Мягко, даже как-то слишком, в общежитии не такая удобная кровать. Пак принюхивается и чувствует запах средства для белья, оно пахнет мятой. Чимин сильнее лицо в простыню кутает только бы до запаха ещё раз дорваться, уж больно понравился. Глаза жмурит из-за яркой вспышки под веками. Неохотно один открывает и незнакомую обстановку рассматривает. На локтях приподнимается и по сторонам смотрит, пока не натыкается на человека в солидном костюме напротив окна в пол. Сначала спину изучает, пьяно улыбается, вниз спускается, на руки смотрит, только после понимая, что именно сейчас мужчина делает. Тот после того, как установил камеру, отходит и показывает безумную улыбку.
— Проснулся, — утверждает, а не спрашивает.
К кинг-сайз кровати подходит, колено одно на белоснежную поверхность ставит. Чимин смотрит не на знакомого мужчину, а на красную лампочку камеры. Словно заколдованный, взгляд не отрывает. Алкоголь мигом выветрился из организма, и омега судорожно думает, что делать дальше, пока его за щиколотку не хватают, притягивая ближе, теснее,
горячее.
— Знаешь, почему ты заменил
его место? — альфа к уху приближается, языком проходясь, заставляя тело под собой в дрожь броситься.
Пак не понимает, что говорит альфа перед ним, лишь делает жалкие попытки вырваться из плена чужого тела. Хосок расценивает это как — нет.
— Я тебе объясню, только чтобы ты знал, из-за кого это случится, — Хосок невольно разговор между помощником вспоминает и свои слова:
» — Знаешь, будет намного лучше, если я нанесу удар не по его физическому состоянию, а по психическому. Пора играть по-крупному. Согласись, что будет слишком легко, если я его где-нибудь просто отпинаю. На этот раз игра и вправду стоит свеч. Я подарю Юнги первоклассную боль.
— А что, если он поступит также, как и Рина?
— Я знаю, он должен вытерпеть. »
Хочет вечную дружбу одним предложением в братскую могилу закопать — это и сделает, а после за ширмой в театре жизни за ними наблюдать будет. Наслаждаться чужими страданиями, ведь это как близнецов разделить — равно смерти. Ким эту смерть на блюдечке подаст. Хосок не забудет этого отчаянного пацана — просто физически не сможет: скула всё ещё тупой болью отдаёт, хоть и зажила. А что насчёт Чимина? Просто случайное стечение обстоятельств, всё равно Ким хотел
его трахнуть, хоть и при других обстоятельствах.
Бог решил, что теперь игрушками его служить будут.
В своей жизни он главный, в своей жизни он — Бог, у него для всех есть собственный сценарий. Изменить можно всё.
— Тебя лживыми словами кормили, — ухмыляется. — Нагло отравой прямо перед лицом вертели — ты не замечал, брал с родных рук и пил то, что дают. Знаешь, каждый видит не то, что может, — а то, что хочет. Бедный Пак Чимин. Давай так, — от чужого лица отрывается, к стулу подходит и пиджак снимает, под ним бандаж для оружия на крепком теле держится, тоже снимает, только пистолет в руках оставляет. — Мы сыграем с тобой в игру «Угадайка», так ведь интереснее, согласись?
Идёт, как зверь, на свою добычу, одной рукой галстук расслабляет, после вовсе снимая. Верхние три пуговицы на рубашке расстёгивает, потому что как-то с этим омегой душно стало.
Чимин лежит в ступоре, и думается ему, что сбежать не сможет так просто, — пристрелят. Но и убитым не в бою не хочется быть. Поэтому к изголовью ползёт, ноги подбирает, чтобы знакомый-незнакомец его ухватить не смог. Думает судорожно, что в такой ситуации он в силе сделать.
— Так вот. Игра заключается в том, чтобы ты угадал, кто именно всё до этого довёл. Думаю, ты согласен, — рядом с кроватью останавливается и достаёт глушитель, после к пистолету прикручивает. Иногда взгляд на испуганного омегу бросает. — Начинай.
— Да ты больной на всю голову! — орёт Пак, прекрасно понимая, что живым вряд ли уйдёт… Истерика к горлу подступает, и Чимин держится, чтобы позорно слезами не залиться.
