***
Университет встречает своей повседневной рутинной: подростки снуют по коридорам, ища свою аудиторию, учителя с деловитым видом, держа какие-то листочки, выходят из учительской. До звонка ещё двадцать минут, вот никто никуда и не торопится. Юнги немного в шоке прибывает, когда понятие того, что он, возможно, ошибся, в голову приходит. А всё потому, что издевательств пока ещё не было: его не зажали где-нибудь за гаражами, не знакомили лицо с туалетом, и на стене не висит фотография обнажённого Мина. Юнги явно американских сериалов пересмотрел… Но в жестокости подростков не сомневается. Да, возможно, день только и начался, но Юнги был уверен, что с его появлением в учебном заведении что-то изменится. Что сразу начнётся месть того альфы. Но, видимо, омега прогадал, и тот парень не держит на него зла. Хотя Мин не настолько наивен, поэтому хвост торчком держит. Всматривается в знакомые-незнакомые лица и подвох ищет. Не находит. В мысли свои погружён и чужого присутствия не замечает, дёргается, когда Пак на его плечо руку закидывает, повисая на хрупком теле. — Ты чего? — Чимин смотрит удивлённо, но руку не убирает. — С тобой всё хорошо? В последнее время тебя вообще не узнаю. Может, в клуб сгоняем, чтобы расслабиться? — Не знаю, Чимин, — губу кусает и нервно глазами опору ищет, выдавая себя. Пак замечает, что друг скрывает от него что-то. Чимин видит состояние Юнги и волнуется сильно, поэтому идею с клубом откидывает: алкоголь никогда в таких случаях не помогал. Проблемы нужно решать, а не запивать. Чимин думал, что друг утомился, но нет, видит, что что-то серьёзное. — Так. Значит, слушай сейчас меня. После школы мы пойдём на то место и ты мне обо всём расскажешь, договорились? — Чимин искренне улыбается и чёрные волосы лохматит. Юнги ворчать начал, отталкивая от себя омегу, смеясь. Пак друга в плечо шуточно ударяет и в кабинет тянет. У Юнги началась паранойя. Кажется, что в спину впивается чей-то взгляд.***
Пары проходят довольно быстро, но смертельно скучно для Чимина. Когда осознание бьёт в голову, что это была последняя, то он друга в охапку хватает и в раздевалку бежит. — Куда ты так торопишься? — хохочет Юнги, но его вопрос встретило многословное молчание. Вопрос был риторическим: Мин тоже хочет поскорее на то место, поэтому лишь усмехается и переобувается быстренько, идя следом за Чимином на выход. Лопатки взгляд на себе чувствуют, прожигающий до самых костей, ёжится и назад оборачивается, смотрит на университетские окна, не надеясь кого-то увидеть. Но с океаном тёмных глаз сталкивается и на чужом лице звериный оскал видит, засматривается и дёргается, когда альфа зубами клацает. Отворачивается и на вопросительный взгляд друга отмахивается и говорит, что кошку увидел, вот и засмотрелся. Чимин эту ложь проглатывает: она много боли доставляет, Пак чувствует, как она иглами органы вспарывает. Но омега надеется, что на месте друг сам все свои переживания расскажет. Надеется… А Мин всё ещё чувствует, как его тело по кусочкам режут, как глубокие раны наносят, чувствует, как кровь стекает, щекоча кожу, чувствует, как безумие приходит. Оно стучится, но входит, не дожидаясь ответа: это не паранойя, на которую Мин смахивал свои проблемы, а сумасшествие в чистом его виде, что сейчас на втором этаже стоит и омегу, не прикасаясь, убивает. Думает, что это само безумие его настигло и мести хочет. Ошибается. В общежитие забегают, ключи берут и в свои машины садятся, что в другом районе находились. Едет по ровной трассе и ни о чём не думает: ветер весь негатив уносит, оставляя лишь равнодушную тишину. Не слышно звук шин, не слышно, как шуточно сигналит друг, чтобы омега сбавил скорость. Не слышит ничего, но слышит своё живое сердце, что бьётся в груди. Обещает ему, что не сдастся, что сильным будет и бурю выстоит. Даёт обещание