Стокгольмский синдром

Сентфорская психическая больница пожизненного заключения для особо опасных преступников им. Лауры Нельсон. Месяц спустя. Вся суть совершаемых преступлений в том, что у преступников, практически всегда, есть мотивы. Совершенно неважно, чем они вызваны: будь это ревность или жажда мести, нехватка денег или простое желание заткнуть другого человека, зависть, ненависть, кровная вражда, — от первого и до последнего будут толкать человека к запачканным в дёгте преступности рукам и испорченной репутации. Не все признаются в собственной вине, не все увидят соринку в своём глазу, и уж точно не каждый покается в содеянном, тем самым сильнее утопая в дерьме и завязывая себе руки и ноги на пути к хорошей жизни. Сара могла бы часами рассуждать об этом по дороге к машине Никсона, специально шагая медленно и давая себе дополнительные минуты на раздумья об его предложении, но время не подстроится под её хотелки. — Мне легче соврать тебе, чем ему, — останавливает её Джон, когда Сара собирается встать и уйти, — только прощения не проси, хорошо? Мне не за что извиняться и тебе тоже. Дэн встречает её широкой улыбкой, облокотившись на крышу автомобиля. Лучи солнца упрямо светят в глаза, а падающий неспешно снег ложится на его шляпу, второй рукой ему приходится придерживать её, чтобы ветер не поднёс и не присвоил себе. Весь день — книжная сказка, описываемая в романах, стихотворениях и поэмах, от ясного безоблачного неба повышается настроение, и в глазах блестит радость, пока идущая к нему девушка излучала счастье. — Я тоже как-то потерял свою сестру, — Джастин, он же переговорщик, вздыхает, отбивая ритм подушечками пальцев по колену, — мои родители места себе не находили, метались по городу и ближайшим окрестностям, даже начали молить Бога о помощи. Полиция пожимала плечами, искала усердно, все двадцать пять на восемь, поиски были бесполезными, и нам удалось найти её спустя шесть лет в Бразилии в одном из клубов. Майкл, ты тоже испытывал потерянность и безысходность, одолевающую с каждым днём сильнее? Лично я справлялся с нервами на занятиях по боксу, учился спасаться и драться, чтобы встретиться достойно с обидчиками лицом к лицу. Копать под своего собеседника — один из способов манипулирования, такого незаметного и хитрого. Он начинает издалека, Джастин знает, что не может просто взять и с порога заявить о том, что пришёл спасти оставшихся заложников. И как только лёд в собеседнике расколется, пускает свои убеждения, приправленные соусом благих намерений и общих интересов, дескать, они похожи в чём-то и нет необходимости расстреливать всех. Сара прослеживает все эти уловки, не даёт им пройти к Майклу и задеть его, оставаясь лицом к Джастину и сбивая с мыслей неискренней натянутой улыбкой. Тёрнер стоит позади неё, сжимая её плечи и молча реагируя на каждый заданный вопрос. Парочка в глазах переговорщика выглядит пугающе и притягательно: ледяной взор дамы с рыжими локонами прошибает его насквозь, а поджатые губы мужчины делают из него такого тихого, но в то же время опасного, со всеми шрамами на руках и татуировками. Оба глядят словно с вызовом, не выпуская Джастина из плена зелёных и голубых глаз и переворачивая в нём одну струну за другой, дергая сети паутины, какую он хотел пустить, будто пыль, им в лицо. — А у вас, — Джастин обращается к Саре, — у вас были младшие братья или сестры? — Нет, — отвечает она, оставаясь хладнокровной и не позволяя ему пустить щупальца в мозг. Пальцы на её коже сжимаются, ведь Майкл не видит никакого смысла в ответах этому человеку. Ему нужен Бобби, и только после этого он заговорит, а до тех пор, пообещал Тёрнер, ни один звук не слетит с его рта. Сара сбрасывает руки от неудобства, потирает покрасневшие места и возвращается к Джастину, не спускающему с них прицел своей наблюдательности. А раскрывать все карты О’Нил будет до последнего, потому что боится реакции