◎ ◍ ◎
Сутками ранее.
Экстренные новости! Сегодня ночью приблизительно в двенадцать часов в районе Сувона на линии 52 дороги Чанан-Гу произошло ДТП. Автомобильная авария понесла за собой две жертвы, оба пострадавших были незамедлительно транспортированы в больницу…
— Как интересно… — Суран стряхивает пепел с длинной женской сигареты на асфальт из окна чёрного хёндая. По радио идут свежие новости про аварию на шоссе, и всё это не может её не радовать, потому что сейчас словно весь мир подыгрывает ей. Полицейский участок опустошён практически полностью, по нему снуют лишь пара-тройка людей в форме, якобы охраняющих камеры с заключёнными, которые всё ещё ждут суда. Большинство Тигров уже перенаправили в колонию строгого режима на отшибе Сеула, а вот с Чонином некоторые проблемы, из-за чего он до сих пор просиживает время в участке. Суран докуривает сигарету, поправляет закреплённую на бедре кобуру и отряхивает юбку короткого платья. Она уже долго стоит на парковке полицейского участка и наблюдает за тем, как люди заходят в него и выходят. Последний поток в час ночи, полчаса назад, и больше никого она не видит. В два захода здание опустошается. Краем уха она слышит, как офицеры говорят о нападении на кладбище, и она удивлена, что это ещё не просочилось в сети. Выйдя из автомобиля и потушив сигарету подошвой туфли, она уверенно направляется в участок, приветливо улыбаясь камерам видеонаблюдения и поправляя перчатки на руках. В сторожке сидит охранник, выпивая кофе и мрачно рассматривая многочисленные мониторы с раздробленными ячейками записей. Девушку он замечает тоже с кадра и готов к её приходу. — Добрый вечер, агасси. Чем могу вам помочь? — он поднимается с места и любезно кланяется, покидает свой пост и выходит к ней в коридор. Суран мило улыбается ему и кланяется в ответ, ловким движением пальцев вынимая из-под платья пистолет и приставляя его к мужской груди, без размышлений нажимает на спусковой крючок. Пуля бесшумно таранит его мышцы и кости, мужчина замертво падает на пол и расплывается в луже собственной крови. Брезгливо поморщившись, она пробирается в сторожевую комнату и заходит в процессы программы, снимает работу всех камер и включает чистку видеозаписей. Пока всё очищается, она забирает связку ключей и идёт вдоль длинных коридоров, рассматривая ухоженные цветы у стен. Во многих камерах пусто, где-то сидят неизвестные ей мошенники, домашние тираны, насильники и уголовники — всем им она желает сгинуть в тюрьме, и это лучший вариант из того, чего она может им на самом деле пожелать. Суран с гордо поднятой головой идёт вдоль прутьев, высматривая одно-единственное лицо. И она находит его. Исхудавший, потерявший всякую тягу к жизни, заросший щетиной и безобразный, совсем не похожий на прежнего себя, Кай сидит на железной койке и рассматривает стену напротив себя. Нет. Это уже не Кай, потому что он больше не главарь крупнейшей ОПГ Сеула, он просто… тряпка и жалкий мальчишка, который может захлебнуться своими же слюнями во сне. Щелчок — замок с дверей падает с лязгом на пол. Чонин переводит на неё взгляд. — Выходи, у нас ещё есть дела. — С чего бы? Мне и тут неплохо, — вяло отвечает он, раздирая отросшими ногтями зачесавшийся подбородок. Суран, закатив глаза, откидывает назад свои волосы и нетерпеливо стучит каблуком по полу. — Ты же хочешь отомстить Сокджину, верно? — он бросает на неё заинтересованный взгляд. — Мы можем объединить наши силы… — И что мы можем сделать? Против него? Ха-ха, смешно, — Чонин качает головой и кладёт затылок на стену, но смотреть на девушку не перестаёт. — М-м… Не узнаешь, пока не выйдешь, — она прокручивает в руке пистолет и, отвлекаясь на крикнувшего в стороне патрульного, который уже целится в неё, ныряет в камеру. К счастью, ей удаётся выстрелить в мужчину, хоть она и ловит одну пулю в своё плечо. У девушки подкашиваются ноги, несколько капель успешно падают на грязный пол. — Валим, — неожиданно предлагает Чонин, помогает ей вернуться к машине и самостоятельно увозит девушку от участка, прямиком держа путь к подпольному доктору, который сможет оказать ей необходимую помощь. Позади них включается сигнализация. Кажется, кто-то третий в здании вызывает подкрепление, и совсем скоро здесь появятся полчища копов с огнестрелом. И действительно — сигнал тревоги доходит даже до Чонгука. К сожалению, вынужденный оставить крестницу в больнице, он просит Мённу проследить за ней и вместе с остальными офицерами уезжает на базу. К их появлению всё уже чисто, никого в округе нет, и Хосок громко ругается, хлопая дверью своего авто. Они обнаруживают два трупа и сбежавшего