Стокгольмский синдром

В детстве, помнила Сара, частенько учили смотреть себе под ноги и избегать опасности: тех же злых собак и невежливых гопников с районных гетто. Мама не раз твердила, что намного лучше остаться неосведомлённой, чем поставившей свою жизнь под риск для какой-то глупой галочки. И маленькая О’Нил твёрдо решила следовать её советам, но жизненные крутые повороты не жаловали тех, кто на большой скорости желает получить адреналин. Начиная с подросткового возраста, и продолжая до нынешних дней, всё, что могла Сара — прижать к себе руки и ждать неминуемого, потому что какой бы силой мысли не обладала, а ничего изменить не сможет. Она много раз вспоминала студенческие года — такие беззаботные, где волнует одна учеба и итоги контрольных работ. Тёплым зовом в груди отзывались отрывки из прошлого, не затемнённые непроглядным чёрным туманом. Они, как редкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь густые толщи кучевых облаков, предвещавших дождь с грозами и молниями. У любого человека, думала она, должны быть эти просветы в истории и являющиеся спасательным маятником. Ноги словно наполнялись свинцом, замедляя шаг и наполняя грудную клетку нерешимостью. Сара остановилась у почтового отделения, куда её привезла Адель, и осмотрела всех, мысленно насчитывая количество полицейских. Их двадцать пять. Против одного, и если говорить откровенно, и против неё. Они провожали её протяжным взглядом, в котором плескались изрядная доза какой-то ненависти и восхваления. Переживали за того, кто оказался в лапах Майкла, ведь ничего толком не могли сделать. Стрелять запрещалось, наносить вред — тоже, но важнее было то, что Тёрнер никого к себе не подпускал. Никсон отрывками сообщил, что Майкл напрямую заявил о причастности Аарона ко всему и сослался на свои контакты с ним и совместную работу, которую они проделали не моргнув глазом. Оба любили рыжих, оба страдали психическими расстройствами, но только если Хилл имел все пункты маниакального психоза, то у другого в карточке числилась и психопатия, которая играло одну из ролей в несостоявшихся взглядах на мир, что менялись в зависимости от ситуаций. У Майкла смешивалось всё в коктейль, который при принятии становился цианидом, отравляющим всё: от разума до маленьких клеток тела. С Аароном было понятно, сказала Адель, а вот Тёрнер являл из себя картину, несущую всегда разный смысл, смотря с каких сторон смотреть. Как-то раз Сара спросила у него о причинах, и он ответил, что подростком заметил за собой резкие приливы агрессии, но при этом оставался в здравом рассудке и осознавал опасность. — Когда мне было одиннадцать, — Майкл расстегнул пуговицу пиджака и дёрнул плечами, словно освобождаясь от груза мыслей, — я думал, что галлюцинации — это влияние страшных мультиков. Оказалось, что реальность сама, как страшный мультик. Я не переставал их смотреть, находя это занятным делом и по сей день вижу тех монстриков, бегающих в телеэкранах и пугающие детей. Немного странно, — он резко моргнул, как человек, проснувшийся от гипноза, — осознавать, что тебе больше тридцати лет и ты боишься этих паразитов. Я даже смерти так не боюсь, понимаете? Сара остановилась в проходе, не понимая до конца, куда приведёт эта дорога, и во что выльется, если не в очередное поражение. Обычное почтовое отделение, не отличающееся ни покраской, ни мебелью — всё скудно, скучно и разбросано в попытке унести как можно быстрее ноги. Дальше у двери в склады на полу валялся стол, монитор компьютера и системный блок, опрокинут был шкаф с посылками и на белой стене, словно бриллиант, сверкала в ярком свете лампы свежая полоска крови. Слышались мужские крики, мольбы, удары, сотрясавшие изнутри и обратным действием сказываясь на намеченные планы. Сара обернулась, выискивая помощи у Никсона, и он охотно подошёл, видя насколько растеряна и бледна она. — Я буду стоять у двери, — пообещал он, обняв и успокоив, проходясь ладонью по волосам. — Вы взяли седативные инъекции? — Дрогнув от вопроса спросила Сара. — Будет лучше, если ты сама это сделаешь, — Никсон протянул один шприц, заполненный полностью прозрачной жидкостью с резким запахом, — и немедленно позови, если что случится. — Почему ты не сказал этого неделю назад? — Она издала смешок больше похожий на всхлип. — А был бы смысл? Он легонько подтолкнул её и пошёл следом, по привычке держа руку на кобуре. Шприц этот чёртов обжигал руку и хотелось вколоть самой себе, чтобы окончательно позабыть о реальном мире и расшатанной нервной системе. Жаль, что не существовало кнопочки, как в игре, когда можно перезапустить всю миссию и начать сначала, уже зная предыдущие ошибки. Сара обязательно воспользовалось бы ею и не один раз. Пару вдохов ушло на