Между прошлым и будущим (In Between)

      Лавируя в толпе пешеходов, Джон быстро шел в нарастающих сумерках. Он решил идти пешком, хотя на улице было влажно и холодало. Он поднял воротник, спасаясь от рыскающего меж домов ветра. Внезапно его взгляд привлекло что-то, вернее кто-то на противоположной стороне улицы.       Приглядываясь, он замедлил шаг, прошел еще квартал, после чего перешел дорогу и пошел в обратную сторону. И чем ближе он подходил, тем больше уверялся, что прав.       — Мелочь? Найдется мелочь?       Люди качали головами, стараясь не смотреть в глаза девушке, игнорировали ее или спешили мимо, словно ее там и не было. Девушка держала в руке чашку с несколькими монетами и встряхивала ее каждый раз, когда повторяла свой зов.       — Мелочь, у вас не найдется немного мелочи?       Периодически она меняла руки, засовывая замерзшую в карман. Темно-русые волосы были стянуты на затылке в неаккуратный пучок. Из-под армейской куртки цвета "хаки" виднелось худи и еще какая-то многослойная одежда. На земле у ног лежал сильно потрепанный рюкзак.       Один лишь взгляд на нее вернул Джона к мосту Ватерлоо, когда они были там с Шерлоком. Он стряхнул с себя воспоминания, и когда поравнялся с девушкой, она обратилась и к нему тоже.       — Сэр, у вас не будет немного мелочи?       Он посмотрел ей в глаза — синие, глубокого насыщенного оттенка.       — На что?       — На чашку чая, конечно.       Его губы изогнулись в слабой улыбке. Она и тогда ответила точно то же самое. Он залез в карман, вытащил оттуда пару банкнот и произнес:       — Вот, это должно помочь. Ночью обещают холод. Укройся где-нибудь потеплее.       И не дав девушке ничего сказать, он быстро пошел вперед. Она посмотрела ему вслед, размышляя, где же она его раньше видела. И потом потрясенно уставилась в свою чашку. Он дал ей столько, что при должной осторожности можно продержаться несколько дней. Вот если бы его найти... но она бы все равно не знала, что сказать.       Джон вернулся к себе в квартиру, чтобы выбраться из рабочей одежды. Умывшись, он посмотрел в зеркало, спрашивая себе, какого черта он отдал девушке эти деньги. Не то, чтобы у него самого было их много.       Но отворачиваясь от раковины, он в глубине души уже знал, что поступил так, потому что девушка принадлежала к шерлоковой сети Бездомных.       Джон снова направился к двери, на этот раз обутый в кроссовки — пришло время пробежки. Миссис Хадсон, может, и покачает головой, когда его увидит, но он ничего не мог с собой поделать. Бег был для него слишком важен. Необходим.       Он полюбил бегать еще ребенком и прекрасно умел это делать. Бег был для него способом избегать неприятной атмосферы, которая царила дома. Он был довольно популярным мальчиком, но без близких друзей, и много времени проводил в одиночестве. А бегать как раз можно было одному. Джону нравилось проверять пределы своих возможностей, и потом их преодолевать. Нравился звук стучащих по дороге ступней и потребность экономить энергию, чтобы увеличить выносливость. Проверить, как далеко он сможет пробежать, и в следующий раз пробежать капельку больше — это превратилось для него в увлекательную игру.       Когда он понял, что хочет быть врачом и поступил в мединститут, бег превратился для него в способ выпустить пар и снять напряжение после лекций, тестов, письменных работ, сессий и споров с Гарри. Проверять границы возможностей своего тела — это стало уже не просто игрой, а способом опустошить разум и восстановить душевные силы.       Ко времени поступления в армию он был уже в отличной физической форме, а боевая подготовка помогла дополнительно развить выносливость и силу. Он был одним из немногих, кто с самого начала мог выдерживать долгие тренировки в полном боевом обмундировании и не падать без сил на полдороге. Это сослужило ему хорошую службу в Афганистане. Перевязывая и оттаскивая в тыл раненых, а затем снова возвращаясь к своему отряду, Джон сумел так перестроить свой организм, что переставал думать и просто занимался тем, чему был обучен.       Он мрачно улыбнулся себе, вспоминая всю эту беготню с Шерлоком — обычно, чтобы спасти свою или еще чью-то жизнь. Он начал привыкать к огромной дыре в своей жизни. Начал постепенно учиться жить с горем. Это было нелегко, но сейчас он, по крайней мере, мог с ним жить. Большую часть времени.       