***
Они стоят на крыше. Он, надевший на себя костюм рыцаря Круга (от вида которого его тошнит, но он это тщательно скрывает даже от себя), смотрит на спину друга. Лелуш, одетый в костюм студента академии Эшфорд, приложил к уху телефон. Студент сейчас говорит со своей сестрой, Сузаку хочет проверить, знает ли Лелуш, кто она ему или нет. Он с замиранием сердца следит за спиной друга. Тот долго молчит, вот, кажется, рука дрогнула, или ему показалось? — Мне кажется, Вы обознались, — усмехается ви Британия. Сузаку больно. Это не Лелуш. Не ТОТ Лелуш, которого он презирал, чтобы скрыть нечто иное. У этого человека нет горя и он никогда не давал обещание, которое Куруруги пугало, потому что этот человек и вправду начал приводить то в исполнение. «Гляди, получилось бы?» — пронеслось в голове у Куруруги. Он помотал головой. Нет. Не бывать этому, Лелуш убил Юфимию, все его мечты и желания преступны и ведут к гибели. «А ведь если бы мы вдвоём выполняли это желание…» Да что ж такое? Они никогда не будут по одну сторону. Их будет отделять любовь. — Да, я простой студент. «Лелуш… Память всё-таки не вернулась…» Сузаку не знал, было ли это облегчением или… разочарованием. Ему было тяжело признать, что он хотел, чтобы это был Лелуш. — Прости, Нанналли, из-за меня произошло недоразумение, — произнёс он, когда брюнет передал ему телефон. Он подарил этой девочке надежду, а теперь так жестоко её отобрал. Он посмотрел на Лелуша. Прости… — Так ты хочешь быть Первым рыцарем? — студент широко улыбался. — Ну ты меня шокировал, а теперь ещё и захотел познакомить с генерал-губернатором… Ну, могу пожелать удачи, верю, ты сильнее Бисмарка. — Спасибо. Лелуш, я хотел… — О, Ролло! — Ламперуж прошёл мимо, к своему «брату». Куруруги сразу забыл, чего он хотел, забыл навсегда, когда Лелуш обнял Ролло. Господи, как же его выбесило то, что брюнет обнимает этого самозванца… Сам виноват… … не его. Сузаку замотал головой. Он ненавидел Ролло за притворство, за ложь. И где-то в глубине души он ненавидел себя за то, что помог создать эту ложь и сам поддерживал её жизнь.***
В этих комнатах он уже неделю, может, больше — он часто спит, тяжело ориентироваться из-за этого. Лелуш всё это время не напоминал о своём существовании, оно и к лучшему. Куруруги снились какие-то кошмары, он не мог запомнить, что именно, просто невнятные образы: тени и что-то красное, похожее на кровь… Вернее он был бы рад видеть это в своих кошмарах, но был сплошной, слепящий холодный свет, от которого не скрыться, Сузаку гнался за тьмой, но та исчезала под напором этой белизны, а когда исчезала полностью, то рыцарь просыпался от собственного крика. В спальне было жарко, даже душно, дышать нечем, через огромные окна пробивались лучи закатного солнца — оранжевые, алые, точно огонь… как огонь в глаза Кровавого императора… Хотелось пить, он перевёл взгляд в поисках стакана воды, который всегда был на тумбочке после его первого кошмара, тумбочка была возле окна, так что ему даже поворачивать голову не пришлось. Но стакан был пуст, он попытался подняться, но его сзади кто-то дёрнул — и он от неожиданности повалился. Хотя почему кто-то? Рыцарь прекрасно понял, кто. «Лелуш…» — Здравствуй, мой милый рыцарь, — тонкие губы Лелуша расплылись в довольной улыбке, когда он увидел беспокойство на грани со страхом в глазах Куруруги. — Ты куда собрался? — Пить, — прохрипел шатен, даже не оттого, что в горле пересохло, а оттого, что ОН был здесь, глаза его стали судорожно метаться по комнате, а