следующий шаг, сменяясь срочной необходимостью куда-нибудь уйти и забыться. О’Нил распахнула дверь, пряча шприц в кармане пальто и устремляя взгляд на офицера, что карабкался в хватке Майкла, как рыба на суше и пытался увернуться от своего же складного ножа. Увидев её, глаза мужчины загорелись огнём и с губ сорвалось «помогите», а движения стали более быстрыми и лихорадочными. Он знал, что от неё сейчас зависит его жизнь и не мог просто молчать, видя перед собой Сару. Она содрогнулась от вида Майкла, смотрящего на офицера, как на злейшего врага. Пелена ненависти застилала изумрудные зеницы, нижняя губа дрожала, как при плаче и злость его пугала больше, чем окровавленные руки другого мужчины. — Майкл, — позвала Сара громким голосом, приближаясь к ним. Он не обращал внимания, и тогда она не менее звучно произнесла: — Мистер Тёрнер! Майкл застыл, нахмурил брови, не выпуская офицера и перебирая этот голос в своей голове через все запутанные сети других явлений. Ему не казалось, что в руках находится мужчина, Майкл отчётливо видел голубоглазую женщину с курносым носом, немного искривлённым; видел запутанные мокрые кудри рыжего оттенка, и концы их были испачканы смолью, распространившейся на всё девичье тело. Словно тонкие корни, доходящие до локтей, охватывающие исхудавшие пальцы рук и шею, они представляли из себя каракули: чёрные и леденящие душу. На ней пестрило всё то же шелковое бледно-васильковое платье, доходящее до колен и с открытыми плечами, тонкими лямками и кожаным поясом сизого цвета. Только вот объемного пиджака не было, что в первую встречу приглянулся больше всего. Он укрывал от глаз большую часть её рук с несколькими родинками и ожогами. И словно в добавку ко всему кошмару, эта девушка раскрывала уста, заученно произнося: «Вы хотите записаться на приём?». Голос её становился высоким, приторным, словно позаимствовавшая у маленькой девочки и не таким, как у Сары. Почему Майкл хотел от неё так страстно избавиться? Потому что всегда присутствие другой Сары сказывалось на вспышках агрессии, повышающихся, как температура в жарком помещении. Она злила его, она появлялась неожиданно, касалась, как своего мужа и насылала нечеловеческий страх. Майкл мог ничего не делать, как вдруг чудовище в обличие О’Нил являлось и захватывало разум своим появлением. Тёрнер прозвал её Лейлой, чтобы хоть как-то различать обеих. Одна стояла по ту сторону добра, вытаскивая из пучины бедствия и темноты, и не жалея при это себя, когда другая — затягивала в свой капкан, привлекая внешностью Сары и пользуясь его слабостями. В один момент Майкл всё понял и уже не боялся причинить вред Лейле, потому что это была не Сара. Галлюцинации, так успешно хватающие его рассудок в свои лапы, превращали Тёрнера в неконтролируемое существо и заправляла всем девушка в шёлковом платье на тонких бретельках. Она тихо шептала на ушко: «убей», и набрасывалась на него, когда видела борьбу. В какой-то день ему осточертело, по советам Итана пришёл к доктору О’Нил и, прийдя домой, пригубил две бутылки виски, не переставая видеть её лицо, до безумства похожее на Лейлу. Он не раз душил ту в беспомощном состоянии, пока пелена с глаз не спадала и мозг не избавлялся от образов, лезущих в самое пекло. Майкл нашёл антидот, вакцину в Саре, ведь она сдерживала его припадки и помогала с ними бороться, выгоняла прочь остатки Лейлы и встала на её место более радушным и приятным способом, но девушки никогда не отличались спокойствием. Так что когда О’Нил оставила его, ушла, будто не помня даже его имени, едкая и ядовитая персона громким раскатистым смехом напомнила о себе, всплыв в голове точечным образом Сары. — В этой комнате только я и мистер Джонсон, — Сара делала шаг за шагом, выставив руки вперёд и глядя на него из под пушистых ресниц, — Майкл, я здесь и она не причинит тебе вреда. Застланные коркой усталости две льдины смотрели на него умоляюще, пока все жесты и действия отдавали осторожностью. Тёрнер осекся, зажмурился, чтобы сосредоточиться на одном голосе доктора, но стойкие лапы Лейлы держались за его тюремный оранжевый комбинезон, как за надувной круг. Она вновь посмотрела на него, раскрыла губы в беззвучном крике, захватывая внимание, что Сара так старалась перенять на себя. — Ты обрадуешь её, если причинишь ещё больший вред Джонсону, — О’Нил остановилась на расстоянии вытянутой руки, поглядывая на побледневшего офицера, — ты ненавидишь контроль над собой, но позволяешь ей управлять тобой, как любимой игрушкой. Она исчезнет через несколько мгновений, а тебе уже снова нести бремя чужой смерти, Майкл. Женские голоса смешались воедино, крик Лейлы прерывал Сару и заглушал порывы к осознанию, что им манипулируют, как он делал это когда-то. Майкл