— Неправильный ответ, — качает головой Ким, даже слезу как-будто с глаз стирает. Притворство. — Точно, я же не сказал, что за три неправильных ответа, я выстрелю тебе в ногу. Если попытаешься сбежать, приму за неправильный ответ. Итак, осталось ещё две попытки. Давай, детка, подумай хорошенько. Вспомни мои первоначальные слова.
Чимин голову руками накрыл и взглядом по своим ступням бегает, желая хоть где-то опору найти, чтобы в это безумие с головой не рухнуть. Начал в мыслях своих путаться, всё в голове в кашу превратилось. Пытается за правильные ухватиться, только не о человеке, что жёстко его подставил, думает, а о том, как он вообще в эту ситуацию попал. Только с его везением такое могло случиться. Судорожно воздух вдохнуть пытается. Страшно.
Правда страшно.
— Так неинтересно, — где-то далеко слышится, так далеко, что половины слов не разобрать, — сделаю временной лимит. Даю тебе пять минут. По истечении времени я стреляю.
Чимин смеётся как-то нервно и губу закусывает, кровь себе пускает, только боли не чувствует совсем: её животный страх заменяет.
— Эрик, — говорит и надеется глубоко в душе, что это не так. Ведь близких друзей особенно тяжело терять. Но странное поведение друга его настораживало. Вздыхает, когда слышит «неправильный ответ, детка, у тебя осталось четыре минуты».
Одна попытка, одна единственная чёртова попытка, которая решит, что за будущее ждёт Пака дальше.
«Нужно подумать логически. Кто лгал мне прямо в лицо? Кто это мог быть. Может, Хису за спиной какие-то слухи распускал, а после, глядя в глаза, улыбался? Возможно. Или Эники, что привёл
нас в этот клуб… Точно, Эники, — он в этом виноват» — мыслительный процесс заканчивается логичным выводом.
— Эники, — безумную, на грани сумасшествия, улыбку давит.
— Неправильный ответ, детка, — хрипит Хосок, смакуя перекошенное лицо неподдельным страхом. — Правильный ответ — Мин Юнги.
Чимин чужими словами давится, будто бы в глотку что-то острое насильно запихнули. По губам проводит, кровь видит и уверен, что это сбушевавшиеся бабочки органы истерзали. Пак головой отрицательно качает, жмётся к изголовью, и в вопле его голос раздаётся. Этот крик из души идёт, всю боль наружу вытаскивает. Чимин лицо в коленки прячет и рыдает. Рыдает из-за предательства, потерянной дружбы, умершей любви, которая настолько чистой была, что позавидовали бы многие. Только это любовь цвета крови стала, поглотило её отчаяние, граничащее с безумием. Хочется спрятаться, хочется не верить таким лживым словам, хочется умереть от такой правды…
— Ты чего, солнце, раньше времени убиваться начал. Так не пойдёт, — недовольно цокает языком Ким, — С тобой ещё не всё, а теперь мы должны заснять ахуенное порно-видео? Согласен, детка?
Больше утверждает. Безумный взор со скрученного омеги не убирает, даже понятия не имеет, что чувствует Чимин. Только лыбу давит, когда Пака в дрожь сильную от отчаяния бросать начинает. Ему нравится такой расклад, в принципе. Только не ожидал, что такая сильная реакция будет. Но зато два зайца одним выстрелом. Интересно будет потом реакцию Мина посмотреть.
— Жалеть я тебя не буду, — равнодушно говорит Ким, снимая с себя мешающие вещи. — В следующий раз, может, друг тебе доверять начнёт, правда? Ведь это всё-таки серьёзно. Считай, я за вас вашу гнилую дружбу проверил.
Медленно кровать обходит, держа пистолет в правой руке, ладонь влажной стала из-за горячего металла. Всё ещё пристально наблюдая за агонией, ухмыляется, что слова всё-таки дошли до омеги, потому что тот взгляд свой на альфу кидает. Глаза потухшие на Хосока смотрят, будто бы в них все звезды свой свет в миг потеряли.
