◎ ◍ ◎
Их заставляют поехать домой. Их — это Чонгука, Тэхёна, Джухён и Соын. И все они едут именно к матери на квартиру, потому что так будет спокойнее каждому, ведь они будут знать, что с близкими всё хорошо. Джухён сразу отводят в спальню и укладывают спать, Тэхёну, как обычно, Соын предлагает выпить, а Гук усаживается в гостиной на диване и устало расстёгивает верхние пуговицы рубашки. Глаза ужасно болят, горло тоже, ведь он, похоже, всё же сорвал голос, хотя говорит ещё слышно для окружающих. В итоге мама остаётся сидеть на кухне, красноволосый приходит к своему другу и усаживается рядом, пристально изучая взглядом его профиль. — …Как ты? — всё же спрашивает он и, подтянув ноги на диван, расположившись лицом и телом в сторону младшего, кладёт голову на спинку бежевого дивана. Гук заламывает жалобно брови и отмахивается рукой. — Чонгук, посмотри на меня. Профайлер нехотя открывает глаза и переводит удрученный тёмный взгляд на Тэхёна, который так внимательно его изучает, что по телу идёт неприятная дрожь. Ким садится ближе, всё так же смотря на него в упор, пока парень через силу заставляет себя держать глаза открытыми. Они норовят закатиться и закрыться из-за усталости, но он терпит. — Гук, — слишком резко, наверное, и Тэхён сглатывает. — Гук-и… — решает сменить он обращение, из-за чего парня аж передёргивает всего.— Как тебе поход, Гук-и?
— Не зови меня так. Просто Чонгук, — а вот он о резкости не заботится сейчас, но Тэ его совсем не винит, потому что он тоже понимает, тоже не глупый. Но его мягкий голос всё ещё при нём, и старший неловко добавляет: — Тогда, может, Гугу? — ему это кажется очень… нежным и милым. Парню правда не хочется, чтобы сейчас младший выглядел так. Не хочет, чтобы он сходил с ума из-за сестры и этого проклятого серийного убийцы, из-за которого страдает годами, десятилетиями. Чон никак не реагирует, только мычит что-то вроде: «Как хочешь». — Гугу, посмотри на меня. Пожалуйста. Гугу… Ты не можешь отдать это дело кому-то другому? Перенаправить его на других коллег… — Тэхён ловит на себе почти что безумный взгляд младшего, но не отступает, не зажимается. За последнее время он значительно окреп, и теперь он уже не тот, кем был. Не тот испуганный мальчишка, только очнувшийся после комы, потерявший половину своих воспоминаний. Он уже взрослый молодой человек за двадцать, к которому воспоминания возвращаются благодаря методикам Хиджин. Он помнит одного мутного человека, слабо, лишь силуэтами, не может ещё собрать полный образ и личность, но его не отпускает ощущение, что всё, что происходит сейчас с Гуком — дежавю. И это заставляет его бояться: вдруг с Чонгуком произойдёт то же, что и с ним? Терять парня ему очень не хочется. — Исключено, Тэхён. Он тот, кто знает все ответы, и он тот, кто должен умереть. От моих рук. Я просто так не отпущу его, даже если он станет мой последней целью в этой жизни, — слабо, едва слышно рассказывает он, чтобы его не услышала мама. — Кто он? Расскажи мне об этом деле, Гугу, я имею право знать, я всё ещё являюсь сотрудником полиции, — гордо подняв подбородок, отвечает парень. Чонгук скептически усмехается и поднимает бровь. — Фактически, тебя уже хотят снять с должности, просто оттягивают этот момент максимально, знаешь, до последнего. Так что права у тебя нет, Тэхён, прости, — брюнет встаёт с дивана и хочет пойти к маме, но Ким хватает его за рукав рубашки и сажает обратно, поворачивает лицом к себе. Его ладони крепко стискивают его впалые щёки и не дают отвернуться. Чонгук дёргается, хочет скинуть с себя чужие руки, но красноволосый снова говорит: — Прошу тебя, хватит. Я… переживаю, — сглотнув, шепчет он, с грустью в глазах смотрят парню в душу. Так, что мурашки бегают по телу и внутри сворачивается непонятное, не особо приятное, противоречивое чувство. — Переживаю за тебя. Я не хочу, чтобы ты пострадал ещё больше, Гугу. Чон ещё сильнее хочет увернуться, отсесть, потому что ему некомфортно, неловко и вообще всё это выглядит странно. Они никак не объяснят это матери, если та внезапно заявится в гостиную, чтобы предложить им выпить чай с успокоительным. Но Ким не даёт ему придумать что-то, потому что… он вдруг оказывается так близко, как