминка, и решает разъяснить особо одарённым. — У тебя такой милый носик! — при этих словах тянется к упомянутому и нажимает подушечкой пальца на кончик. «О, боже», — мелькает в мыслях, и Пак чувствует, как начинают гореть уши. — Пора спать, — выдаёт Юнги, спустя пару мгновений смущённого молчания и мерного сопения обоих. Он поднимается, усаживается и сразу же начинает расстёгивать рубашку на несколько пуговиц, а потом снимает её через голову и бросает в сторону стула. Совершенно не стесняется чужого человека в спальне. Даже не обращает внимания, словно Чимина здесь нет. Мышцы спины красиво играют в тусклом свете. Юноша замечает парочку родинок на коже хёна, и только после этих мыслей его будто бьёт током от осознания сложившейся ситуации. Он, пользуясь моментом, рассматривает чужое тело, не отводя взгляд в сторону. И хоть щёки горят адским пламенем, всё равно заворожено следит за действиями Юнги, не в силах отвести взгляд. Как заколдованный. — Чёрт, кто придумал эти замки, твою мать, — ругается старший, пытаясь расстегнуть ширинку джинсов. Он сидит полубоком на краю кровати, его руки вроде нащупывают собачку от замка, но всё же не находят. Чимин сглатывает и медленно обводит силуэт хёна глазами, ловит себя на том, что ему нравится происходящее. Лицо старшего не отражает никаких эмоций, губы поджаты в едва заметную линию, волосы торчат в разные стороны, щекоча лоб и щёки. Они свисают и колышутся в воздухе, стоит хёну немного нагнуться вперёд. Линия подбородка, мышцы плеч и выпирающие ключицы забирают внимание на себя, и Чимину приходится вспоминать, как дышать, и перестать обводить глазами каждую родинку на коже старшего. Из-за холода соски хёна становятся твердыми, и именно это место Пак старается игнорировать. Он продолжает наблюдать, ведёт взглядом к венам на предплечье, в очередной раз подмечая эту красоту в своей голове. — Похуй! — пощечиной отрезвляет резкое восклицание, выбивая Чимина из задумчивости. Юнги бормочет разнообразный мат, поднимается с кровати и, покачиваясь, похлопывает по своим карманам. — Где сигареты? — бубнит себе под нос. Чимин быстро понимает: если старшему нужны сигареты, то он будет готов закурить в этой комнате, несмотря ни на что. Поэтому, когда пачка и зажигалка попадаются на глаза, Пак быстро вырывает их, пряча за своей спиной, сам не понимая подобного рвения. И только секундой спустя понимает: «Стоит ожидать последствий». И они определённо будут, потому что Юнги разворачивается к кровати и с возмущением выдаёт: — Ты, борзый, что творишь? Вернул, быстро! — протягивая руку, требует он. Чимин на «милую» просьбу мотает головой, суетливо засовывая упаковку в карман джинсов. — Охренел? — прищуриваясь, спрашивает старший. Пак не отвечает, ожидает дальнейших действий и смотрит в глаза, желая игнорировать голый торс. — Я жду, рыжик, — тряся ладонью, хмурится Юнги. Чимин переводит взгляд на протянутую руку, но возвращает его обратно к лицу старшего, чтобы снова помотает головой. — Значит так? Не вернёшь? — осторожный кивок. — Ладно, сам виноват, — надвигаясь, отвечает Юнги. Чимина отталкивают на кровать, тут же возвышаясь над его телом. От внезапного толчка сбивается дыхание, а сердце пропускает удар. Старший, не теряя времени, старается вытащить из-под Пака свои вещички, но проигрывает в этой битве. «Что ты делаешь?» — хочет закричать Чимин, но получается только тихое мычание. Он недовольно вздыхает, пытаясь не показать своего замешательства. — Блять, отдай! Ты мелкий кусок дерьма, — ругается хён, ощупывая чужие карманы. Юноша в смятении смотрит в глаза, которые, словно стекло, такие же пустые и нечитаемые. Зато горячая плоть под пальцами, и сердце, что так учащённо бьётся, идёт вразрез с этим взглядом. От прикосновения рук и чужой кожи плавится сознание. Несмотря на свои ощущения, Чимину приходится уворачиваться от действий старшего, игнорируя собственный шок. Он понимает, в каком положении находится, поэтому упирается в грудь ладонями, старается не давать себя в обиду. Но если хён и