на секунду расслабил хватку, и офицер воспользовался этой возможностью, уходя от лезвия и Тёрнера в сторону. Он бежал быстро, оставляя после себя эхо криков о помощи. Сара осторожно дотронулась до Тёрнера, одной рукой нащупывая шприц и продолжая смотреть ему в глаза, ведь только по ним он мог определить человека, стоящего впереди. У Лейлы они были потухшими и с чёрными большими крапинками, не такими, как у О’Нил. — Вот так, — Сара выдохнула, когда приблизилась к нему настолько, что могла почувствовать на себе все его эмоции и принять за свои, — смотри на меня. Замечаешь? — она дотронулась до щеки подушечками пальцев, — у меня руки теплее, чем у неё. И платье то я выкинула уже недели две назад, потому что разонравилось. — Ты пытаешься контролировать меня, — процедил Майкл, изменившись в лице, — ты, как и она делаешь это! — Неужели ты думаешь, что я способна на такое? — Не строй из себя невинность, — он по-злобному рассмеялся и резко развернулся на тихий зов девушки позади. Секунда колебаний, и кулак тяжело врезается в стену у её головы. Сара сглатывает, не сдвинувшись с места и наблюдая, как в зелёных глазах злость сменяется безрассудством и отчаянием. Его раздражает бессилие, отчётливо проявляющееся в повиновении к Лейле, которое невозможно схватить и остановить. Он бросает нож, с силой прижимает доктора к стене, обжигая горячим дыханием и пугая неизвестностью. Ладонь его ложится на шею, сжимает её и внутренний голос вторит, что перед ним не галлюцинация и на ней не васильковое платьев. Сара съеживается, леденеет от нехватки воздуха, но не пытается вырваться, потому что Майкл, находясь в состоянии агрессии и безумства, может легко воспринять это, как вызов. Ей нужно лишь напрячься, не поднимать руки и подождать, пока образы в его голове не стихнут. И разум проясняется, как ото сна — медленно, но верно. Он уже не душит её с такой силой, расслабляя пальцы и восстанавливая дыхание. — Не причиняй мне вреда, как и она, — слабо шепчет Майкл, коснувшись её лба своим и содрогаясь от прикосновений на своей шее. — Конечно, — моментально отвечает Сара в полголоса, доставая шприц и пальцами пытаясь бесшумно убрать крышку с иглы. Он тянется к ней за поцелуем, но не успевает, остановившись от внезапной боли. О’Нил удерживает его за затылок, вводя внутрь лошадиную дозу седативного препарата. Майкл дергается, но половина инъекции уже прошла под кожу. Сара не знает, можно ли считать это заботой, но не сдерживает слез, когда его тело наваливается на неё, став безумно тяжёлым.

***

Лаура прожигает гнетущим взглядом всех в собственном кабинете, всех кроме Сары, устроившейся у окна и наблюдающей за падающими хлопьями снега. Они приземляются на землю в тихом танце, образуя тонкое белоснежное полотно. Зима подобралась незаметно, не посылая никаких предвестников. Только ледяной ветер являлся маленьким напоминанием, что осенние дни остаются позади, уступая место холодной царице, безжалостно относившейся ко всему живому. Она прикрывает веки, не жалуя усталости, что завладела организмом. Сон не шёл уже пятые сутки с тех пор, как Майкла вновь погрузили в камеру и не переставая вкалывать ему вещества. По настоянию Лауры работники уменьшали дозу, ведь Аарона ещё поймать не могли. «Человек-призрак», — так его прозвали полицейские, не найдя ни единого адреса и контактов. Сара встаёт и без спроса покидает помещение, не удосужившись взглянуть на коллег. Путь её тянется через несколько коридоров до лифта, а затем — через бронебойную дверь к клеткам. Уже на выходе из кабины, она теряется и позволяет сомнениям и инстинктам руководить ею, а они велят идти к нему. — Вы уверены, мисс? — охранник на входе озирается за её спину, но там никого нет. — Сегодня ему ещё не вкалывали дозу. — Именно поэтому и пришла. Разговаривать с овощем у неё нет никакого желания. Пока Майкл находится в адекватном состоянии, Сара пропускает внутри себя назойливые опасения и проходит внутрь коридора, обнимая себя и поправляя халат. Останавливается у пятой камеры, и сердце сжимается от вида спокойного Майкла, находящегося в плену сна. Она нажимает на кнопку в стене, решетка отъезжает в сторону и преграда между ними исчезает. Сара входит внутрь, отсчитывает в уме до десяти и снимает ботинки и выдыхает, чувствуя под собой мягкий ковёр. Возможно он уже проснулся и делает вид, что спит, а может и нет. В любом случае, О’Нил необходим сон без кошмаров. Сняв халат и оставшись в одних брюках и блузке, она ложится рядом с ним, кладёт голову на грудь и слышит замедленный стук сердца, улыбается краешком губ, когда Майкл начинает двигаться, и тёплые руки его обхватывают её, прижимая ближе к себе. Теперь кошмары ей не страшны. По-крайней мере до пробуждения Тёрнера.