Он снова начал бегать — столько, сколько позволяла нога. Плохая погода влияла на его мобильность. В холод и сырость не только ныло раненое плечо, но и нога тоже начинала капризничать. И все это еще усугубляла обострившаяся психосоматическая боль, которая зависела от эмоционального настроя.       В "хорошие" дни он бегал столько, сколько ему хотелось. В "плохие" же порой мог пробежать лишь чуть-чуть и вынужденно перейти на шаг. Но даже в "худшие" Джон заставлял себя через боль выйти на улицу, даже если иногда всем телом опирался на трость. Он терпеть не мог пользоваться тростью и всеми силами этого избегал, но порой, когда нога отказывалась его держать, приходилось все же ее использовать.       И бывали дни, когда он вообще почти не мог двигаться — тяжело было даже встать с кресла или выбраться из постели. Но такое случалось только в самые черные дни тоски.       Джон остановился на углу и потуже затянул шнурок на кроссовке, вспоминая тот вечер, когда к нему приходил Грег, а потом миссис Хадсон.       Он не знал, сколько времени они провели с ним, но когда проснулся, в квартире уже никого не было. И был полдень. Он полежал, пытаясь собраться с мыслями и привыкая к обрушившейся на него реальности. Потом встал, оделся и, хлопнув дверью, покинул квартиру. А оказавшись на улице — побежал. Вернувшись в изнеможении обратно, Джон обвел взглядом квартиру и увидел то, что, должно быть, увидели Грег и миссис Хадсон. Он подхватил мусорное ведро и пошел по квартире, собирая по пути бутылки — пустые и не очень, и все вместе их выкинул.       На следующий день после работы он зашел в магазин и купил кроссовки, и теперь каждый раз, когда его накрывало горе и хотелось выпить, когда хотелось куда-то сбежать или не давали спать кошмары, он отправлялся на улицу.       Пробежав по холоду до Бейкер-стрит, он постучал в дверь 221Б. Миссис Хадсон мгновенно ему открыла. Она ждала его. И ожидаемо улыбнулась и покачала головой, когда увидела его кроссовки.       Взяв ее под руку, Джон проголосовал такси, и они отправились на свой еженедельный ужин с Молли и Грегом.       После завершения трапезы троица устроила Джону сюрприз, преподнеся какой-то пакет.       — Что это? У меня сегодня не день рождения. — Джон озадачено посмотрел на них.       — Мы знаем, — ответил Грег. — Но когда Молли показала ее нам, мы сразу вспомнили о тебе.       Джон открыл пакет и увидел узкий чехол из мягкой кожи. Отметив, что на лице Молли появилась некоторая обеспокоенность, Джон медленно расстегнул молнию и увидел внутри ручку трости. Нахмурившись, он вытянул подарок полностью, и в его руке оказалась легкая складная трость. Она была черной, складывалась вчетверо, и легко и быстро собиралась обратно. Ее можно было регулировать по высоте, а венчала ее рукоять из красного дерева.       Грег прочистил горло.       — Мы вспомнили, как ты рассказывал, что однажды вечером на пробежке у тебя свело ногу. Ты был без трости и тогда с трудом добрался до дома. И мы подумали, что эта трость достаточно компактна, чтобы ты мог брать ее с собой, когда бегаешь, и тогда больше не попадешь в такую ситуацию.       — Я надеюсь, что ты не... я знаю, как ты терпеть не можешь пользоваться своей старой тростью. Не сердись, пожалуйста... я просто хотела... я подумала... — Молли запнулась, ибо Джон поймал ее взгляд, поднялся, и обойдя стол, подошел к ней.       Потянув ее за руки, Джон заставил Молли подняться и тепло ее обнял. Молли расслабилась и обняла его в ответ.       Джон положил ей руки на плечи и улыбнулся, но адресовал свои слова всем:       — Спасибо. Ты права, я не люблю пользоваться той тростью. С ней я ощущаю себя ужасающе бесполезным. Но мне ее дали в больнице, когда я вернулся из Афганистана. Она напоминает мне о том, что я потерял. Но эта всегда будет служить напоминанием, что я обрел.       Чувствуя, как перехватывает горло, Джон уронил руки с плеч Молли и вернулся на свое место. Собирая трость — и заодно к ней привыкая, он увидел прикрепленную чуть ниже рукояти прямоугольную табличку.       Сверху вилась гравировка его инициалов, а ниже было начертано посвящение.

