Гермиона
Я поспешно обогнула стол и захлопнула форточку. На листах бумаги, лежащих на подоконнике остались мокрые кляксы от утреннего дождя.
Удрученно выдохнув, я взяла несколько намокших листов и потрясла их в надежде, что пятна исчезнут. Все же это были важные документы.
Тем временем дождь за окном усилился, и я подумала, что мне очень даже повезло предотвратить беду, потому что переписывать документы, а тем более потом еще бегать по этажам Министерства, собирая подписи и объясняя причину повторного обращения, совершенно не было никакого желания.
- Матиу, завтрак готов, - позвала я, подходя к плите и убирая с огня кашу.
Послышался шорох в коридоре, и Матиу не спеша вышел на кухню с подозрением косясь на то, что я называла кашей.
- Домовики готовили куда лучше, - усмехнулся он, но тем не менее сел за стол.
Я смерила его недовольным взглядом.
- Домовиков у нас нет, поэтому будем есть, что я приготовлю. К тому же, ты всегда можешь сам попробовать свои силы в этом деле. Возможно выйдет лучше, - улыбнулась я, все же отмечая, что повар из меня так себе, особенно, когда дело касалось готовки кому-либо.
Несмотря на то, что моя еда оставляла желать лучшего, Матиу всегда ел ее с аппетитом, хотя и не упускал возможности съязвить по поводу моих кулинарных талантов.
- Когда я смогу вернуться к маме? - вдруг спросил он, на что я невольно поежилась и даже смутилась. Несомненно, рано или поздно, я ожидала подобного вопроса.
Я, конечно, понимала, что Матиу всегда будет любить свою семью, и то, что я забрала его на время слушаний, ничего не меняло. Но все равно, я чувствовала горечь от того, что у меня уж слишком много всего отбирают, особенно то, что мне на самом деле очень дорого.
- Твоя мать ни в чем не виновата, ее отпустят в скором времени. Я тебе обещаю, - и постаралась улыбнуться как можно более ободряюще. Хотя улыбка вышла на редкость фальшивой. Но обманывать Матиу подобными натянутыми успокаивающими эмоциями было бесполезно, в особенности, когда он знал о моих переживаниях и истинных эмоциях почти все. Особенно после всех тех дней и ночей по возвращению из Малфой мэнора, во время которых меня мучили ужасные истерики. На самом деле Матиу на подобные вещи насмотрелся вдоволь и, пожалуй, только его присутствие заставило меня взять себя в руки, перестать сидеть на шее у Гарри и устроиться на работу в Министерство, пусть и с его помощью и в ненавистный мне аврорат.
- Как только будет известно, где скрывается Мишель Мирт, твою мать отпустят. Так как сейчас сложно подтвердить ее непричастность, - я отпила большой глоток кофе и отвернулась, - но я надеюсь, что это случится в скором времени. Твой отец не плохо заметает следы. Если бы ты хоть немного намекнул, где он может находиться...
Краем глаза увидев, что Матиу перестал есть, я напряглась, невольно прикусив губу.
Не все можно обсуждать с детьми, в особенности такие серьезные вещи, а я каждый раз забывала, что передо мной всего лишь маленький ранимый ребенок.
- Если я скажу аврорам где он, его убьют? - голос Матиу был тихий, и я ясно услышала в нем дрожь, мысленно отругав себя, что предложила ему подобную необдуманную глупость.
Я коснулась его руки пальцами, слегка сжав.
- Прости, я не должна была. Ты не обязан ничего им говорить, - серьезно сказала я, - это твой отец, и защищать его - это нормально. К тому же, ты ребенок и никто не обвинит тебя ни в чем.
- Но мама..., - он всхлипнул, закрывая лицо ладонями и, скрипнув стулом, отстранился от меня так, что теперь я не могла дотянуться до его руки.
- Думаю, твоя мать тоже предполагает, где он и специально не говорит. Поэтому все хорошо, не нужно брать на себя слишком много.
Какое-то время Матиу и вовсе не шевелился, и я уже хотела встать, чтобы подойти к нему, но он все же, убрав ладони от лица, кивнул и вернулся к еде, пытаясь скрыть от меня свои слезы, которые, как будто невзначай, вытер рукавом.
Я же грустно усмехнулась про себя, отмечая, что наша импровизированная семья на редкость печальна.
После той злосчастной ночи, когда Люциуса освободили из Лимба, миссис Мирт выселили из Малфой мэнора и поместили под стражу в одной из квартир Министерства для защиты свидетелей. Мистер Мирт по-прежнему где-то скрывался, и Гарри никак не удавалось его найти, что было весьма прискорбно, потому что конкурирующий с ним отдел норовил забрать это дело себе. Дело и правда было заманчивое и не столько по причине того, что за последние два года абсолютно ничего не происходило, а сколько потому что Министерство обещало выделить неплохие деньги всему отделу, который ведет это дело при удачном его разрешении. Да и оно попутно неплохо спонсировалось Малфоями, в особенности, Люциусом, который, казалось, был помешан на поиске мистера Мирта и на том, чтобы Рона упекли в Азкабан как можно скорее. Что касается меня, Азкабана я не пожелала бы даже злейшему врагу, что уж тут говорить о Роне, которого, как-то по-своему, но я все же любила.