Майкла на правдивую версию Джона. Она сохранила листок, и сейчас он лежал в кармане, так близко к Тёрнеру, что если бы тот захотел, то мог взять и прочитать. Ей уже стыдно, но с этим чувством ничего не поделаешь. Тут уже, с поражением признает себе, мало чего можно изменить. — Как твои дела? — Никсон заключает её в объятия и приподнимает над асфальтом. — Я сломала вытяжку, — берётся за перечисления Сара, — порвала халат, зацепившись за острый угол тумбочки, обожглась чаем и купила годовую подписку на Амедиатеку и Нетфликс. Буду коротать свои выходные перед новыми рабочими деньками. — Не боишься? — Конечно волнуюсь, — она залезает на переднее сиденье и тут же пристёгивается. Опыт прошлого научил её делать это на автомате, — но знаешь, всё не так уж и плохо. Лаура оставила мне характеристику, где написано, — Сара поднимает вверх палец и торжественно заявляет: — что я образцовый сотрудник, работающий не покладая рук! Прикинь, да! Переговоры длятся уже больше пяти часов. У неё затекла спина, ноги и разболелась голова от нудных, но действенных, рассуждений Джастина. Подбираясь медленно к теме о заложниках, этот гад успел уже перебрать все доступные обсуждения, растягивая время и выводя Майкла на иной уровень доверия. Подходить к нему не решался, будучи полностью не защищённым и без каких-либо предметов обороны. Простой кардиган оливкового цвета, серые штаны и очки в толстой оправе на переносице. Само добродушие и дружелюбие, что и не скажешь о всех грязных методиках, коими владел и пользовался на Тёрнере удачно. И результат не заставил себя ждать: раздражённый хождением «вокруг» да «около», Майкл разворачивается, не выдав ни единого замечания и покидает комнату, уходя к Аарону. — Как собираетесь признаваться, Сара? Работа детским психологом. Это ведь не такой плохой вариант, учитывая, что начинала О’Нил с масштабных размеров психических отклонений, заложенных в подсознании и сознании всех преступников? Предотвращение всех пороков в юном возрасте может спасти миллионы жизней в один момент. А забавная старушка, миссис Хилл, после рекомендаций Никсона раскинула руки и приняла доктора в свою команду, устроив маленькое чаепитие и знакомство со всеми. — Ты выходишь в понедельник? — Да, — Сара приспускает окошко, и ветерок начинает играться с волосами, — буду общаться с детишками, приносить им конфетки и мармеладки. Что-то в нём подрывается от услышанного через стену, и Майкл замирает, по-глупому уставившись в одну точку и утеряв единицы здравых домыслов. И ему не послышалось, брошенный в воздух интерес пропускает ударную волну тока по всему телу, а их с Джоном разговор угасает в памяти, как перегоревшая лампочка, уже не неся никакой пользы. Он оборачивается, опуская руки и вдруг добираясь до истины, что вызывает в нём враждебность ко всем, и тем более к ней. Доктор О’Нил обвела его вокруг пальца, а он и не заметил. — Мне ты не таскала мармеладки в перерывах между патрулированием, — обиженно произносит Никсон. — Тебе больше тридцати пяти, мой хороший друг, — Сара снимает солнцезащитные очки и кладёт их в сумку, — можешь сам взять и купить. Лейла ухмыляется, обходит его, нашёптывает о соблазнительных видениях, и её призрачные прикосновения действуют красным флагом. Появившаяся в порыве гнева, она упивается им и толкает на свершение новых дел, не прекращая ласкать своими рыжими прядями и казаться Сарой. «Ну давай же, — писклявый голос в черепной коробке превращается в неуправляемый гул, — тебя обманули, тебя разочаровали, а что мы делаем с такими?» — Я рад, что с тобой всё хорошо, — чистосердечно радуется Никсон, сворачивая на одинокую дорогу, по обе стороны которой простирается хвойный лес. — Держи, — он достаёт из дверного кармашка пистолет, — и больше не теряй. — Вот, точно! — Восклицает она, сгорая от стыда и забирает подарок, — позавчера на меня хотели напасть, и я уже полезла в сумку, а там не оказалось