сам он тяжело задышал. — Пить? — хмыкнул ви Британия и встал с кровати, отходя куда-то в сторону, наблюдая, как рыцарь ткнулся в подушку, не шевелясь — он боится, он не видит Лелуша, только Кровавого императора, но ведь так и должно быть по замыслу изверга, пока что. Куруруги услышал, как жидкость бьётся о стекло, ну или что-то походящее на него. Он непроизвольно облизнул губы из-за жажды и поморщился. — Держи, — Лелуш подошёл и протянул ему стакан с жилкостью янтарного оттенка. Сузаку посмотрел на императора как на умалишённого, затем снова посмотрел на стакан, снова на Лелуша. — Это не вода… — пробормотал рыцарь. — Сузаку, — ви Британия сощурился, — неужели ты не понял: когда император предлагает, то ты не имеешь права отказываться? — он сел на кровать и схватив Куруруги за голову, приставил стакан к губам рыцаря и стал насильно вливать коньяк тому в горло. Разумеется, сейчас, будучи не под действием каких-то препаратов и даже не связанным, Куруруги боролся: отпихивал Лелуша, пытался убрать руку с волос, выворачивался и всячески выбрыкивался до тех пор, пока Кровавый император попросту не ударил того в живот, а Сузаку не выпучил глаза от боли и не открыл рот в попытке вдохнуть. Тогда-то ви Британия и влил остаток спиртного в глотку рыцаря. — Неужели ты думаешь, что в той воде, которую ты пил не было доли успокоительных? Я же не дурак, — он усмехнулся и потянулся за бутылкой коньяка, снова наливая жидкость в стакан, наблюдая за морщимся Куруруги, — в открытом противостоянии силы ты меня одолеешь, но я император, — он отложил бутылку и, приставив стакан к губам Сузаку, стал снова вливать алкоголь в того, — у меня есть власть, и, увы, Сузаку, сила тут тебе не поможет — я и её контролирую, — Лелуш расплылся в подлой улыбке, наблюдая, как шатен глотает жидкость, всё больше пьянея, а взгляд его всё больше становится неадекватным. Лелуш ещё раз залил в горло японца коньяк и убрал стакан. Сузаку попытался подняться, но ви Британия ещё раз ударил того по животу, в тоже место, вызвав стон боли. «Жалко, что не удовольствия…» — досадовал Лелуш, да, пожалуй, ему хотелось, чтобы рыцарь стонал от удовольствия, но ничего не поделаешь… На голодный желудок Куруруги, не слишком-то привыкший из-за постоянных боевых вылетов распивать спиртное, легко опьянел, перед глазами начало плыть. Разум словно закутался в какую-то пелену, которая делала звуки приглушённее, но одновременно и громче, картинку — ярче, оттого белая рубашка императора, вышитая золотыми нитями, сейчас буквально сияла, как тот белый свет из его вечных кошмаров. — Так что, тебе воды дать? — улыбнулся ви Британия, Сузаку только перевёл затуманенный взгляд куда-то в сторону, будто был не в этом измерении. — Нет? Как хочешь, — он наклонился к губам Куруруги и облизал те, ощущая привкус алкоголя. Император отстранился и вздохнул. — Ну что, мой милый рыцарь, будешь послушным или мне тебя связать, хотя зачем? — его глаза заалели, Куруруги испуганно смотрел на эту преисподнюю, в которой плясало в неистовом танце адское пламя, и это пламя, казалось, невозможно потушить. — Да, Сузаку, Джеремия применил на тебе антигиасс, поэтому я могу в любой момент подчинить тебя себе. — Почему я до сих пор тогда?.. — шатен растерялся и снова стал шарить взглядом по комнате. — Потому что так скучно. Да и ты мне нужен не в качестве куклы, всё же я просто прививаю тебе верность и любовь ко мне, — ви Британия улыбнулся и, поджав одну ногу под себя, стал расстёгивать чёрную рубашку