Когда миссис Мирт уводили из Малфой мэнора, она, увидев меня, расплакалась и умоляла забрать Матиу, ведь в противном случае его могли бы поместить в детский дом. Я уверила ее, что сделаю все возможное. Хотя я сделала бы это и без ее просьбы. Таким образом, я оформила опекунство над Матиу и отвезла его в свою маленькую квартиру в Лондоне, где мы жили с ним вот уже несколько месяцев.
Что касается Люциуса, все было неоднозначно и сложно. После того утра, когда я почти что во всеуслышание заявила о своем отношении к нему, разумеется, для всех стало очевидным, что между нами что-то было, но, к счастью, первое время меня никто не трогал. Скорее всего боялись моей реакции, и после моего обморока в мэноре вряд ли кто-то хотел рисковать моим здоровьем и своей психикой. Даже сама я не знала, что от себя ожидать, что уж тут говорить про других. Но, когда прошло несколько недель, ко мне наведалась Джинни с расспросами, и мне пришлось рассказать ей все. Ну, почти что все.
Благодаря такому откровению я на самом деле стала чувствовать себя намного лучше, особенно, понимая, что мои друзья ни в коей мере не осуждают меня. Хотя, скорее всего, тут причина была в том, что к подобной информации адаптироваться им было куда легче, когда они на протяжении нескольких лет верили в ту же самую, хоть она и была ложная. Естественно, после посещения Джинни о нас с Люциусом знали все наши общие знакомые и, скорее всего, даже Драко, судя по его странным взглядам в мою сторону во время ланчей в буфете Министерства. Но у него хватало такта вообще не говорить об этом, хотя мы и общались немного. Я не раз порывалась спросить у него про Люциуса, но вовремя осекала себя. Все же это было бы безумно странно говорить о нем с его сыном.
Люциус же никак не давал о себе знать. Иногда, мне даже казалось, что наши отношения в Лимбе это плод моего больного и уж слишком буйно разыгравшегося воображения. Но воспоминания о каждой секунде, проведенной с ним, были настолько реалистичными, что удостоверится в своем безумии не представлялось возможным.
Спустя почти месяц после того разрушительного дня, я решилась посетить Малфой мэнор, специально выбрав время, когда Драко, предположительно, должен был быть на работе.
Я хотела поговорить с Люциусом, чтобы раз и навсегда решить для себя эту головоломку, в которой я пыталась понять, что мне делать с нашим общим прошлым, пусть и не очень реальным.
Но, к моему сожалению, дверь мне открыл Драко, смерив меня удивленным взглядом.
- Что ты тут делаешь? - холодно спросил он, видимо почти сразу поняв причину моего странного визита.
Я была уверена, что слова Джинни дошли уже и до него. Хотя, если подумать, он и сам все видел в тот день: не каждый станет обнимать и прижимать к себе чужого человека, пусть даже пребывающего в таком плачевном состоянии, в котором находился тогда Люциус.
- Я пришла поговорить с Люциусом, - выдохнула я, понимая, что врать в такой ситуации уже просто нет никакого смысла.
Драко усмехнулся и облокотился на дверную раму, давая понять, что так просто не намерен меня пускать в дом.
- Думаю, для тебя мой отец будет "Мистер Малфой", - заметил он немного издевательским тоном, который моментально вывел меня из себя.
- Не забывай, - прошипела я, подходя к Драко почти вплотную, - я помогла спасти твоего отца. И я буду называть его так, как сочту нужным. Ты ведь и сам все знаешь, - наконец я смогла подобраться к той самой теме, которую так боялась обсуждать с Драко.
Насколько странно вообще было ему осознавать, что у нас с Люциусом что-то было? Ведь это все же был его отец.
- Я знаю про ваши отношения, - он нарочно выделил последнее слово, недовольно скривив губы, - но моему отцу знать об этом не обязательно. Его жизнь и так перевернулась с ног на голову.
Я невольно потупила взгляд, пытаясь осознать услышанное.
Неужели Люциус так ничего и не вспомнил?
Может быть, он просто не сказал Драко об этом?
Я должна была знать точно, потому что была обязана разобраться во всей этой непростой и запутанной ситуации.
И, если получится так, что Люциус ничего и не вспомнит, то мне, несомненно, придется оставить его в покое. Ведь Драко был прав, его теперешняя жизнь сама по себе, без моих эгоистичных желаний, была весьма сложна.
Подобные размышления отозвались в груди тянущей болью, и я сжала мантию, понимая, что, если сейчас не скажу хотя бы что-нибудь, то слезы напрочь запеленят глаза.
- Может ты притворишься вежливым хозяином и впустишь меня? - немного хриплым голосом спросила я, стараясь спрятать от Драко глаза, чтобы он, не дай Бог, не увидел в них признаки моих назревающих слез. Но он, несомненно, заметил и, видимо поэтому, впустил меня в дом, совершенно ничего не сказав.
Поскольку я сама недавно жила в этом доме и знала, где здесь гостиная, то не дожидаясь последующего приглашения, двинулась в сторону коридора, находясь в совершенной прострации, пытаясь сосредоточиться лишь на том, чтобы унять свои чувства, связанные с этим местом.
Когда я свернула в коридор, то близ расположенная дверь неожиданно открылась и оттуда вышел Люциус. И, хотя логичнее было бы поздороваться с ним и продолжить свой путь, памятуя о словах Драко, я все же остановилась, не сумев вымолвить ни слова и продолжив лишь молча глядеть в светлые и, ставшие для меня такими родными, глаза Люциуса.