не себе, а ещё не родившейся любви. Хочет, чтобы сердце жило именно для него. Поэтому бороться за своё будущее будет. С другом впервые делится этим не будет, чтобы сберечь своего героя друга. Боится, что из-за него случится что-то страшное с Чимином. За себя не переживает, потому что уверен, что справится. Уверенность с кровью смешивается, подкидывая адреналин, на педаль давит, заставляя железного коня скрежет шин издать и рвануть в свободу, пахнущую морем. За час они доезжают до определённого, их личного, места. Уверены, что кроме них никто не знает о нём. Выходят из железных коней и, друг на друга смотря, легко улыбаются и вперёд идут, перешагивая через дорожное ограждение. Через кусты проходят, деревья и видят, как огненный шар на покой идёт в этой стране, с его уходом не тьма появляется, а спокойствие. Ночь теперь не враг для Юнги, ночь — это то, что покой дарит. Мысли в порядок приводит, Мин всегда удивлялся тому, как поменяться сумел. Искреннее «спасибо» не озвучивает, посланное Чимину: Пак и так знает, поэтому молчание уместнее всего в их ситуации. Мин никогда этого не говорил, а Чимин не просил. Садятся на единственную скамейку, что на море с ними смотреть будет. — Ну что, может, костёр разведём? — смотрит на друга, солнце его золото волос ласкает, невероятная картина. Юнги покупает, только денег нет, но готов душу продать. Сердце отдаст только тому единственному. — А то я замёрз. Мин становится на ноги, осанку выравнивает, подбородок к воздуху: честь отдаёт и кидает «пойду веток соберу», уходит. Пак смотрит на друга и гогочет над личным рабом. — Я так всё брошу и сам будешь ветки искать, обмудок! — смеётся омега, кидая к ногам Пака ветки. Чимин же из них пирамиду делает и поджигает. Садится на холодную траву и хлопает по ней же, приглашая. Мин задумывается, но садится, вдыхает запах костра и чистый кайф ловит. Думает, что одержим этим пламенем и запахом гари. На Чимина через огонь смотрит и молчание прерывает: — Так, зачем мы сюда приехали? Море волноваться начало, волны подкидывает, желая до омег достать, но склон большой, поэтому разбивается о них. Пак смотрит то на волнующую воду, то на Мина. — Знаешь, что каждый человек после смерти кем-то становится? Например, я читал историю, и там больной омега сказал, что морем станет или что-то похожее, точно не помню, он обещал любимому после смерти весточку дать. Его альфа начал странствовать, чтобы встретиться с омегой ещё раз. Любовь ему путь указывала. — И зачем ты мне это рассказываешь? — Да так, просто удивляюсь, какая любовь сильной может быть. Смерть его из колеи не выбила, а, наоборот, сильнее сделала. И в правду сильная… Я бы тоже так хотел, чтобы взаимно, чтобы навсегда и надолго, — грустно улыбается и на омегу поглядывает. Эмоции пытается прочитать на кукольном лице. — Ну да, история, хоть и грустная, но красивая, согласен, — кивает своим мыслям Юнги, не замечая грустный взгляд, кинутый на него. Но заместо чего-то милого и романтичного в голову обсидиановые глаза пробираются, вплотную смотрят, завораживают своей пустотой, пытаются в бездну затянуть. Но Мин головой встряхивает и тему пытается поменять неожиданно. Потому что страх сковывает тело, что до дрожи бесит Юнги. Почему Мин боится сейчас его? Его рядом нет, так какого чёрта? Или он так хочет думать… Невольно назад оборачивается и смотрит в темноту. — Я вижу, что тебя что-то гложет, — смотрит уже серьёзно. — Что случилось? Я смогу тебе помочь. Просто доверься. «Я знаю, что можешь. Но я хочу сам справиться! Потому что боюсь, что и тебя это заденет!» — кричит сознание Мина. — Всё в порядке, не вижу причин для волнений, — говорит. — Не ври мне, Мин Юнги, — закипает друг. Его этой ложью уже в открытую кормят, он смотрит зло на омегу через яркое пламя, что темноту рассеивает вокруг них двоих, куполом