И всё-таки слова всегда больнее бьют. А точнее та правда, что мы пытаемся избежать всеми способами. Чимин пытался убежать от своей, но только что встретился с ней лицом к лицу. И оказалось, что это больнее всего на этом чёртовом свете. Так чертовски больно, так чертовски несправедливо.
Хосок свободной рукой Чимина за ногу хватает и на кровать опрокидывает. Пак лежит и не двигается, потому что смысл потерялся где-то. И Чимин не знает, но сейчас он чувствует себя жутко опустошённым, наверное, слёзы закончились. Омега точно не знает, потому что давно чувствовать всё перестал. Он так думал, пока резкая боль в ноге его тело не пронзила. Чимин взгляд туда, где Хосок стоит, устремляет и видит, как лужа крови белые шелка портит. Почему-то усмехается, голову обратно на кровать откидывает и смеётся сдавленно, хрипло, потому что сил не хватает на нормальный. Ладошки рот прикрывают, и Чимин жмурится сильно, желая проснуться от этого кошмара. Только сон настолько реальным быть не может, а вот жизнь…
Ким над ним тенью нависает и руки грубо по обе стороны от головы ставит, давит на нежную кожу и зарёванным лицом любуется. Хосок прострелил ему ногу, не моргнув и глазом, потому что скоро и не такое делать придётся.
Последние слёзы со щёк стирает, напускную нежность показывает, но как-то даже не задумывается, когда начинает целовать пухлые губы. Чимин лежит на мягком шёлке, и руки медленно тянутся к чужой груди, отталкивая от себя. Альфа руки перехватывает и над головой держит, от губ не отстраняется, по ребристому нёбу проходится и даже не думает о том, что ему не отвечают. Пак глаза жмурит и стонет болезненно, когда нога о себе напомнила. Кровь постельное бельё пачкает, создавая какое-то безумное искусство на нём.
— Всё хорошо, сейчас станет легче, — хмыкает и идёт к пиджаку, достаёт шприц с какой-то жидкостью.
Идёт к личной пустоте, которую сам и сотворил. Боль желает затупить, и чтобы это тело в экстазе утонуло, забываясь. Нависает и в глаза смотрит, золото волос меж пальцев пропускает. И думается, что это лучшая месть. Гордость за гордость.
Шприц нависает над лицом у омеги, а у того ни страха, ни беспокойства, лишь одна боль плещется. Попугать не получилось, — Хосок на это лишь усмехается. Смотрит сначала на рану, после чужой рукав рубашки рвёт и иглу вкалывает, вливая всё содержимое в тело. Отстраняется и наблюдает, как наркотик на организм омеги влияет.
Несколько минут ждёт и после принимается снимать одежду с Чимина, не чувствуя никакого сопротивления. Тишина укутывает их покрывалом, всё в молчании проходит, даже шумных людей не слышно, лишь сердца стук уши забивает.
Пак ничего не чувствует. Даже боль уже прошла, ничего более не волнует, наркотик в кровь попал и несётся по телу. Чимин ухмыляется и видит, как на белом потолке красивые узоры вырисовываются, тянется к ним и на что-то мягкое натыкается. Трогает и пытается понять, что это. Хосок в изумлении брови поднимает, когда маленькая ладошка его лица касается.
Ким припадает к груди, ставя свои отметины, девственно чистые участки тела портит, желая каждому показать, что его. Инстинкты проснулись, хоть раньше он их мог сдержать, но с этим омегой всё к чёрту летит. Вспоминает о ране и быстрее со штанами и с бельём расправляется, выкидывая их куда-то на пол. Целую ногу хватает и на плечо кладёт. Обнажённые тела соприкасаются, жаль, что один Ким может понять, как горячо резко стало в комнате. Приставляет головку ко входу и входит резко по основание, сразу двигаться начинает. Под ним еле уловимый стон раздаётся, и альфа сразу темп наращивает. Шлепки комнату заполняют. Сексом и кровью воздух заменился. Хосок кайф от тела получает, а Чимин — от наркоты.
