***
36 ПБЯ Рей парила в воздухе, смутно ощущая, как вокруг неё, подобному астероидному поясу, летают мелкие предметы и детали, которыми вечно был завален экипажный отсек «Сокола». Веки девушки слегка подрагивали, выдавая то, что она не спит, однако сознание её было где-то очень далеко отсюда. «То, что ты ищешь, не в прошлом — в грядущем». «Мой сын жив. Идём домой». «Бен!». «Я хотела принять твою руку». В какофонию знакомых голосов вплетался шум волн и треск скрещенных мечей. Видения прошлого проносились перед внутренним взором Рей так стремительно, что она не успевала их фиксировать, а затем вдруг наступила темнота, и посреди этой темноты зажёгся крохотный синий огонёк. В первую секунду девушка решила, что это призрак Силы, но огонёк приближался по какой-то странной, дрожащей траектории, и она осознала, что он… летит. Это была бабочка. Её ярко-голубые крылышки сияли и трепетали в чернильной мгле, которая вскоре озарилась мерцанием сотен маленьких насекомых. Они окружали Рей, задевая невесомыми лапками лицо и руки, но когда она протянула ладонь, чтобы коснуться одного, то темнота и тишина взорвались звуком и светом, и Рей резко открыла глаза. Она сидела на полу корабля в окружении попадавших где попало предметов. На грохот из инженерного отсека выглянул Чубакка с вопрошающим рыком. — Всё в порядке, Чуи, в порядке! — быстро проговорила Рей, вскакивая и ногой сгребая разбросанные вещи в сторону. Последний год она каждый свой день начинала с медитации. Сила охотно откликалась на её зов, демонстрируя прошлое не только самой Рей, но и многих людей, ставших ей дорогими. Голоса, видения, эмоции — их было всегда так много, всегда через край. Но ни разу за всё это время она не видела будущего, не видела ничего, выходящего за пределы того, что ей и так было известно. И тут вдруг эти бабочки. Откуда они взялись? И куда звали её? Рей не прекращала бесплодных попыток отыскать то, что дало бы ей надежду. Она по-прежнему взывала к Силе — и к Бену Соло. «Вернись!», кричала она, так же, как в детстве, когда смотрела в высокое чистое небо, где скрылся корабль, уносивший её родителей — точно так же она теперь вглядывалась в чернильное покрывало, усеянное звёздами, стараясь увидеть, услышать; смотрела и шептала лишь одно: «Вернись! Вернись ко мне». Рей так долго уговаривала себя, что он ей не нужен, пока он был жив. А теперь, когда Бен умер, она готова была отдать всё, что у неё было, лишь бы снова увидеть его, услышать его, коснуться кончиками пальцев его руки. Быть с ним. И любить его. Время, жестокое и неумолимое, постепенно забирало у неё этого мужчину. Его лицо, его фигура постепенно становились в её памяти смутным, смазанным пятном. Она ещё помнила густоту его тёмных кудрей и пронзительный взгляд, но мелочи ускользали от неё, оставляя Бена Соло в прошлом. В той далёкой жизни, где они были врагами по разные стороны войны. Где её преследовал холод чужой Тьмы и блеск стальных граней пугающей маски. Где осталось противостояние двух адептов — двух потерянных людей, которых Сила свела вместе в бешеном водовороте жизни, рождений и смертей. В той жизни осталась ярость Кайло Рена и взмах его карающего меча; там остался первый и последний поцелуй Бена Соло, его тёплые пальцы, исчезающие в её ладони. Рей всё ещё пыталась дотянуться до него, но в руках у неё оставалась лишь пустота — как и тогда, когда он упал на холодные плиты, закрыв глаза. Его лицо было таким умиротворённым, что казалось, будто он просто устал и прилёг отдохнуть. Но мгновение спустя всё, что Рей осталось от него — это туника, по-прежнему хранящая тепло исчезнувшего тела. В тот день Рей умерла дважды: первый раз — одержав победу на Императором ценой своей жизни, а второй — когда поняла, что тот, кого она любила, ушёл, покинул её, принеся добровольную жертву, ценнейший дар, которого она не заслуживала. Бен умер, но чувство, что он породил в душе девушки, жило и распускалось внутри ядовитыми цветами боли. Она не могла подарить ему это чувство в ответ, и оно мешало ей дышать, погружая в тягучую печаль, где без него не было ни покоя, ни радости, ни счастливого смеха, ни сияния звёзд. Признаться в этом самой себе было сложно, признаться друзьям — невозможно. Она и без этого не раз уже ловила на себе озадаченный взгляд По, встревоженный — Финна. Даже Роуз, с которой Рей сдружилась за последнее время ещё сильнее, чуткая и деликатная Роуз несколько раз отводила девушку в сторону, с волнением заглядывая в глаза. Но Рей не могла никому объяснить причину своей постоянной напряжённости и усталости. Она старалась дистанцироваться от друзей, чтобы лишний раз не отвечать на их вопросы, потому что ответов у неё не было: она была пуста внутри, и от этого — уязвима и хрупка. Что она должна была сказать? Что не может жить без погибшего год назад Верховного Лидера, первого врага Сопротивления, и судорожно хватается за любой намёк на то, что его можно вернуть? Что она всё глубже погружается в пучину отчаяния, будучи не в силах отыскать этот способ и одновременно понимая, что это может завести её слишком далеко во Тьму? Она тратила все душевные силы на эти переживания и искания, а между тем в Галактике бушевал экономический кризис, — последствие затяжной войны — и Рей как никогда нужна была своим товарищам. Осознавая, что её действия могут влиять на благополучное будущее целых миров, она безуспешно пыталась сосредоточиться на помощи нуждающимся. Смутно понимая свою роль во всём происходящем, девушка, тем не менее, выполняла всё, что от неё требовал По на правах генерала и лидера Сопротивления: она путешествовала по планетам с миротворческими миссиями, посещала все заседания сенаторов, участвовала в создании временного правительства. Но с каждым днём ей всё больше становилась очевидной правда: политика — это совершенно не то, что интересует Рей, и она хотела бы держаться от неё как можно дальше. Но при этом ей страшно было подвести тех, кто верил в её важность — важность личности последнего джедая. Страшно, что она станет не нужна — своим друзьям, Галактике, — и тогда её опять ждёт одиночество. Сопротивление, люди, что составляли его основу, их цели — это всё, что осталось у Рей. И ради них она проглатывала комок горечи и шла вперёд, помогая строить светлое будущее и отчаянно веря в него — для Галактики, но не для себя. Выбрав местом своей дислокации Ди’Куар, участники Сопротивления не стали восстанавливать уничтоженную Первым Орденом старую базу, а отстроило новую, названную в честь погибшей принцессы Альдераана. Форпост «Органа» больше походил на небольшой городок, чем на штаб-квартиру времён войны. Рей по-прежнему предпочитала жить исключительно на «Соколе», однако проводимые время от времени брифинги требовали её присутствия на базе. Туманный, покрытый густыми лесами и глубокими водоёмами Ди’Куар нравился девушке. Здесь она чувствовала себя спокойно и умиротворённо, в отличии от шумного, загазованного, гигантского Корусанта, на котором побывала впервые во время очередного заседания временного правительства. А когда По устраивал очередное совещание на свежем воздухе у костра, Рей даже ощущала привкус позабытого счастья. Несмотря на серьёзные вопросы, решающиеся в кругу возле потрескивающего огня, было в этом что-то уютное, теплое. Что-то семейное — а этого Рей по-прежнему желала больше всего на свете. — Для увеличения состава миров, входящих в Республику, нам нужно обратить внимание и на отдалённые планеты. Там обитают сепаратисты, не примкнувшие ни к Первому Ордену, ни к Сопротивлению, — вещал По. — И чем же ты хочешь их заинтересовать? — скептически поинтересовался Финн. — Тройной порцией пайков удивить можно только Рей. Девушка ощутимо ткнула друга в бок, но всё же улыбнулась, особенно когда с другой стороны ему добавила Роуз, которая прижималась к бывшему штурмовику так, что не оставалось сомнений — они снова были вместе. — Я не говорил, что мой план продуман до мелочей, — хмыкнул По. — Лишь указываю на то, что требует нашего внимания. — Дэмерон прав, — вставила Зори. — Нам нужно успеть убедить недовольные новой политикой миры в необходимости присоединиться к Республике, пока их не оккупировали преступные синдикаты. — А они непременно это сделают, воспользовавшись нестабильной экономикой, — закончил бывший пилот Сопротивления. Наступившую тишину прервал Финн, который привстал, нашаривая что-то в своей сумке: — Полагаю, мозговой штурм на трезвую голову менее продуктивен, поэтому… — он жестом фокусника вытащил на свет большую бутылку из мутного стекла, в которой плескалась ярко-голубая жидкость. Бомонт Кин