света от монстров ограждает. — Я не могу понять, ты сейчас меня лгуном назвал? — маску надевает, дурачком притворяется. — Ты мне не доверяешь… — голову опускает и на горящее дерево в костре смотрит. Свои выводы сделал и ждёт, когда омега скажет обратное. Пак не хочет чувствовать эту боль. Мин должен, он обязан сказать, что это не так. — Нет, Чимин, я тебе доверяю. Ты единственный человек, которому я доверяю всё, что у меня есть. Просто… Просто я волнуюсь, за тот случай. Вдруг… Он опять… И я… — мнёт Мин, слова подбирает, чтобы звучало правдоподобно. На Чимина смотрит, чтобы убедить его этой «правдой». Хоть и частичной. Пак верит. Чимин улыбается и выдыхает пепел обуглившихся органов, что в пожаре до этого горели. Сейчас сердце успокоилось, больше не пытается грудную клетку пробить. Юнги ему доверяет, этот омега связан только с ним. Пак не отпустит эту куколку в жестокий мир, будет держать рядом под зонтом, где всегда солнце и рай. Но только он не знает, что Мин давно вышел из-под него. Альфа, что имеет вместо глаз чёрные дыры заставил. И Юнги прошлое с настоящим смешал, готовясь к худшему. Только сегодня штиль был, день прошёл быстро и без происшествий. Безумие кроет с головой, а страх добивает. Море бьёт волнами об скалы, тишину прерывает, а костёр тухнуть потихоньку начинает. — Я буду всегда рядом, — утверждает. Смотрит на беспокойное море и дивится, что ярость красивой может быть. Золото волос ветер подхватывает, заставляя Чимина посмотреть на друга, видя, как тот на него своими кукольными глазками смотрит и улыбается так, как улыбается только Чимину. И Пак в ответ тянет, только спокойную и такую нежную, что Мин на душе тепло может почувствовать и это отнюдь не от огня, что свою жизнь земле отдаёт, а остатки себя — ветру. Он прожил своё, подарил красоту и ушёл от людских глаз. Умер ради их спокойствия.***
— Вставай, долбан, — пихает закутавшегося с головой в тёплое одеяло омегу. — Да твою же мать, Мин Юнги! Что-то в коконе издаёт нечленораздельный звук, где Чимин различает ответочку. — Маленькая срань, вставай! — берёт в охапку, прогибается и кидает на пол, когда спина хруст сильный издала. — Боже, я же не настолько стар… — Именно, что стар, — бурчит Юнги и, потирая ушибленный зад, плетётся в туалет. — Я тебя ударю сейчас. Пак слышит хохотание за дверью и улыбается. Время не стоит на месте, а вместе с ним и люди. Последняя пара взяла на себя борозды правления в группе Мина, пытаясь вдолбить в их послешкольные головы хоть какую-то информацию для будущей жизни в приличном обществе. Омега и забыл на короткое время, где именно ему придётся выживать. В этом городе нужно сиять, чем ярче, тем лучше. Серую массу здесь не уважают, давая понять, где ей самое место. Сейчас за стены могут выгнать только преступников либо бунтовщиков. Власть рубит на корню такого рода митинги, не даёт и права высказать своего мнения, хотя страна, вроде как, демократичная. Прям чувствуется, как свободой пахнет. Власть обещала всё в скором времени привести в норму и даже пообещала восстановить старые районы за стенами, давая надежду людям по ту сторону, что живут в нищите. Этот проект будет запущен через три года, когда экономика в стране поднимется. Преступников мешать с жителями больше не будут, а специальное здание соорудят, где буду под стражей заключённые. Полиция вроде бы своей работой займётся, охраняя не стены, а людей. Из-за смены власти многое поменялось в их стране: экономика немного с колен начала подниматься, в скором времени стены будут убраны, и во время реабилитации старых районов жители будут жить в гостиных номерах, которые оплатит власть, помогут подняться на ноги, промышленность хорошо развивается, благодаря чему в казне имеются деньги. Многое что изменилось, но Мин слабо верит в этот проект. Юнги не интересуется политикой, но