рыцаря, в которой тот спал. — Что, плохо? — Лелуш усмехнулся. — Я и в коньяк насыпал тебе успокоительного. Разумеется, это может отрицательно сказаться на твоём здоровье — ты всё же лучший пилот империи… но что поделать? — Кровавый император расплылся в кровожадной улыбке, демонстрируя белоснежные зубы, которые скорее были похожи на клыки какого-нибудь чудовища. Лелуш продолжал расстёгивать рубашку, приподнимая Сузаку и полностью снимая предмет одежды, всё это время он наблюдал, как губы шатена тряслись, а глаза то и дело становились мокрыми. И всё это от чувства безысходности и беспомощности. — Да, Сузаку, я знаю, ты чувствуешь себя преданным, — он провёл по голому торсу рыцаря холодной рукой, заставив того покрыться мурашками и сглотнуть ком отвращения к Лелушу или даже к самому себе, — но пойми, ты и сам меня предавал… и не раз. Помнишь, как я спас тебя от смертной казни? Помнишь, — он протянул это, — и чем ты мне отплатил? Пошёл в британскую армию и охотился на своего спасителя, ДА Я СОЗДАЛ ТЕБЯ ЗАНОВО! — он, схватив Куруруги за волосы, притянул того к своему лицу, смотря в глаза, наполненные слезами боли и сожаления. — Я тебя простил… И что потом? Что я получил взамен? Ты отдал меня на растерзание Чарльзу, — он говорил это чётко, не срываясь на крик, отчего Сузаку словно бросили в ледяной прорубь. — Ты хотел меня убить из-за какой-то девушки, которую толком-то и не знал… — ви Британия усмехнулся. — Я не забыл про то, как ты сдал меня Шнайзелю, благо, в тот раз я был умнее, — он кивнул сам себе и стал расстёгивать ремень на штанах, смотря, как Сузаку с подозрением косится на свои собственные. — О, нет, мой милый, в этот раз будет по-другому, — он сдёрнул с себя брюки, — и только попробуй сделать что-то не так, наш прошлый раз покажется тебе раем, — он прижался к груди Куруруги, слушая, как сердце того отплясывало чечётку. — Мне нравится твоё тело, Сузаку, — он провёл рукой от груди до шеи, зная, что рыцарь ничего не предпримет, только будет содрогаться под его действиями и холодом рук. Нулевой рыцарь прикоснулся своими горячими руками к его ледяным, он хотел было сжать ладони Лелуша, отодвинуть их, но, тут же увидев предупреждение в таких же ледяных, как и руки, аметистовых глазах императора, передумал, но не убрал руки, слегка сжимая ладонь брюнета, которому, похоже, было в удовольствие такое прикосновение. Лелуш подлез к губам рыцаря и прошептал: — Мой милый рыцарь… — он снова поцеловал губы зеленоглазого, это слегка пьянило его разум. Кровавый император закрыл глаза, он целовал Куруруги нежно, не так, как в прошлый раз, мягко, едва касаясь своим языком его. Лелуш то и дело отрывался от губ рыцаря, слегка причмокивая, давай себе и ему продышаться, а потом снова целовал того, аккуратно гладя по раскрасневшейся от алкоголя щеке Сузаку, которому, надо сказать, эти поцелуи если и не нравились, но отвращения не вызывали. Хотя кому он врёт? Как его поцелуи могут не нравится? — У тебя мягкие губы, — ви Британия прошептал это в рот шатену, — смекаешь? — он подмигнул. Куруруги тут же впал снова в уныние, он качал головой, пытаясь отвергнуть желание императора, но разве его согласие как-то влияет на то, что произойдёт? Ответ был отрицательным — и от этого было жутко больно, он НИЧЕГО не может поделать. — Да, мой рыцарь, да, — протянул Лелуш, снимая с себя трусы, открывая взору Сузаку возбуждённый, отнюдь не маленький член императора, он смог буквально разглядеть каждую вздутую венку, рассмотреть розовую головку, из