заключённого, по Сеулу уже летают вертолёты с яркими прожекторами, которые тщательно выискивают сбежавших. На белом кафеле участка видны кровавые следы от женских туфель. Чонгук опускается на корточки возле первого трупа и рассматривает рисунок на подошве. Название бренда и размер ноги — ничего более, но можно смело предположить, что виновница этого буйного вечера — девушка. — Если это была та чертовка, что испоганила жизнь Чимин, то ей не жить больше на этом свете! Собственноручно её прикончу! — Хосок делает обход по зданию и ничего примечательного не находит, только кровь на полу открытой камеры, и её забирают на экспертизу. Их коллега просматривает камеры видеонаблюдения и говорит, что, к сожалению, абсолютно все записи стёрты без возможности восстановления. — Ловлю тебя на слове, — Гук встаёт, нервно оттягивая галстук. Сегодня днём, когда они рылись в палате Чимин для нахождения хоть каких-то улик, Хосок отыскал два русых волоса, которые по длине не подходили пациенткам, а по цвету их врачам и медсёстрам. Они смеют догадываться, что эти волосы принадлежат таинственной незнакомке, которая гадит им в жизнь. — Нужно прочистить дороги, — включив рацию и связавшись с постами, Хосок ныряет в полицейскую тачку и рвётся с места, огибая угловатые улицы ночного мегаполиса. Чонгук фотографирует кровавые следы, просит коллег предоставить изъятые пули из тел пострадавших в качестве улик, и поднимается в офис Сомун. Он садится на диван и роняет лицо в раскрытые влажные ладони, вслушиваясь в тиканье часов. Ему кажется, что он переступил порог чёрной полосы в своей жизни. Дорогие ему люди один за другим попадают в опасные ситуации, близкие к летальному исходу, их преследует ангел смерти и дышит в спину. И если с Ёнхи ещё всё будет хорошо, то вот у Намджуна серьёзные травмы, даже несмотря на то, что он был пристёгнут и сработала подушка безопасности. Автомобилю не хватило ещё нескольких ударов для того, чтобы загореться. Слава богу, Тэхи не так сильно пострадала и уже лежит в палате, а не в реанимации. Джису уже на месте и информирует всех о состоянии их друзей, и она обещает пробыть там, пока их не транспортируют в сеульскую больницу, в которой они зарегистрированы. Чонгук безумно боится за них, не может думать ни о чём, и даже побег Кая и убийство его коллег не волнуют его так сильно, как жизнь близких людей. Зажмурив глаза и прижав сложенные ладони к лицу, он свистящим шёпотом читает известные ему молитвы. Может, это и не поможет им, но это сможет немного успокоить своё внутренне состояние. Раздаётся телефонный звонок, но ему нужно время, чтобы найти в себе силы достать мобильник из кармана и определить набирающего абонента. Перед глазами плывут круги, он не может сконцентрировать внимание на экране прежде, чем он потухает. Но звонят снова, и он берёт трубку, придавливая пальцами глаза и шмыгая носом. — Слушаю. — Ты как? — встревоженный голос сестры бьёт по ушам белым шумом. Он относит телефон подальше, пытаясь привыкнуть. — Глупый вопрос. — Понимаю. Держись, оппа, я знаю, что ты сильный. Я уже в больнице у нашей хулиганки, принесла ей пончиков. — Спасибо. Последи за Мённой и Ёнхи. Он откидывает телефон на диван и устало ложится на спинку, накрывает лицо рукой, спасаясь от яркого света ламп. Ещё немного — и он просто свихнётся. Через полчаса он всё-таки встаёт и выходит на улицу, чтобы проветрить голову и вдохнуть морозного ночного воздуха. Сегодня у него очередная бессонная ночь. В его мешки под глазами можно уже складывать все документы о закрытых делах Южной Кореи. Он садится на полуметровое каменное ограждение возле рассады у лестницы участка и смотрит в небо. Оно тёмное, тучное, звёзд совсем не видно, как и луны. Но Чонгуку и не хочется их видеть, потому что это единственный свет в его жизни на данный момент. Ноги почти сразу мёрзнут, ледяные плиты жгут бёдра даже сквозь брюки. Сегодняшняя ночь обещает быть тёплой, но к трём часам завывает ветер и медленно сыпет снег. — Пост двести семь, приём, — раздаётся шипение рации из кармана. Чонгук вынимает её и зажимает специальную кнопку. — Слушаю, приём. — Я ничего не нашёл, все улицы пусты, снять с каждого автомобиля видеорегистраторы в районе пятидесяти километров мы не можем. Воздушный патруль ещё проследит за городом, но наши полномочия на этом заканчиваются. К сожалению, есть шанс, что мы их снова упустили. Приём, — огорчённо вздыхает Хосок. — Понятно. Нужно связаться с прокуратурой и договориться об охране для семьи Ким. Я могу оплатить. Приём, — Чонгук трёт глаза и, кажется, вытирает совсем свежие слёзы. Ему не стоит сейчас плакать, потому что это