пьяный, то точно не глупый и не слабый. Он садится на пах младшего, руками ловя чужие и фиксируя их над макушкой одной ладонью. И только после этого Чимин замирает в лёгком испуге, боясь задеть напульсник на запястье, не желая светить своей меткой. Одышка у обоих, как и растрёпанная одежда с причёской. Оба смотря в глаза друг другу, переворачивая сотни мыслей в голове. Их положение смущает младшего, в особенности голый торс вместе с тем, где именно примостился хён. А ещё этот перегар, чужие пальцы на его коже и прищуренный взгляд… «Чёрт, кажется я схожу с ума», — мелькает в сознании, и Пак мысленно даёт себе подзатыльник, опуская с небес на землю. Туда, где ещё пара миллиметров, и тату точно выглянет из-под ткани. — Чимин. Сигареты, — спокойно, но твёрдо требует Юнги. Кажется, он немного протрезвел, поэтому стал более собранным. Но это только кажется. Стоит ему резко мотнуть головой, как тут же хмурится и ослабляет хватку рук, прикрывая при этом глаза. — Блять, башка, — бормочет, утыкаясь лбом в грудь Чимину. Тот пугается поведения, вновь переживая за старшего, и с замиранием ждёт любого слова или действия, поэтому дышит аккуратно, задерживая выдохи. — Плохо, щас стошнит, — бормочет Юнги, расслабляясь и немного сползая с Чимина. Последний хочет привстать и отодвинуться, но чужие руки впиваются в его толстовку, не отпуская. — Не рыпайся, — бубнит хён и утыкается лицом в сгиб шеи. В наступившей тишине слышно только мерное дыхание и гулко бьющееся сердце в груди. Чимин не представляет, как будет смотреть в глаза старшему, потому что ситуация слишком смущает, до покалывания на кончиках пальцев. От осознания своей реакции на Юнги появляется всё больше вопросов и бурных мыслей в голове. Из дверного проёма падает широкая полоса света, только она освещает пространство комнаты. В зеркале шкафа, что стоит с той же стороны, где и вход, отражается спальня, и Пак, повернув голову влево, рассматривает себя и тёмную макушку рядом. Лица хёна не видно, зато чувствуется горячее дыхание на коже шеи. Стоит Чимину задуматься о том, что без верха, с голым торсом, старший быстро замёрзнет, как тот начинает ёрзать, бурча еле различимое: — Одеяло. Накрой, Чимини. Холодно, — вместе с этим прячет одну ладонь под свитер младшего. Контраст тёплого тела и холодной руки, что сжимает бок, неожиданный и жгучий. Пак старается не умереть от нехватки воздуха, потому что слишком… Это «Чимини», чужое дыхание рядом, хриплый голос, сжимающие его пальцы и трепет в груди… Всё слишком. Чимин тянется свободной ладонью к чужой, желая выбраться из кокона объятий. Он аккуратно отводит руку в сторону и после медленно отодвигается, оставляя старшего лежать на животе. Тот бубнит в ткань покрывала, но Пак не в состоянии разобрать хоть что-нибудь. Он поднимается с постели, внимательно осматривает Юнги на случай, проснётся ли тот, и только после этого суетливо накрывает его уголками одеяла. Юноша замечает свои еле трясущиеся руки и не совсем понятное чувство в груди, от которого ощущает себя уязвлённым и слабым. Но самое пугающее — разливающаяся тяжесть в паху, которую уж точно никто не ожидает. Отчасти Пак рад состоянию хёна, иначе как наутро смотреть ему в глаза после подобной реакции тела? После желания стащить с хмурого хёна сначала одеяло, а потом остатки одежды, которую тот и сам бы рад снять, да сил никаких. Нет, определённо хорошо, что Юнги настолько пьян, есть призрачный шанс, что тот ничего не заметил. Чимин сглатывает ком в горле и, будто от усталости, потирает ладонью лицо, стараясь унять наваждение. Зачёсывает волосы назад, пытаясь прийти в норму. Несколько глубоких вдохов помогают, а ещё больше — понимание того, что Юнги-хён пьян, и это всё просто глупости под воздействием градуса. Хоть он и тактильный юноша, но почему-то с хёном каждое прикосновение и проведённое время чувствуется по-другому. И это пугает. Да, Чимин любит выпить в компании Тэхёна и Чонгука или же Уёна. И бывает напивается в зюзю, поэтому считать поведение Юнги странным не может. Но