которой показался предэякулянт. Лелуш подложил под голову Куруруги ещё одну подушку. — Вот видишь, как я о тебе забочусь… — вздохнул ви Британия. — А ты бы заботился? В конце концов, это ведь ты меня трахнуть хотел. Брюнет заглянул в зелёные глаза, полные нежелания, отвращения и… опять-таки боли. — Ну, Сузаку, ты хочешь, чтобы я сделал всё, как в первый раз? Разве не лучше так? Доставлять тебе особое удовольствие я пока не намерен, так что давай, — он приставил головку члена к губам рыцаря, который вжался в подушку в попытке уйти от неизбежного. — Сузаку-у, я жду, — изверг посмотрел грозно, явно давая понять, что ещё несколько секунд промедления — и их первый раз и вправду раем покажется. Куруруги приоткрыл губы, позволяя Лелушу наконец-то почувствовать тепло его рта и шумно выдохнуть от наслаждения. Сказать, что Сузаку было противно, — ничего не сказать. Горло начало спазмить, начались рвотные позывы, которые, впрочем, он смог подавить усилием воли, правда перед этим император уже успел погладить его по голове и пробормотать что-то, чего рыцарь не понял. Ви Британия аккуратно держал голову Куруруги, который на миг задумался, не сделать ли ему больно Лелушу, но идея тут же была выброшена на свалку при одном воспоминании о том, что было в камере. «Как забитая собака… — пришёл к печальному выводу рыцарь и зарыдал, судорожно всхлипывая, что не могло скрыться от императора — тот пристально смотрел на лицо Сузаку, да и спазмы в горле того были весьма красноречивы. — Жалкая собака… Лелуш был прав, всего лишь собака…» Лелуш только погладил друга по голове, вышел из горла и рта Сузаку, дождался, пока тот успокоится, и снова его член оказался во рту у Куруруги. — Оближи, — приказал император — и рыцарь, превозмогая себя, стал аккуратно водить языком по стволу Лелуша, вызывая у того стоны удовольствия. — Ну, мой Сузаку, расслабься — и будет легче. Лелуш держал его за голову, двигаясь медленно, будто бы давая Куруруги хоть как-то привыкнуть, но скорее, чтобы у того не было очередного приступа рвоты — всё же это доставляло дискомфорт и самому императору. Сузаку не выдержал и, схватив брюнета за бёдра, сильно сжал те, впиваясь в бёдра пальцами, пытаясь отодвинуть ви Британию от себя, ворочаясь. — Куруруги! — не выдержал Кровавый император неповиновения со стороны своего рыцаря и, схватив руки того, заведя их за голову шатена, одной рукой держа голову, стал быстро вколачиваться в рот пленника, не давая тому вдохнуть. Лёгкие горели от недостатка воздуха, но ещё больше горел разум рыцаря от того, что всё-таки это снова происходит, из глаз с новой силой стали течь слёзы боли: душевной и физической. Голова от отсутствия воздуха стала идти кругом, перед глазами чернеть. И неожиданно Лелуш вышел изо рта Сузаку. — О, нет, мой рыцарь, ты должен быть в сознании всё это время. Куруруги судорожно глотал воздух, пока император о чём-то размышлял. Ви Бритаиния цокнул и снова приставил член ко рту Сузаку. — Прекрати… — прошептал рыцарь и, закрыв глаза, отвернулся. Лелуш схватил подбородок того и залепил пощёчину. — Я — твой император, твой хозяин, и ты смеешь со мной так разговаривать? Что за фамильярность? Куруруги ненавидяще смотрел на него. Он попытался вырваться, но чёртово успокоительное, которое, как оказалось, было в любом пойле, не давало, сейчас он был банально слабее. Щека горела, кто же знал, что Лелуш вполне способен ударить так сильно? — Давай, открывай рот, — приказал император. Куруруги судорожно вздохнул, закрыл