не поможет. — Чонгук, я понимаю, что ты сейчас разбит. Тебе надо отдохнуть и обдумать всё с утра. Поезжай домой, а я свяжусь с Джису и прослежу за успешным переводом их в нашу больницу, приём. — Ладно, — он отключает свою рацию, ещё раз трёт пальцами глаза и садится в свой автомобиль, действительно едет домой. К счастью, Джухён сейчас у его мамы и не будет капать ему на мозги лишний раз. Она ему не сильно мешает, но сейчас она окажется лишним балластом. Дома его привычно встречает Хван, который, наверное, надеялся, что вернулась девочка. Чёрный домовёнок носится в ногах хозяина, из-за чего тот грозится несколько раз упасть, и убегает обратно на второй этаж. Чонгук принимает тёплый душ, потому что отмораживает себе всё, что только может, и надевает толстовку, которая висит на нём мешком. Все его мышцы словно сдулись, и теперь он похож на какого-то торчка с мигренью и бессонницей. Иногда, смотря в зеркало, он действительно думает, что нужно начинать нормальный образ жизни, строить себе правильное питание и ходить в спортзал, брать пример с младшей сестры, но всё это остаётся лишь в мыслях. Он всегда начинает с завтрашнего дня. Гук поднимается в спальню и ложится на кровать, смотрит в потолок, слушая храп своего четвероногого друга, что свернулся калачиком на подушке. Они с сестрой совсем отдаляются друг от друга, становятся совершенно разными: она вся такая правильная и идеальная, своенравная и уверенная в себе молодая женщина. И он криминалист-психолог, который сам нуждается в психотерапевте и который почти каждую ночь мучается от страшных кошмаров. Всегда ли они были у него? Такое ощущение, что всю жизнь. Чонгук вдруг вспоминает, что Дженни дарила ему на один из дней рождения ловец снов. Красивый, кажется, она смастерила его сама, но Чонгук совершенно забыл про него. Где он может лежать? Парень опускается на пол и вытаскивает из-под кровати чёрный чемодан, с волнением в пальцах звякает молнией и раскрывает его. Внутри лежат старые вещи, один семейный альбом, ловца снов на поверхности нет. Чонгук поднимает в руки увесистую книгу и открывает на случайной странице. Маленький шестилетний он катается на управляемой машине в центральном сеульском парке. Следующая случайная страница — девятый день рождения Дженни, она с упавшим на глаза колпаком задувает свечи на торте. Сердце дрожит при просмотре таких тёплых и нежных фотографий. Он открывает в третий раз, и из альбома выпадает маленькая фотокарточка на пол. Чон поднимает её. Он, десятилетний, стоящий рядом с папой на фоне старой машины. Кажется, она принадлежала его отцу, но почему-то парень её смутно помнит. У него есть какие-то воспоминания, связанные с ней, но он не может воспроизвести их в мыслях. Парень закрывает глаза и сосредотачивается. Десять лет… Это ведь тот самый год, когда?.. Что тогда произошло? Куда они ехали? Зачем? Медленно, нитка за ниткой, он приходит к одному-единственному неутешительному воспоминанию: они приезжают к какому-то заброшенному сараю с отцом и каким-то мужчиной, которого Чонгук видел в своей жизни всего два раза. Не запомнил. Но сердце бьётся быстрее от мыслей о нём. Кто второй мужчина? Друг отца? Коллега? Совсем ничего, словно этот отрывок стёрли из его памяти. Что может помочь ему вернуться обратно? Он вспоминает, что ему снился один момент со своей мамой, где она прижимала тряпку к его рту и заставила спать долгим крепким сном. Ему не приходит ничего лучше на ум, чем повторить это и самостоятельно вызвать детские воспоминания. Хотя бы какие-то. Он долго роется в аптечке в ванной, сбрасывает все препараты в раковину и копается в них, пока не находит маленький бутылёк. Без раздумий он капает совсем немного на платок и прижимает к носу, поднимая взгляд на себя в зеркало. Перед глазами начинает плыть.Тёмная тихая подсобка, одинокий чемодан у стены, из которого слышатся полувздохи-полувсхлипы. Происходит непонимание происходящего, словно всё это неправильно, неверно. Он подходит близко, садится на корточки и дрожащими пальцами пытается открыть. — Чонгук! Что ты делаешь? — мама дёргает его за руку и резко разворачивает к себе. На ней красное красивое платье и ухоженная укладка на голове. — Ты же знаешь, что вещи отца нельзя трогать! — Я кое-что видел! Женщину! — Больше не говори о ней, ты понял меня? — она крепко сжимает его ручку. — Мне больно! Крик, детский, мальчишеский. Он принадлежит ему самому? Вероятно. Он видит что-то ужасное, что-то, что заставляет его остолбенеть. Кто-то поднимает его, охватывает руками со спины, сдавливает, не даёт ему закричать в голос. — Ты не представляешь, на что способен твой отец.
