«Я могу сотворить мирное и безопасное, где мне угодно».
— Верно, — он слышит женский голос, от которого мышцы, как по привычке, расслабляются. Гук медленно, насколько позволяет ему положение вещей, задирает голову наверх и видит перевёрнутую картинку: его терапевт сидит на том стуле, где когда-то сидел Сокджин, и смотрит на него. — Проговаривай ежедневные утверждения, как я тебя и учила. Гук опускает взгляд обратно на свою руку. Карточки уже нет. — Вас здесь нет… — едва слышно шепчет криминалист, закрыв глаза, его губы еле шевелятся, а голос звучит слишком хрипло. — А ты не в мирном и безопасном месте, — голос Хиджин звучит у него в черепной коробке эхом, больше никаких звуков он не слышит, словно это гипнотический сеанс. — Итак. Собери свои мысли. Чем больше дышишь, тем более организованными будут твои мысли. Тебе нужно выжить, парень. — Я теряю много крови… — шепчет в ответ почти бессознательно раненный. — У тебя есть всё, чтобы это исправить. В первую очередь, нужно остановить кровотечение. Гук прислушивается. Вторая рука, которая всё это время лежит возле проколотого живота, обильно окунута в кровь, с неё она скатывается густыми частыми каплями на пол. Бурая жидкость полностью покрывает его ладонь, и, кажется, въедается в кожу. Он тратит очень много сил на то, чтобы сесть обратно на колени, разорвать низ рубашки и обвязать рану. Больше сил нет, он склоняется почти к полу, пот обильно течёт по его лицу, шее, рукам. — Так-то лучше. Я знаю, что ты думаешь. — Конечно же, знаете, — выдыхает он едва слышно и судорожно втягивает ртом затхлый воздух. — Вы ведь галлюцинация, вызванная стрессом. — Только поглядите на мистера Всезнайку, — усмехается она, женственно закидывая одну ногу на другую. — Думаешь, Сокджин прольёт свет на девушку в чемодане, не так ли? Решит все твои проблемы. — Он может рассказать мне о ней… — Отпусти её, — строго говорит терапевт. — Перестань связывать свои травмы с ней. Не из-за неё ты такой. Мы знаем, почему ты такой. Сокджин не имеет значения. — Сокджин может помочь мне, — он смотрит снизу вверх так загнанно, но женщина на это встаёт со стула и подходит, садится на корточки рядом с ним, заглядывая глубоко в глаза, пытаясь повлиять на сознание. Гук осознаёт, что сейчас борется сам с собой, а не с Хиджин, но всё равно не может принять ту версию, которая будет лучше для него. — Он может убить тебя. Уже почти убил. Перестань составлять профиль и хотя бы раз в жизни защити себя, — она не касается его, чтобы не нарушить созданную иллюзию, а парень опускает взгляд вниз, на её ступни, обутые в милые туфли на коротком каблуке. — Где ты, Чонгук? Где ты сейчас?— Всё началось здесь.
Здесь.
Здесь.
— Где всё началось, — его сильно трясёт. — Поездка на природу. Там я ударил его ножом. Здесь он меня и держит. Я его предыстория. Но зачем я пытался убить его? Я бы это запомнил. — Мы это уже проходили. Ты не можешь заставить воспоминания вернуться, — она встаёт и отходит назад, шаг за шагом, медленно растворяясь. — Тебе нужно сконцентрироваться на выживании. В чём смысл знать ответы, если ты мёртв? — Я не могу сделать это один. Вернитесь… Гук снова теряет сознание и падает на холодный, грязный пол.◎ ◍ ◎
Ким Намджум, детективный отряд. Кабинет лейтенанта.