это его заинтересовало. Потому что по ту сторону стены могилы его родителей. Юнги скучает, Мин не разу не был, но убеждён, что соседи не оставили тела гнить в доме и похоронили их на кладбище. Когда этот проект будет осуществлён, то омега сразу побежит на то место, где семья лежит под слоем земли. Мин надеется на Власть, Юнги верит им. Юнги губы сжимает и головой встряхивает, прогоняя мысли, что только боль причиняют. О родителях он думает не часто, но вспоминает их жизнь с улыбкой на лице, пока до двух кровавых тел эта история не доходит. Мина преследует этот кошмар, он настигает и в прошлое окунает с головой. Мин всегда в поту просыпался, тяжело дыша. За сердце хватался и скулить начинал, пока Пак не успокаивал. Юнги противно, что перед другом свои слабости на ладони держит. Не хочет слабаком казаться. Омега идёт сейчас по длинному коридору и пытается найти туалет, иначе случится позор, фиаско, неудача. Поэтому шаг ускоряет и, чужого присутствия не замечая, идёт вперёд к спасительной двери. Дела сделаны, руки помыты, ноги ведут обратно в аудиторию, где буду заверять, что «вам это пригодится в будущем!». Мин вздыхает и думает, что не хочет туда возвращаться, идёт на крышу. Дёргает открытую дверь и Чимину пишет, чтобы забрал его вещи и после на крышу шёл. Чимин вещи друга собирает в портфель, прячет к себе в ноги и делает вид, что ничего не случилось. Преподаватель так и не замечает пропажу ученика и дальше лекцию читает, не останавливается. Омега вздыхает и на часы настенные смотрит, ждёт долгожданный звонок, чтобы покинуть аудиторию и к Юнги направиться на крышу. Только замечает, как Эрик, отпросившись, твёрдой походкой выходит. Пак лишь бровь выгибает, но не зацикливается. Юнги сидит на крыше и ждёт прихода друга. Железная дверь скрип неприятный издаёт, и Мин в надежде, что это Чимин, оборачивается на звук, но заместо омеги видит альфу, что направляется прямо на него. — Эрик? — удивлённо бровь выгибает и смотрит прямо в глаза, будто изучает человека напротив, именно из-за этого альфа взгляд уводит и рядом садится. — Надо поговорить, — на омегу не смотрит, а куда-то в даль, где небоскрёбы красивые, солнцем освещённые стоят. Омега согласно кивнул. Понимает, что что-то не так, и готов выслушать, готов помочь, если это, конечно, требуется. — Я думаю, что ты должен уйти из нашей компании, — на Юнги голову поворачивает и думает, что совершил ошибку, взглянув в его глаза полного непонимания, которое сменяется на тот взгляд, которым смотрят на предателей. — Ты должен понять меня. — говорит. А Мин не хочет ни понимать, ни знать, ни думать, что будущих друзей вот так вот легко, по щелчку пальцев, потерял. Юнги никому ничего не должен, но в этой ситуации совершенно всё по-другому, потому что Эрик переписку показывает, где виднеется явная угроза Хису. Юнги понимает, знает и думает, что в этой ситуации и правда должен. — Что ж, — язык от нёба отлипает и наконец-то что-то сказать пытается, только в горле Сахара настала, будто бы выжжено всё дотла. Прокашливается и чувствует, как горло обида колит. Только слабым показаться не хочет, поэтому этот ком сглатывает и говорит. — Я всё понимаю. Я уйду из компании, только Чимину ничего не говорите, я сам всё объясню. — Хорошо, но извиняться за это я не буду. Потому что ты сам виноват, что перешёл дорогу не тому человеку, — более на омегу не смотрит, а носки кроссовок изучает. — Если понадобится помощь, то пиши, я помогу, чем смогу. Руку тянет, ждёт, пока Юнги телефон свой на неё положит, чтобы после свой номер телефона написать. — Спасибо, я не забуду тебя, ты хороший парень, и надеюсь, что Хису оттает. — Я не буду прощаться, поэтому скажу «до свидания». Кстати, ты понравился Эники, — подмигивает и уходит, встречаясь с Чимином у входа на крышу, кивает в знак приветствия и уходит. Пак