пистолета! Прости пожалуйста, что отнеслась к нему не со всей серьёзностью. — Снимает с предохранителя, опасливо потрогав курок и прячет в сумку. — Осторожней с этим, — проследив за действиями предупреждает Дэн, — не играйся и не наставляй беспричинно на людей. Где-то там, подальше, в свете солнца блестит замерзшее озеро. А из-за верхушек елей виднеются остроконечные шпили, переливающиеся в свете дня, и по ним Сара определяет близость больницы. Заезжая на парковку, её вновь одолевают отрывки прошлого, когда, скрипя зубами от злости, она возненавидела мир и колотила кулаками по рулю с неистовством и желанием убить всех. Перед выходом О’Нил мнётся, всё держа пальцами ремень безопасности и сталкиваясь с флэшбеками, восставшими из потаенных уголков памяти. Боль и обида, досада на саму себя за те же грабли и неуверенность, — частица каждого ощущения бьют по больному и в этом нет никаких прелестей. В возвращении к прошлому, убедилась она, мало чего есть прелестного, кроме первых и последних секунд. Последний разговор по просьбе Роджера. Он ведь последний? — Если не уверена, — Никсон останавливается вместе с ней и сжимает её руку в своей тёплой ладони, — то можем уехать. — Нет-нет, — Сара вдыхает полной грудью и отбрасывает от себя лапы кричащего в агонии разума, — всё в порядке. Им есть что сказать друг другу, но нет ничего, что оба могли бы подтвердить. Это ведь правильный шаг? Уезжая из старой квартиры, жильцы ведь всегда проходятся по комнатам, прощаясь со стенами и перебираясь на новое место с попытке найти новое незабываемое будущее. Встретиться с ним после всех событий — открыть исписанный альбом, который казался таким красивым и правильным для воображения и фантазий в самом начале. — Я справлюсь, — убеждает она Никсона, первая открывая дверь и выходя на улицу, — я же всегда так и поступала, верно?

***

На место Лауры встал другой мужчина средних лет, с густой сединой и говорящей за себя фамилией «Грей». Он выкрасил стены во всех коридорах в бледно-голубой, сменил напольное покрытие, некогда укрытое кровяным ковром и позаботился о прессе, не дав газетчикам и репортерам проникнуть в лечебницу. Все работники выполняли свои обязанности, как обычно спеша от одного корпуса к другому и на ходу выпивая кофе из стаканчика; белая форма сменилась тёмно-зеленой, много новых лиц только прибывших на работу теснили старых и почтительно улыбались каждому. Цветов стало больше, источавших приятный запах, и в память о погибших Роджер вывесил над продолговатой стойкой справочной стенд с фотографиями, обрамлённых бронзовой рамкой и звездочкой в правом углу. Посреди был портрет Лауры, той самой требовательной и властной женщины, которую Сара ненавидела. Её муж собственноручно привёз картину, прибил к стене, прошёлся тряпкой по грязно-золотой раме и простоял возле неё весь оставшийся день. — Это было дело её жизни, все потраченные дни и ночи — она вложила сюда всю себя, — задыхаясь от слёз произносит Том, — что мне теперь делать? Как я без неё?! Лаура не заслужила такой участи, господи, за что всё это происходит со мной?! Художнику удалось передать все черты острого лица и серых глаз, что так же с высоты смотрели на всех и будто контролировали каждый вдох прошедших людей, обязательно глянувших на основательницу Сентфорской психиатрической больницы. Некоторые, спеша по своим делам, останавливались, бросая секундный взгляд на женщину и коротко кланяясь. Сара исключением не стала, прочувствовав груз на плечах, как только вошла в просторную приемную, изменившуюся до миллиметров. Грудь спёрло от всех наступивших перемен, она не была готова, но Лаура именно этому старалась научить девушку в своё время. О’Нил не видела её ни в тот день, ни после, а затем корреспондент новостей ясно озвучил имена пострадавших, и знакомое прозвучало самым первым. Одно радовало — она умерла от потери крови ещё в машине и не увидела всего ужаса. Смерть