перехватил находку и, выкрутив пробку, присвистнул: — Цираки! Откуда? — Пока вы занимались своей политикой на Корусанте, я потратил время на действительно важные вещи, — заявил Финн. — Заглянул в пару мест, где торгуют тем, без чего решать судьбу Галактики невозможно. Спустя полчаса обстановка на небольшой поляне возле базы стала гораздо расслабленней. То и дело раздавались взрывы радостного хохота, байки и шутки сыпались одна за другой, и Рей с улыбкой наблюдала за почти идиллической картиной того, как её лучшие друзья нежились в объятиях своих девушек. Несколько месяцев назад, в очередной раз поругавшись с Зори, ветреный По начал волочиться за Рей. Это не стало для неё большим сюрпризом — она знала, что Дэмерон испытывает к ней симпатию, да и он сам не был ей противен. Однако, когда мужчина попытался поцеловать её в кокпите «Сокола», прижав к прохладной дюрасталевой стене, всё у неё внутри взбунтовалось. Как будто невидимая преграда вдруг выросла между ними, как будто чья-то призрачная ладонь вдруг оттолкнула друг от друга. Рей, вывернувшись из объятий, скользнула в сторону — её грудь тяжело вздымалась. — Нет, По. Извини, ты хороший парень, но… нет. Он взъерошил пятернёй непослушную шевелюру и беззлобно усмехнулся: — Да я и сам понял, просто решил всё-таки попытать счастья. Не обижаешься? Рей улыбнулась и покачала головой, попытавшись скорее ретироваться, но По задержал её. — Я хотел узнать… не только я, если честно. Финн тоже переживает, и Роуз… Короче, у нас ощущение, что ты какая-то потерянная. Роуз даже предположила, что ты, — тут он неловко рассмеялся, — влюблена. Точнее, была влюблена в кого-то из наших, и он, ну, знаешь… погиб. И теперь ты скорбишь. Девушка ошарашенно разглядывала мужчину, сдвинув брови. Её поразили сразу две вещи: то, что друзья, оказывается, обсуждали её у неё за спиной. Но главное — то, что они сумели так точно определить её состояние, за исключением одного нюанса: личности того, по кому Рей скорбела. — По, слушай… — Ты только не психуй, ладно? — он поднял руки в успокаивающем жесте. — Мы не сплетничали, просто тревожились за тебя. После победы ты стала совсем другой — закрытая, замкнутая. Будто вся жизнерадостность, весь задор в тебе исчезли, забились куда-то глубоко, и ты хранишь их для кого-то другого. Не для нас, Рей, а для другого. Так скажи мне, для кого? «Для него… Это всё — радость, любовь, задор — всё для него одного». Не дождавшись её ответа, Дэмерон тяжело вздохнул и отступил: — Кем бы он ни был, Рей, вряд ли он желал тебе такой жизни: в одиночестве, изоляции ото всех, кому ты небезразлична. Он наверняка хотел, чтобы ты была счастлива, теперь, когда война закончилась, и всё уже позади. Она хотела сказать ему правду. Хотела признаться во всём — облегчить наконец душу — и не смогла. Тогда Рей сумела лишь улыбнуться и заверить По, что её состояние — следствие усталости, а её скорбь — по Лее и другим ушедшим членам Сопротивления. Она видела, что друг не поверил ей, но настаивать не стал. Они негласно договорились не упоминать об этой неловкой попытке поцелуя и вскоре действительно забыли о произошедшем. А спустя ещё какое-то время По и Зори снова сошлись. И вот теперь Рей сидела, глядя поверх танцующих языков пламени на своих самых близких друзей: они были счастливы, они были любимы. Они не были одиноки. Как же случилось, что её собственная любовь была обречена стать такой мимолётной? Неужели Сила посчитала справедливым и правильным разлучить Диаду, обрывая жизнь одного и оставляя другую с рваной раной от разрыва Уз? И как после этого Рей могла верить в Силу и её пути: если есть на свете что-то настолько мощное, то почему оно не защищает тех, кто носит в своих сердцах такую большую любовь? Ночь подмигивала сверху мириадами звёзд, когда Рей вернулась на «Сокол», глотая слёзы. Она была рада за своих друзей, рада искренне, но яркая картинка их счастливых почти семей отпечаталась на радужке её глаз: жизнь, которую они с Беном никогда не смогут прожить. Не смогут, потому что слишком много времени потратили на войну — в Галактике и друг с другом; потому что он ушёл слишком рано, а она осознала всё слишком поздно. Ком в горле, который застрял там со дня его смерти невыплаканными слезами, вдруг стал непереносимо огромным, и позже, сидя в оглушающей тишине кабины «Сокола», Рей заплакала: громко, неуклюже, как плачут маленькие дети от вселенской обиды. И, вглядываясь в ночное небо сквозь влажную пелену слёз, она думала о Бене, вспоминая его последнюю улыбку. Где он теперь, её запретная, нежданная любовь? Её первая любовь. Единственная.***