глаза и открыл рот, он дышал через нос, но кислорода всё так же было мало, что в сумме с алкоголем и успокоительными делало своё дело и повергало рыцаря в некое подобие транса. — Если бы ты меня не предавал, то этого бы не происходило, — начал Лелуш. Эти слова почему-то звучали, точно какое-то эхо в голове у Куруруги, словно собственные мысли. Словно он был под кайфом от каких-то наркотиков, не то чтобы он их пробовал, но, казалось, что именно так себя чувствуют наркоманы. — Я тебя каждый раз прощал, Куруруги, — продолжал император, мерно входя в тёплое, мягкое горло друга, — а ты меня предавал. Это твоё наказание, разве ты не заслужил? Если бы ты был со мной с самого начала, то… — он выдохнул, пытаясь как-то отвлечься от удовольствия и продолжить говорить, — многих жертв, ах, — он задвигался быстрее, — можно было избежать. Не сжимай горло так! Сузаку застонал то ли от боли, то ли в качестве протеста. — Ты хоть представляешь, как мне было больно, когда ты притащил меня к отцу и продал за титул рыцаря? — Лелуш сильнее сжал волосы друга. — Ну что ж… теперь ты лучший рыцарь империи… чем ты не доволен? У Куруруги опять начались рвотные позывы, которые он снова подавил, он опять что-то промычал. — Ну, а сейчас ты спишь со мной, разве ты этого не хотел? А?! — Лелуш сильнее прежнего толкнулся в горло друга, отчего то сжалось. — Ты, козёл, прикрываясь любовью к Юфимии, охотился на меня. Чуть не вытребовал меня у Чарльза, думаешь, я не знаю зачем? — он прошипел это и посмотрел вниз, на лицо шатена, который сейчас смотрел на него глазами, полными слёз. — Кто из нас ещё больной ублюдок? Хотел меня защитить и чуть не убил… или изнасиловал, молодец, друг года, — выплюнул ви Британия. Слова Лелуша становились для Сузаку его собственными мыслями. Может, в коньяке было что-то помимо успокоительного или вместо? Почему-то не смотря на то, что насиловали его, Куруруги стал ощущать огромное, неизгладимое чувство вины. Это он виноват. Лелуш сейчас так зол на него из-за этих предательств. Ви Британия внезапно почувствовал шероховатый язык Сузаку на своём члене, и не просто почувствовал, язык, казалось, был везде. Сузаку не случайно задевал, а специально облизывал, когда Лелуш почти до конца вышел из горла, то язык рыцаря внезапно оказался на головке и стал выписывать там виражи. «Это что, он так извиняется? — Лелуш покосился на рыцаря, который сам начал двигать головой. — Ну или он конченый извращенец…» — С-сузаку, — выдохнул император, зарываясь рукой в волосы и откидывая голову, — хорошо… Куруруги попытался вырвать руки из захвата брюнета, и, на удивление, это у него вышло. Тогда он схватил Лелуша за талию, спускаясь к бёдрам, которыми тот ритмично двигал, всё ускоряясь. Нет, было что-то ещё… совершенно другое. Лелушу просто выпала удача сказать нужные слова. Это не слова Лелуша становились мыслями Куруруги, а скорее мысли рыцаря были попросту озвучены императором. Нулевой рыцарь никогда не признался бы себе самому в этом, но он чувствовал себя предателем всегда. Сначала убийство отца — предательство семьи, вступление в британскую армию — предательство Родины, нежелание верить Зеро — предательство мессии и спасителя, из-за этого в будущем погибнут многие… то, как он уверял себя в том, что любит Юфимию, чтобы не расстраивать эту девушку, и как он в это поверил — предательство любви, сдача Зеро Чарльзу — предательство друга… «Предатель», — одно слово билось в голове рыцаря, который, увы, как оказалось, рыцарем-то и не был — даже британские подонки, которых он в тайне презирал, были более благороднее и более честными, нежели он. — Сузаку, — застонал Лелуш и вжался в него. Куруруги почувствовал, как по его горлу стекает что-то вязкое, хотя почему что-то? Он вполне знал, что это была сперма императора. Лелуш вышел из горла шатена и, отодвинувшись, стал смотреть на то, как раскрасневшийся Сузаку, пытался сглотнуть всё, что осталось во рту. «Твою мать…» — только и мог подумать ви Британия, смотря на друга, который стал сейчас ну уж слишком желанным. — Сузаку, твою мать, я же не хотел этого делать, — Лелуш начал стаскивать с того чёрные пижамные штаны, — ну что ж ты делаешь, вечно рушишь мои планы? — застонал брюнет, наблюдая, как партнёр приподнял бёдра, чтобы было легче стащить ненужный элемент одежды. «Да ведь он не хочет, — понял Лелуш, смотря на совершенно невозбуждённый член Куруруги. — Точно больной». — Сузаку, — ви Британия изогнул бровь и вперился взглядов в зелёные глаза, полные чувства вины, — ты не потрудишься объяснить? Зеленоглазый молчал, но, понял, что молчанием ему не отделаться, когда лицо императора оказалось слишком близко к его собственному. Куруруги не хотел секса, но хотел хоть как-то искупить вину, хотя бы часть… — Я буду кричать ещё громче, чем в тюрьме, Ваше Величество, — прошептал рыцарь, и закрыв глаза, приподнял бёдра. — Поразительно, — только и изрёк Лелуш. И Кровавый император одним толчком, без какой-либо подготовки вошёл в задницу Куруруги. И Сузаку заорал от боли. И только теперь в этом крике изверг слышал извинения и мольбы о прощении. Поразительно… Лелуш буквально чуть не оглох от первого крика Сузаку. И вправду ещё громче, чем в тюрьме, гораздо громче… словно тот сдерживал себя и только сейчас позволил боли выходить наружу через крик, только сейчас позволил себе показать боль, увидеть её кому-нибудь. Ви Британия с удивлением обнаружил руки Сузаку у себя на спине, как тот прижимается к нему, крепко сжимая в объятиях, еле сдерживаясь, чтобы не располосовать спину, хотя нет… вот уже одна рука оставляет красные следы на бледной коже императора. Куруруги часто дышал в перерыве между криками, пока Лелуш не заткнул его, поцеловав. И каким же было шоком для Кровавого императора, когда жертва его насилия, явно ощущающая невероятную боль, не просто его целовала, не сопротивлялась, но приумножала боль: рыцарь начал двигать навстречу, причём приятно ему точно не было — в перерывах между поцелуями он снова орал во всю глотку, закрывая от боли глаза. Лелуш прислонился к шее Куруруги и укусил ту в порыве страсти, он зарычал, как зверь, когда Сузаку обнял его бёдра и стал ещё пуще прежнего насаживаться на его член, царапая спину и крича чуть ли не на ухо. Этот крик бросал изверга куда-то в пучину… нет, не отчаяния, как обычно говорят, а удовольствия, экстаза. Из шеи Сузаку стала течь кровь, которая пачкала губы и зубы Лелуша, но ни одна капля не попала на уже смятые чёрные, как тьма, простыни. Сузаку прижимался телом к телу Лелуша, но холод белоснежной рубашки скоро заменился теплом, жаром, обжигающим кожу. Куруруги смотрел на белизну этой рубашки, на то, как она для его разума, который был уже явно не в адекватном состоянии, почти что сияла белым светом. Он смотрел и понимал, что заслужил, что его и нужно наказать. Наверное, он мазохист, или же чувство вины было слишком велико, оттого и желание искупить вину так же росло. И он хотел видеть этот белый цвет, этот свет. Кровавый император не просто должен, он