к ней отнеслась благодушно и забрала быстрее, чем внедорожники оставили позади себя проклятый перекрёсток. — Надеюсь, — вздыхает Никсон, — хоть на небесах не ворчит. — Тебе не больно? — с влагой на глазах поворачивается к нему Сара и прерывисто втягивает носом воздух. — Больно, но если я всерьёз начну скорбеть, то останусь на улице без денег, работы, жилья и семьи, — дрогнувшим голосом отвечает он, снимая шляпу перед портретом своей сестры, — видела, как подросли мои мелкие обжоры дома? Не хочу, чтобы они видели своего отца, склонившегося перед бутылкой водки и оплакивающего их родственницу. Ещё и Рождество скоро, дочка хочет себе игрушечный замок. Знаешь сколько он стоит? Семь тысяч долларов со всеми куклами, мебелью и нарядами! Я с ума сойду, пока буду везти груз домой! — Смотри не сломай его, — с грустью усмехается О’Нил, — не наступи случайно, иначе будешь новый покупать. — Эта громадина с меня ростом. Если там не будет миниатюрной еды в тарелочках и встроенного электричества, то я не понимаю, за что буду платить? — Так сделай ей сам из дерева. — Ты мои руки видела? — он поднимает их вверх, — я картошку без помощи жены почистить не могу. — Зато с оружием только так взаимодействуешь, — фыркает Сара. — Это совсем другое. Им я всю жизнь пользуюсь, — Никсон заходит в лифт и нажимает на кнопку «-3», — а чистелкой этой от силы несколько дней. Нэнси сказала, что если к кануну не научусь, то буду сам праздничный стол накрывать. — Боже, уже представляю: заказанная пицца, полуфабрикаты из магазина, картошка фри и детям еда из Макдональдса. Я её понимаю, — на его ужас поддерживает жену Сара, — готовить одной для всех гостей сложно, к тому же, всё съедят за полчаса, оставив гору посуды. Ты хоть бы постыдился! — шлепает она его по груди, — бедная Нэнси! — Ещё бы она была бедной! — Хохотнул Никсон. — Каждую зарплату купается в золоте и новых кремах. Все полки ими обставлены, чихнуть негде. Нижний уровень встречает прохладой и Роджером, стоящим у одинокой бронебойной двери и разговаривающим с двумя охранниками. Он быстро отдаёт приказания, успевает похвалить за отработанные смены и весело перекидывается шутками. Ребята быстро расслабятся под его правлением, с таким добряком редко кто бывает честен и бескорыстен. Или же сам оставит свое почетное кресло, сверкая пятками при беге. — Мисс О’Нил? — Роджер улыбается ей и разглядывает девушку с ног до головы, — рад вас видеть целой и живой. Вам уже, наверное, рассказали всё про меня. Он пожимает ей руку, и Сара берет свои слова обратно. Рукопожатие у этого человека — крепкое и властное, а баритон добавляет к общему образу дополнительных оттенков, украшающих весь внешний вид. Ему явно больше шестидесяти, но пылающая энергия юности в нем превыше влияния возраста. — Спасибо, что согласились помочь, — продолжает Роджер, доставая пропуск и прикладывая его к сканеру, — дело в том, что мистер Тёрнер не поддаётся никаким расспросам. Заявляет, что не заговорит без вас и в переговорах неоднократно упоминал ваше имя. Мне говорили, такое было и раньше, но я впервые сталкиваюсь с этим. — Вы выполнили мои требования? — Сара смотрит только на Роджера, оттягивая момент как можно дольше и не поворачиваясь к проходу, из которого разит угрозой и очередным проигрышем. — Да, мисс. Если это поможет лечению, то я сделаю всё, что потребуется. Вас оставить одних или с охраной? — Одних, — стремительно соглашается она, — если мне нужна будет помощь я нажму на устройство сигнализации, — достаёт маленькую кнопочку, и успокоив этим мужчину, прячет её обратно передний карман брюк. Отправив по электронной почте свои пункты, в которых белым по чёрному выделялись условия встречи, О’Нил затронула седативы, что вкалывали Майклу через день. Невозможен будет разговор с обмякшим и несообразительным Тёрнером, а ей нужен не такой. Её задача — убедить и заставить работать с другими специалистами, знающими