Он видит кадры, как бегущую фотоплёнку: его папа обнимается с какой-то женщиной, маленькая Дженни на руках матери в роковой день, отец прижимает ладонь к его рту в неизвестном месте. В его глазах темнеет, и он больше ничего не понимает и не видит.◎ ◍ ◎
Тремор рук не удаётся унять, кисти трясутся, как у заядлого алкоголика. В кабинете тепло, светло, тихо играет классическая музыка на фоне, в кресле очень удобно и мягко. Чонгук устало кладёт затылок на спинку, устремляя взор чёрных глаз на женщину в кресле напротив. Их отделяет всего один небольшой пустой стол, на котором лишь небольшой блокнот и ручка. — И ты сознательно вызвал эти воспоминания хлороформом? — спрашивает она, сложив руки в замок на столе. Чонгук нервно бегает пальцами по подлокотникам и прижимает одну ладонь ко рту. Он ещё не отходит от видений и выглядит как ещё больший безумец из-за внутренней паники, которая не утихает с момента пробуждения. — Это показалось мне отличной идеей. — Чонгук, хлороформ токсичен и неустойчив… — Да, и это два явно недооценённых качества, — он берёт трясущейся рукой стакан воды, случайно проливает на стол, но успешно опустошает половину. — Ты страдаешь, Чонгук. Позволь помочь тебе, — говорит мягко психотерапевт, сочувственно сдвигая брови к переносице. — У нас получится. Так же, как раньше… Но ты должен открыться мне. Он опускает голову, пытаясь собрать всю свою мужественность в руки. Пытается совладать с эмоциями, которые внезапно завладели всем его телом. Это удаётся не сразу, но он поднимает глаза обратно и влажно смотрит на женщину. — Вы расскажите моей матери? — Она… сложная женщина. — Сложная, потому что трудно понять, или потому что у неё на совести те четыре трупа? Или больше? — говорит он ей в лоб, садясь ближе и тыкая пальцем в стол. Женщина решает не перебивать и послушать его убеждения. — Я говорил ей о женщине в чемодане до того, как отца арестовали. Она велела мне молчать. Она злилась, словно я сделал что-то не то. — Это не так, — пытается убедить его женщина в обратном, но он продолжает говорить. — А может и сделал? Может, она не хотела, чтобы я звонил копам? Моя мама знала о делах отца, она соучастница и её место в тюрьме, — уверяет Гук. — Помни, всё это ты видел во сне. Ты говоришь, как одержимый. — Так и есть! Мои родители, чета Чон, идеальная пара, — вода в стакане плещется о стенки при каждом нервном движении его руки. — Весь мир у их ног. Об этом мечтала моя мать. Разве не стала бы она это защищать? Что она сделала?! Стеклянный стакан в его руке лопается, осколки режут ладонь и врезаются под кожу. Сдержав крик и закусив нижнюю губу, он стряхивает с ладони всё на стол и вытаскивает из салфетницы несколько штук, вытирает текущую кровь, чтобы ничего не заляпать в ней. Боль сильная, расходится по всей руке. — Похоже, нам нужно сменить препараты, — женщина взволнованно встаёт и идёт помогать ему остановить кровотечение. Чон раздражённо вскакивает с места и выходит из-за стола, придерживая уже мокрые салфетки у раны, отходит в сторону. — Дело не в них. — Чонгук, ты не можешь просто уйти, у тебя кризис. — Ну, хоть в чём-то мы согласны, — шипит он разочарованно, оборачиваясь на женщину через плечо и активно жестикулируя. — Чонгук, прошу… Раздаётся телефонный звонок, Гук достаёт мобильник из кармана и с облегчением выдыхает, потому что его только что спасли от бессмысленного длительного спора с психотерапевтом. — Ну слава богу, алло. Хосок-хён, что там?◎ ◍ ◎
Студия в бежевых тонах с лёгкими серыми акцентами. Они заходят внутрь, огибая стоящих мужчин в полицейской форме, вокруг нового тела собрались следователи и детективы. Здесь даже новые собаки NIA, и Чонгук удивляется тому, как быстро они подбирают беспородных шавок с улицы. Хосок рассказывает, пока Гук едет, что новая жертва — молодая женщина, и она совершенно никак не связана с предыдущими событиями. Появляется ещё один убийца вдобавок ко всему имеющемуся, и Гук не знает, радоваться тому, что это не касается их, или нет. — Жертве двадцать три года, она была моделью и инфлюенсером в соцсетях. Я не знаю, что это, не спрашивай, — сразу поправляется старший коллега, проводя Чонгука к месту событий посреди студии. Женщина, полностью выкрашенная в синий цвет, лежит в ванне, украшенная блёстками и марципаном. Вода тоже лазурно-аквамариновая. Блёстки на губах, шее, руках и груди жертвы. — Что это такое? — Её помощница нашла её утром, боковая дверь была взломана. Мы опросили жильцов, никто ничего не слышал, — Джису скрещивает руки на груди, поглядывая на труп в ванне. — Здесь есть датчики движения, но не камеры. — Да, звёзды, вроде неё, их не любят. Они часто попадают в прессу, — Хосок скрещивает руки на груди и ведёт плечом. Чонгук подходит к криминальному врачу, который теперь будет заменять Чимин. Это парень, на вид лет двадцать восемь, со светлыми волосами и в очках. От мыслей о девушке психологу становится грустно, он на несколько секунд возвращается в больницу. Ему сообщили через третьего человека, что она больше не сможет жить, как прежде, и будет инвалидом до конца жизни. Это страшно, грустно и больно. Мужчина выдыхает и поджимает губы. — Доктор, — зовёт он, и парень