никогда прежде. Разве что Чонгук думает о том, как они сталкивались лбами, рыча друг на друга, как два агрессивных питбуля, готовые разорвать врага в клочья. Но сейчас… всё не так. Потому что Гук в карих глазах напротив действительно видит печаль и переживание. У него ладони потеют от близости, сердце стучит, и это больно, психолог хмурится и снова пытается сделать шаг назад, но теперь Тэхён на два шага впереди, потому что он, наконец, целует. Если бы Чонгук стоял, у него бы ушла земля из-под ног, потому что это ощущается слишком нереально. Словно очередной сон, и он не знает, к какому типу его относить, потому что таких у него ещё не было. У него дрожат руки, а у Тэхёна ресницы, ведь он жмурит глаза, чтобы не видеть себя в отражении чужих карих. У Кима губы сухие, солёные от слёз, искусанные. Отстраняется он так же внезапно, как и льнёт, и снова даёт возможность взглянуть в свои яркие глаза, которые напоминают Чонгуку о море того самого лета две тысячи шестнадцатого года, когда всё было хорошо. — Ты… — брюнет качает головой и опускает взгляд; длинные, тонкие руки старшего опускаются ему на плечи и несильно сжимают. — Ты делаешь это для того, чтобы разжалобить меня? Это ведь твоя цель? Я не выдам тебе информацию, Тэхён. — Гугу, не будь дураком, — едва может выдавить из себя красноволосый. Его бледная кожа местами покрывается алыми пятнами от внутреннего смущения и диссонанса. Гук, к слову, выглядит так же. — Ты знаешь, что происходит. — Прекрати. Мы… поговорим об этом дома, — хмыкает он, когда видит, что в гостиную наконец заходит мама. В этот раз он безумно благодарен ей за то, что она нарушает его личное пространство размером с юпитер. Женщина приготовила чай, две чашки расставляет на небольшом столике, чтобы парни выпили. Напиток Гука пахнет так, словно это не чай с успокоительным, а успокоительное с чаем. — Мам, — зовёт брюнет, убрав чашку обратно. — Ко мне приходила Чо Миён. — О, прелестная женщина, правда? — немного нервно отвечает она, присаживаясь в кресло рядышком. Грузное чёрное платье плещется по её уставшим ногам. — Она сказала, что ты была вооружена, — и он протягивает ей ладонь вместо тысячи мольб, просьб или приказов. Женщина тяжело вздыхает и поднимает подушку с кресла, достаёт оттуда револьвер и вкладывает его в руку сына. — Жалкая мелкая болтушка… — Она беспокоилась о тебе, как и я, — сверкая глазами, он рассматривает оружие и убирает его на стол, чтобы потом отдать в участок на хранение и определение дальнейшего использования. — Это опасно, мам. Знаешь, что ещё опасно? Серийный убийца. Именно поэтому полицейские весь день следили за домом. Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя на произвол судьбы? — Почему ты не сказал мне? — возмущается она, вскидывая брови и сжимая кулаки, красивый маникюр впивается в нежную кожу. — Ты бы отослала их. Если ты боишься оставаться здесь, может, поживёшь в «Лотте», пока всё не закончится? — несмотря на то, что этот разговор явно не для ушей Тэхёна, они не собираются останавливаться. Сейчас для них двоих тут больше никого не существует: только они и их бесконечная перепалка. — Знаешь… — она откидывается на спинку кресла. — Ким владели этим районом, когда здесь ещё ничего не было. Купили его за деньги, которые получали, снаряжая китайских солдатов. Хорошая инвестиция, как оказалось, всего на несколько недель. Мой прапрапрадедушка построил этот дом в тысяча восемьсот семьдесят первом году, и с тех пор здесь жили все Чоны. Здесь построили многоэтажный дом, но выделили нам лучшую квартиру ещё в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, — её голос повышается с каждым предложением, и Гук хмурится, потому что бьёт по ушам. — Я не позволила Джихёку запятнать этот дом, несмотря на то, кем он был, и меня отсюда не выгонят. Это мой дом. Я не хочу в отель, я не хочу жить под постоянным наблюдением. Я хочу жить нормальной жизнью, чтобы меня не преследовал призрак твоего отца. — …Я тоже этого хочу, — утвердительно кивает младший. — Не могу тебе обещать этого, зато обещаю, что не остановлюсь, пока не поймаю Свалочника. Ты не должна жить в страхе, — ему звонит телефон и он тянется за ним в карман. — Это Намджун, я должен ответить. Есть новости? — спрашивает он, приложив телефон к уху. — Парень, лучше услышать это сначала от меня. Твои старые приятели из NIA взяли дело Ёнбина, — докладывает ему мужчина. — И они очень ясно дали понять, что ты отстранён от дела. Как и мы все. — Они не могут нас отстранить! — Ещё как могут. За дело взялись федералы, и ты им не очень нравишься. Гук бросает трубку и смотрит на маму, потом переводит взгляд на револьвер, лежащий на столе и бликующий в свете ламп. — Что случилось? — Может, тебе всё-таки стоит оставить его.◎ ◍ ◎