Устоять перед ключицей не может и кусает, ставя метку. Не был бы мозг затуманен, то подумал бы об этом, но не сейчас. Сейчас под ним шикарное тело, что извивается змеёй, еле постанывая, скорее от кайфа, чем от боли. Хосок уверен в качестве наркоты. Пак точно не знает, что сейчас происходит. Кровь с ноги бок Кима окрасила в красный, но тот внимания не обращает, смотрит на лицо омеги. Хватает бёдра и жёсткие толчки делает, выходит резко и кончает на живот Чимина вместе с ним. У обоих дыхание сбитое, прерывистое, свежего воздуха как никогда хочется. Ким смотрит на тело, что лежит бездвижно, одеваясь. Поправляет галстук и выходит из комнаты, что грехом заполнена, более не уделяя внимания Паку.
Blod og sæd overalt*
***
Два разгорячённых тела жмутся у стены, задыхаясь в своей страсти. У обоих алкоголь заместо крови по телу струится, и благодаря ему один не понимает, что делает, а другой жёстче и глубже целует.
Мин не помнит, как оказался прижатым к стенке, понятия не имеет, почему Эники целует его шею и почему его руки лишены свободы. Страх охватывает его, и попытки выбраться предпринимает, руки в первую очередь выпутать пытается. Альфа лишь рычит на этот жест и жёстко хрупкие кисти об стену бьёт, причиняя боль. Юнги губы закусывает от неприятной пульсации и ногой в пах бывшего друга бьёт. Эники сжался в три погибели, держась за сокровище, отпуская тем самым Мина. Тот не теряется и под маты альфы убежать пытается, только тот его как-то уж слишком быстро настигает. Хватает за чёрные пряди волос и со стенкой лицо знакомит.
— Сучка решила выебоны продемонстрировать? — смотрит внимательно на дорожку из крови, которая уже до подбородка стекла. — До этого ты меня чуть на танцопле не трахнул, а сейчас неженку строишь? Прекращай, я твою продажную натуру уже увидел.
Стоило только глаза закрыть, погружаясь в темноту, сразу картинки из детства пришли. Но только не такие, где они с семьёй все вместе на кровати Юнги читают книги, а где его чужое тело к полу придавливало, насилуя. Вспомнив страшные моменты, Мин резко ресницы распахивает и удивлённо на альфу смотрит. Правой рукой замахивается и бьёт в солнечное сплетение, заставляя Эники схватиться за ноющее место, чуть наклонившись. Омега не собирается прошлые свои ошибки совершать в настоящем, поэтому даст отпор обидчику. Точнее чуть попозже, потому что в нынешнем состоянии он не сможет продержаться против этого альфы и больше пяти минут: голова кружится из-за рандеву со стеной, тело не слушается после выпитого алкоголя. Поэтому пока Эники всё ещё не пришёл в чувство, срывается к двери, захлопывая ту прямо перед альфой. Немного опешив, стул рядом находит и дверь запирает им, чтобы альфа не смог дорваться до него.
Альфа не ожидал такого напора от омеги, но резко спину расправляет, хрустя шейными позвонками, уже радуясь своей победе, сразу в погоню срывается. Только дверь, что чётко по лицу прописала, помешала немного планам. Зверь в нём рычит и скребётся об грудь, Эники дверь дёргает, но обнаруживает, что та заперта. Воздух выдыхает и готовится уже выбивать дверь, потому что охотник свою жертву не упустит. Мин уже был у него в руках, он уже вкусил этот запретный плод и остановиться не сможет более.
Омега со всех ног к толпе несётся, ища глазами Чимина. Юнги без него не уйдёт домой, зная, что оставил его здесь, где разврат процветает. Принюхивается и только запах алкоголя и пота чувствует. За голову хватается, раз на танцополе и в толпе нет, то либо на улице, либо на вторых этажах, где VIP-зоны, только каким боком он может быть там… Юнги на улицу выбегает и спрашивает охранника, выходил ли тот, слыша отрицательный ответ, назад заходит. И с Эники нос к носу сталкивается.
— Ну что, сладкий, добегался?
— Где Чимин? — зло интересуется Мин, игнорируя явную опасность со стороны альфы. Запинать он его, конечно, может, только на все сто уверен, что и его в ответ тоже запинают, поэтому попыток пока что не предпринимает, но тело в напряжении держит до последнего. Страх немного проскальзывает, и Мин уверн, что чувствует его на своём теле в виде дрожи. Юнги страшно. Правда страшно.