Соён, сидящая за рабочим столом своего временного коллеги из полиции, смотрит на двоих детективов, сидящих перед ней. Хосок и Джису не очень рады сидеть перед начальством в лице спецагента NIA, но выбора у них, как такового, нет. Сейчас у них в приоритете спасти одного-единственного человека. А у Хосока ещё звериное желание расчленить убийцу его девушки, но не об этом. — Местные правоохранительные органы делают целевые проверки транспорта в трёх городах, армия техников просматривает запись с камер и бригада криминалистов находится у дома Сокджина, а вы хотите поехать на природу? — с издёвкой в голосе спрашивает Соён, вздёрнув светлую бровь. — Чонгук один из нас, и он где-то там, — Хосок напряжён так сильно, что у него даже вена на шее вздувается. Мышцы на плечах и руках каменные. — Думаем, этот домик — важное место для Сокджина и для Гука. — Не понимаю, — Чон становится серьёзной. — Мы думаем, что Гук в детстве поехал на природу с отцом и другим мужчиной. Он думает, что это был Сокджин, — разъясняет Ким. — Чонгук знает Сокджина ещё с детства? — Да. С момента поездки в этот домик. Вы не понимаете? Сокджин привёл его к самому началу, — Джису очень надеется на то, что агент сможет понять их и проникнуться этой историей. Но в её глазах они видят сомнение. Соён отводит взгляд в окно, нервно облизывает губы, и только после этого вновь смотрит на детективов. — Хорошо. Поехали, — она встаёт из-за рабочего стола, двое следуют её примеру. — Вы… поедете с нами? — Хосок недоверчиво ведёт бровью. — Сколько у вас опыта в спасении заложников? — риторический вопрос, потому что ответ ей совсем не нужен. Поэтому они идут к выходу в коридор молча, но торопливо. Не терять ни минуты.◎ ◍ ◎
Джихёку вводят под кожу препараты, усадив обратно на кушетку. Он смотрит перед собой, его голова слегка трясётся после припадка, но, в целом, он уже приходит в себя и может даже формировать целостно свои мысли. Намджун поджимает бескровные сухие губы и рявкает в телефон что-то вроде: «принято, Хосок, я заставлю его говорить». Врачи заканчивают проверять состояние мужчины, когда его точно можно назвать стабильным, и уходят из палаты. — Джихёк, — сосредоточенно говорит Нам, расставив руки на боках. Он всё ещё стоит за чертой, не думая даже подходить ближе, потому что ему дороже. Доктор не откликается, и лейтенант щёлкает пальцами, чтобы привлечь внимание. — Чон Джихёк! У меня мало времени. И у Чонгука тоже. Посещали ли вы с Сокджином какой-то домик? — Вы всё ещё думаете, что Чонгук жив? — его взгляд темнее обычного, а ещё он разговаривает еле-еле, и, возможно, это не только последствия припадка. — Эй, Омар, — обращается он к врачам, что всё ещё сидят возле двери в палату и наблюдают. Мало ли. — Тут моему другу могут понадобиться бензодиазепины. Всё кончено. — Нет! — злится Ким. — Чонгук — сильный парень с самым блистательным умом. Вы, может, и не верите в него, но я верю! — Как вы жаждете этого… — Джихёк шепчет медленно, рассматривая плитку на полу и свои ноги. Он не видит смысла смотреть на лейтенанта. — Быть его отцом. Поэтому вы притащили его в полицию сразу, как его уволили? Он был вам дорог? — Я сделал для него гораздо больше, чем вы. Ну, благодаря вам он точно помрёт, — цедит сквозь зубы блондин. — Если бы вы были хорошим мальчиком и выпили бы той ночью чай, Чонгук был бы ещё жив. — Он. Не. Мёртв! — взрывается Ким и, чтобы успокоиться, начинает сновать туда-сюда за пределами черты. — Если бы вы знали Ким Сокджина так, как знаю его я… то думали бы иначе. — Я обязан Чонгуку жизнью, я просто так не сдамся! — кулаки сжаты, дыхание прерывистое, злобное, Намджун готов в действительности прибить этого чёртова мудака, порадовав лишний раз Соын. Но держится. — О да, вы так привязались друг к другу, — усмехается он, подняв голову и уставившись лениво на лейтенанта полиции. — Что ещё вы сделали, чтобы заменить меня? Я чувствовал запах духов моей жены на вашем дешёвом пальто. Вы не достойны такой женщины, как