Стокгольмский синдром

Комната, утонувшая в густых тенях и пропахшая хлоркой становится единственной причиной, по которой она тяжело распахивает слипшиеся веки. Один уличный фонарь бросает в помещение тусклый свет, освещающий крохотную часть, а остальное утопает в безмолвной темноте. Через приоткрытое окно доносится гул голосов, неразборчивая болтовня, долетающая до неё нечленораздельными звуками. Ей требуется не меньше получаса, чтобы опомниться. Вяжущий ком царапает изнутри горло, ломота в теле, хоть и постепенно убывает, но всё ещё делает слабой и беспомощной. Тяжело даже поднять руку и убрать с лица пряди волос, холод в ногах становится равным головной боли, от которой у неё неосознанно начинают течь слёзы по скулам. Левый бок покалывает, доводя до больного беспамятства, но сил перевернуться совсем нет. Она облизывает пересохшие и потрескавшиеся губы, чувствует корочку запекшейся крови и рану на внутренней стороне нижней губы, доставляющую слабый дискомфорт. Что-то в районе затылка беспрестанно жжёт, пульсирует очагом боли, что разносится по всем конечностям и делает из неё еле подвижную. Словно превратившиеся в свинцовые, даже движение пальцев даётся с трудом, не говоря уже об изменении положения. Хочется есть, но от мысли об еде желудок скручивается, а бутылочкой воды рядом и не пахнет. Помутнение не проходит бесследно, воспоминания обрушиваются ледяным шквалом, замораживая в ней каждый нерв, натянутый, словно тетива. В глазах мелькают картинки, в один момент ставшие резко размытыми и бесцветными, и в них нет ничего положительного. Испарина холодного пота, появившаяся от всех кошмаров, чувствуется на лбу, на этот раз Сара хочет убрать мешающие пряди и вытереть лоб, но быстро терпит крах в своих планах из-за тяжелого металла, сковывающего её руки. Он-то и тянул вниз, привнеся больше проблем и ухудшив всю ситуацию в один миг. При попытке двинуться лязгает цепь, прочно сдерживающая все старания и ни в какую не поддающаяся. Она усмехается, не переставая дёргать злополучную цепь на себя, и жалкий хриплый смешок срывается с губ. Сколько она уже пролежала в таком состоянии? На вопрос отвечают саднящие царапины на запястьях, ставшие менее чувствительными; появившиеся корки поверх ран; а ещё кристально-чистое осознание произошедшего. По планировке и обстановке комнаты Сара предполагает, что находится в каком-то медпункте, не содержащим кушеток и остальной мебели кроме одинокого стула у дальней стены. Ничьим присутствием не несёт, но зато её сумка лежит у двери. В ней все документы, деньги и ключи от машины, если всё это ещё осталось там же. В дверях слышится тихий скрип, вынуждающий успокоить дыхание и смириться с участью, напрямую зависимую от человека снаружи. Он не включает свет, проходя к ней, в руках держит маленькую пластмассовую бутылку, и разит от него порохом и сигаретами. — Проснулась? — Майкл усаживается напротив. От звука его голоса по телу будто проходятся раскалённым кипятком. Слегка прищурившийся лик не пестрит эмоциями, а от запаха курева ей становится тяжелее, чем обычно. К дурному самочувствию прибавляются отголоски гнева, усиливающиеся в каждом взгляде, потому что Сара далеко не маленькая девочка и успела сложить два и два. — Как давно… — хрипит она, жадно оглядывая бутылку, — как давно я лежу так? — Пять суток, — он снова закуривает, — пошли уже шестые. Заядлый аромат сигарет вклинивается в раздражающие её вещи и явления. Такого раньше не было, и собственно, раньше Сару не приковывали, словно рабыню к стене, держа на поводке, как обезумевшую собаку и лишая питья и еды. Несколько дней она лежала в этом помещении, не имея возможности высказаться и воспротивиться, а его спокойствие, равнодушие и стальные нотки в тоне голоса разряжают омертвевшую обстановку тишины. Кончик сигареты горит тёмно-оранжевым, пальцы сжимают основание, дым, доходя до неё, отравой действует на лёгкие. — Почему ты не просишь воды? — Пытаюсь понять, за какой такой поступок оказалась здесь. — В ненужное время, — пожимает он плечами, — в ненужном месте. Он не похож на Тёрнера, так яро ухаживающего за ней в лучшие времена до этого. Даже во мраке Сара видит на его лице нотки настоящего безразличия, не тронутые маской фальши, но минутой позже замечает и усталость во всех её проявлениях. Протяжный зевок, и Майкл проходится по брошенному окурку подошвой, тянется к ней, но чтобы освободить от оков. Быстро справляясь с цепью, он отбрасывает ту в сторону и подтягивает открытую бутылку к Саре. Придерживает её за поясницу, не давая свалиться и убирает волосы за спину одним нежным касанием. У него нет желания спорить, доказывать и сражаться с ней, — восстановившейся за этот короткий