Он был близко, слишком близко ко мне, чтобы я могла хоть как-то логично мыслить и вообще хоть как-то мыслить в этот момент. И, когда он, не отрывая от меня взгляда, сделал ко мне шаг, который стер тот несчастный метр, разделяющий нас, и я вдохнула полной грудью аромат его тела, который был, несомненно, таким, каким я и помнила его, я совершенно растерялась и не смогла не то, что сказать что-либо, а даже сделать шаг в сторону, чтобы не выдать свои чувства, вызванные всей этой ситуацией.
Но Люциус, скорей всего, находился в таком же непонятном состоянии что и я, потому что лишь также молча смотрел на меня. Эта единственная близость между нами за последний месяц заставила меня невольно томно вздохнуть. Оказалось, что я до этого вообще не дышала, словно пытаясь, возможно в последний раз, запечатлеть в памяти его аромат. Люциус опустил взгляд на мои губы и, возможно, придвинулся еще ближе, хотя, может быть, мне это и почудилось, потому что чувствовала я себя в тот момент весьма странно, а жар, окутавший меня с головы до ног, заставлял чувственно и весьма ощутимо пылать щеки и дышать так тяжело, словно я находилась в комнате, где почти не было кислорода.
Неожиданно Люциус протянул ко мне руку и, коснувшись моих волос, наклонился, чтобы в следующую секунду, зажмурившись, втянуть носом запах моих волос, опаляя щеку жарким дыханием.
Мне показалось, что я скорее всего упаду в обморок или уж точно не смогу устойчиво стоять на ногах из-за той чувственной связи, что возникла между нами и, которая была так похожа на все те наши робкие близости в Лимбе, когда мы не решались переступить невидимую черту на пути к обоюдному наслаждению. Но, несмотря на то, что его близость в этот момент просто уносила землю из под ног, я изо всех сил держала себя в руках, чтобы не сделать к нему шаг, чтобы не прильнуть к его груди и, чтобы самой не дотронуться, пусть даже всего на секунду, к его телу. Это желание было почти невыносимо. И, когда я уже почти бросила все попытки сопротивляться этому жару и томлению, Люциус взглянул куда-то за мою спину и, нахмурившись, выпустил мои волосы. Эта капитуляция привела меня в чувства и заставила задохнуться от ощущения потери, почти такого же как в то утро в мэноре.
- Сын, - приветственно кивнул он Драко, который, о Боже мой, стоял все это время за моей спиной и точно видел все, что только что произошло.
Я видела, что Люциус хотел повернуться ко мне снова, будто собираясь что-то сказать или спросить, но в итоге лишь, двинув плечами, ловко обошел меня, направившись к парадной двери.
Выйдя из оцепенения, я, чуть не падая, развернулась на каблуках и, не смотря на руку Драко, которой он успел обвить мою талию в попытках остановить, сделала шаг в холл, замечая, что Люциус уже открыл дверь, ведущую на улицу.
- Люциус, - позвала я голосом, в которым не узнала свой.
Он повернулся медленно, словно нехотя, и вопросительно вскинул бровь.
- Простите? Не припомню, чтобы позволял вам называть меня по имени, мисс..., - он нарочно даже сделал вид, что пытается вспомнить мою фамилию, но я совершенно точно была уверена, что он знал кто я. Особенно, после того случая в коридоре, где, пусть и на долю секунды, но я была уверена - он что-то вспомнил.
- Ты не вспомнил? Ничего? - спросила я, абсолютно наплевав на глупое смущение, которое, признаться, внутренне просто раздирало меня. Но я была обязана знать. Ведь именно ради этого я и рискнула приехать сюда, пусть даже до сих пор сомневалась в правильности своих действий.
- А что я должен был вспомнить? Если вы имеете ввиду вас, то - нет, - ответил он, пряча свои эмоции уже под привычной мне маской безразличия, - а теперь, позвольте мне удалиться, мисс Грейнджер, - кивнул он и даже слишком поспешно скрылся за дверью.
Я вздрогнула почти всем телом, когда дверь с глухим стуком захлопнулась, эхом пронося этот звук по холлу.
Несмотря на то, что Люциус ответил на мой вопрос четко и ясно, я все равно чувствовала какую-то недоговоренность. А особенно я хотела знать почему в коридоре он так странно повел себя, ведь это могло значить только то, что он каким-то образом, возможно, что-то, да помнит, но почему-то не спешит говорить мне об этом.
Когда рука Драко опустилась на мое плечо, я поняла, что дрожу от слез.
- Грейнджер, пойдем, - тихо сказал он, пытаясь развернуть меня в сторону коридора, но я лишь скинула его руку с плеча, а потом, неожиданно даже для самой себя, повернулась к нему, замечая удивленный и немного сочувствующий взгляд, и прерывисто обняла.
Драко пах почти также как Люциус, что заставило меня почти что кричать от отчаяния.
Но все же, он не был им.
После той ужасной встречи мы с Люциусом больше не разговаривали. В основном, по причине того, что я не посещала мэнор, а он не имел возможности выйти оттуда из-за того, что до конца следствия был помещен под домашний арест.