— Да трахается на вторых этажах, что, тоже красиво хочешь? — прищуривается Эники, ухмыляясь. — Принцесска.
До сознания долго доходила информация, но как дошла, быстро рванул к лестнице, толкая альфу в какую-то женщину, которая стояла рядом. Коктейль, покоившийся у неё в руке, оказывается на рубашке бывшего друга. Тот рычит недовольно и отталкивает девку, разбивая об пол бокал. Направляется за упёртой сучкой и думает, что сделает, как настигнет. Челюсти сжимает до боли в зубах и идёт сквозь толпу, медленно, в каждый шаг злость вкладывает и неугодных ему толкает.
Уже чувствуя под ногами ступеньки, радуется, что смог убежать. Как только на седьмую наступает, его хватают за руку, дёргая назад. Только удержаться смог, рванув вперёд, вырывая руку у альфы. Но Юнги не был бы Юнги, если бы уже не падал лицом на лестницу, жмурился, выставляя руки вперёд. Только не чувствует дорогого ковра под ними, чувствует чужую руку на талии и глаза раскрывает, смотря на спасителя. Тот в одной руке бокал держит, а в другой — самого Мина. На нём шикарный костюм цвета бордо от Chanel, волосы зачёсаны назад, открывая лоб, и смотрится это всё безумно солидно и сексуально. Юнги подвисает на внешности альфы и даже не замечает, как он уже стоит прижатым к груди мужчины. У того дыхание жаркое, будто бы из самого ада пришло, что шепчет в самое ухо:
— Ты как?
Голос до безумия хриплый, коленки невольно трястись начинают.
Вязкий ком сглатывает и от транса в себя приходит, услышав за спиной этого альфы писклявый, мерзкий голос.
— Тэхён, мы опаздываем, пошли!
А тот и не реагирует вовсе на омегу. Смотрит на паренька, и думается ему, что перед ним стоит олицетворение эстетики. Черноволосый — это отдельное искусство для альфы теперь, оторвать взгляда не может. Да и если бы хотел — не смог бы. Ким эстетик страстный, поэтому хочет эту скульптуру себе: дома поставит и любоваться будет. Взглядом точно по кровавым дорожкам гуляет и понимает, что в штанах резко стало тесно. Но черноволосый отталкивает его, убегая вверх по ступенькам. После раздражённо смотрит на внизу стоящего альфу, скрученного охраной Кима. Омега голосить не перестаёт, и Тэхён цыкает, смотря уже на притихшего Кая.
Зверь в Тэхёне проснулся и скрезтись начинает, хочет, чтобы альфа по следам омегу нашёл. Ким удивлён активности зверя, но взгляд от альфы не убирает, прожигает его макушку.
— Вы знаете, что делать, — это кодовое слово для охраны, это значит лишь одно, — Ким познакомит этого нахала со своим подвалом. А всё потому, что именно тот омега пытался убежать от него. — Жаль, что черноволосый теперь не сможет убежать от меня.
В слух случайно озвучевает и, развернувшись, идёт по запаху грейпфрута. Можно было бы сказать, что в душе поселился либо в сердце, только одна проблема имеется — с таким образом жизни, как у Тэхёна, этого хлама у него с рождения нет.
***
Чимин в больнице лежит, нога в гипс полностью завёрнута, вздёрнутая вверх на специальные крепления. Юнги, когда увидел его в таком состоянии, то сразу скорую помощь вызвал, еле-еле набирая дрожащими пальцами три заветные цифры. Друга на спину нежно, как фарфоровую статуэтку, закинул и вниз спустил, на улицу. Пак в себя не приходил, и Юнги отчаяние накрыло. Дышать спокойно пытался, только не выходило это никак. Скорая приехала быстро. Также быстро вынесла вердикт по состоянию здоровья друга. У Чимина коленная чашечка прострелена, восстанавливаться долго будет, постельный режим ему обеспечен. Операцию провели, пулю вытащили, зашили. У Юнги это всё слишком быстро пролетело, наверное, из-за состояния, в которое он себя вогнал, когда друг в сознание отказывался приходить.