она, — от этих слов у Намджуна желваки на скулах играют, проступают яростно кости челюсти. Про него, человека, больше всего на свете дорожащего своей семьёй, женой, детьми, такое говорить просто омерзительно. — Сконцентрируйтесь на домике, — последний рывок, последняя попытка. Если боги могли выслать ему право надеяться, он бы помолился им. Но сейчас он лишь смотрит хмуро, с застывшими слезами в глазах на того мужчину, которого давно бы пора посадить на электрический стул. — Возможно, Сокджин отвёз Гука туда, а он достаточно умён, чтобы выжить. Вы это знаете. — …Верно. Гук-и ведь… находчивый, в конце концов. — Да, так и есть. Где бы Джин держал его? — …Там был… довольно глубокий погреб. Дайте мне ручку и я… нарисую карту.◎ ◍ ◎
Кто-то ногой упирается ему в плечо. Несложно догадаться, кто именно. Переворачивают на спину и смотрят свысока, насмешливо, надменно, могущественно. Чонгук не открывает глаза, но слушает, вслушивается в шорох рядом. Сокджин смотрит на перебинтованный бок и усмехается. — Сильно болит, да? Да уж, — садится у стены на пол, смотрит на подрагивающего то ли от холода, то ли от недостатка жизненных сил младшего. — Я-то знаю. Я плыл так по реке, подлатал себя с помощью ржавого рыболовного крючка и какой-то лески. — Да, я слышу реку… Шум воды, — отдалённо действительно слышалось тихое журчание. — В тот день мне бы не помешал хирург, но от него… особой пользы не было, — продолжает убийца. — Почему я это сделал? — хрипит младший. — Ты не помнишь драки?Машина, нож, багажник, лес.
— Мы должны были убить её вместе!
Чонгук слабыми руками упирается в пол, позвоночник с трудом разгибается и держит его тело на себе, волосы беспорядочной мочалкой свисают вниз. Кровь остаётся даже на лице. — Вы с моим отцом хотели убить кого-то, — шепчет он. — Девочку. Я пытался спасти её, да? — У тебя грёбаный комплекс героя, — раздражённо цыкает Сокджин, хрипя. — Перестань спрашивать о девочке. — Тогда скажи, зачем я тебя зарезал… — Это была самооборона, — Ким хмыкает. — А хлороформ действовал не так хорошо, как раньше. Ты начал вспоминать всякое. Мы взяли тебя с собой в поездку, чтобы наконец покончить с тобой. Твой отец собирался убить тебя, — Чонгука передёргивает, он опускает низко голову, тихо всхлипывая, его плечи трясутся, становится невыносимо больно из-за сокращений мышц на животе. Приходится успокоиться. — Теперь ты вспомнил, не так ли? — Мой отец способен на многое, но он бы не убил меня… — Он собирался, — настаивает старший. — У него просто… сдали нервы, когда мы приехали. — И ты решил взять дело в свои руки. — Пока… — мужчина подтягивается вперёд к парню, становится на колени перед ним, смотрит на съехавшие к переносице напряжённые брови. — В тебе не проснулся твой отец. Ты напал на меня, как дикий зверь. — Я не убийца, — активно мотает головой он под смех уже вставшего на ноги Сокджина. — Да? А мой шрам говорит об обратном. Признай, ты такой же, как и я. Ты судишь, ты охотишься. — Я предаю преступников правосудию! — яростно отвечает он, вскидывая голову вверх и смотря на своего похитителя. — Защищаю общество и мою семью! — Коне-ечно, — Ким отходит в сторону лампы и стула, ходит туда-сюда по помещению, чтобы размять ноги. — У вас с отцом общая сила… и общая слабость. — Какая? — усмехается он, на лице играет болезненная улыбка. В свете яркого прожектора его тёмные карие глаза кажутся слишком светлыми и яркими, зрачок почти микроскопический, дискомфортный во всех понятиях. — Его садистская мания величия или комплекс бога? — Ваша семья. Прямо как Джихёк, ты… любишь свою семью, — он присаживается перед ним на корточки снова и убирает длинные пряди с запачканного лица. — Твой главный изъян. Твоим последним испытанием станет жертва. Но не волнуйся, — Сокджин гладит его щетинистую щёку и отходит к рюкзаку, хватаясь за толстую деревянную рукоять, — тебе ничего не придётся делать, только потерпеть. Делать буду я. Лезвие острого топора, оказывается, всё ещё отлично блестит.Улица.