подходит к другу и садится на то место, где до этого альфа сидел. — Зачем приходил? — Спрашивал о Хису, — ёжится от осознания того, что другу врать приходится. Ложь на ложь накладывает. Скрывает одно другим. Этот выбор заставил хорошенько всё осмыслить и переосмыслить: что ему дороже. Решение пришло легко, поэтому Мин не сомневается и врать продолжает, смотря другу в глаза. — Понятно, но вряд ли такие, как Хису, заходят водиться с Эриком. У него хоть, я слышал, и отец компанию имеет, но она стоит на месте. Поэтому не популярна. — Думаешь, Хису не поменяется. Любовь же чудеса творит. — Из-за любви люди не меняются. Только слабее и уязвимее становятся, — говорит Чимин и улыбается, треснуто так, но Юнги этого не замечает, в своей голове картину происходящего вырисовывает и ложь новую придумывает. — Знаешь, я больше не хочу находиться в той компании, слишком шумные они, — как бы невзначай говорит и на профиль друга смотрит. Тот резко к Мину поворачивается и удивлённо таращится. — Тогда и я не буду, — после короткой паузы говорит и улыбается, руку тянет и ногу чужую сжимает, Юнги думает — поддерживает, и Чимин прикоснуться мечтал целый день, вот и шанс увидел. — Это необязательно, Чим, — всё-таки головой качает и на кеды свои смотрит. — А я думаю обратно, поэтому всё, закрыли тему, — сжимает чужое бедро и только после руку убирает. — Насчёт гонки, будешь участвовать? — Думаю, что хотелось бы. Плюс, те деньги, что дал детдом, кончаются. — А нехрен кататься по городу, только бензин и тратишь, дурак, — вздыхает Пак и другу подзатыльник даёт, подтверждая свои слова. — Ой, да пошёл ты, — ушибленное место трёт и губы в трубочку складывает, показывая, что не доволен. — Ладно, если серьёзно, то я желаю удачи тебе на гонках, — смотрит в глаза друга и видит, как тонет в них добровольно, руку протягивать не будет, чтобы его спасли, потому что Чимин, похоже, самоубийца. А Юнги во взгляде напротив может увидеть, как планеты горят, даруя неземную красоту. Огонь в них завораживает и Мин искренне рад, что знаком с таким другом. Юнги опять же не говорит «спасибо», и так всё без слов понятно. Парень щёлкает Пака по лбу и говорит, что отомстил за подзатыльник, убегает от орущего претензии друга.***
Ночь сегодня беспокойная, погода свой порядок строит на улицах Осло, заливая всё дождём. Капли по отливу стучат, свои песни играют, мешая сну Кима прийти. Смотрит в стену и думает о своём. Информацию всю добыл, знает о Мин Юнги всё, что даже тот сам не знает. В детство его пробрался и даже такая личность, как он, ужаснулся. Думает, что делать теперь с этим омежкой. Гордость всё-таки о себе напоминает, что по ней заехали кулаком, что нужно показать, где место этого паренька находится, требует. Но Хосок гуманнее всех в этом клане, поэтому до сих пор и решает, но брата разочаровывать не хочется от слова совсем. Но и Юнги портить и так никчемную жизнь тоже, поэтому маленькие шажки делает, все плюсы и минусы высчитывает, лишнего телодвижения не делает. А не как привык — на месте рубить человека и его психику. Сначала окружения планирует лишить, чтобы познал весь вкус предательства и одиночества. Именно поэтому Хосок не церемонится и Эрику пишет, который в компании с Мином тусуется. Угрожает, что пострадает тот, кто смыслом жизни стал, — Хису. Влюблённые такие уязвимые, по ним легче всего ударять, поэтому сразу знает, какой его ответ ждёт. Дальше только интереснее. Альфа себя сдерживает, поэтому просто проучит Юнги, лишив самого главного его: ад на земле показывать не будет, знакомить с болью не собирается, по-крайней мере с физической, моральную альфа ему на блюдечке с золотой каёмочкой подаст, звериный оскал показывая при этом. Ахиллесова пята есть у всех, вот и Ким обнаружил её у омеги. Друг расплачиваться за чужие грехи будет.***
The residence Jeon.