— Нет! Чонгук подрывается на постели и валится на пол, ударившись больно коленями о дерево и задев головой тумбочку. В голову бьёт, словно в колокол, лёгкие взрываются от недостатка кислорода, дышать практически невозможно. В глазах стоят слёзы, но он не обращает ни на что внимания, перед взором стоят красочные кадры, в них всё подряд, все кошмары соединяются в один, самый насыщенный. Он осматривает свою спальню, тёмную, хотя засыпает он утром, и очень просторную, огромную. У противоположной стены от него находится огромный стеллаж для сервиза, стеклянный, сияющий, но внутри не посуда, а огромное количество оружия: топоры, стиллеты, охотничьи ножи, тесаки, катаны. И рядом спиной к нему стоит неизвестная девушка. Она медленно открывает прозрачные дверцы. — Кто вы? Что вы здесь делаете? — она медленно, бережно вынимает катану из стеллажа, лезвие опасно выскальзывает наружу, светится, как неоновое, в этом погружённом во тьму помещении. — Это… японская катана семнадцатого века… Она очень дорогая, — девушка молча поворачивается к нему и медленно босыми ногами по деревянному паркету, Чонгук поднимается на негнущиеся ноги, забирается обратно на кровать. Кончик меча скользит по полу, оставляя после себя след. — И острая. Я всё ещё сплю? В темноте лица девушки не видно, но Гук видит, что она полностью обнажённая, стоит перед ним, сокрытая пеленой ночи. Делает шаг вперёд, в тусклый свет луны из витража. Брюнет видит длинные волосы, мокрые от воды, и содрогающееся в дрожи молодое тело. — Найди меня, — она отводит взгляд. Чонгук моргает и больше её не видит, зато ему кажется, что впереди располагается мыльный театральный пустой зал с красной сценой. У края кровати резко появляется незнакомка, смотрит исподлобья и цепляется руками с отросшими ногтями в одеяло, одёргивает его, парень быстро ложится на спину и смотрит в потолок, чтобы не видеть её. Он догадывается, кого видит, но спрашивает: — Кто ты? — катана прорезает кровать насквозь прямо рядом с ним, в сантиметре от его бока. Сердце подскакивает к горлу. — Это… просто сон. Просто подсознание издевается надо мной… Шутит злую шутку, — катана снова врывается в матрас уже возле ноги. Через секунду уже возле его головы, он отчётливо видит, как лезвие сверкает совсем рядом, и он снова несдержанно кричит. — Это просто сон! Просто сон… Меч прорезает его грудь насквозь, прямо в сердце, боль распространяется по всему телу слишком быстро для того, чтобы он успел понять. Глаза наполняются слезами непроизвольно, губы распахиваются в немом крике. Лезвие покидает его грудь тогда, когда он становится просто лежащим бездыханным телом в своей собственной спальне.◎ ◍ ◎
— …В общем… — держа в руках плюшевую панду и поглаживая её по мягкой искусственной шёрстке, говорит клиент. — Сны всё так же ужасны. — Можно и так это описать, — Хиджин кивает. Гук пересказывает ей всё содержание своего сна, который практически не отличим от реальности, и она понимает, что наступил тот самый момент, которого она так сильно боится. — Этот ужас — олицетворение всего, через что я проходил, — он не находит в себе сил поднять взгляд на терапевта, поэтому смотрит под стол. — Почему? — Моё подсознание… показывает главный вопрос, который мучает меня с момента возвращения к отцу, — профайлер всё же откладывает в сторону плюшевую игрушку и направляет взор на врача. — Что произошло, когда я нашёл девушку в чемодане? — Твоё потерянное время, — утвердительно отвечают ему, парень устало выдыхает. — Но как только я начинаю находить ответы… — Твой отец в карцере, а NIA снимают тебя с дела, — Хиджин поджимает губы, пытаясь донести до Гука: вести дело в его состоянии жизненно