Бригада детективов идёт по лесу, вооружённые винтовками, недавно завезёнными в агентство разведки. Джису, Хосок и Соён, одетые в форму NIA, и ещё команда людей из спецназа, расчищают лес и продвигаются всё дальше по направлению к походному домику, где, предположительно, может находиться Чон Чонгук. Они засаживаются возле небольшого, ухоженного домика из тёмного дерева посреди леса, с помощью бинокля один из спецназовцев рассматривает все окна и находит вход в подвал с улицы. — В доме никого. — Намджун сказал, там подвал. Они могут быть там, — Соён, крепко сжав в руке оружие, кивает в сторону железного входа под лестницей. — Зачистите верх, мы идём вниз. Я впереди, мы идём вслепую, — детективы во главе с агентом отправляются к погребу, а остальная часть забирается в сам походный домик. — Детектив Чон, ты прикрываешь тыл, детектив Ким, смотришь туда, где я не вижу. — Поняла, — кивает Джису. — Нет… Стой. Тебе не нужно это делать! — истерично вопит Гук, трясущейся рукой прижимаясь к оголённой груди, в его глазах скапливаются слёзы. — Нет, но я делаю… Это моё призвание. — Я знаю этот голос, — он игнорирует те эмоции, что проявляются на его лице вместе с горячими каплями, стискивает челюсть. — Тот, что в твоей голове. Может, всё началось из-за твоего дедушки, который говорил, что ты никчёмный. Но голос превратился в нечто более мощное, неоспоримое. Его невозможно удовлетворить! Как и тебя. Спецназ входит в дом с разных ходов, быстро обегает единственный этаж и связывается с Соён, как один твердят «чисто», и девушка выбивает плечом дверь подвала. Оружие вздымается вверх, наводится вперёд. У Хосока дрожат руки от мысли о том, что прямо сейчас он наконец-то сможет прикончить самого ненавистного в этом мире человека. Похорон ещё нет, он ещё не убит настолько, чтобы не было возможности встать, но в нём всё ещё хранится нескончаемая ярость, гнев, ненависть. Может, он собирает в себе все семь грехов, только ему всё равно: цель сейчас одна. — Чёрт возьми, Гук, твоей тощей заднице сегодня лучше остаться в живых, — шепчет он в затылок Джису, спускаясь бегло по ступенькам. — Я тоже слышу этот голос… — как безумец, смотря огромными глазами на своего мученика, который закидывает топор на плечо и закрывает устало глаза от того, что его раскапывают изнутри, говорит младший. — Моего отца. Я слышу его. Я вижу его. Но мне не нужно прислушиваться к нему. Поэтому не надо. Не прислушивайся к голосу! — парень вздрагивает из-за рыданий и затыкает себя грязной рукой. Сокджин подходит и присаживается рядом, прижав холодный металл к своим губам, смотря младшему прямо в глаза. Он видит в них десятилетнего ребёнка, который снова пребывает в самом страшном кошмаре наяву. — Дело в том… что мне нравится голос. Он часть меня. И сейчас он говорит мне поторопиться, — Чонгук ожидает, что ему потребуется пережить ещё больше физической боли. Но Сокджин встаёт и идёт к выходу, неся с собой топор. Гук болезненно сглатывает и давится воздухом, потому что больно ему будет невероятно. Сокджин идёт к его маме. И даже отчаянный крик позади его не останавливает. Бригада подходит к одной из многочисленных дверей, только одна из них плотно закрыта. Соён смотрит на неё, поворачивает голову к детективам, Джису одобрительно кивает и напряжённо переводит взгляд на закрытую комнату. С ноги блондинка выбивает мешающее им препятствие, светит фонарём с винтовки вперёд. Маленькая разбитая каморка с пледом и подушкой на полу. Обходят всё полностью, но ничего. Совсем. — Чисто. Чёрт возьми! Джису ругается и звонит лейтенанту, который всё ещё не может из-за больничного присутствовать физически на таких операциях. Трубку он снимает моментально. — Джун? Его здесь нет. Его. Здесь. Нет! — Сокджин, нет! — громче кричит парень, и мужчина замедляется, оборачивается. Гук хрипло дышит, пытаясь держаться в ясном сознании. Перед глазами всё плывёт. В ушах появляется отчётливое умиротворённое журчание воды, криминалист трясёт головой. Ничего не менется, но… приходит осознание другого. — Это не река… Это метро. Мы под… — Нет места лучше дома.Квартира.