промежуток, когда сам еле стоит на ногах. Приходя каждый день к О’Нил и меняя повязки на затылке, Майкл всё думал об разговоре, что вероятно оттолкнёт её от него, но это уже будет совершенно другая тема, на которую ему не под силу повлиять или изменить. Хотя, с незаметной улыбкой мысленно признает он, уже многое удалось переменить в отважном докторе за одни лишь встречи, когда ей казалось, что она меняет его, а всё было совсем наоборот. Она выпивает всё до дна, не роняя ни единой капли, и громко выдыхая от исчезнувшей жажды. Кожа её покрыта порезами, что так удачно совпадали с прожилками, о которых Майкл иногда задумывался пуще прежнего. Обморок, связанный с травматическим шоком, дал ему многое, в том числе, и возможность испробовать свои задумки в реальности. Хорошо, что она не заметила канцелярский нож над головой и продолжает думать об подстроенной аварии. Внушить, что раны получены при столкновении намного легче, чем объяснять свою нерушимую тягу и пытаться успокоить. Он ловко прячет нож в задний карман, укладывается позади неё и тянет к себе, а от сопротивления к его действиям, вспыхивает агрессией. Сара моментально улавливает перемену в касаниях, что сначала были привычными и ласковыми, а сейчас уже грубые и резкие. — Я объясню тебе всё завтра, — шепчет Тёрнер ей, обвивая рукой талию и утыкаясь носом в шею. — Никто не причинял тебе вреда, и я очень надеюсь, что мой доктор снова станет тем прежним лучиком солнца. — Ты что-нибудь делал со мной, пока я не могла возразить и проснуться? — вполголоса спрашивает с такой опаской, что Майкл невольно усмехается и сильнее зарывается лицом в копны её волос. — Ничего такого, что тебе бы не понравилось, — двусмысленно произносит, и ощутив напряжение в ней, оставляет лёгкий поцелуй, — обрабатывал порезы, синяки и перевязывал голову каждые шесть часов, проветривал комнату и следил за тобой. Ты несильно пострадала, — твёрдо уверяет. Рука его проходит через ткань свитера, пальцы мягко поглаживают её живот, не поднимаясь ни выше, ни ниже. — Поспи вместе со мной, — просит он, прижимая Сару крепче к себе, — а потом узнаешь всё, что захочешь

***

Его правда всегда заключалась в том, что люди вокруг — поголовные виновники всех бед, случившихся с ним. Его правда крутилась вокруг эгоистичного стержня, пускающего во все слова и предложения корыстные цели, появляющиеся из подкорок воображения. Навязчивый образ порядочного мужчины не портился в её глазах даже от этого, и что уж говорить о ненависти, злобе и напускных соображениях порядочности. Почва под всеми домыслами и фантазиями была прочная, дающая ему чёткую уверенность, непоколебимую от сомнений других. И Сара слушала его внимательно, то кидаясь в ворота недоумения, то к сожалению, противоречащему всем её моральным принципам, уже потерявшим свой чистый облик. — Помнишь моего брата, — интересуется Майкл, беря в руки пистолет из её сумки, подаренный Никсоном, и осматривая его с полуулыбкой, — Бобби? Я много рассказывал тебе про него на терапии и показывал фотографии. Стеклянная матовая перегородка не скрывает от них вид покалеченных людей, привязанных толстыми веревками к решёткам на окнах. Аарон расхаживает среди них, как надзиратель, и держит на мушке огнестрельного пистолета-пулемета всех, нарочно пугая выстрелами и угрозами, подбегает к мужчинам, пинает по лицу, ядовито ухмыляясь при этом и злорадно торжествуя. К женщинам он не прикасается, а если и хочет напомнить им об их положении, то выстреливает в стену у головы или в пол. Сара отворачивается к Майклу, чтобы не видеть всего этого. Ещё пару человек в кожанках, как и Хилл, забегают к ним в комнату, извещают об обстановке вокруг лечебницы, и получая новые поручения, уходят, оставляя их двоих. Аарон действительно был прав, когда сказал ей, что никаких привилегий не обещается доктору. Таким же образом, привязанная к изголовью кровати, не имея возможности встать и убежать, она покорно слушается Майкла, руководящего всеми, как своими десятью пальцами на руках. — Да, помню, — отвечает Сара, поёрзав у железного каркаса и продолжая разговор. — Он задолго до нашей встречи с тобой отслужил в армии, — принялся за рассказ Тёрнер и начав ходить из стороны в сторону, — через год после службы Бобби подал заявку на вступление в инженерные войска, хотел проектировать с остальными постройку и создание новых военных объектов, мечтал об этом с детства. И ему это удалось, мечта сбылась, а все были счастливы до командировки в Афганистан, где происходил нешуточный разлад между армиями двух стран. Его отправили в наш лагерь незамедлительно, его и ещё нескольких человек, разведслужба вздернула всех по долгу Родине, там же Бобби и схватили