обязан воздать по заслугам предателю. Лелуш знал, что сейчас, как минимум, полдворца слышит эти крики боли, да и на улице это прекрасно слышно. Да, Кровавый император развлекается, и каждый должен знать, какого рода эти развлечения, от чего получает удовольствие изверг, и что ему не даром дали такое прозвище. Он не приносил ничего кроме боли. Пока что. Кровавый император не очень хорошо помнил, что там было дальше. Только удовольствие от того, как его член ритмично вбивался в попку Куруруги, как тот кричал от боли, не мешая, но даже усиливая свою боль, одновременно доставляя извергу ещё больше удовольствия. Всё смешалось: боль на лице Сузаку, эти чёрные простыни, красивое, тёплое, податливое тело рыцаря, отзывающееся приступом агонии на каждый толчок Лелуша, крики японца, которые казались торжественной симфонией. Высшее наслаждение для садиста и того, кто давно хотел покарать предателя. Лучшее наказание для предателя — боль и осознание, желание искупить вину. Их тела сплелись в едином танце боли виновного и удовольствия прокурора, как и языки. Сузаку стонал в его рот, пока ви Британия вколачивался в тело японца, ускоряя темп, ощущая приближающийся конец. — Сузаку! — воскликнул брюнет, содрогаясь в оргазме и изливаясь внутрь рыцаря, прижимая тело того к себе. Они оба тяжело дышали. У обоих летали звёзды перед глазами, от разных причин, но всё же… Лелуш прижался губами к виску Куруруги, после чего носом потёрся о его щёку. — Мой милый рыцарь, — он нависал над Сузаку и смотрел тому в глаза, пока японец смотрел затуманенным от боли, алкоголя и препаратов взглядом, ловя с упоением каждое его слово, — тебе говорили, что ты — поразительный человек? Куруруги еле помотал головой, закрывая глаза. Лелуш вышел из него и повалился рядом, крепко обнимая, уткнувшись носом в плечо. Он стянул мокрую от пота рубашку и швырнул её на пол, прижимаясь голым телом к теперь уже точно его рыцарю. Всё вышло даже слишком просто, но оно и к лучшему, после их первого раза часть души отнюдь не хотела снова слушать эти крики, но её быстро заглушала другая часть. В следующий раз он попытается сделать всё иначе. ПОПЫТАЕТСЯ. Пролежав вот так, обнимая рыцаря со спины, около получаса, дождавшись, пока тот заснёт, он встал и пошёл принять душ. Выйдя из ванны, он натянул трусы, штаны, достал из шкафа синюю шёлковую рубашку, надел её на себя, посмотрел на себя в зеркало. Сузаку шире его, но и он не на парад идёт, всего лишь дойти до своей комнаты и дальше разбираться с бумагами… не всё же развлекаться? Лелуш вышел и кровожадно улыбнулся, погружённые в свои мысли и мечты. Перед глазами то и дело мелькали их с Сузаку силуэты, которые сплелись уже не в танце боли, но страсти и удовольствия. Он прикрыл глаза, глубоко вдыхая воздух, затем стряхнул наваждение и прошёл мимо прислуги, которая дрожала в страхе перед этим дьяволом во плоти. Кровавый император уже всё решил. — Ваше Величество, — услышал Лелуш голос Первого рыцаря. — Да? — он обернулся и посмотрел на Джеремию, приподнямая бровь, показывая свою заинтересованность, но не слишком — лицо всё так же имело холодное выражение. — Корнелия ли Британия поймана, как Вы и велели, — Готтвальд растянулся в подлой улыбке, золотой свет от массивной люстры, отразился от такой же золотой маски и был одновременно поглощен оранжевым глазом рыцаря. — Где она? — В пыточной, с ней Винсент. — Пойдём, — приказал Кровавый император, закрывая глаза и, счастливо улыбаясь, принялся насвистывать какой-то весёлый мотив.