дело не меньше неё и смыться оттуда. Весь месяц Сару мучил лишь один вопрос: это конец? Потому что с тех самых недавних пор они не встречались, не разговаривали, и не имели понятия друг о друге, пребывая по отдельности, как и положено. Она вновь сбежала, оставила его, скрывшись в своей съёмной квартирке на окраине города и тратя дни на бесполезную чушь вроде пустых сериалов, чтобы отвлечься от своей реалии. Способ помог, но ненадолго, раз Сара стояла здесь, опять же в халате и в компании Никсона. Всё, чего она хочет — взглянуть на него и извиниться за причинённую боль. Враньё не входило в её сильные стороны, но тогда другого выхода не было, и узнав всю правду о Бобби от переговорщика, Майкл отстранился от неё, возведя невидимую стену, и за это его было сложно винить. Все бы поступили так. О’Нил специально не смотрела на него, чтобы окончательно не погубить себя, а он в упор не хотел замечать её. В этом и состоял весь парадокс, болезненный во всех мелочах. Они не стали чужими, но утеряли одну важную деталь: она — себя саму, а он — доверие. — Вы пришли, доктор, — Майкл отходит от стены и садится в своё кресло, которое ему перетащили из её кабинета, — я бы хотел соврать, что удивлён, но не хочу сейчас портить впечатление честного человека. Дверь за ней захлопывается, оставив в поле обзора мужчину, комнату с мягкими стенами и маленьким зарешеченным окном. Он дожидается Сару, указывает на стул перед ним и неожиданно улыбается краешком губ, превращаясь из каменной статуи в живого человека. — Мы ведь всё те же, да? — С огоньком надежды спрашивает, когда она садится на указанное место и зажимает в руках сумку, — мне хватило трёх дней, чтобы остынуть, а вам целый месяц. Почему так, доктор? Тонкий лёд по ней даёт трещину от поставленного вопроса. Столь близкое присутствие, его голос, лёгкая ухмылка, и прищур зелёных глаз в один момент лишают всех мыслей, переворачивая наизнанку планы и, поступая к сердцу, делают из него уязвимый объект, что скоро обольётся кровью от скрытых намеков Майкла. Они в его стиле, затрагивающем больные темы; те же острые ножи, заточенные и проявляющиеся в каждом слове и лисьи уловки, на которые Сара попадалась раз за разом. Замкнутый круг представляет из себя сплетение двух линий, одна из них стирается при прикосновении с другой, и пока ничего не останется, своеобразная пытка не прекратится. — Ты не заговорил бы со мной приди я раньше, — уныло констатирует она, соединив ноги и подняв голову, — не утверждай, что это не так. — Не принимай решения за меня, — упрекает он, — я же сказал, что мне хватило трёх дней. — Это тебе так кажется. Дай тебе недели две назад нож и меня, ты не оставил бы живого места на мне. Он затихает, переменившись в лице и приподняв брови. Хорошо, но не искренне. Сара почти проникается и винит себя, но вовремя вспоминает, что рядом с ней человек с чертами психопата. От этого становится только хуже, а внутренний голосок напоминает о какой-то жалости и прошлых ошибках, будто стараясь закопать её ещё сильнее. — Не думал, что настолько плохо относился к тебе, — отчеканивает Майкл и начинает нервно трясти ногой, не переставая насаживать Сару на иглу своего малахитового взора. — Твоё отношение ко мне было запредельно… — она наклоняется к нему и даёт себе минутку-вторую, чтобы совладать с голосом и слезами, — запоминающимся. Я по-прежнему вижу в тебе хорошее, не отрицаю своих чувств и не отказываюсь от них, Майкл. Глупо будет признаваться в любви, когда всё это время я только и делала, что доказывала тебе её. — Иногда доказательства не играют никакой роли, — одним сухим высказыванием он наносит удар по грудкой клетке, — но не в вашем случае, доктор. За это я до сих пор остаюсь с вами. — Когда ты в последний раз сталкивался с галлюцинациями? — Сара начинает ковыряться в сумке в поиске ежедневника и останавливается от ответа, остолбенев на полпути. Майкл встаёт, проходит