Соын сидит весь день в четырёх стенах и никуда не выходит. Суджин сегодня не приезжает, потому что её просят, за окном уже темно. В тишине квартиры она может слышать, как бьётся её собственное сердце. Она просматривает копии фотографий, которые предоставил ей Намджун, и никак не может связать то, что её сын с минуты на минуту может умереть. Она не может сидеть дома, но заставляет себя, чтобы не сделать хуже. Даже виски уже не помогает. Она знает, что сейчас идёт операция, и она попросила Намджуна позвонить ей, когда они найдут сына… живым. Она молится, чтобы всё было хорошо. И она вздрагивает, когда входная дверь открывается без стука. Выйдя в коридор, она видит на пороге незнакомого мужчину с топором, и она сразу понимает, что он приходит убить её. И Соын бросается внутрь квартиры. Свет выключается везде. Совсем ничего не видно. Женщина проверяет выключатели, но ничего. — Господи, Свалочник здесь, — истерично шепчет она, слыша шум из прихожей. — Не хотите взять у меня интервью? — интересуется Сокджин, широко улыбаясь и обнажая белоснежные зубы. К сожалению, эту улыбку ещё никто не видит, но это пока. Он идёт туда, куда убежала женщина, она пытается быстро раздвинуть тяжёлые двери спальни и пробраться внутрь, и топор прилетает рядом с его головой, в стекло, Ким падает на пол в комнате. Внутрь неспешно заходит и Сокджин, приветственно улыбаясь. Он снова замахивается, но женщина хватает светильник с тумбочки и ударяет его по голове. Падает теперь он, у неё появляется пара секунд. Надо бежать.Подвал.
Гук лежит на холодном полу, стараясь не выть. Глаза опухают от влаги. Он не хочет терять маму, но он прикован железными скобами к земле, как грязная дворовая шавка. Он смотрит в потолок, пока раз не моргает. Над ним склоняется терапевт, сочувственно улыбаясь. — Просто вдохни. Расставь свои мысли по порядку. — Знаете, что мне сейчас не нужно? Психотерапия, — выдыхает ей в лицо он, словно выпуская из своего тела душу. — Мою маму скоро убьют. Мне нужно… — Тебе нужен… — мужской голос. Гук задирает голову максимально и видит рядом с Хиджин своего отца в больничной форме. Он смотрит спокойно, как обычный папа, словно всё, что произошло и происходит сейчас с его сыном — не его вина, — твой отец. И это наша семья. Нашу семью скоро зарежут, — Гук стискивает зубы и поднимается, переворачивается, хочет встать на ноги, но выходит только сесть. — Посмотрите на него. Беспомощный. — Это твоя вина, — его трясёт. Психотерапевт исчезает, теперь они с видением отца один на один. — Из-за тебя в наших жизнях появился Ким Сокджин. В нашем доме. Ведь мы здесь, да? Под нашим домом. Ведь тебя не проведёшь. — В таком старом доме множество секретов, — усмехается галлюцинация. — А как тебе такой секрет? Ты пытался убить меня. — Хорошо, я виноват, — вздыхает Джихёк. — Но… да ладно тебе. Кто старое помянет? Давай сконцентрируемся на том, что происходит сейчас. Тебе надо выбраться из этого. Смысла в этом нет, но это единственный вариант. Диаметр наручника — восемь сантиметров. Ширина твоей руки — тринадцать сантиметров. Так что тебе придётся просто… — он косится на оставшиеся инструменты в оставленном рюкзаке, — уменьшить свою руку в два раза. Простая математика. Пора освободиться. Торопись. Соын забегает в комнату своей дочери и запирает дверь на засов, проверяет её, чтобы не дай бог не открылась так просто. Бежит в