— Чонгук, есть хорошие новости. Соседние страны согласились на экспорт топливных ресурсов с нашей территории. Пока что мы можем себе это позволить, но не надолго, запасы не бесконечные, мы и так рискуем остаться у разбитого корыта, поэтому нужно в скором времени придумать что-то другое для поднятия экономики с колен, но, в принципе, в казну деньги пойдут хорошие, — к бару проходит и бутылку с виски берёт, смотрит внимательно на этикетку, после плечами пожимает и себе на палец наливает в рюмку. — Раз ты так говоришь, то можем на те деньги, что заработаем, открыть новый завод машиностроения и сделать ставки именно на эту промышленность, — на друга не смотрит, только слушает внимательно и бумаги перепроверяет. Доверяй, но проверяй. — И что ты предлагаешь, чтобы на этом заводе строили? Какая конкретная направленность? — А вот этим займёшься ты. Посмотри, что сейчас актуально для Америки, и если у нас есть ресурсы, то это и будем производить. Главные ставки поставлены на топливную промышленность, поэтому сейчас зависит всё от неё: как она будет продаваться. Поэтому найми для этого специального человека, чтобы следил за процессом, — Хмурится и бумажку комкает, выбрасывая в мусорное ведро. — Этот секретарь совсем от рук отбился, найми мне нового. — По-моему, у этого задница классная, плюс, очаровашка, уверен в его увольнении? — Тэхён губу закусывает, вспоминая обтянутые бёдра в джинсу, облизывается и похотливый взгляд на дверь бросает. — Уверен, — серьёзно говорит Чон, кидая мимолётный взгляд на Кима, — перед его уходом можешь трахнуть. Только ради всего святого, не убивай. — В этом мире нет ничего святого, — ухмылка на губах появляется, а Ким себе повторно виски наливает, выпивая. Предвкушает скорую ночку. — Что будем делать с незаконным бизнесом? Ты вроде как хотел страну преобразить после своего отца. — Нелегальный бизнес нам не мешает, плюс, это пойдёт нам на пользу, точнее нашей стране. А отец под конец своего правления вообще шизанулся, понаделал дел, а мне разгребай, — макушку чешет и думает, как бы дела в Норвегии нормализовать. Чон Ли Сок перед своим уходом всю страну перевернул: народ разделил на рабочих и капиталистов. Только не учёл старик, что те люди, которых он поставил на ступень ниже себя самого, пришли к этому из-за неправильной политики. Они такие же люди, как и мы, только в стране, где уже неравноправие было, просто напросто выбраться из нищеты не смогли. А Чон Ли Сок дров в костёр подкинул, всех наставил против бедных, место им показал, что большего, чем клоака — не заслуживают. Но также давая им как бы мнимую надежду, что они смогут нормально жить, если трудиться во благо страны будут. Но здорово всех вокруг носа обвёл и сделал из старых районов зоны, куда неугодных ему кидал. Он забрал права у омег, делая из них слабых и никчёмных. Когда Чонгуку бразды правления страной передали, то он сразу к людям за стеной обратился и к омегам, чьи права забраны были, чтобы в дальнейшем не было бунтов и внутренних войн. После развлекательные места открыл, в надежде, что денег в казне больше будет. Так и случилось, после смог открыть новые заводы различных производств и товар начал экспортировать к друзьям. Благо, но старик хоть что-то полезное сделал: нормализовал отношения не только с соседними странами. Каналы с наркотой не стал перекрывать, потому что всё-таки доход от этого большой шёл. — Ты серьёзен насчёт бедных