И, несмотря на то, что днем мне казалось, что я вполне справляюсь со всей этой сложной ситуацией, ночью, оставаясь в одиночестве с самой собой, я долго не могла заснуть из-за слез и мыслей, что мы скорее всего больше никогда не сможем быть вместе. И, если мне все же удавалось уснуть, то Люциус являлся мне во снах, напоминая о тех днях, когда мы были счастливы. Люциус стал моим наваждением, одновременно самым большим страхом и самой желанной мечтой. И это постепенно сводило меня с ума. Поэтому большую часть ночей я могла нормально спать лишь только под действием зелья сна без сновидений, что, несомненно, сказывалось на моем внешнем виде и здоровье.
Это даже в один из дней заметил Драко, когда мы привычно встретились на ланче. Конечно, Драко старался вообще не задевать темы, касаемые меня и его отца и игнорировать любые намеки на мои попытки коснуться этой темы, но иногда мы все равно касались их, пусть даже не нарочно и слегка, пытаясь сделать вид, что говорим совершенно о других вещах.
- Ты вообще спишь? - спросил он, касаясь пальцами моего лица и изучая мои, видимо, не настолько очевидные, как я думала, синяки под глазами.
Я оправдывалась перед собой, что его странные жесты и повышенное внимание ко мне я всеми силами не замечаю, только потому что устала от всего происходящего. Но, когда его симпатию ко мне было сложно отрицать даже мне, которая старалась отрицать все происходящее вокруг меня, что хоть как-то тревожило мой и так пошатнувшийся не раз мирок, было уже поздно, так как невольные жесты со стороны Драко стали очевидны уже не только для меня, а, пожалуй, и для всех моих коллег.
- Вы встречаетесь с Драко Малфоем? - спросила меня моя начальница, когда я, после очередного ланча с Драко, вернулась на рабочее место.
И это был не первый и не последний вопрос о нас.
Я даже старалась делать вид, что все отлично, когда Драко попытался меня поцеловать на пожарной лестнице, куда я вышла в попытках закурить сигарету после очередного нервного собрания по итогам месяца. Вообще, он изводил меня куда больше, чем даже изводила себя я сама, думая ночами о том, что, возможно, если бы я постаралась или хотя бы что-то сделала, то к Люциусу бы непременно вернулась память.
Во время того самого ланча, когда Драко заметил мой изможденный вид, он неожиданно пригласил меня выпить с ним в баре недалеко от Министерства, а я даже умудрилась согласиться. Хотя поняла свою глупость уже только после того, как Драко скрылся где-то в толпе работников, явно обрадованный моим согласием.
В тот день, выкинув нетронутый ланч в помойку, я двинулась к туалетной комнате и, зайдя в одну из кабинок и поставив заглушающие чары, села на закрытую крышку унитаза, разразившись слезами, вспомнив, как ярко когда-то Люциус переживал ревностное чувство по отношению ко мне и его сыну.
Все шло наперекосяк, а я даже и не пыталась что-то предпринять и это убивало во мне остатки хоть чего-то светлого и вселяющего надежду.
Вечер с Драко был ужасный. Точнее, начало его было вполне себе ничего: мы разговаривали, пили и даже танцевали, что вышло вполне неплохо, но конец вечера был просто кошмарный. Когда я выпила по меньшей мере семь, а может и намного больше стаканов виски с колой, мой внутренний барьер, который я поставила дабы оградить себя от того, чтобы не наговорить лишнего, рухнул, и я рассказала Драко все про нас с Люциусом, при этом рыдая как ненормальная. Дальнейшее развитие событий мне было не ведомо, потому что очнулась я только в мэноре, в кровати, заправленной шелковыми простынями, что вызвало во мне граничащий с безумием смех. Слава Мерлину, что проснулась я хотя бы не в кровати Драко, иначе я, скорее всего, просто покончила бы с собой, не готовая перенести столько мыслей в голове, которые, незамедлительно бы последовали после этого трагического происшествия.
На выходе, я, конечно же, наткнулась на Люциуса, окинувшего меня странным взглядом, но пряча красные от стыда и смущения щеки, прошла мимо, даже не поздоровавшись и желая как можно скорее покинуть мэнор, чтобы больше сюда никогда и ни при каких обстоятельствах не возвращаться.
После того дня наше общение с Драко сводилось только к сухим приветствиям, что было к лучшему.
Матиу видел все мои переживания и деликатно пытался делать вид, что все хорошо, всячески подбадривая меня. У него это получалось даже лучше чем у Джинни и Гарри, которые терялись всякий раз, когда видели мой удрученный вид, понимая без слов на предмет чего я так напряженно думаю.
Сегодняшнее утро было похоже на все те десятки таких же, за исключением того, что я наконец решила для себя двигаться дальше и хотя бы сделать вид, что наслаждаюсь жизнью и искренне хочу этого.
Матиу отодвинул от себя пустую тарелку.
- Спасибо, в этот раз было намного вкуснее. Думаю, что в следующий раз будет почти идеально, - подбадривающе улыбнулся он.
Я усмехнулась, в который раз убеждаясь, что Матиу относится к тем самым детям, которых без всяких "но" можно назвать идеальными.
Неожиданно раздался слабый стук в окно, от которого я даже немного вздрогнула, но, опомнившись, поспешила впустить промокшую птицу в дом.
Естественно, все бумаги, которые я благополучно вернула на прежнее место на подоконнике, были вконец испорчены целым снопом капель с перьев птицы, которая также непринужденно опустилась на одну из служебных писем отдела правопорядка.