опасно. — Настоящий удар кинжалом в сердце, — улыбается Гук, и женщина прячет взгляд, но не может спрятать снисходительной улыбки. — Это почти что слишком, как мне кажется. Вы не согласны? — Я не могу согласиться с твоими чувствами, Чонгук, — терапевт пожимает плечами. — Это твои чувства. Но твой ужас нужно расценить по-другому. Этот сон возбудил тебя? — внешне Чонгук никак не реагирует, но внутри его всего встряхивает. Взгляд он не отводит, но становится более напряжённым. — Вы хотите сказать, в сексуальном плане? — женщина кивает, и Гук нервно усмехается, насмешливо поднимая брови. — Меня закололи. — В тебя вонзили… меч. — Ладно, — соглашается он. — Там были… некоторые эротичные моменты. — Чонгук, что если этот сон… — она отводит глаза, подбирая несколько секунд правильные слова для выражения своей новой мысли, — это другая сторона твоего подсознания, которая требует, чтобы её услышали? Сторона, которой нужен сон… пища… и нужен секс. — Похоже на фрейдизм, но ладно… — неуверенно отвечает парень, опустив глаза в пол. — Не всё крутится вокруг твоего отца. Может быть, это твой шанс… что-то изменить. Поделать что-то… нормальное. — Нормальная жизнь? — вздёрнув бровью, спрашивает клиент, на что получает положительное «угу». — Звучит странно, но…◎ ◍ ◎
The Isley Brothers — It's Your Thing
После сеанса мир приобретает немного более яркие краски, потому что Чонгук чётко ставит перед собой цель — забыть обо всех убийствах, делах, анкетах, судах, и зажить поистине настоящей нормальной жизнью. Да, он до сих пор безумно хочет, чтобы этого Ёнбина засадили в тюрьму на пожизненное или приговорили к смертной казни, но дело перешло в NIA, а он знает их, и уверен, что они справятся. Хочет в это верить. А сейчас он идёт по украшенным к новогодним праздникам улицам, рассматривает ряды искусственных ёлок. Время уже близится к вечеру, темнеет, и деревья, подведённые гирляндами, сияют в темноте. Чонгук сворачивает на Итэвон, где сейчас огромные толпы людей, разбегающиеся по ресторанам, барам, клубам, многочисленные уличные лавки с едой открыты и пользуются спросом у туристов. Чонгук вдыхает холодный воздух, осматривается и думает о Тэхёне. Ему хочется побыть с ним в такое время, раз уж он начинает жить нормально, им стоит поговорить обо всём и обсудить их самих. Поэтому брюнет набирает номер и ждёт ответа. — Привет, Гугу, — мягко и аккуратно, как всегда. Гук улыбается, чувствуя себя более свободным и, наконец, расслабленным. — Хён, ты знаешь, где находится Итэвон? — Э, да… А что? — недоумевает он. — Приезжай, я… хочу сводить тебя в один бар, — улыбаясь так, что сверкают зубы, говорит парень и в предвкушении дожидается ответа. Никогда раньше он не был так взбудоражен не очередным делом об убийстве, а просто встречей с человеком. — Ты ударился сильно? Что случилось? — голос звучит действительно обеспокоено, на что младший в трубку смеётся, смотря на то, как между рождественских декораций бегают дети. — Всё в порядке, честно. Возьми с собой Джухён, поедим вместе. Жду вас, — и отключается. Гук идёт вдоль лавок, рассматривает всевозможную еду: клубнику в карамели, корндоги, шашлычки на шпажках, токки в остром соусе, рыбные пирожки, булочки с фасолью. Завороженный запахами и видами еды, не видевший нормального питания желудок парня урчит, а сам он с тоской думает о том, что сможет сесть и поесть только где-то через двадцать минут. — Чонгук? — он дёргается от неожиданности и поворачивает голову к подошедшей девушке. Распущенные русые волосы отражают цвета горящего Итэвона, а серёжки блестят так же ярко, как и звёзды. — Миён, — растерянно улыбается он. — Что ты здесь делаешь? — Я живу тут неподалёку, — она указывает куда-то вперёд, в сторону спального района, которому не очень везёт находиться рядом с самой шумной улицей Сеула. — Какое совпадение, мой психотерапевт тоже здесь рядом. — Ты ходишь к терапевту? — удивлённо спрашивает Чо и улыбается. — Проведёшь меня до подъезда? — Конечно, — парень соглашается, потому что… а почему нет? Тэхён приедет через пятнадцать минут максимум, так что он вполне успеет сходить туда и обратно. Они идут вдоль ресторанов и баров, откуда слышна громкая музыка и шумные разговоры. — Всё хотела