соседнюю, в комнату Чонгука, запирает её на четыре замка изнутри. Её лоб истекает кровью из-за осколков, вылетевших из раздвижной двери, и она берёт тряпку, стирает её, пытается собраться с мыслями. Она должна выжить. Одну дверь выломали, теперь между ними всего одно препятствие, срочно нужно что-то делать. На стене есть телефон, она пытается позвонить в полицию, но сигнала нет, света нет, ничего не работает. Ломятся уже в комнату сына. Она замечает комод у стены и с огромным усилием тащит его к двери, адреналин в крови добавляет силы. Она успевает подпереть проход комодом, но дерево пробивает острый топор, показавшись в комнате. Чонгук прижимает раскрытую ладонь к полу, крепко, до дрожи, и, пытаясь выровнять дыхание, приставляет молоток к своему большому пальцу. Железо обжигает кожу холодом. Он поднимает инструмент в пустом помещении подвала и понимает, что не может. Не способен. В голове крутятся самые счастливые моменты его жизни, его сестра, его мама, Тэхён, Хосок, Джису, Ёнхи, Тэхи, Джухён… Столько людей нуждаются в нём, в стольких же, если не больше, нуждается и он. Он должен выбраться, чего это не стоит, обязан. Он просто должен сделать это. Не для себя. Для других. Комплекс бога… Сокджин прав, это действительно так, но сейчас невозможно по-другому. — Раз… два… — «три» он не произносит, а просто, вложив всю силу, бьёт молотком по большому пальцу. Хруст. Новый поток острой адской боли и судорог, крик самостоятельно вырывается наружу. Затихает. Хватает второй рукой за наручник и выдёргивает оттуда руку со сломанным пальцем, наконец-то может встать, ноги затёкшие и окаменевшие. Он перематывает тряпкой свою повреждённую ладонь на манер плотного гипса. Вытаскивает из рюкзака лом и идёт на выход. Соын шарит по ящикам комода, но там совершенно ничего: духи, какие-то бумажки, цветы. Никаких ножниц, ножей, лезвий, тупых тяжёлых предметов, совсем ничего. Топор прорубает дырку в запертой двери, теперь они могут отлично видеть друг друга. Сокджину нравится выражение лица женщины, испуганное, безумное, она готова прямо сейчас сойти с ума от переизбытка стресса. В ответ он лишь довольно улыбается. Это его последняя миссия. Чонгук входит в квартиру, слыша крики и грохот со стороны своей бывшей спальни. Он весь в крови, сжимающий лом, чёрные длинные волосы закрывают одну половину лица. В нём пробуждаются все те чувства, которые он раньше не ощущал: желание убить, растерзать, насладиться чужой смертью так же, как Сокджин наслаждается другими. — Полиция уже в пути, психопат! — орёт Соын, хватаясь за пустую стеклянную вазу из-под цветов. — Если хочешь жить, проваливай из моего дома! — Сокджин?! — рычит Чонгук, всё ещё стоя посреди гостиной, где он останавливается, услышав вопли и крики. — Я знаю, что ты здесь! Это мой дом. Моя семья. — Твой дом и твоя семья, — внезапно слышится за его спиной, Гук резко разворачивается, не ожидая такого. Но ещё больше он не ожидает увидеть прямо рядом с собой Ким Кая вместе с незнакомой женщиной, вероятно, той самой, и ещё несколькими мужчинами в чёрной одежде и с оружием. Их лица закрыты масками, за исключением Чонина и Суран. — Теперь это наше дело. Не проходит и пяти секунд, как неизвестные ему личности рвутся в глубину квартиры, открывая стрельбу по всем. Они не смотрят, кто где стоит, что делает, они просто… обнажают свои магазины. Сокджина сносят первым, тот