районов? — спрашивает, а сам ленивой поступью к дивану кожаному идёт, садится и носки туфель изучает. — А ты что думаешь? — Думаю, что их надо на место поставить, всё-таки старик прав был — они ни на что не способные, безамбициозные алкаши. Они никакого вреда не принесут, если ты волнуешься о возможных бунтах. А те деньги, что ты старательно копишь на реабилитацию, лучше потратить на строительство новой сети клубов, ресторанов, можно гостиничный бизнес открыть, либо медицине подсобить. Меня душит осознание того, что деньги на ветер улетят, — говорит прямо, свою мысли в который раз излагает, но до друга достучаться не может. — С приходом твоего правления ты изменился. Раньше ты был жёстче, азартнее, наглее, а сейчас слишком честным правителем становишься — скучно. — Именно из-за этого такие, как ты, не сидят на престоле, — усмехается Чонгук, на спинку стула откидывается и думает, что и правда поменялся — он стал ответственнее. На своих плечах груз тяжёлый ощутил и думает, что должен сделать для себя благоприятное место для правления, а после и вздохнуть спокойно можно будет. Не хочет в народе слыть, как плохой правитель. Народ не должен боятся его, должен любить и боготворить его, как Бога. Только проблемы с капиталистами имеются. Те недовольство высказывают, мол, не смейте равнять с этими ничтожествами, что не достойные, что не смогут сами на ноги подняться, как будто к нищете привыкли, но пыл поумерили, когда Чон прямым текстом сказал, что каждый заслуживает шанс, что демократия в стране процветает и никто её не убирал, и права имеются у всех. Пообещал крылья нищим подарить, а как они ими воспользуются — зависит от них. Слабые ищут отговорки, а сильные — возможности. Кто из них кто, Чонгук уже понял, поэтому решает, что любовь от бедных будет ему нужнее и полезнее, слабаков нужно отсеивать. Но здесь лицемерит, не показывает, что для самого себя разделяет их, говорит, что все едины. А они народ простой — верят. Королевская чета хоть и натворила дел, но живёт припеваючи, Чон Ли Сок до сих пор думает, что партия у него верная была, сына отговорить пытался, но быстро умолк, когда собственный сын ему пригрозил колумбийским галстуком. Чон старший всё равно думает, что народ его запомнил как «правильного» правителя, но глубоко в этом ошибается. Ему повезло, что голова тогда всё-таки на месте была, поэтому все недовольства со стороны народа принял Стортинг. «Высшим законодательным органом страны является однопалатный парламент — Стортинг. По основному закону страны Норвегия провозглашалась «свободным, независимым и неделимым государством», имеющим «монархическую, ограниченную и наследственную форму правления». Стортинг играет немалую роль в жизни Норвегии, беря на себя отказ или допуск законов в страну. Парламент был создан шесть лет назад, чтобы от его имени проходили все нововведения, дабы обезопасить королевскую чету из-за крупных и резких изменений в стране. В итоге бо́льший удар принял именно Стортинг». Стортинг до сих пор действует и выполняет выданные ему задачи. Народ забывает всё, когда приходит новая провокация.***