Удрученно выдохнув и издав нервный смешок, я отвязала письмо и попросила Матиу накормить птицу, что он воспринял с превеликим энтузиазмом и пошел рыться под раковиной в поисках пакетика со снэками для служебных сов.
Бордовый конверт подсказал мне, что я получила громовещатель. Дрожащими пальцами я открыла конверт, понимая, что, скорее всего, наконец стал известен день, в который назначено слушание по делу Люциуса.
Громовещатель, завертевшись, громко произнес:
"Уважаемая Гермиона Грейнджер,
Уведомляем Вас, что на следующей неделе пятого февраля в 11:00 назначено слушание по делу Люциуса Малфоя в пятом зале на минус шестом этаже. Также уведомляем вас, что вы обязаны выступить в качестве свидетеля в поддержку вышеупомянутого Люциуса Малфоя.
С наилучшими пожеланиями доброго дня,
Джон Уолден, глава криминального отдела Аврората".
Конверт вспыхнул и разлетелся по полу небольшой горсткой пепла, которую я тут же убрала, взмахнув палочкой.
Поймав взгляд Матиу, я поняла, что тот озабоченно смотрит на меня, видимо опасаясь моих слез, потому что он, естественно, знал, кто такой Люциус Малфой. Я опустилась на стул, понимая, что моя идея начать все заново медленно терпит крах. Ведь ровно через неделю я должна буду снова увидеть Его и как я перенесу эту самую встречу, и в особенности, как я смогу четко и ясно рассказать все судьям, я не знала. И от одной мысли о том, как воспримет мои слова сам Люциус, меня бросало в дрожь.
***
Люциус
Я снова проснулся весь насквозь промокший от пота и с бешено колотящимся сердцем. Стащив с плеч влажную рубашку, я попытался выровнять дыхание, но мне это не удалось, поэтому пришлось сесть и выпить стакан холодной воды, чтобы хоть как-то прийти в себя.
Мне снова снился сон, и в нем снова была Она: девушка с пышными темными волосами и просто обворожительно идеальной фигурой.
Застонав, я приложил прохладный стакан ко лбу. Я никогда не мог разглядеть кто она, потому что почти всегда в моих снах было темно или же девушка отворачивалась, а я был не в силах посмотреть на нее, потому что совершенно не контролировал свои действия. Но каждый раз после таких снов, а они случались почти каждую ночь, я просыпался с жаром во всем теле и с тяжелым, тянущим низ живота, возбуждением.
Это было бы почти что невыносимо, если не считать, что в этих снах я испытывал настоящий чувственный восторг.
Все началось со второй ночи после моего "воскрешения". Мне приснилась Она, стоящая посреди моего кабинета в алом, идеально облегающем ее тело, платье. Я мог видеть ее лицо: алые припухшие от обоюдного возбуждения губы, тонкие черты скул и подбородка, карие яркие глаза, немного затуманенные дымкой. Но почему-то понять кто это, я не мог. Позже, сны начали повторяться и дополнять друг друга, и я даже задумался над тем, а были ли они снами на самом деле? И, если это были не просто сны, то кто тогда был там со мной, в Лимбе? А может это было просто побочное действие этого проклятого места, о котором я не помнил абсолютно ничего? Конечно же я прочел немало книг по этой теме у себя в библиотеке, которые, как ни странно, были сложены в одну ровную стопку на одном из журнальных столиков, будто кто-то специально приготовил их мне. Но везде было написано, что реальность там воспринимается зацикленным днем, что, возможно, объяснило бы почему я не помню ничего. Но также там были описаны случаи выхода из этого состояния, когда человек даже будучи в Лимбе мог воспринимать ту реальность более или менее нормально.
Также, что было странно, читая это, я каким-то странным образом предугадывал, что прочту дальше. Это было удивительно, и в голову даже закралась мысль, что, скорее всего, я уже читал это когда-то. Но, было ли это прочтено мною именно в Лимбе, я утверждать не мог, потому что я вполне мог прочесть это и раньше, просто не помнил об этом. Все же, в свое время я прочел почти половину книг своей библиотеке.
С каждой новой ночью сны начинали быть все более яркими и становились более логичными, дополняя то, что я уже видел. И во всех этих снах была эта девушка. Иногда мы просто разговаривали и это были хорошие сны, когда я просыпался с улыбкой на лице и чувствовал ранее не свойственное мне спокойствие и, быть может, даже счастье.
Но иногда это были сны, наполненные просто диким желанием и возбуждением, после которых я просыпался весь в поту и чувствовал такую сексуальную неудовлетворенность, что даже приходилось уединяться в душе, где, стоя под струями воды, я снимал это немыслимое напряжение в паху, представляя те самые картины еще не остывшего в голове сна. Это было безумием, которое почти что сводило меня с ума и, которое я тем не менее желал каждый вечер, засыпая.
Сегодняшняя ночь была не исключением.
Я открываю глаза и, повернув голову на подушке, вижу Ее. Девушка улыбается мне и я отмечаю, что она совершенно голая, прикрытая от моего пытливого взора лишь кусочком простыни чуть ниже живота. Она что-то шепчет мне на ухо, и я, зарычав, толкаю ее на спину, нависая над ней. Вижу как быстро темнеют ее глаза, потому что я прижимаюсь к ней так сильно, насколько позволяет ее хрупкость и, естественно, она может чувствовать насколько сильно я возбужден. Снова.