— Да знаю я! — недовольно воскликнула Рей. — Ты уже сто раз повторял, что компенсаторы ускорения от «Даво-Пек» — это дерьмо банты. Но денег на другие у нас нет! Она прошла в кабину под непрекращающееся ворчание Чуи и недовольно плюхнулась в продавленное кресло первого пилота. «Сокол» был её самой главной драгоценностью, девушка дорожила им даже больше, чем собственным световым мечом, однако порой это ржавое корыто доводило её до белого каления. Почти все скромные средства, что у них были, Рей и Чубакка тратили на бесконечные починки, покраски, переделки. Но при этом в небе, на орбите или в космосе этому фрахтовику по-прежнему не было равных. Со стороны секретного отсека раздался писк BB-8. Рей вскочила и побежала по коридору, столкнувшись с дроидом на полпути. — BB-8! Что у тебя? Он покатился в сторону отсека, на полу которого Рей обнаружила старый голографический диск. Повертев его в руках, девушка присела на корточки перед дроидом: — Где ты его достал, дружок? А проиграть сможешь? BB-8 утвердительно прогудел на бинарном, выдвинув из корпуса гнездо для диска. Через небольшое отверстие голопроектора началось воспроизведение голограммы. Поначалу изображение рябило и мигало — запись явно была очень старой, а затем перед потрясённым взором Рей появился Чубакка. Вуки выглядел точно так же, как и сейчас, за тем исключением, что через его плечо не был перекинут бессменный патронташ. И через долю секунды девушка поняла, почему: Чуи держал на руках ребёнка. Это был мальчик, с тёмными волосами, пухленькими ручками и ножками, которыми он смешно дрыгал в воздухе. Чубакка укачивал его, тихо урча, а малыш сжимал в крохотном кулачке его шерсть и радостно взвизгивал. Сердце Рей пропустило удар. Она узнала ребёнка — это был Бен. Раздавшееся позади печальное ворчание заставило девушку вздрогнуть и обернуться. Чуи стоял в дверях отсека и тоскливо смотрел на голограмму. — Ты любил его? — вырвалось у неё прежде, чем она успела обдумать вопрос. Вуки застыл, а затем шагнул вперёд и выбросил мохнатый кулак, как если бы он хотел ударить того, кого видел перед собой. Голограмма пошла рябью, а затем вновь стала стабильной. Рыкнув, Чуи покинул отсек и скрылся в длинном коридоре, ведущем к кабине. Рей понимала его чувства: мальчик, который весело дёргал ножками на голограмме, вырос и превратился в мужчину, который забрал у многих то, что им так дорого. Но он и сам был дорог для кого-то. Это противоречие рождало страшную горечь в душе каждого, кто хоть раз в жизни любил своего врага. Голограмма моргнула и исчезла, но на её месте тут же возникла другая: молодая Лея Органа на руках с немного подросшим сыном. Бен трогал ручками лицо матери и заливисто смеялся, а Лея смотрела на мальчика с обожанием и надувала щёки, чтобы развеселить его. Полупрозрачные картинки сменяли одна другую: Бен делает свои первые шаги, Бен капризничает из-за отнятой игрушки, Бен поднимает эту самую игрушку Силой. Последняя голограмма показывала его в возрасте примерно пяти лет. Рей увидела, что его любимой игрушкой была забавная кукла пилота в форме Альянса Повстанцев — почти такая же, как у неё, только дорогая и качественно сделанная, тогда как свою она ещё девочкой смастерила из старых тряпок. Рей прокрутила изображения по нескольку раз, сидя на холодном металлическом полу. И с каждым разом в её груди прокручивалось что-то тяжёлое, болезненное, шипастое. Она ощущала себя, как умирающий от засухи: она смертельно хотела пить, а эти картинки прошлого были чистой прохладной водой. Остаток вечера она провела, шаря по голонету в поисках хоть какой-то информации про Бена Соло. Но всё, что ей удалось обнаружить — старое фото из Академии Джедаев Скайуокера. Картинка была тусклая, но девушка отчётливо могла разглядеть каждого изображённого на ней: молодой Люк, в бороде которого ещё не было видно седины, стоял во главе группы подростков. Широкие, открытые улыбки детей — ученики мастера. Рей ощутила дрожь, когда заметила с краю высокую, долговязую