спросить. Как дела у твоей матери? — Больше не вооружена, — немного взбудоражено отвечает он, жестикулируя одной рукой, что находится не в кармане пальто. — Всё ещё немного опасна. — Отлично. Все женщины должны быть немного опасными. — Миён, можно… — он делает несколько шагов вперёд и поворачивается к ней лицом, идёт задним ходом, про себя молясь ни с кем не столкнуться и уж тем более не упасть прямо на мокрый асфальт. — Я задам тебе вопрос? — Гук осекается и толкает язык за щёку, вспомнив о том, что у него есть Тэхён и на сегодня у них запланирована встреча. Ветер в его голове быстро сметает все мозги, но, благо, он успевает всё разложить по полочкам. Миён симпатичная девушка, но Гук, кажется, уже занят. — А, знаешь… не бери в голову. — Ну, как скажешь, — она загадочно улыбается и смотрит в сторону подземного перехода. — Ты, наверное, здесь ждал кого-то? Дальше я пойду сама, здесь всего пять минут. Да встречи, Чон Чонгук. Они кланяются друг другу, парень совершенно не возражает, если девушка дальше пойдёт сама. Он возвращается в центр Итэвона и идёт к автобусной остановке, на которой через десять минут встречает красноволосого Тэхёна и малышку Джухён, которая, как только они вылезают на улицу, запрашивает клубнику в карамели из ближайшего ларька. И Чонгук сейчас в слишком хорошем настроении, чтобы просто так отказать ей в небольшой прихоти. А дальше парень приводит их к бару «Сладкая ночь», прославившемуся за последние несколько месяцев настолько, что о нём говорят почти все. И, несмотря на свою популярность, он все ещё сохраняет в себе несколько пустых мест. Ребята усаживаются возле аквариума с рыбками, потому что туда тянет их Джухён. — Так… ты точно не ударился? — Тэхён неловко садится напротив парня за квадратным низким столиком, чувствуя, как соприкасаются внизу их ноги. Раньше его это бы никак не повлияло на него, но сейчас он чувствует смущение, потому что раннее утро у мамы Гука никак не хочет выходить из головы. Возможно, он был слишком эмоциональным и ему стоило тогда сдержать себя в руках, но уже ничего не изменить. — Может, и ударился, — улыбается он и подзывает официанта. — Одну порцию манду и грушевый сок. — Я бы хотел тушёную утку, — Тэхён тыкает пальцем в одно из блюд, и милый официант записывает всё это себе в телефон. — А ей можно порцию детского меню? И два апельсиновых сока, спасибо, — когда их оставляют одних, а девочка отпрашивается поиграть на детской площадке вместе с остальными, старший снова обращается к парню. — Сегодня какой-то особенный день? С утра ты выглядел отвратительно, а сейчас у тебя с лица улыбка не сходит. — Просто наслаждайся сегодняшним вечером со мной. Разве ты не хотел этого? — Ну… хотел, наверное, — Тэхён отводит взгляд, прислушиваясь к популярной музыке, играющей из колонок. — На самом деле… я хотел бы обсудить кое-что. — Сегодняшнее утро? — спрашивает брюнет, и старший неуверенно кивает, заставляя себя насильно поднять глаза обратно на чересчур спокойного друга. Или не друга? — Потом обсудим это, хён. Сейчас я хочу просто… — Нет, мы не будем обсуждать это потом, потому что ты снова будешь работать круглыми сутками. Гугу… — он трясёт головой, пытаясь успокоиться. — Ты… нравишься мне…? Наверное. Я так думаю. — Я знаю, — отвечает он, слегка поджав губы и дёрнув бровью. — Понял это сегодня с утра. Весьма… интересное было признание, ничего не сказать. — Прошу, не говори так. Я сейчас очень волнуюсь и твои слова… — Задевают. Прости, — он постукивает пальцами по поверхности стола и смотрит на красивые картинки блюд в меню ресторана. — Я ещё не разобрался, хён. Просто… Знаешь, я всю жизнь любил девочек, девушек, женщин. И сейчас… Сейчас я просто немного растерян и не понимаю, в каком направлении мне стоит двигаться. То есть… Я даже никогда не думал о парнях в таком плане, и, по правде говоря, не хотел бы задумываться и дальше. Не в обиду тебе, просто я всегда считал себя абсолютным любителем женщин, — он видит, как Тэхён с каждым произнесённым словом мрачнеет, как туча в ноябрьскую ночь. — Я не говорю, что отвергаю тебя, хён. Я просто прошу дать мне немного времени. Они прекращают разговаривать, так как официант возвращается и расставляет напитки, снова