— Доброе утро! — кричит Чимин, прыгая к другу на кровать. — Проснись и пой, Юнги-я! — Завали ебальник свой, — ворчит парень из-под одеяла, на себя перетягивая, чувствуя, как друг его тепла намеревается лишить. — А то что? — хохочет Пак, стягивая одним рывком одеяло, и на друга садится, чтобы тот до него не дотянулся. — Меня завалишь? Каков шалун. — Пошёл нахуй, Пак Чимин, — стонет Мин и друга скинуть с себя пытается. — Чё разорался? Выходные, долбан. — Ути, какое солнышко! — Хуёбышко. Слезь, в туалет хочу. Чимин незамедлительно с друга спрыгивает и, достав телефон из портфеля, упорно что-то ищет. Через десять минут, когда друг выходит из санузла, передаёт гаджет, говоря «чекай». Мин читает переписку, и глаза с каждым сообщением округляет. — Серьёзно? Увидев утвердительный кивок, танец победителя танцевать начал, радуясь тому, что пойдут, во-первых, на халяву в самый лучший клуб столицы и, во-вторых, их как бы туда вообще пропустят. К Чимину подбегает и обнимает его так сильно, что старческий хруст костей Пака слышен был. — Надо начать уже готовиться, мы должны блистать. Эта ночь должна стать незабываемой! — восклицает Пак. На время смотрит и про себя подсчёт ведёт, у них осталось семь часов на подготовку. Время быстро прошло, омеги всё сделать успели: накраситься, наряды подобрали и волосы уложили. На Чимине атласная рубашка цвета самой тёмной ночи, по ней звёзды-кристаллы рассыпались, один взгляд на бёдра, обтянутые в чёрную джинсу, и ты во грехе виновен становишься. Пак в своей красоте самого Люцифера напоминает, полная противоположность Мину. На Юнги бело-прозрачная блузка с рюшками на груди, ноги в светлые штаны облачены. Омега на ангела походит, в красоте Чимину не уступает ни на шаг, в ровень с ним стоит. Омеги готовы к самой жаждущей ночи, поэтому сверху кардиганы надевают и к такси спускаются, минуя спящую вахтёршу. Будто бы сама судьба им в этот день улыбается. В клубе музыка громкая по ушам бьёт, везде развратом и алкоголем пахнет. Потные тела на танцполе зажигают, чудную ночь прожигают. Омеги пытаются к столику пройти, где сидит Эники, который их и пригласил в этот клуб, обещая всё устроить. Мину неловко, этот альфа в открытую его глазами пожирает, образ дивный в себя впитывает. Юнги отворачивается и на танцующих людей всё своё внимание обращает. — Надо алкоголь заказать, — пытается перекричать громкую музыку Пак. Эники кивает и каждому по коктейлю заказывает, всё также взгляд от Мина не уводя, языком по верхней губе проводит. Юнги упорно вид дурочка, ничего не видящего, делает, что у него хорошо получается. Алкоголь за раз выпивает и повторить заказывает. Так три коктейля выхлебал, а после уже в ответ альфу палить начал. Смотрит томно, так и ухмыляется. Алкоголь из ангелочка в демонёнка превратил. «Только рожек и хвоста не хватает» — усмехается своим мыслям. Не менее пьяный Чимин через час прибывания в клубе наконец-то на танцпол тянет. Через потные тела к середине проходят. Они отдаются атмосфере и веселью, что струится отовсюду, начинают тело в сексуальном танце заводить. Юнги глаза прикрывает и вскоре ощущает, как чьи-то тяжёлые руки ему на талию легли. Омега запах узнаёт, в этих руках Эники чувствует. Глаза томно открывает и убеждается: сзади к нему альфа прижимается непозволительно близко. Мин усмехается, видя, как в глазах Эники похоть растёт и тереться начинает, задевая возбуждение. «Напрашивается, сучка» — рычит про себя альфа и хватку на тонкой талии увеличивает, хочет отпечатки на этом теле оставить. Мин шипит незаметно, но на боль внимания не обращает, танцу душу отдаёт. Для него весь мир тёмным стал, пелена алкоголя глаза застелила, Юнги только музыку чувствует и не замечает, как Чимина двое альф под локти уводят.