фигуру. Волосы Бена, чуть короче, чем она помнила, с правой стороны были заправлены за ухо, смешное и оттопыренное; из-за него на шею спускалась тонкая падаванская косичка. Лицо серьёзное, но не угрюмое, взгляд — застенчивый и настороженный. Юный джедай. До утра она не сомкнула глаз. Воскрешая увиденное, Рей осознавала, что их связь с Беном был гораздо крепче, чем она думала прежде. Они были не просто двумя адептами, которых связала Сила — они были Диадой, которая соединяла их и в жизни, и после смерти. У них было то, что связывало их глобально — боль, одиночество, бремя Силы, — и мелочи, которые также символизировали родство их душ задолго до того, как они встретились, возненавидели и полюбили. Они не могли друг без друга. Вот почему Рей, лишившись половины своей души, чувствовала, что задыхается. «Я не имею права сдаваться», — шептала она, прижимая к губам грязную чёрную тунику. Ей столько раз помогали, её спасали в последний момент: друзья, Люк и Лея, духи падших джедаев на Экзеголе. И Бен, которому не помогал никто и никогда. Он прошёл свой путь в одиночестве и самоотречении, но он не сдавался, до самого последнего вдоха он боролся. Рей не нужно было прожить сотню жизней, чтобы из тысяч рук, из сотен глаз узнать того, кто предначертан, предзагадан ей самими звёздами. Где бы ни была душа Бена Соло, Рей недостаточно было надеяться, что она не потеряна в вечности — ей хотелось ощутить тепло его тела, услышать бархат голоса. Чтобы он воплотился в реальность из снов и видений, что мучили её столько времени. Рей отказывалась верить, что у их любви не было будущего, что Диада, рождённая раз в столетие, была обречена соединиться на несколько коротких секунд. И всё, что их ожидало — это вечное одиночество среди звезд. Уже на пороге тревожного сна, когда сознание потонуло в сотнях мерцающих созвездий, откуда-то издалека, из того мира, что за краем, до Рей донесся голос: родной, до боли знакомый. Тихий, неуверенный. Она не смогла сразу разобрать слова, и не смогла открыть глаз, ощутив на плече невесомое прикосновение, но за неясным шумом ей угадывалось: «Я всегда буду с тобой…».***
— Голубокрылые бабочки… — задумчиво произнёс Люк, глядя на Рей. — Они водились в лесах Эндора. Если бы девушка в этот момент проснулась, то увидела бы, что в экипажном отсеке магистр был не один. Его собеседник, маленький, согбенный, опирался на палку и задумчиво потирал подбородок когтистой зелёной лапой. — Хммм… Лет столько минуло, Скайуокер, а ты всё Силе доверять не научился. — Я? — возмутился Люк; рядом с бывшим учителем он вновь ощущал себя тем растерянным, неуверенным падаваном, что постигал учение джедаев на болотах Дагобы. — Диада Силы двое эти, — продолжал Йода. — Не может юная Рей жить без юного Бена, как и он не смог бы без неё. Люк устало опёрся на стол для дежарика, разглядывая крепко спящую девушку. — Я боюсь, что она слишком далеко шагнёт за грань Тёмной стороны, если продолжит упорствовать в своих поисках. Мой племянник погиб, это несомненно, и попытки вернуть его противоречат учению не только джедаев, но и правильному ходу вещей… Это противоестественно. Йода приблизился к нему, опираясь на свою трость, и несильно, но ощутимо ткнул ею в ногу бывшего ученика. Тот охнул. — Такова Силы воля, раз толкает она юную Рей на поиски, что тебе бессмысленными кажутся. Разлучать Великую Диаду — вот что противоестественно, ибо не способны они друг без друга существовать. Оказались по разные стороны войны эти двое, но Сила не позволила им долго по-отдельности быть. Внук Вейдера он и внучка Палпатина она, и полюбили они тем не менее. Как тебе, а, Скайуокер? — прохихикал старый джедай. — Последний Скайуокер отдал жизнь, чтобы могла жить последняя Палпатин, — растерянно пробормотал Люк, будто только сейчас осознал очевидное. — Он хотел убить её, убить последнего джедая… а вместо этого умер за неё. Немыслимо. — Выпрямившись, мужчина погладил седую бороду и повернулся к своему учителю: — Если такова воля Силы, то я больше не встану на пути у того, что должно свершиться. Рей не слышала этого разговора. Сон её был крепок, глубок и прекрасен. В этом сне вокруг неё вновь трепетали сотни невесомых крылышек. Бабочки звали её за собой, куда-то за край, в темноту, из которой до неё доносился шёпот Бена Соло.