подходит, кланяясь. Чонгук внимательно рассматривает тело, цепляется глазами за некоторые детали. — Не похоже, что её утопили. Следов борьбы нет, — Чон присаживается на корточки возле железной ванны. — Согласен. Я поищу воду в лёгких и посмотрю, что есть под слоем краски, — комментирует парень. — Убийца тщательно всё спланировал… даже дизайн, — говорит Гук, рассматривая блёстки на коротких ноготках жертвы. — Дизайн придумал не убийца, а Аланд. Дизайнер одежды, — Хосок вбивает в гугл рекламу и находит обложку, протягивает гаджет младшему. — Это первая реклама компании и первый успех модели. — С тех пор они постоянно работали вместе, — добавляет Джису. На фотографии эта же девушка, полностью синяя в ванне, вся в блёстках и марципане, внизу красуется надпись «ALAND». Чонгук сравнивает первую рекламную работу с тем, что сейчас лежит прямо перед ним, и поражается тому, что всё выглядело идентично. Словно её сняли с обложки журнала и поместили в эту комнату. — Невероятно. Всё воспроизведено в точности. Синяя кожа, пайетки, — Гук напрягает свой мозг и воспроизводит в голове кадры, как кто-то аккуратно раскладывает каждый кристаллик на тело модели. Бережно, осторожно и кропотливо. — Это убийство — акт поклонения. — И зачем ярому поклоннику убивать её? — Джису обходит вставшего между ними Хосока и подходит к младшему, смотря на жертву с его ракурса и словно пытаясь понять его мысли на этот счёт. Не выходит. — Убийце нужна была не она, — Чон поворачивает коллегам экран телефона с изображением рекламы, — а этот образ. Инсценировка. И ради этого её пришлось убить. Практически все в помещении окидывают его странным взглядом, Хосок странно ведёт бровью и забирает свой мобильник обратно. Доктор предпочитает не вмешиваться в разговор и отходит от них. — Аланд ждёт вас снаружи. Говорит, что он её парень, — оповещает один из охранников, который поднимается к ним на этаж. — Джису, проверь друзей и знакомых этой модели, возможно, у неё с кем-то были серьёзные конфликты. А мы, — Гук переводит взгляд на Хо, — займёмся дружком. Они спускаются на первый этаж и выходят на холодную улицу, Чонгук убирает волосы за уши и выдыхает белый пар. У входа стоят патрульные и охрана, которые не пускают буйного молодого человека, что пытается всеми способами проникнуть в здание. — Слушайте, офицер, я самый близкий человек потерпевшей, я должен пройти, — он всё ещё пытается достучаться до бронированных качков в форме, но они ни на миллиметр не сдвигаются с места. — Да вы что, дайте мне её увидеть! Вы в курсе, кто я? — Эй, Аланд, — Хосок зажимает сигарету в зубах и цыкает зажигалкой, прикрыв огонь ладонью. — Я детектив Чон. Если вы хотите помочь потерпевшей — ответьте на пару вопросов, ладно? — разбушевавшейся мужчина замолкает, бегает глазами по двум копам и не знает, что ему сказать. Лучше всего будет согласиться. — Вы были с ней этой ночью? — Нет, мы… — Ал устраивал открытие галереи, а затем ужинал в ресторане. Его девушка к нам не пришла, — встревает в разговор неизвестная девушка, однако ей мужчина даёт говорить за него. — А вы кто? — Гук размахивает ладонью, отгоняя от себя клуб сигаретного дыма, и делает шаг навстречу заявившейся парочке. — Я менеджер Аланда, — заявляет она, встав перед дизайнером и закрыв его своей чуть полной тушей. Хосок дёргает своего наблюдательного коллегу за плечо и хмурится, прося не разводить из этого что-то большее. — Потерпевшую кто-то беспокоил? Родственники, коллеги? — Она любила своих фанатов, но некоторые чересчур любили её. Она стала профи в судебных запретах, её не раз преследовали. Эй, почему я не могу пройти?! Я должен увидеть её! — Вам не стоит, поверьте мне, Ала… — Убийца использовал её тело для воссоздания вашей первой рекламы, — Чон решает взять ситуацию в свои руки. После его слов повсюду устанавливается гробовая тишина, кажется, что даже внешний мир затихает, время останавливает свой ход. Он встречается взглядом с дизайнером, который затаивает дыхание. — Синяя ванна? — переспрашивает мужчина, неверяще хлопая глазами. Он выглядит испуганным, словно Чонгук тянет за ту нить, которую прежде никто не дёргал. — Чего вы боитесь, Аланд? — криминалист переходит в наступление и подходит к ограждению, у которого стоит мужчина. Тот бегает глазами по полицейскому, и парень ловит каждую его ярко выраженную эмоцию. — Я… ничего не боюсь. Просто… это гадко, чувак, — кажется, он совсем сбит с толку. Но Чонгук чувствует собственное раздражение и презрение. — Гадко? Ваша реакция была не такой, вы продемонстрировали острый стресс. Почему же? — интересуется Гук. — Этот коп считает Ала потенциальным подозреваемым! — возмущается вставшая на дыбы менеджер, указав на одного из коллег парня. Она пытается перевести тему и защитить дизайнера. Он и бровью не ведёт, не сводя взора с растерявшегося мужчины. — Аланд подозреваемый, потому что ведёт себя подозрительно, — спокойно говорит он, и снова устанавливается громкая тишина. Менеджер дизайнера тоже, кажется, немного теряется, но берёт себя в руки спустя десяток секунд. — Всё, я звоню адвокату, — бросает она, скорее всего, дизайнеру, и отходит в сторону, действительно доставая телефон. Мужчина ещё долго