уходит. Чонгук трубочкой помешивает плотный грушевый сок с мякотью и смотрит на немного дрожащие длинные пальцы Тэхёна. Поддаётся порыву и берёт одну из ладоней в свою тёплую руку. — Ты сильно переживаешь. Хорошо, дай мне… день. Всего лишь один день для того, чтобы я окончательно принял решение, идёт? — спрашивает брюнет. — Так или иначе, выгонять вас обоих из квартиры я не собираюсь ближайшие несколько недель. Я просто не хочу давать тебе ложных надежд. — Всё в порядке, — сухо отвечает аловолосый. — Я хочу поесть и пойти домой, ладно? — Конечно. Они едят, когда им наконец приносят заказ, и выходят из бара через час, едут домой на автобусе, так как сегодня Чонгук после красочного сна не решает садиться за руль. Тэхён и Гук молчат всю недолгую дорогу, приходят домой, переодеваются в домашнее, и младший поднимается к себе, чтобы побыть наедине с мыслями и разобраться в себе, ведь завтра ему нужно дать ответ. На самом деле, он даже не знает, как ко всему этому относится: никакого отвращения, да и Тэхён парень милый, хоть и глупый ещё, но, с другой стороны… ему важно то, что ему скажет по этому поводу мама и Дженни. Нет, ладно, с мамой он немного переборщил, ведь прежде он редко вслушивается в её приказы и угрозы, а вот Дженни — другой случай. Ох, Дженни… Гук очень сильно надеется, что врачи смогут сделать всё для того, чтобы она восстановилась после нападения. Вообще, Гук думает очень долго, но никак не может встать на одну из сторон. Не знает, как ему поступить, и даже когда время переваливает за час ночи, он всё равно мечется с одного варианта на другой и не может определиться. Уже хочется спать, а он всё смотрит на потолок своей спальни и думает, думает, думает. Пока дверь комнаты не открывается, а на пороге не появляется высокая фигура худого сожителя. — Что-то случилось? — Гугу, я не могу больше ждать. Ожидание… сильно выматывает меня, — стыдливо признаёт парень. — Мы должны сейчас расставить всё по местам и определиться: либо да, либо нет. Какой вариант ты выбираешь? — Чёрт, хён… — парень поднимается на локтях и устало выдыхает, кусая губу. Счётчик идёт: раз, два, три… Если сейчас он не даст точный ответ, неизвестно, что может произойти. Терапевт говорит ему начать жить нормальной, счастливой жизнью. То, что Чонгук называет счастьем — только его дело, так ведь? — Я согласен. Чёрт с тобой… — Что? — удивлённо хлопает тот глазами. — Я не буду повторять дважды, ты ведь прекрасно всё слышал, хён, — он снова отводит взгляд в сторону, пытаясь решить, как им сгладить такую неловкую атмосферу. Но ему не приходится, потому что дверь закрывается, а кровать проседает под весом чужого тела. Секунда — и он ощущает непривычную тяжесть на своих коленях, садится сам, чтобы быть прямо напротив старшего, лицом к лицу. Даже если страшно. Может, этот подросток в теле взрослого не убежит, как остальные девушки, не справившись? Их ведь связывает гораздо больше, чем просто симпатия. У них уже есть общее прошлое. — Ты мне нравишься, Гугу, — умилительно нежным голосом шепчет парень, когда чувствует, что тонкие и дрожащие ладони младшего накрывают его поясницу. — Правда. — Ты… мне тоже нравишься? — сказав это, Гук несдержанно смеётся и прячет своё глупое лицо в плече старшего, пытаясь справиться с самим собой. Когда это он стал более стеснительным, чем восемнадцатилетний подросток? Хотя физическая разница у них, собственно, небольшая, ментальный возраст Гука превышает двадцать пять лет. — Ты милый, Гугу, — хихикает в ответ Ким. — А ещё сонный. Я предлагаю тебе поспать и выспаться уже в конце концов. — Знаешь… Я, наверное, приму твоё предложение.◎ ◍ ◎