Неожиданно она приподнимается, и теперь уже я лежу на спине, покрывая ее руку поцелуями и прижимая к себе, чтобы в следующую секунду поцеловать ее мягкие и жаркие губы. Она отвечает самозабвенно и пылко, распаляя меня тем самым еще больше. Я уже недвусмысленно намекаю ей на близость, качая бедрами и ощущая ее влагу кончиками пальцев, которые словно без моего ведома уже ласкают ее тело.
Девушка выгибается застонав и приподнимается надо мной, чтобы в следующую секунду вобрать меня в себя. Это чувственный восторг. Я забываю как дышать, даже, быть может забываю, кто я, потому что вижу перед собой лишь ее стройное нагое тело, покачивающееся надо мной. Она кусает губы и это заводит меня еще больше, поэтому я, скользнув по ее телу руками, опрокидываю ее на спину и отдаюсь безумию своих чувств, понимая, что она совершенно не против этой небольшой чувственной жестокости с моей стороны. И в следующую секунду, когда я вижу, как она выгибается и стонет надо мной, содрогаясь в оргазме, я понимаю, что меня также накрывает волна эйфории.
И снова я открыл глаза, понимая, что просто больше не в силах выносить подобные сны, потому что то, что я испытывал в них просто не вязалось ни с чем, что я испытывал когда-либо. Казалось, я никогда не ощущал ничего подобного.
Я отнял от лица стакан, понимая, что желание никак не может покинуть мое тело, отдаваясь почти болью в паху, возбуждение в котором видимо выпирало из под пижамных штанов.
"Святой Мерлин, сколько будет продолжаться это мучение?"
Я совершенно не понимал, что должны значить эти сны. После одного из подобных пробуждений я даже решил, что меня кто-то в очередной раз проклял, а из-за невозможности выйти из дома, я даже не мог наведаться ни в какой бордель. Хотя, последняя мысль была для меня особо унизительной, так как я никогда в жизни не промышлял ничем таким. Но те мучительные ощущения, граничащие с сильнейшим наслаждением просто сводили меня с ума.
Разумеется я не мог поделиться таким с Драко. Он и так слишком пристально следил за мной, пытаясь иногда даже расспросить меня о днях в Лимбе. Но я отвечал всегда одно и тоже: "я ничего не помню". Драко лишь кивал, хотя у меня всегда оставалось впечатление, что он чего-то не договаривает. И я не мог его осуждать, потому что сам умалчивал от него о своих безумных снах.
Я также пытался вспомнить свой первый день пробуждения, но не мог хоть как-то адекватно вообще опредметить себя в тот день, так как он отдавался в воспоминаниях лишь невыносимой болью в голове. Хотя, ощущение того, что в тот самый день произошло что-то, что расставит все точки над "и", не покидало меня ни на минуту.
Поняв, что заснуть я больше не смогу, я направился в ванну, намереваясь хоть как-то избавиться от не сходящего на нет напряжения.
В это утро, когда я спустился в столовую, Драко почему-то был дома - сидел за столом, углубившись в чтение газеты.
- Ты не на работе? - поинтересовался я, садясь напротив него и призывая домовика, чтобы тот незамедлительно принес мне кофе.
- Нет, сегодня у меня выходной, - устало откликнулся он.
- Что-то произошло? - признаться, меня это не особо интересовало, потому что на мои подобные расспросы он обычно отвечал весьма уклончиво.
- Все хорошо, отец, - уверил меня Драко, наконец отложив газету, - просто в отделе сейчас переформирование и мне посоветовали остаться дома, потому что Поттер не хочет, чтобы меня увидела проверка свыше.
Было видно, что подобный расклад событий его раздражает, но из-за плачевной ситуации в обществе он не мог ничего поделать, кроме как идти на поводу у того самого Поттера, благодаря которому он в общем-то и получил эту работу.
- Все наладится, - уверил я его, хотя сам в это слабо верил. Возможно, это произойдет, когда я смогу вернуться в реальный мир и перестану просиживать дни дома. Я всегда умел искусно выпутываться из подобных ситуаций. Видимо сын эту мою черту не перенял, что было весьма прискорбно.
Оставшееся время завтрака прошло в молчании.
Ближе к ланчу я решил прогуляться в парке и посмотреть на жалкие остатки своего, когда-то шикарного, сада, но, когда выходил из одной из комнат для садовых принадлежностей, неожиданно столкнулся с кем-то. Мои глаза встретились с немного испуганными глазами мисс Грейнджер и я, невольно, приметил, что эти глаза мне до боли знакомы.
Казалось, будто ком застрял в горле, когда мой взгляд прошелся по каждой черточке ее лица, понимая, что это именно Она - та самая девушка из моих снов. Это открытие шокировало меня, но, вместе с тем, что-то внутри болезненно сжалось, а жар начал неконтролируемо опалять тело. Картинки из сна, а особенно самые пикантные сцены наших занятий любовью неожиданно всплыли перед глазами, заставив меня сделать несколько шагов к ней, ощутив ее, просто сводящий на нет всю мою выдержку, запах. Без сомнения, это была она. Я даже не сразу понял, что взял прядь ее волос, наклонившись к ней так близко, что желание поцеловать ее губы стало просто невыносимым. При том, что я совершенно точно понимал, что подобные мысли и желания просто безумны в подобной ситуации. Я вдохнул ее запах, убеждаясь, что это та самая мучительница из моих снов.