сверлит взглядом фигуру криминалиста, после чего идёт к своему менеджеру. Хосок утягивает парня за собой, потому что на данный момент их работа окончена. Пешком направляясь к парковке, расположенной в другом квартале, Хосок решает задать вопрос, который мучил его ещё там, на крыле здания. — Какого хрена, Гук? Ты его как громом сразил, — они останавливаются у небольшого ларька, в котором продают мороженое и кофе. Старшему сейчас абсолютно точно необходим новый запас горькой энергии, иначе он просто свалится с ног. Чонгук же хочет какое-нибудь мороженое, чтобы повысить уровень сахара в крови и совсем немного улучшить своё состояние. Он выбирает самое сладкое, со вкусом жвачки с маленькими зефирками в виде посыпки, и они продолжают идти. — Аланд знает больше, чем говорит. Узнав, что умерла его девушка, он не расстроился, не разозлился, он испугался. Почему? — Гук разводит руками в стороны и чуть не роняет верхний шарик мороженого из пластикового стаканчика. — Мы можем этого не узнать, потому что из-за тебя он побежит к адвокату. Если ты не можешь сохранять спокойствие… — строго говорит старший, но его перебивают. — Я смогу. Обещаю, — из-за последних событий Чонгук действительно становится более эмоциональным и несдержанным, его прежняя усидчивость и терпеливость испаряются, как вода в знойный летний день. И он прекрасно понимает, что ему стоит взять себя в руки. — Скажи, что с тобой творится? Я понимаю, сейчас всем нам тяжело, эта авария, нападение на Ёнхи, но… С тобой-то что? — Мне нужна услуга, — просит он, остановившись. Хосок давится кофе и поворачивается к младшему, плохо сдерживая издевательскую улыбку. — Услуга? После всего этого? — Мне нужен доступ к делу Хирурга. К видеозаписям допроса в ночь его ареста. Я хочу увидеть допрос моей мамы, — Гук хмурится и вперивается взглядом в сонбэ. Чон внимательно выслушивает то ли просьбу, то ли требование младшего. — Я хочу увидеть и услышать, что она сказала и как она сказала. — Твоя мама? — переспрашивает он. — В какую кроличью нору ты лезешь? Полиция не выдаст эти записи по личному запросу. Здесь мои руки связаны, — они доходят до парковки, и Хосок достаёт ключи, снимает блок со своей машины. — Поезжай домой и отдыхай, пока снова не вызовут на работу. Я бы посоветовал тебе взять отпуск, но сейчас все наши раскиданы по больницам, поэтому будем довольствоваться тем, что есть.◎ ◍ ◎
Ёнхи уже давно приходит в себя, но чувствует себя до сих пор не очень. Из-за анестезии она сейчас не совсем понимает, где находится, и хочет просто безумные вещи. Но больше всего ей хочется креветок в кляре с мятным мороженым. Мённа сидит рядом с её койкой и поглаживает здоровую руку, разминает её пальчики и думает о чём-то, пока дочь шепчет разного рода посленаркозный бред. Глаза женщины опухают от слёз, сегодняшняя ночь выдаётся самой страшной и ужасной за всю её долгую жизнь. Практически за один час страдают все её близкие, родные люди, двое из них находятся в ужасном состоянии после аварии, как оповестила её Джису. Оставить старшую дочь одну она не может, поэтому постоянно связывается с девушкой, чтобы мониторить состояние мужа и младшей дочери. Сейчас они уже в этой больнице, и она их навестила. У Намджуна черепно-мозговая травма средней тяжести, перелом рёбер и руки, у Тэхи черепно-мозговая травма лёгкой степени и перелом рёбер и ключицы. К счастью, их успели спасти, сломанные кости не смогли повредить внутренние органы. Врачи прогнозируют быстрое восстановление девочки, а вот на госпитализацию Намджуна и его лечение потребуется от трёх до шести месяцев. В палату стучат, женщина оборачивается, ожидая, что войдёт лечащий врач, но входит Тао. Чёрные волосы под капюшоном не уложены, как всегда, а растрёпанны в разные стороны, серые глаза резко устремляются в пол при виде матери, руки спрятаны в карманах куртки. Мённа слегка поднимает брови, вытерев ещё влажные глаза. — Привет, Тао. Ты пришёл к Ёнхи? — Ну… можно и так сказать, — неуверенно отвечает он, пробегаясь взглядом по подростку. Она смотрит на него через муть перед глазами и пытается понять, кто он такой и зачем пришёл. Разум совсем не хочет её слушать, и даже слова с её языка слетают не те, которые она хочет сказать. — Садись, я оставлю вас одних, — женщина целует дочь в лоб, улыбается напоследок парню и выходит в коридор, закрыв за собой дверь. Китаец неуверенно подходит к койке, прячась под капюшоном и не демонстрируя камере видеонаблюдения своё лицо, садится возле девушки. Ёнхи пытается сконцентрировать на нём мыльный взгляд. — Я слышал, что та встреча закончилась плохо. И зачем ты пошла вообще? — его голос звучит низко и грубо, но злится он в большей степени на себя. То ли потому что допустил, чтобы она подверглась риску со стороны, то ли потому что гложут собственные принципы. Его работа уже не будет выполнена идеально, но Сокджин, наверное, простит. — Отстань, — более осмысленно мямлит она, отворачиваясь от парня. Наверное, благодаря вредному вегугину её сознание начинает проясняться от возникшего раздражения. Снова он со своим ужасным характером садится на её плечи. — Я… принёс тебе кое-что, — парень достаёт из кармана перцовый баллончик, показывая