Она не спит уже вторые сутки, боится прилечь на пять минут, потому что ей кажется, что вот-вот в комнату зайдут какие-то мужчины и начнут ей угрожать, избивать или насиловать. Ей ведь всего лишь пятнадцать лет. Ёнхи протирает мокрые глаза и снова утыкается в колени, сидя в углу захламленной комнаты, где на полу куча пепла и окурков — спальня Суран. Не очень симпатичное и ароматное место, но лучше подвала во всяком случае. Окно специально заколочено, а у дверей в их квартиру оставлены двое амбалов, которые не дадут ей сбежать. Её вроде бы кормят (хотя можно ли назвать это всё нормальной едой), дают воду и вроде бы не давят на неё, только заставляют убирать на кухне и иногда по квартире. Естественно, она убирает, потому что ей страшно: здесь, в компании взрослых людей за тридцать, среди наркоманов и бывших уголовников, у неё нет права голоса: она ухоженный домашний щенок среди голодных дворовых псов. Обычно, когда она убирает на кухне, Суран (так зовут женщину, которая слишком часто сидит дома и управляет Ким Каем, как игрушкой) курит и комментирует всё, что делает девочка, фразами вроде: «нахрена нам сдалась эта маленькая дрянь» и «Чонин и то лучше драит стол». Сейчас к ней в комнату заходит тот самый Чонин, или же бывший Ким Кай. В его руках пакет с чем-то на самом дне, как в итоге оказывается — протеиновые батончики, чтобы девчонка не страдала от голода. Если Суран и Усок плюют на эту малолетнюю девчонку, то он не такой, сам был подростком с большими амбициями, только вот к чему это привело — страшно думать. Он один в этой дыре нянчится с ней, как с годовалой, несмотря на постоянные возмущения Суран. Мол, эта скотинка ничем не заслужила такое обращение и лучше бы он так относился к ней, ведь в последнее время между ними холод и тишина. — Поешь, — коротко говорит он, оставляя пакет рядом с девушкой. — И поспи. Тебе было бы полезно. — Зачем вы это делаете? — хрипло спрашивает она, поджимая пальцы на ногах. — Почему… Почему я…? — Нам нужна не ты. Ты лишь приманка для нашей добычи, Цзы Тао, — услышав имя друга, девушка поднимает голову и смотрит на Кая во все глаза, опасаясь услышать подробности. Но, так как их не следует, она решает сама добиться продолжения: — Тао? Что вам… от него нужно? — Как бы так сказать… Твоему другу уже двадцать пять лет, и он не просто так появился в твоей школе и не просто так общается только с тобой, — сочувственно улыбается мужчина, видя шок на лице девушки. — Он не тот, за кого себя выдаёт, — Ёнхи зарывается ладонями в свои спутанные волосы, прижимая колени ещё ближе к груди, а красные опухшие глаза снова влажно сверкают. Она знает, с самого начала подозревает о том, что Тао выдаёт себя за другого человека. Все эти татуировки, слишком взрослый холодный взгляд, манера речи, поведение, его обособленность от других людей — всё это факторы, на которые девушка закрывала глаза. — Что ему нужно было от меня? Что?! — в истерике спрашивает она, вжимаясь больно спиной в стену и вскидывая голову вверх, чтобы взглянуть на мужчину, который садится на край кровати, смахнув ногой несколько окурков под кровать. — Тебе лучше спросить об этом Усока. Но… он вряд ли тебе скажет, ты здесь никому не нужна и ничего не стоишь, а все люди здесь… ты сама знаешь, Ёнхи, — Чонину её жаль, но он ничего не может сделать, потому что главный в этом доме не он и даже не Суран, а Усок и те, кто стоит за ним. Чонин на дне среди тех, кто вообще может командовать. — Прости. Тебе придётся пробыть здесь, пока мы не закончим с делом. А дальше тебя выкинут на трассе и… Его слова остаются неуслышанными, потому что Ёнхи плачет сильно, пусть и пытается быть тихой, дома всё ещё находится Суран, которая за такую дозволенность может прихлопнуть и заставить заткнуться не лучшими способами. Кай лишь вздыхает и, оставив пакет с батончиками, выходит из комнаты, плотно закрыв дверь. На кухне сидят Усок, пара неизвестных Киму личностей и Суран, нервно курящая возле приоткрытого окна. Их новый друг активно печатает что-то в телефоне в жёлтом чехле с фотокарточкой бойз-бэнда. Несложно догадаться, кому он отсылает сообщения.Вы. Привет, вегугин.
Вы. Не хочешь встретиться сегодня в семь вечера?
Вы. В Seoul Forest?
Тупой китаец. С чего ты меня зовёшь прогуляться, м? Тупой китаец. Решила кинуть меня? Тупой китаец. Вчера меня не было, потому что у меня появились дела и телефон был на беззвучном. Тупой китаец. Так что отомстить не получится =)Вы. Всё в порядке, я сама доехала домой.
Вы. Просто хочу погулять, но мне не с кем.
Вы. Сейчас же рождественские праздники впереди.
Вы. Неужели ты не празднуешь их?
Тупой китаец. Праздную. Тупой китаец. Ты мёртвого уболтаешь. Тупой китаец. Сегодня в семь. Тупой китаец. Если ты не придёшь — я знаю, где ты живёшь.Вы. Нет проблем, вегугин.