даже не успевает хрипнуть напоследок, лишь дарит последний взгляд шокированному Чонгуку, а после… они забирают и Соын. Прямо на глазах у сына в её грудь врезаются с десяток пуль, это влечёт за собой моментальную гибель. Чонгук не выдерживает. Он не плачет, не кричит, не изводит себя эмоциями. Он лишь идёт в атаку на тех, кто убивает последнего человека из его семьи. Чонин хватает его, успевает прошептать на ухо тихое «Ёнхи». Парень столбенеет, распахивает глаза и размыкает синие губы. В осознании бьётся новая мысль: «Хотя бы не она». — Шоссе А52 около лесополосы в районе отшельников. Поторопись, — Кай толкает его к входной двери. Чонгуку не хочется уходить, он не может вот так бросить их всех, но ведь Ёнхи его любимая племянница. Самый лучший друг. Потерять её как потерять во второй раз Дженни, и пережить третью смерть он просто не сможет, и облегчит всё его существование только суицид. «Прости, мама», — шепчет он в пустоту и сбегает из квартиры. — Мы закончили со всем. Особняк Сокджина в вашем распоряжении, — Суран с отвращением смотрит в сторону мёртвого маньяка, всё ещё сжимающего топор. — Теперь нас ничего не связывает, предлагаю разойтись. — Именно, теперь нас совершенно ничего не связывает, — соглашается Усок, улыбнувшись под маской. Оружия снова подняты, направлены теперь на них двоих. — Это был ваш последний долг, и вы его отдали. Покойтесь с миром. Чонгуку удаётся связаться с Намджуном почти сразу, как только он выбираются на улицу. Общественный телефон — спасение в его ситуации. Полиция действительно скоро приезжает к ним, буквально через пять минут после убийства, и лейтенант подхватывает его в свою машину. Неуверенные в том, что Ёнхи одна, они берёт с собой наряд, и несколько автомобилей с сиренами мчатся к выезду из города. Едут по трассе долго, с каждой минутой Намджун всё больше изводит себя плохими мыслями. Он не хочет поддаваться эмоциям, но Ёнхи его дочь. Он жизнь отдаст за неё, лишь бы она была счастлива, здорова и жила очень долго. Он винит себя в том, что недосмотрел за ней, что допустил её похищение. Они едут, пока не наталкиваются на две крохотные фигурки на обочине, вся бригада тормозит там. Ёнхи, вся в крови, держит на себе едва соображающего китайца, которого пырнули чем-то острым в живот. Она разорвала низ своей школьной юбки для того, чтобы перекрыть рану и не дать ему умереть до приезда в больницу. Намджун в сердцах обнимает родную дочку, прижимается губами к её грязному холодному лбу, и плачет так, как никогда раньше. Чисто, свободно, облегчённо. Его дочь цела. Оперативники затаскивают раненого Тао в одну из машин, несмотря на его сопротивление. Чонгук вырывается из авто и тоже налетает на крестницу, отбив её у отца, и его слёзы гораздо горячее, крупнее и чище. Он безумно её любит. Может, как свою собственную дочь, может, как сестру, но как члена семьи — абсолютно точно. Намджун звонит жене. Её плач слышен из динамика. Оперативники уезжают вместе с раненным в больницу, чтобы ему оказали медицинскую помощь и прооперировали. Начинается мокрый снег. Чонгук убирает длинные запутанные волосы с женского лица и взглядывает крестнице в глаза. Она счастлива наконец увидеть их, она ещё не знает, что произошло в городе в её отсутствие. Ничего не знает. И пока ей не нужно знать. Чонгук всхлипывает и снова обнимает. Такого Рождества у него ещё никогда не было.