один круг, лихорадочно осматривая углы и пробегая обеспокоенным взглядом по кровати. Резко подходит, присаживаясь перед О’Нил и закручивает на палец прядь рыжих волос, облизнувшись и рассматривая её, как нечто сакральное и невероятно важное. — Прямо сейчас, — шепчет, увеличившимся зрачками оглядывая женское лицо и нахмурившись, — нет-нет, не может быть, доктор О’Нил, вы никогда не оставите меня и больше не предадите, верно? Я не хочу отпускать вас, не оставляйте меня одного с ней, не дайте Лейле забрать меня у вас. Сара медленно сглатывает, не двигаясь. Осторожно коснувшись его за локоть, она отрывается от спинки стула и говорит по слогам: — Где она, Майкл? Ты видишь меня? Доктора О’Нил? Потому что я здесь, напротив и не хочу навредить. — Лейла всегда врала, притворялась и делала из меня чудовище, — тихо тараторит он, судорожно дыша и покрываясь потом, — а доктор О’Нил нет. Ты соврала про Бобби, — рука его перемещается ей на шею, крепко сжимает, надавливает, и перекрывает доступ к воздуху, — ты не моя Сара, чертова лгунья. Ей нужно лишь переждать секунды и не поддаваться панике, не усугублять ситуацию и послушно течь по течению, не пытаясь сопротивляться ему. Майкл видит галлюцинации не больше минуты, все это знают, и пока нет нужды тянуться к кнопке… пока ярость и дымка в его глазах не становятся такими прочными, что мертвая хватка делается сильнее и больнее. Она хочет закричать, напомнить ему о любом совместном моменте, но с губ слетают одни рваные и хриплые звуки. Напропалую царапая свободной рукой его костяшки, съезжает вниз на пол и оказывается прижатой. — Где же записка с правдой? — Майкл ковыряется в её карманах, нащупывает кнопку, с секунду разглядывает её потемневшим взглядом и бесцельно выкидывает на кресло, — отвечай и верни моего доктора, очерствевшая и надоевшая ты сука. Ты всё портишь, и мою жизнь в том числе. Сколько бы я не убивал тебя, ты возвращаешься, так может быть в этот раз повезёт? Бобби мёртв, так что ещё может быть хуже? Черты его лица двоятся, и чёртовы касания, какими она всегда выводила из мучительного состояния, словно стали незначимыми пылинками. Всеми действиями руководит гнев, память о Бобби и безнадёжность, заставляющие Майкла придавливать Сару и ловить носом выдохи, становящиеся редкими и слабыми. Перед глазами стоят их переглядывания при возвращении в лечебницу месяц назад, О’Нил напрасно винит себя в случившемся и прекращает мыслить, что сейчас он очнётся и бросится в ноги. Чем больше она думала об этом, тем быстрее выключалась от реальности и слышала, как кровь шумит в ушах и стук сердца. Охрана не зайдёт, если не нажать на кнопку или не закричать, Майкл же находится под властью галлюцинаций, и кажется, словно это длится вечностью, а на деле прошло меньше тридцати секунд. Рукой пошарив по полу, Сара хватается за язычок от молнии у сумки, валяющейся у головы, пробирается внутрь и тормозит от резкой темноты, застлавшей глаза. Еле шевеля пальцами, чувствует знакомые очертания и сталь, вытаскивает пистолет и стреляет куда-то в воздух, привлекая внимание людей снаружи и спасая себя от удушения. В следующую секунду дверь распахивается, мир вновь играет красками, и горло горит от поступающего в лёгкие кислорода. Она кашляет, отбрасывает оружие и перекатывается на бок, давясь слезами и не раскрывая век. Минута прошла, как и его галлюцинации. О’Нил протирает лицо, Роджер оттаскивает её и хлопает по щекам, вынуждая посмотреть на него. В маленькой комнате с белыми стенами рассредотачиваются охранники, так странно поглядывающие на пол и с гримасой шока, раскрыв рты. Острая, смертоносная и забирающая силы боль пронзает Сару и ей уже не хочется находиться в реальности, в беззвучном крике искривляются губы, а красный цвет единственным пятном отпечатывается в мозгу. Ей казалось, что она стреляет в воздух. Только бездыханное тело Майкла, простреленное в лице говорило о другом.