Доктору Джону Х. Ватсону Верному, благородному и правдивому. С любовью, Молли Хупер Миссис Хадсон Грег Лестрейд

      Улыбаясь, Джон провел большим пальцем по надписи и блестящими от слез глазами посмотрел на своих друзей. Впервые за долгое время они стали для него не соратниками по горю.       Где-то неделю спустя Джон вновь заметил ту девушку — и снова за выпрашиванием на улице мелочи. Следующие несколько ночей обещали стать холодными не по сезону, и даже прогнозировали, что выпадет снег. Джон замедлил шаг, сливаясь с прохожими, и высунув из толпы руку, кинул несколько банкнот в чашку девушки в надежде, что это ее поддержит пару дней. И только завернув за угол, он остановился и посмотрел назад.       Девушка опустила взгляд в чашку, и Джон слабо улыбнулся при виде появившегося на ее лице ошеломления. Она сунула деньги в карман и заоглядывалась в поисках того, кто мог бы их бросить.       Джон возобновил прерванный путь и вновь перешел на бег. Он довольно быстро вошел в ритм и чувствовал, что может вот так бежать много часов подряд. И на этот раз нога его по большей части не подводила. Заставив себя как следует выложиться, он кругом побежал обратно к квартире и поднялся по лестнице уже только слегка прихрамывая, да и то, в основном, от холода.       Приняв освежающий душ, он опустился на край кровати и уронил голову на руки, отчаянно желая...       Он просидел так долгое время. Потом сдался физическому утомлению, лег спиной к комнате и стал уплывать в сон, не сознавая, что подушка все сильнее намокает от слез.       Той зимой Джон буквально заставлял себя жить. Он работал в клинике, набирая все больше часов и смен, чтобы чем-то себя занять. Когда его начинали душить эмоции, то вместо бутылки, он хватал с пола кроссовки.       Каждую неделю он ужинал с Грегом, Молли и миссис Хадсон. Их всех очень сблизила эта трагедия. Грег каждые несколько дней звонил Джону, и они почти каждую неделю виделись, только вдвоем. Иногда Джон перехватывал чашечку кофе с Молли, время от времени позволял Майку Стамфорду вытащить себя в паб и изредка навещал миссис Хадсон, хотя никогда не поднимался в их старую квартиру. Он общался со своим другом Биллом Мюрреем, но виделись они нечасто, поскольку Билл с семьей жил в предместьях Лондона.       Каждую неделю Джон приходил на могилу Шерлока. Иногда он просто стоял и смотрел в землю, не в состоянии собраться с мыслями. А порой он что-то мог немного сказать.       Бывали и другие дни, например, как сегодня. Сегодня Джону не удалось обойтись без трости. Он отправился на работу без нее, но едва вышел за дверь, как почти сразу у него свело ногу, и он порадовался, что трость при нем, в кармане куртки.       На кладбище было тихо и мирно. Вокруг, приглушая звуки городского трафика, клубился густой туман и ощущалась легкая морось. Джон проигнорировал промозглый холод и приблизился. Осторожно коснулся могильного камня, глядя на выгравированное на нем имя. Волны гнева, вины и горя накрыли его с головой, сердце снова рвалось в клочки. Джон оперся о могильный камень и уронил голову. Он пытался сдержаться, но в горле все равно застрял всхлип.       — О, Шер... Шерлок. Я хочу... как я хочу проснуться и узнать, что все это дурной сон, — и он добавил шепотом, чувствуя, как перехватывает дыхание: — Мне нужно чудо, которое я у тебя просил. Пожалуйста...       С губ сорвался приглушенный всхлип, и звякнув о надгробие, на землю упала позабытая трость. Пелена слез заволокла вырезанное на камне имя.       — Пожалуйста. Пожалуйста...       У Джона задрожали ноги, и он прислонился к надгробию, потом опустился на корточки. Пряча лицо в ладонях, он потерялся во всепоглощающей боли, разрывающей рыданиями его тело. Позволив себе несколько минут этой роскоши, Джон постарался восстановить самообладание и сконцентрировался на том, чтобы успокоить дыхание.       Подняв с мокрой травы трость, он с ее помощью встал на подрагивающие ноги и потер трясущейся рукой лоб, желая прогнать обосновавшуюся за глазами боль.       — Я знаю. Знаю, ты хотел бы, чтобы я... — он смолк и судорожно вздохнул. — Я постараюсь, Шерлок. Я постараюсь жить дальше, но в такие дни, как сегодня, мне очень хочется бежать за тобой, как раньше. Но ты ушел туда... куда я не могу за тобой пойти. Я отдал бы что угодно, чтобы только услышать твой голос... — Джон остановился, чувствуя подступившие слезы.       Он тяжело сглотнул и сделал глубокий вдох, и потом еще один, запирая внутри эмоции.       Потом выпрямился, не обращая внимания на усилившийся дождь и капли, стекающие за воротник куртки. Развернулся и медленно пошел прочь, разве что чуть подольше замешкавшись у ворот кладбища. Стискивая в одной руке трость, он другой резко отер с лица слезы. Потом вздернул подбородок и вернул на место стоическую маску военного.       Эта маска помогала ему безопасно держаться на публике. Он "надевал" ее, продираясь сквозь журналистов после смерти Шерлока. Она позволяла ему отстраняться о тех, кто занимался спекуляциями и задавал неуместные вопросы. Джон сейчас очень осторожно относился к тому, что в публичном пространстве вообще говорил о Шерлоке. Он на собственном горьком опыте убедился, что пресса может взять какое угодно произнесенное им слово и перекрутить в нечто совершенно противоположное.       Он не мог примириться с тем, что имя Шерлока до сих пор не очищено от обвинений, и люди до сих пор считают, что он — прохвост.       Потом он начал замечать, что по всему городу появляются надписи аэрозольной краской — вариации его собственного последнего поста в блоге. Ярко-желтые "Я верю в Шерлока" и "Мориарти был настоящим" обнаруживались на станциях метро, в переулках, и везде, где были другие граффити.       Когда он увидел их, то понял, что все же есть люди, которые действительно верят в Шерлока. Он не представлял, насколько разрослось это движение, пока однажды не увидел впереди человека с надписью на сумке "Я верю в Шерлока".       Джон испытывал за это благодарность, и она согревала его сердце каждый раз, когда он видел эти желтые надписи. Но его мнение о СМИ не изменилось, он по-прежнему считал их главными преступниками. И не знал, что с этим делать. Пресса столько времени преследовала его после смерти Шерлока, что теперь он очень старался не попадаться ей на глаза.       Прятаться на виду было не особо трудно. Он еще мальчиком научился сливаться с пейзажем, чтобы не становится катализатором ужасающего гнева, рассеянного в стенах дома. Это не всегда срабатывало, но он выжил.       В результате Джон закрыл в блоге возможность комментирования и перестал его обновлять, заставив себя снова отойти в тень. И это было намного хуже, чем после возвращения из Афганистана, потому что в этот раз он знал, какой могла бы быть его жизнь, если бы Шерлок не погиб и был рядом. В ней было бы восхитительное волнение, расследования и погони вперемешку с тихими уютными домашними вечерами. Он не представлял, что эта жизнь может кончиться. А теперь все превратилось в мрачность и серость с крошечными вкраплениями цвета, которые чуть подсвечивали вялое заторможенное существование, в котором ему приходилось жить.       По мере приближения годовщины, у него снова усилились кошмары. Каким-то образом в его мозгу стали смешиваться Афганистан и смерть Шерлока. И он мог в любой момент ночи проснуться от накатившей на него волны ужаса.       Как-то раз он ужинал с Грегом, Молли и миссис Хадсон и постоянно где-то витал, с трудом заставляя себя сосредоточиться на разговоре. Грег в конце концов посмотрел на него и в упор спросил, сколько он спал.       Джон нахмурился, немного потряс головой и уставился в свою тарелку, уже даже не притворяясь, что ест. Потянулась пауза, присутствующие запереглядывались. Джон не собирался откровенничать на тему того, как он справляется с приближающейся годовщиной. Но он чувствовал на себе обеспокоенные взгляды и в конце концов со вздохом сказал:       — Не особо много. С трудом засыпаю, а как только получается, сразу приходят кошмары. И даже если мне удается вырваться из них и проснуться, то расслабиться настолько, чтобы снова заснуть, все равно уже почти невозможно.       — О, дорогой! Каждую ночь? — обеспокоено нахмурилась миссис Хадсон.       — Не совсем каждую, но почти. Когда я перед сном долго бегаю или гуляю, то от усталости вроде бы сплю немного подольше, и сны, если снятся, не такие ужасные, — складки на лбу Джона стали глубже, он смотрел в тарелку, ничего перед собой не видя.       Он не собирался рассказывать, что после этих снов часто сбегал вниз на улицу и бродил по городу оставшуюся часть ночи. Или про множество ночей, которые он провел на могиле Шерлока, прислонившись спиной к надгробному камню и к утру так заледеневая, что едва удавалось подняться на ноги.       После этого разговора, все трое стали говорить Джону, что ему надо бросать свою нынешнюю квартиру и возвращаться на Бейкер-стрит. Особенно упорствовал Грег, который настойчиво поднимал эту тему всякий раз, когда виделся с Джоном или с ним разговаривал. Грег знал, что Джону в этой квартире плохо. Даже Майк Стамфорд это заметил и как-то упомянул, что Джону надо вернуться "домой".       Джон же отказывался рассматривать идею о своем возвращении. Он и так едва держался. И не представлял, как повлияет на него переезд: поможет или столкнет в пропасть. Все друзья, похоже, считали, что ему надо вернуться, но Джон признавал (исключительно перед собой), что боится этого.       Но несмотря на это, в глубине души он начал уже сомневаться в своей правоте. Он не знал, сможет ли переехать обратно и стоит ли это делать. Он знал, что миссис Хадсон тоскует по "своим мальчикам" и возвращение хоть одного из них ее немного утешит. Но что при этом будет с квартирой, со всеми ее воспоминаниями и призраками прошлого, Джон даже не представлял. Как и свою на нее реакцию.       Приближаясь к клинике, где работал Джон, Грег с Молли увидели, что тот стоит на улице и зашнуровывает обувь. Несмотря на туман и холод, на Джоне была лишь легкая беговая куртка, и Грег с Молли обеспокоено переглянулись.       Перед Джоном остановились две пары ног, и он поднял взгляд. Он слышал, как они приближаются — он сейчас остро следил за окружающей обстановкой, как в те времена, когда он был моложе и на войне.       По глазам друзей он понял, что они пришли с миссией, и перевес будет не на его стороне. Но все равно улыбнулся, увидев этих двоих вместе. Он был рад за них. Молли всем своим видом излучала уверенность, а Грег впервые за долгое время выглядел очень счастливым.       Жена развелась с ним вскоре после... того, что произошло с Шерлоком. И в качестве удобного оправдания воспользовалась его пострадавшей карьерой. Зажатый между разводом с одной стороны и остракизмом в Ярде с другой, Грег пережил тогда свой собственный личный ад. Но все равно находил время, чтобы побыть с Джоном, когда тот чувствовал, что близок к потере рассудка.       Молли же весь этот шквал последствий старалась тихо держаться в сторонке и не высовываться. И хотя она пыталась поддерживать отношения с Джоном, это было для нее слишком больно. Больно было видеть, как он пытается справиться с горем и какой стала его жизнь. Больно было видеть его без Шерлока.       Но, находясь в морге, она кое-что слышала — она вела себя тихо и робко и часто могла проходить никем незамеченной. Она узнала, что происходит с Грегом, и как-то подошла просто поговорить. Они постепенно начали узнавать друг друга, и Грег обнаружил, что обо всем может поговорить с ней, и она слушает. Их дружба расцвела буйным цветом, и они все больше времени проводили вместе. Через Грега Молли смогла снова найти контакт с Джоном, и они возобновили дружбу.       С поддержкой Молли Грег сумел остаться на службе, вытерпел отстранение и перевод на канцелярскую работу. Пока что он получал не особенно много дел, но администрация постепенно начинала все больше привлекать его к работе, тем более с появлением нового суперинтенданта.       Грег с Молли подождали, пока Джон закончит с обувью, и Грег произнес:       — Слушай, погоди пока с пробежкой. Иначе нам с Молли придется поднапрячься, чтобы не отставать, а мы, откровенно говоря, совершенно для этого не одеты!       