вот своё… В очередной раз оглядев старшего, его укрытое тело и взлохмаченный бардак на голове, Чимин подходит к рабочему месту, чтобы оставить на краю стола изрядно помятую пачку сигарет. Пак прокручивает в пальцах белую зажигалку, рассматривая её дизайн — две заглавные буквы и точки после них чёрным маркером. На секунду задумывается, но тут же откладывает к остальным вещам. Беспорядок на столе уже знаком. Несколько скомканных бумажек, валяются провода, наушники и ручки. Открытая толстая тетрадь, листы которой отчасти исписанные или вырванные. Пак приглядывается к почерку старшего, подмечая его размашистый и не особо аккуратный стиль. Свет из коридора позволяет прочитать написанное, и юноша цепляется за парочку строк, пропуская несколько ударов сердца. «Тишину пронзают те звуки, Мелодии чистой игры. Он танцует, забывая про муки, Что годами скрывает внутри». Чимина пробирает дрожь, он неосознанно узнаёт себя в этом танцоре, потому и пугается, быстро хватая тетрадь и читая внимательнее. «Тишину пронзают те звуки, Мелодии чистой игры. Он танцует, забывая про муки, Что годами скрывает внутри. Молчит о своих же проблемах, Не желая быть снова больным. И не хочет видеть тех редких Печальных взглядов родных. И вот снова танцует, забывшись, В тёмном зале порхает в ночи. Погружается, будто бы дышит, Только слёзы руками сотри. Оседает на пол, вспоминает, Те моменты из жизни в семье. И от горя глаза закрывает, Прижимает колени к себе. Молчит, задыхается в муках, Его тела касается дрожь. Он теряется во множестве звуков И не знает, где правда, где ложь. Сновидения — кошмары под утро, Бесконечные прятки с судьбой. А на улице белая вьюга Укрывает город собой. Изумительный танец танцора, Что судьбой истерзан до ран. Он скулит от душевного вздора, Будто пойман в цепкий капкан. Сколько можно терпеть эти муки? Сколько нужно ещё так прожить? Понимая, что ты одинокий, И не зная, как с этим всем быть. На запястье отсутствует метка, В голове его полный бардак. Нет на свете того человека, В чьих объятьях он бы размяк. Ненавидит себя, исчезает За испорченный шанс на любовь. Но о тайне мира не знает И поэтому плачет он вновь…» Руки неосознанно подрагивают. Пак перечитывает несколько абзацев, не понимая, откуда старший может знать о нём столько. Слишком много похожего, и это сбивает с толку, как и пугает. Каким бы стих не казался красивым, сотни раз исправленным среди зачёркнутых слов, Чимин думает совершенно о других вещах, оглядываясь за спину и глядя на спящего хёна. Он будто попал в точку этими строками. Будто увидел то, что Чимин не хочет показывать родным, желая избежать сочувствующих взглядов. И это пугает, порождая панику внутри. Словно перед ним строки о нём и одновременно совершенно не о нём вовсе. Он стоит под горячими струями, уткнувшись взглядом в стену. Вода бьётся о кафель, стекает множеством капель по стенкам и сбегает ручьями в водосток. Ванная комната только с виду кажется такой тёплой и светлой, но по факту она не греет душу юноши, а только холодит одиночеством и тоской. Шум в ушах — уже привычная музыка, только головная боль терзает и заставляет хмурить лоб. Чимин вырубает поток воды, льющийся из шланга. Покидая душ, он оставляет мокрые следы на кафеле, забывая про аккуратность. Сердце всё ещё в панике и осязаемой тревожности, а мысли спутаны и хаотичны. Взглянув на себя в зеркало у раковины, Пак зачёсывает рыжие волосы назад, убирая их прочь с уставшего лица. Следит за каплями, которые стекают с кончиков, и пытается понять, могли ли близкие люди рассказать настолько личные вещи чужому человеку. Почему написан такой стих? Что делать с Сокджином и как понимать свои чувства? Или всё же это игра разума и он сам накрутил себя этим вечером во многом? Голова рвётся от боли, а уставшие мышцы требуют отдыха, поэтому Чимин хватает с крючка полотенце и обвязывает вокруг бёдер. Мышкой выныривает из ванной, быстро убегая в свою спальню, и уже там до самого утра не может сомкнуть глаз, уворачиваясь от кучи мыслей, что мешают уснуть.