Сейчас же сидит на стуле перед спокойно дышащим другом и думает, что если бы он не напивался, то смог бы предотвратить это. Себя во всех бедах корит и под землю желает провалиться из-за давящей вины на хрупкие плечи. По щекам ударяет и прийти в себя самому себе приказывает. К ногам наклоняется и в сон медленный, но тревожный погружается.
Просыпается лишь тогда, когда чувствует, как кто-то шевелится рядом. Сразу пробуждается и видит, что Чимин глаза открыл. Резко подрывается со стула и к медсетре бежит. Возвращается с врачом, который интересуется у пациента, как тот себя чувствует, записывая всё в блокнот. Уходит лишь после того, как проверяет показатели на панели, говоря на последок омеге, чтобы не беспокоил
друга и через пять минут уходил. Мин счастливо улыбается и стоит рядом с кроватью, на друга смотрит и рад, что тот в сознание пришёл, только улыбка быстро спадает, когда слышит слова друга.
— Знаешь, Юнги, я думаю, что на этом наша с тобой совместная история должна закончится, — смотрит не на друга, а куда-то в окно, где птицы высоко в серых облаках летают. — Я всегда доверял тебе, мог подставить свою спину тебе, не боясь, что ты по ней способен ударить. Но ты всё-таки это сделал, Юнги. И знаешь, это оказалось очень болезненным.
— Я не понимаю, о чём ты, Чимин-и! — задыхается от слов друга, что-то к горлу подступает — истинный страх.
— Я знаю, что ты мне многое в последнее время не договаривал. Ты врал мне, что у тебя нет проблем. Только знаешь, — поворачивается к Мину и смотрит безжизненным взором. — Твоё молчание, Юнги, чуть не убило меня. Это слишком дорого обошлось мне, ты так не считаешь? А что будет дальше? Ты прилюдно воткнёшь мне нож в сердце?
— Я не хотел такого исхода! Я не думал, что такое может произойти… — слёзы сдерживает, чтобы от боли в сердце не разреветься. — Я хотел уберечь. Не хотел тебя терять, не хотел, чтобы тебя это коснулось! Я молчал только бы ты в безопасности был!
— Надо было мне просто довериться, Юнги. Я больше не смогу воспринимать тебя, как что-то большее, чем просто знакомого. Пойми меня, я просто физически не смогу смотреть, как раньше, в твои глаза. Это же предательство! Поэтому я думаю, — останавливается на мгновение, потому что слова в глотке застревают, потому что не хочет этого говорить, но понимает, что Мин не доверяет ему, что таит секреты, которые способны ранить кого-либо. Понимает, что как раньше больше не будет. Казалось, вечная и крепкая дружба рухнула из-за недомолвок второго. В дружбе мы доверяемся друг другу, отдаём частички себя на хранение. Но Юнги посмел решить за них двоих, что с их проблемами он справится самостоятельно, пихая в лицо ложь другу. Чимин ведь доверился, поверил, а зря. Мин змеем пред ним показался. Свой образ стёр, а Пак теперь новый составил. Больше всего в жизни Пак ненавидит ложь. Он достаточно подумал об это и решил, что, — общение стоит прекратить.
— Нет, — назад отходит, только бы слова его не достали. Слёзы по щекам скатываются, и он оседает на пол, держась за сердце, что кровью обливается. — Я не хотел, чтобы тебе кто-то навредил! Я больше не буду молчать, всё буду говорить! Прошу… Чимин, пойми меня.
— Я понимаю тебя, но… Своим молчанием ты подверг окружающих опасности. Уже поздно что-то делать, но чтобы ты окочательно не пал в моих глазах, неси за это ответственность, Мин Юнги.
Уходи.
Не смотрит на разбитого парня, а всё на птиц глядит равнодушно. Если посмотрит, то самого себя увидит. Паку хуже в разы, его боль ни с чем не сравнима. Потому что первая любовь в огне погорела. Чимин отныне не намерен влюбляться, потому что это всё оказалось невыносимым.
Молчание ради спасения оказалось губительным.