девушке. — В общем, это для того, чтобы ты больше не попадала в такие ситуации, — отрешённо говорит он. С одной стороны, этот подарок может сыграть против него, так как она может так же распылить жидкость и ему в глаза, но, с другой стороны, такой подарок от него разве не символизирует то, что он желает ей безопасности? По крайней мере, он надеется на наивность подростка и что она прислушается ко второму варианту, он всё для этого сделает. На самом деле, сейчас наступает лучшее время для того, чтобы окончательно втереться в доверие, и он собирается этим воспользоваться. — Уйди, пожалуйста, — шепчет она, сводя брови к переносице. У неё начинает болеть голова, а ещё она чувствует, как ноет заточённая в гипс рука, и последнее, чего она хочет сейчас, — это слушать бесящий акцент китайца. Вегугин молча сидит ещё минут семь, после чего действительно уходит. Мама говорит, что пойдёт проверить отца и сестру, и Ёнхи наконец-то остаётся одна в палате. Сладкая тишина становится бальзамом для её ушей, глаза слипаются и тянет в сон. Телефон на тумбе настойчиво вибрирует сначала единожды, потому вибрация учащается и он чуть не валится с края на пол. Ким тянется здоровой рукой к самсунгу и свайпает блокировку. 闇がモンスタ ーを生む こんにちは^^ Перевод: Приветики^^ 闇がモンスタ ーを生む お元気ですか？ Перевод: Как дела? 闇がモンスタ ーを生む あなたの印象は？ Перевод: Какие у тебя впечатления? 闇がモンスタ ーを生む わたしはそれが本当に気に入った Перевод: Мне очень понравилось. Она даже не знает, что именно испытывает сейчас: страх, усталость, апатию или разочарование. Ей сложно определить, где какая буква на клавиатуре, что вообще можно говорить об эмоциональном состоянии?Вы. Не пиши мне, пожалуйста.
Вы. Что тебе от меня надо?
Вы. У меня же ничего нет, совсем.
Вы. Я просто школьница! Я ничего в своей жизни не сделала! Почему?! Отстань от меня, прошу, я так больше не могу. Прошу тебя…
闇がモンスタ ーを生む 感動 Перевод: Как трогательно. 闇がモンスタ ーを生む じゃあまたね Перевод: Увидимся. 闇がモンスタ ーを生む 残り^^ Перевод: Отдыхай^^ Ёнхи откладывает телефон, не желая отвечать ему. Теперь оставаться одной в палате страшно, потому что она вдруг вспоминает инцидент с Чимин, за безопасностью которой не уследили. Она решает включить телевизор с концертным телеканалом, чтобы не уснуть, и делает погромче, дожидаясь прихода мамы.◎ ◍ ◎
Чонгук ходит по улицам несколько часов до наступления темноты, измерял шагами сеульские улицы, пешком ходит от Итэвона до Хондэ, от Хондэ до Каннама. Сегодня он не хочет приезжать в больницу, потому что его состояние не позволяет ему переживать ещё больше эмоций. Он, не привыкший жить в постоянных переживаниях и тревоге, и так подвергся ментальному взрыву. После длительной прогулки он решает вернуться домой, как и настоял Хосок ещё утром. В квартире привычно темно, но мужчина замечает одну странность: Хван не носится по квартире, как делает это обычно, и это значит одно — дома уже кто-то есть. Кто-то посторонний, или кто-то, у кого есть ключи. Чонгук проверяет камеры на телефоне, и обнаруживает в спальне женщину у окна, в её ногах лежит пёс. Чон тяжело вздыхает и подимается на второй этаж. — Так рано темнеет, — негромко произносит Соын, не отворачиваясь от окна. — Мама… И почему я не удивлён? — он снимает резинку с волос и цепляет на худощавое запястье. Женщина поворачивается к нему с улыбкой. Она в элегантном костюме и на каблуках, и сейчас можно предположить, что у Дженни и Соын всё-такие есть кровное родство, хотя она приёмная дочь. — Зачем ворошить прошлое? Зачем ты ходил к нему на протяжении всех этих лет? Ты знал, что сделают с тобой встречи с отцом, должен был знать. Ты не спишь, — обеспокоенно говорит она, поправляя дорогие серьги в ушах. — У меня работа, — сипит он. Вообще, Гук уже достаточно давно не посещал отца, и это стоит исправить, потому что у него сейчас появляется гораздо больше вопросов из-за найденной фотографии. — Твоего отца выписали из психиатрической больницы, и… он теперь живёт в Сеуле. И он согласился больше никогда не видеться с тобой, — женщина подходит к сыну и поправляет воротник его рубашки. — Что? — Чонгук может поверить во что угодно, даже в нападение инопланетных существ из тринадцатого измерения на планету Земля, но не в то, что отец выходит из клиники и не сообщает ему об этом. Что он действительно не хочет его видеть. Папа ведь всегда твердил ему, что любит сына больше всех на свете, и Чонгук отчётливо видел, что тот боится потерять связь с ним. — Что ты сделала? — Я хотела, чтобы ты был в безопасности и в здравом уме, — она неловко улыбается. — Почти… — Ты встречалась с ним? — задаёт парень вопрос, который плотно заседает в его мозгах, подобно паразиту. — Он… выглядит возмутительно хорошо, хотя, по идее, больница должна была доставлять ему неудобства, — женщина спускается на первый этаж, и парень тут же следует за ней, не отставая ни на шаг. Женщина вытаскивает из холодильника слабоалкогольный напиток и откупоривает крышку. Чонгук замечает, что в квартире нет Джухён, хотя он в последний раз оставлял её у мамы. Может, она сейчас у Дженни? Он становится у барной стойки и пристально смотрит на мать. Перед глазами вспыхивают быстрые кадры.Она машет ему рукой перед сном, выходя из комнаты.