в плен. Держали примерно полгода, избивая, выпытывая секреты государственной важности и переманивая на свою сторону, но не убивали его, ибо понимали, насколько ценен Бобби в их руках. В итоге он сбежал, но ненадолго, попав к своим же на пыточное кресло и прочувствовав большую боль, хотя мне это неизвестно, — холодно фыркнул Майкл, помрачнев и изменившись в лице, — твой приятель Джон, работающий в ФБР, является сыном генерала-лейтенанта разведывательного управления, и они оба руководили операцией по перевозке обратно к нам раненных и заложников. Знаешь, что подумал Холл по приезду сюда? — он подошёл к ней, заглядывая в глаза и бросая косые взгляды на заложников в другой комнате. — Джон решил, что Бобби раскрыл все военные тайны и поэтому его отпустили. Его горячее дыхание опалило щеку, и малахитовые зеницы сверкнули злостью. На последних слова дрожь бессилия и ярость промелькнули в голосе, от этого Сара испуганно отшатнулась, не прекращая смотреть на него и внимать каждой букве, сказанной с горькой интонацией и усмешкой. Майкл поджал губы, схватил О’Нил за подбородок, приставив дуло пистолета к её виску и обнажил зубы в кровожадной ухмылке. — Я так долго пытался достучаться до Джона, вывести на разговор и выяснить, где находится Бобби, но всё, что получал — безразличие, игнор и пустые звуки на вопросы. И тогда мне в голову пришла идея, — раздался тихий щелчок, а с ним и выстрел, сделанный Аароном, — заполучить информацию из этого сукина сына тем же способом, каким он обращался и с моим братом. Долгое время от Бобби не было известий, ни весточки, ни сообщения, а ведь он единственный, кто остался из моей семьи. Я подумал, что его убили в Афганистане, но не было ни тела, ни известий в почтовый ящик. Зато был Джон, подстроивший его смерть и не отвечавший на мои расспросы. И чтобы напомнить ему о своём существовании, Аарон начал убивать рыжих девушек. У Холла пару лет назад погибла сестра от рук маньяка, и ему это послужило напоминанием, думаешь, почему он резко сорвался сюда после стольких убийств? Понял, что его прижали и от упрямства будут зависеть другие жизни. А после моего переданного привета ему, наверняка, стало ещё лучше. Лихорадочно выплюнув последние слова, он замолчал, оставляя недосказанность в воздухе. Сделал глубокий вдох, прикрыв веки и потрясся головой, словно выкидывая из неё все скопившиеся мысли. — Я лишь…я хочу увидеть Бобби, — тихо проговорил Майкл, прижавшись своим влажным лбом к её, — а пока Джон не почувствует на себе вину за все смерти, за всё происходящее на данный момент и не расскажет о брате, я не отпущу ни тебя, ни других. Мы с Аароном долго готовились, мои же галлюцинации помешали, мешают до сих пор, и пришлось оттянуть с планом, но зато сейчас, — он начал медленно смеяться, не отпуская вторую руку с пистолетом, — сейчас я могу насладиться его безвыходностью и выражением лица, когда все эти невинные люди буду умирать по его вине. И поскольку с ним я напросто не смогу поговорить, то интересоваться делами будешь ты, Сара. И когда переговорщик прибудет сюда, собеседником от моего лица будете вы, доктор. Тёрнер осторожно положил оружие на пол, не сводя с неё взора, и развязал узлы. Прослеживал глазами все её эмоции, что сменялись растерянностью, слезами и недопониманием, но главное, что он не увидел отвращения, и слегка впал в ступор, ожидая увидеть гром и молнии о том, как он мерзко и бездарно решает судьбы других людей. Дослушав до конца, она шмыгнула сопливым носом, опустив руки и размяв запястья. Тот светлый человечек в ней, что был за доброту и справедливость бился в истерике, упрямо отказываясь проникаться пониманием и сделать всё, чтобы его задумка осталась лишь на уровне планов, но другая часть слёзно оплакивала Бобби, потому что Сара знала о беспощадности Джона, и от этого грудную клетку придавило в тиски рвущимся плачем. — Я не хочу причинять тебе вред, — Майкл погладил большим пальцем скулу и беспокойно оглядел каждый сантиметр её красного и заплаканного лица, — и я никогда не делал этого специально, ты знаешь. — Почему бы не схватить одного Джона? — Потерянно, и часто моргая от слез, вопросила она, — у всего этого персонала есть семья и дети дома, Майкл. — По-другому никак. Я посещал Балтимор с десяток раз. Караулил Джона, отправлял электронные письма, звонил, просил встреч, в конце концов начал угрожать и шантажировать, но он оставался равнодушен. Может быть, хоть это сдвинет ему мозги. Всё будет зависеть от вашего разговора, от ответов, и если с Бобби всё хорошо, то я отпущу его и всех остальных. Сара, — обратился Тёрнер к ней, приподнимая двумя пальцами за подбородок, — сейчас вы нужны мне, доктор, сильнее всего.