◎ ◍ ◎
Тао не до конца верит в то, что девушка действительно придёт, но начинает собираться практически сразу, потому что времени не так много до их встречи. Что является таким внезапным порывом её желанию прогуляться — неизвестно, но тем не менее даже если она решает отомстить ему, он сможет пройтись по свежему воздуху и на время подумать, что он самый обычный нормальный человек, как все. Что работает где-нибудь в офисе, работает с документацией и заполняет отчёты, а не прибирает за убийствами и не похищает людей. Он одевается как обычно, цепляет чёрные вещи, пальто, и кладёт себе в карман перочинный нож по привычке. Выходит в половину седьмого и добирается на автобусе, ведь, как гласит его легенда, он всего лишь старшеклассник. Подойдя к парку, где достаточно много людей, он снова пишет девушке.Вы. Где мне тебя найти?
№1 Хочу сделать тебе сюрприз! Приходи к озеру с фонтанами, я буду там. Тао начинает подозревать что-то неладное. Обычно в этих местах никто не ходит, либо же там тусуются молодые парочки и школьники, и, в принципе, неудивительно, что она позвала его туда. Но, с другой стороны, там ведь ходят парочки? С какого перепугу ей звать его туда? В общем — миллион вопросов и ни одного достоверного ответа он не видит, но всё-таки идёт в назначенное место. Сначала у фонтанов он не видит совсем никого и, осмотревшись ещё раз вокруг, хочет написать девушке, но… — Привет, Тао, — улыбаясь, здоровается мужчина, и китаец поворачивается к нему недовольно. Выглядит неплохо, в плаще, чистом свитере и джинсах, вроде не убитых туфлях. Чёрные волосы скрывают один его глаз, но у парня создаётся впечатление, словно он где-то видел его раньше. — Я вас знаю? — Думаю, ты знаешь её, — Усок демонстрирует тому небольшую фотографию в анфас Ёнхи, улыбающуюся на камеру. Китайца передёргивает так, что он чуть телефон не роняет, и в мгновение ножик, припрятанный от чужих глаз, оказывается у него в руке. — Где она? Говори, иначе шкуру спущу, — дёрнув бровью, рычит Тао, который из мирного тихого парня превращается в скалящего клыки добермана. Огня в его глазах столько же, если бы голодному псу показали кость с обвисшим мясом, но темперамента гораздо больше, потому что его слова никогда не бросаются на ветер, он правда спустит шкуру и кишки. — Не спустишь, иначе это отразится на нашей прелестной красотке, — миловидно улыбнувшись, говорит Усок, и Тао подскакивает близко к нему, так, чтобы в лоб прорычать и показать, насколько он стал ненавистен. — Не думал, что она так быстро станет твоей слабостью. — Да что ты знаешь, твердолобый? Ты даже не знаешь, зачем она мне нужна, — шипит он, смотря на этот столб внизу вверх. Сейчас он неудобно проигрывает в нескольких сантиметрах, но эта разница очень сильно заметна. — Госпожа и господин Ким, Чан Вонён, ты даже этого уборщика зарезал, ту девчонку наркомана, родителей, у которых только родилась маленькая дочурка, у которых был восемнадцатилетний сын-школьник… — улыбается Усок безумно, почти, потому что на самом деле он не безумец далеко. Здесь безумный лишь Тао, и руки его по локоть в чужой крови. — Скольких ещё ты убил? — …Я не убивал их. Не убивал Юну и Сонджуна. Это был Сокджин! Я лишь убирал за ним, — скалится китаец, косясь на фото девушки и максимально сдерживая себя, сжимая в руке ручку ножа. — Я не убил Ёнхи, потому что ещё не время. — Или потому что она подруга Тэхёна? Даже её мать уже видела тебя, и теперь ты бы не отвертелся от следствия, если бы она была убита или похищена, к примеру, — Чон не прекращает улыбаться. — Или, может, дело не в Тэхёне, а в тебе? — Что ты имеешь в виду? — зло рычит он. — Ты понимаешь, о чём я, Тао. И либо ты помогаешь нам, либо вы вдвоём встретитесь уже не в этом мире, — доберман смотрит на эту блохастую дворнягу и снова рычит, но уже без привилегий, без угрозы нападения, потому что у него нет такой возможности. Он не хочет, чтобы что-то случилось с Ёнхи. И, может, не потому, что задание принадлежит ему. Возможно, он просто ещё раз хочет взглянуть в её тёмные глаза и услышать это вредное «опять ты, тупой вегугин».