— Какого чёрта ты делаешь? — дёргает на себя, отвлекая от чемодана.
— Уведите его, — приказывает, прижимая пятилетнюю девочку к груди.
Сердце ускоряет свой ритм, Гук утыкается бедром в стол. Мама беззаботно рассматривает красивую колоритную этикетку на стеклянной бутылке. — Ты поклялась не навещать и тем более не встречаться с ним на свободе, и не нарушала своё обещание пятнадцать лет. До сих пор… — пауза. На мамином лице застывает улыбка, она не поднимает взгляда на сына, но оставляет бутылку на столе. — Почему? Зачем ты так упорно ограждаешь меня от него? Женщина какое-то время смотрит на него, пытаясь уловить ту лёгкую претензию в его вопросе, после чего улыбается. — Взгляни в зеркало. Встречи с ним тебя угнетают, сынок. — Мне нужны эти встречи. Для работы. — Ему они нужны больше, — стукнув дном бутылки о стол, она хмурит брови, плохо скрывая раздражение. Она не хочет говорить о бывшем муже, но Гук вынуждает её снова копаться в этой яме, полной дерьма. — Да, верно. И он бы не отказался от встреч со мной просто так. Так какова цена, мама? — Гук упирается руками в стойку, смотря на женщину исподлобья. Длинные волосы вылезают из-за уха и падают на одну сторону его лица. — Почему ты меня допрашиваешь? — Потому что ты что-то от меня скрываешь! — Ты от меня скрывал свои визиты к отцу, а я говорила тебе… — Ты знала о тех убийствах? — напрямую спрашивает он, потому что он устаёт бегать вокруг да около, ему хочется наконец-то построить всю череду тех событий пятнадцатилетней давности, он желает понять, почему кошмары до сих пор преследуют его. Женщина не отвечает первые секунды, и парень видит — он привёл её в исступление своим порывом. Она раскрывает рот и не может произнести ни слова. — Ты ведь это скрываешь? Почему не даёшь нам видеться? — она отворачивает голову, а парень продолжает давить градом вопросов. — Ты всё знала?! Ответь! Соын выдыхает и подходит к сыну вплотную, скользя ногтями по полированной поверхности стола. Она надвигается медленно, но парень чувствует в её движениях угрозу. — Я терпела шёпот за спиной, пустые обвинения, я ждала их от чужих людей… Но не от сына, — в голосе звучит обида и разочарование. Гук опускает взгляд на пол и поджимает губы. — Я собрала все силы, чтобы пойти к нему… — Хватит, — выплёвывает парень и храбро поднимает глаза, полные уверенности. — Ты знала, что он делал! Звонкий хлопок по щеке заставляет Чонгука замолкнуть и спуститься с небес на землю. Длинные ногти царапают кожу и оставляют на скуле несколько красных полос вместе с пятном от пощёчины. Он стискивает зубы и жмурит глаза, осознавая, что перед ним до сих пор стоит его мать, а не чужая женщина, которую он может обвинить. Он прижимается к лицу перебинтованной рукой и сипло выдыхает, сверля взглядом деревянный пол. Чон до конца осознаёт, что перед ним стоит его мать. И это разжигает ещё больший огонь в нём, потому что перед глазами вновь бегают кадры воспоминаний. — Я сказал тебе о девушке в чемодане до того, как вызвал полицию. На тебе было красное платье, — Соын готова снова начать причитания, но после подробностей замирает, вслушиваясь в слова сына. — Ты наорала на меня и заставила пообещать помалкивать об этом. Она выглядит шокированной, и Гук чувствует лёгкий вкус победы, смотря на лицо женщины. Но старшая Чон лишь хмурится и качает головой. — Отец заполонил твой разум… — И ты тоже, — Гук выдыхает эти слова улыбается уголком губ, и мать копирует его выражение лица, затем и вовсе расплывается в милой улыбке. — Разве не забавно? Твой отец — серийный убийца, но после всех этих лет я для тебя монстр? Мне всё равно, — она забирает свою сумку со стула и идёт в прихожую, спешно обуваясь. — Мне не нужна твоя любовь, Чонгук. Мне нужно, чтобы ты жил, — обиженно говорит она, надевая дорогое пальто, выходя из квартиры и громко хлопая дверь. Хван, скачущий по полу, лает то ли на своего хозяина за бестактность и прямолинейность, то ли на на его громкую мать. На телефон Гука приходит сообщение, и он безразлично бросает взгляд на экран смартфона, стоящего у баночек с психотропными препаратами. У него нет желания сейчас общаться с кем-то, он уходит к дивану и падает на него, чтобы немного поразмышлять о своей жизни и ближайшем будущем. Гаджет горит ещё некоторое время, затем экран с маленьким сообщением потухает. Хулиганка. Чонгук, пожалуйста, приезжай. Мне снова пишет он, я думаю, он уже здесь.