***

Фиолетовый фингал под нижним веком расцветал в багровых и жёлтых цветах; помятый костюм порвался в локтях, белая рубашка была испачкана и разорвана в районе воротника, а сам Джон в неведении мотал головой. Вид его так и кричал о том, что ему хорошенько досталось, от исполосованной длинными тонкими порезами шеи бросало в холод, но Сара сдержала тошноту, присев напротив и приготовившись к печальной правде, ведь прекрасно наслышана о его методах борьбы с «изменниками» в любой сфере. Верила ли Майклу она? Не совсем. Испытав вместе с ним болезненные воспоминания, проникнувшись историей и прочувствовав всю горечь положения, Сара вообще не знала, к кому и на какую сторону ей идти. От предсмертных криков медсестёр и медбратьев становилось паршивее, и здравая в ней часть умоляла опомниться, перетягивая на свою сторону. Но в те же секунды она вспоминала его зелёные глаза, горящие отчаянностью и тоской, и не могла пойти против себя. Боевое подразделение ФБР уже вовсю окружило здание психлечебницы, дожидаясь нужного момента и человека, а Сара просто терялась в себе и в чувствах, сожалении, упрямстве и упёртом желании закрыться в какой-нибудь комнате и не слышать всех адских воплей и выстрелов. И если бы кто-нибудь предупредил её тогда, ещё в далеком прошлом о всех планах и делах Майкла, то в силу параной девушки бы и не было в Сентфоре подавно. Но она здесь. Сидит напротив Джона, размышляет о случившемся и с ужаснейшим отвращением и жалостью одновременно осознает, что жалеет не погибших. И что правильнее было бы пустить пулю в лоб Майклу, но она хочет это сделать по отношению к Джону, ведь не случись проишествия с Бобби, то Тёрнеры бы поживали душа в душу, не трогая никого. Сара усмехается от этого эффекта бабочки и морщится от боли в боку. Ей всё ещё тяжело ходить и бегать. Оглядев маленький кабинет главврача, О’Нил достаёт блокнот с ручкой, поглядывает на дверь, которую заперла сама же и обратно возвращается к Джону. Бьет кулачком по его голени, и на минуту задумывается о Кэнди. Сердце сжимается от представленной картины, и чаши весов с решениями пошатывается в ней. Холл сипит, постоянно сплёвывает кровь, поднимает голову с третьей попытки, охая от боли и смотря на неё одним глазом. — С тобой вс-с-ё хорошо? — Первым делом интересуется он. — Да, Джон, — она не выдерживает и подбирается ближе, стирая с лица кровоподтёки его пиджаком, что валялся у ног. Тут же даёт ему блокнот и ручку. Пиши правду тут, а говори ложь. Что случилось с Бобби? — Майкл мне всё рассказал, — говорит Сара, кивая на лист, — и, знаешь, я не могла слушать спокойно. Зачем ты так? — Ты заодно… с ними? — Очередной хриплый выдох сопровождается сплёвыванием крови, — с террористами, черт бы тебя побрал, Сара? Я… не удивлён, хотя ожидал другого. Они убивают людей, уже убили, судя по крикам, и в тебе ещё есть чувства к этому… человеку? Разве тебе было недостаточно факта убийств тех девушек? — Холл напрягается и выкрикивает, надрывая голос и прерывисто дыша: — Ты должна сочувствовать не ему, Сара! Посмотри, во что ты превратилась. Она знала, что Майкл будет подслушивать, и резко оглянулась за спину, боясь, что вот-вот дверь слетит с петель за такие высказывания. — Ты такая же заложница, Сара, — потерянно произносит он, — даже хуже, чем все мы здесь. Бобби жив. Но за меня всё скажет переговорщик… Успокой Кэнди, хорошо? Не дай ей пасть духом раньше положенного. Джон откидывает голову назад, прислоняется к стене и отдаёт ей бумажку, на которой корявыми и пляшущими буквами написана правда. Бобби мёртв уже четыре месяца. Мне не жаль. Это была моя работа.