Но почему она? Какое она имеет отношение ко мне и ко всему? Неужели она прокляла меня или, быть может, именно она была в Лимбе со мной?
Я даже почти решился расспросить ее об этом. Но мои мысленные метания были пресечены хмурым взглядом Драко, которого я увидел за плечом мисс Грейнджер. Его взгляд отрезвил меня, возможно, даже спас от неминуемой глупости с моей стороны. Я обогнул девушку и двинулся к сторону двери, понимая, что, если сейчас же не окажусь на улице, то просто сойду с ума. Запах Гермионы, казалось, пропитал тут все вокруг и это сносило голову так, что все перед глазами начало плыть, и путь до двери показался мне длинной по меньшей мере в километр.
Но она неожиданно окликнула меня, и мне пришлось использовать всю свою выдержку и самообладание, чтобы повернуться на ее голос.
Я увидел, как раскраснелись ее щеки и как тяжело она дышала. То, что я заметил на секунду заставило меня напряженно выдохнуть, но я вовремя взял себя в руки.
Мои руки нервно сжали трость, к счастью, за спиной, поэтому ни Драко, который появился следом, ни она, не смогли заметить моего волнения.
Она спросила меня, не помню ли я ее и время, проведенное в Лимбе, на что я ответил отрицательно и поспешил все же скрыться за массивной дверью, на которую облокотился, устало выдохнув и пытаясь выровнять дыхание, как только услышал щелчок замка.
Одно было точно: она имела какое-то отношение к Лимбу. Был конечно и еще один маловероятный вариант: она каким-то изощренным способом заколдовала меня вслед за Уизли. Хотя, причину такого колдовства я сколько не пытался объяснить самому себе, понять не смог. Но, несмотря на все противоречивые идеи и мои душевные метания, я пообещал себе, что обязательно узнаю правду.
После того дня в моих снах была Гермиона. И это было еще мучительнее, потому что до этого девушка во снах была незнакомкой и чем-то нереальным, а теперь она была вполне реальна и понимание того, что есть шанс, что то, что я вижу, было в реальности, вызывало во мне настоящие душевные мучения.
С одной стороны, если взять за правду то, что я вижу то, что на самом деле было, я не понимал, как она могла испытывать симпатию к кому-то вроде меня? С другой стороны, как я мог спать с женщиной почти вдвое моложе меня, да еще и с Гермионой Грейнджер?
Хотя, что уж тут лукавить, она была красива и молода, и причин не хотеть этого просто не было. Но, что было также странно, я понимал, что испытывал в Лимбе к ней не просто влечение сексуального характера, а настоящую симпатию.
Также, я понимал, что, быть может, все мои сны не имели места в реальности, поэтому любые идеи поговорить с Гермионой на этот счет отвергались именно этой мыслью. Да и я решил для себя, что начну предпринимать хоть что-то, только тогда, когда смогу хоть как-то сложить эти мозаики сна в общую картину.
Спустя еще несколько недель я снова увидел Гермиону в своем доме.
Была глубокая ночь, но по причине очередного сна с ее участием, мне пришлось встать. Меня разбудили странные звуки с первого этажа, на которые я последовал незамедлительно. Передо мной открылась престранная картина: Драко придерживал на своем плече Гермиону, которая, видимо, по причине опьянения не могла двигаться самостоятельно. И, хотя в подобных ситуациях я обычно наблюдал у людей веселость, она - наоборот, плакала, при том, навзрыд.
Драко, заметив меня, остановился и окинул меня мрачным взглядом, в котором, почему-то читалась осуждающая злость, направленная, по непонятной причине, на меня.
- Что это? - сухо спросил я, оглядывая Гермиону.
Несмотря на свой совершенно непрезентабельный вид, выглядела она как всегда прекрасно.
Эта мысль заставила меня серьезно задуматься, потому что с того самого момента, я понял, что скорее всего все, что я видел во сне было на самом деле. По крайней мере, так можно было бы объяснить мои теплые чувства к ней, которые исходили откуда-то изнутри меня, минуя мой разум.
- Это все из-за тебя, - процедил Драко, - даже тут ты умудрился обскакать меня. Знаешь, каково это, знать, что твой отец спал с той, которая мне нравится еще с третьего курса школы?
Его заявление повергло меня в шок и, между тем, я почему-то почувствовал легкое чувство ревности, вызванное тем, что мой сын осмелился пригласить эту девушку на свидание, когда я сам мог лишь лицезреть ее образ в своих снах. Переполняемый противоречивыми чувствами, я молча развернулся и вышел из холла, пытаясь хотя бы для себя объяснить, что происходит и как вообще могло такое произойти.
На утро этого же дня я увидел ее снова и даже осмелился окликнуть, но она не заметила моего обращения, донельзя смущенная тем, что я застал ее, покидающую мой дом.
Я точно знал, что у них с Драко ничего не было той ночью. Конечно, я не особо переживал на этот счет, но все же, ради любопытства, спросил об этом домовика, который передал, что мисс Грейнджер спит в гостевой спальне. И, хотя я думал, что мне на самом-то деле плевать на все это, я ощутил мимолетное чувство радости от того, что Гермиона не имеет с моим сыном никаких отношений.
Спустя еще несколько недель, когда я решился наконец написать ей письмо, я получил громовещатель из Министерства. А это значило, что уж там я точно узнаю всю правду обо всем и смогу разобраться в своем безумном состоянии. С этой мыслью, я аккуратно положил письмо в стол, надеясь, что мне не придется все же отправлять его ей, потому что это означало бы по меньшей мере мой моральный проигрыш во всей этой ситуации. Хотя, если быть откровенным с самим собой, мне было плевать на это, но почему-то ощущать хотя бы немного свою силу в этой ужасной ситуации, было для меня важно.
***
Я вышел из лифта, доверху забитого министерскими работниками, которые, хоть и скрытно, но все же кидали на меня заинтересованные взгляды. Я даже успел отвыкнуть от подобного, хотя раньше переносил такие ситуации без единой мысли о неловкости.
Драко шел рядом молча. С той самой ночи, когда он подтвердил мои догадки относительно реальности моих снов, мы почти не говорили, а диалоги сводились только к тому, что мы обсуждали предстоящее судебное разбирательство.
Я понял, что мы около того самого зала, даже не взглянув на его номер сверху двери, потому что только оттуда мог раздаваться такой громкий гул толпы.
Видимо посмотреть на это странное происшествие пришли все. И оно и правда было странное, даже для меня.
Меня сопровождали двое из отдела Аврората, стоящие по обе стороны и оттесняющие беснующуюся толпу, среди которых было полным полном въедливых журналистов, которые то и дело пытались задать мне вопросы, которые я, естественно, игнорировал.
И, хотя, по началу, мне показалось, что идти в сопровождении этих двух служителей закона было по меньшей мере унизительно, то теперь я, скорее, ощущал себя в безопасности и даже от части наслаждался процессом, ведь впервые меня вели в подобный зал не для того, чтобы в чем-то обвинить. Хотя и оставался шанс, что, возможно, меня посадят в Азкабан на несколько месяцев или год, но мой юрист уверил меня, что тюрьма мне точно не светит. Это весьма успокаивало.
Я не столько переживал из-за самого слушания по делу, сколько боялся вновь увидеть Гермиону и услышать ее версию событий. И в который раз я убеждал себя, что был прав, что не решался поговорить с ней о том времени в Лимбе, потому что, если я ошибался и все это были лишь сном, то я выглядел бы глупцом. Конечно, много раз мне приходило в голову, что все эти переживания на счет своего статуса - полнейшая глупость и стоит просто поговорить с ней и объясниться. В особенности, такие мысли посещали меня после ярких снов с ее участием, но как только я приходил в себя, то сразу вспоминал, что я - Малфой, а Малфои обязаны быть сильными в любых ситуациях.
Меня отвели на скамью подсудимых, где сидел также и Рон Уизли, прикованный к месту наручниками. Он кинул на меня недобрый взгляд, но дальнейшую перепалку взглядами решил не продолжать, по всей видимости, надеясь до последнего, выйти сухим из воды. Но я знал, что в этот раз он все же получит свое.
Когда я сел на свое место, то наконец смог обвести взглядом зал, отметив на самом деле колоссальное количество людей. Я даже заметил Поттера, который сидел за одной из трибун и перешептывался с кем-то. Недалеко от него сидела Джиневра Поттер, что-то быстро записывающая в своем журнале. Но Гермионы рядом не было, и я даже успел забеспокоиться, придет ли она вообще, попутно упрекнув себя за то, что зря слишком долго выбирал сегодняшние одежды. Такое волнение было удивительным даже для меня.
Но, к счастью, она пришла. Немного опасливо переступила порог, но, когда на нее набросились репортеры, то вскинула голову и уже более уверенно прошествовала до того места, где сидел Поттер. Я, честно, пытался отвести от нее взгляд, но не смог, и даже тогда, когда она, видимо почувствовав его, повернулась в мою сторону.
Наши глаза встретились, и тогда, еще даже до начала ее речи, я понял, что мои сны - это ничто иное как правда. Я осознал, возможно по ее взгляду, что все, что я видел, это воспоминания о нас с ней.
Я наклоняюсь к ее губам, касаясь их нежно и еле ощутимо. Но уже понимаю, что моя сдержанность продлится недолго. Я чувствую как Гермиона тает в моих объятьях, но я успеваю удержать ее, тем самым углубляя поцелуй.
- Я люблю тебя, Гермиона, - шепчу я ей между поцелуями, ощущая под собой ее дрожь.
Не смотря на то, что близость сводит на нет мой разум и вообще хоть какую-то способность ясно мыслить, я все же жажду услышать от нее то же, чтобы знать наверняка, что она чувствует тоже самое. Это мне практически болезненно необходимо.
И наконец она отвечает мне, еле слышным голосом, охрипшим от жара, поглотившего нас, дрожащая всем телом.
- Я тоже люблю тебя, Люциус.
После ее слов, все, что я до этого сдерживал, ожидая ее признания, окончательно отключается, опьяненное чувством безграничной радости и понимания, что теперь она принадлежит только мне.
Это были воспоминания о сегодняшнем сне, который я по какой-то причине забыл.
После легкого помутнения, вызванного воспоминанием из сна, я вскинул глаза, пытаясь снова найти Гермиону, но она уже отвернулась от меня и села на скамью, хотя, я знал, что она не упускает меня из виду и, что, если я подам ей хоть какой-то знак, она тут же обратит свой взор на меня. Но я остался сидеть недвижимо, с ужасом осознавая, что наши с ней отношения были намного серьезней, чем я предполагал. И, чтобы понять их, я, пожалуй, вспомнил слишком мало.