Джон улыбнулся:       — Ладно, и куда идем? — При виде удивленного лица Грега, он добавил: — Что? Я же вижу, что ты о чем-то хочешь со мной поговорить, так что уж лучше посидеть где-нибудь в тепле.       Они устроились в кафе в конце улицы, и Молли нарушила молчание:       — Джон, мы волнуемся за миссис Хадсон. Ты знаешь, что она болела в начале месяца. И кажется, она не так быстро восстанавливает силы, как должна бы.       Джон молча взял чашку с кофе и из-за поднимающегося пара посмотрел на Молли. Про себя он испустил вздох, поскольку да, он все еще с опаской смотрел на перспективу переезда на Бейкер-стрит, но одновременно тоже переживал за миссис Хадсон.       К разговору подключился Грег.       — Я знаю, что ты не хочешь переезжать, поскольку не уверен, что справишься... с тем, чтобы снова там находиться. И мы не пытаемся загнать тебя в угол. Но миссис Хадсон ни за что не покинет Бейкер-стрит. Она выразила это нам совершенно однозначно, — Грег некомфортно поерзал, вспоминая ее реакцию.       Джон спрятал улыбку. Он по собственному опыту знал, как могут проходить подобные разговоры.       — Кроме того, — запинаясь, продолжила Молли, — я не думаю, что тебе... кому-то из вас... ну, из нас, стоит быть одному, когда... ну, я просто... это будет тяжело... и... ладно, — она умолкла.       В разговоре наступила пауза, и Молли с облегчением и благодарностью ею воспользовалась, взявшись за еду, поскольку так можно было ни на кого не смотреть. Ну почему у нее никогда не получается ничего нормально сказать, когда это действительно важно? Она почувствовала себя такой ничтожной, но потом Грег потянулся к ней под столом и сжал рукой ее пальцы. Молли для храбрости уцепилась за его руку, сделала глубокий вдох и попробовала еще раз:       — Джон, я не знаю, как сказать правильно. Я сама не хочу в этот день быть одна, и не думаю, что тебе стоит, — говоря это, она с беспокойством смотрела Джону в лицо, не зная, как тот примет ее слова. Лицо Джона было безэмоциональной маской. — Я не знаю... не знаю, как отнесутся газеты, вытащат ли снова эту историю или не будут нас трогать, оставят в покое. Может, сам день и пройдет нормально, но следующая неделя или месяц будут труднее. Даже когда просто есть кто-то рядом, кто понимает... — она затихла. — Ты понимаешь, что я хочу сказать? — Ее глаза молили о понимании.       Грег наблюдал за уставившимся в окно Джоном. Он видел, что за этим безразличным фасадом что-то происходит. И не только, так же он видел оставленную горем печать. Морщины на лице Джона были не из тех, что оставляет смех. И даже сами настоящие, искренние улыбки теперь стали редкостью. Он похудел, и на взгляд Грега заметно больше нормы. Он все время гулял или бегал, и похоже, что не слишком много ел и спал.       Джон вздохнул и вернулся к своей тарелке. Он знал, что Грег за ним наблюдает. Он повозил еду по тарелке и потом положил вилку. Есть на самом деле не хотелось. Он снова перевел взгляд в окно, и что-то зацепило его взгляд.       Он снова увидел ту девушку. Которая попрошайничала. Интересно, как она.       Джон мысленно заставил себя встряхнуться и сосредоточиться на разговоре. С девушкой он разберется позже.       Он покрутил в пальцах салфетку, пытаясь придумать, что сказать.       — Я благодарен тебе за беспокойство, — он вскинул руку, не позволяя друзьям вмешаться. — Я знаю, что ты пытаешься помочь, и ценю это. Я тоже беспокоюсь за миссис Хадсон и уже пытался уговорить ее пожить у сестры. Да, она сказала мне, вероятно, то же самое, что вам, — при мысли о домовладелице его лицо на мгновение смягчилось.       Но тут же снова обрело решимость.       — Сейчас я пойду и дам вам вдвоем поужинать, как ты явно изначально планировала. Учитывая выбор одежды и туфель, твоим исходным местом назначения явно было не кафе. Но разговор с Грегом обо мне и миссис Хадсон заставил тебя свернуть в сторону и отправиться разыскивать меня в клинике.       Грег и Молли переглянулись, осознавая, что Джон понятия не имеет, как сильно походит сейчас своей речью на Шерлока.       — Я пробегусь, как и собирался, и еще раз все обдумаю. Это единственное, что я могу обещать, — Он вздохнул и тихо добавил: — Не могу сказать, что с нетерпением жду ближайшие пару месяцев и следующий год... и честно не знаю, какой эффект произведет на меня переезд в 221Б. Временами мне бывает настолько плохо, что почти невозможно терпеть. Но я должен продолжать жить. Именно для этого мне нужны эти прогулки и пробежки. Понимаешь? Они помогают мне выживать. С их помощью я могу "сбегать", не прикладываясь к бутылке, и как-то держаться на плаву.       — Но Джон... — начал было Грег.       Но Джон его прервал:       — Нет, Грег. Мне надо еще немного это обдумать. Завтра поговорим. Я постараюсь принять какое-то решение ко времени нашего совместного ужина с миссис Хадсон.       Грег откинулся на спинку, решив в данный момент отпустить ситуацию. Он был рад, что Джон готов серьезно обо всем подумать, и что скоро они, вероятно, получат от него ответ. Он мог лишь молиться, чтобы тот был верным.       Джон жестом подозвал официанта и попросил принести коробку, чтобы забрать с собой еду. Упаковав ее, он натянул куртку и пожелал друзьям хорошего вечера.       Грег и Молли смотрели, как он пересекает улицу и к кому-то подходит. Касается плеча, и человек оборачивается. Грег увидел, что это девушка, явно бездомная. Он пригляделся, и она показалась ему знакомой, но он не смог вспомнить, где ее видел. Джон несколько минут с ней поговорил, отдал коробку с едой и потом зашагал дальше по улице, быстро перейдя на бег трусцой.       Грег задумался, чем же они обменялись, но быстро оставил эту затею, переключив все внимание на Молли. Потянувшись, он взял ее за руку, и Молли ему улыбнулась. И слегка прислонилась к его плечу, когда они за тихим разговором снова взялись за еду.       В тот вечер Джону потребовалось много времени, чтобы вернуться с пробежки. До квартиры он добрался совершенно выжатым. И войдя, огляделся и осознал, что переезд на Бейкер-стрит не потребует от него больших усилий. Он почти не оставил в этой квартире своего отпечатка.       Он включил маленькую прикроватную лампу и сел на постель. Внутренности завязались узлом от одной мысли о переезде. Он вздохнул, думая, как он вообще сможет находиться в квартире, везде натыкаясь взглядом на вещи Шерлока.       Ему удавалось проживать день за днем, но существовать в мире, который, похоже, вполне жил и развивался без его лучшего друга, совершенно забыв о его существовании — это было тяжело. Он не представлял, на что будет похожа жизнь в квартире, посвященной Шерлоку.       Джон подошел к окну и посмотрел вниз на улицу. Бездна, которую ему удавалось игнорировать большую часть времени, вновь грозила его поглотить. Боль усиливалась. А он слишком вымотался, чтобы снова идти на пробежку. Сейчас ему некуда бежать от реальности. Он прижал ладони к холодному стеклу, пытаясь силой желания отогнать растущее внутри горе.       Он оттолкнулся от окна, на мгновение пожалев, что в доме нет виски. Потом мысленно встряхнулся, и глядя перед собой невидящим взглядом, начал шагать по комнате. В конце концов он бросился спиной на кровать и уперся взглядом в потолок. Рассеянно потер левое плечо. От холодной сырой погоды оно снова начало ныть. Джон старался не думать, опустошить голову, но что бы он ни делал, перед глазами все равно вставал падающий с крыши Шерлок и его надгробный камень, и все внутренности тянуло от пустоты.       Джон перевернулся на живот, и прижав к себе подушку, свернулся в комок. Он отчаянно надеялся, что стекающие по лицу слезы хоть немного ослабят боль.       Ближе к утру его телом наконец завладел сон, в который быстро просочилась боль. Джон проснулся от своего крика — резонирующего на всю квартиру имени Шерлока.       Грег, Молли и миссис Хадсон ждали Джона в выбранном в этот раз ресторане. В городе стоял туман, и ближе к вечеру начался дождь. Они болтали о пустяках, но внутри каждый волновался о Джоне, и о том, появится ли он сегодня. Несколько раз случалось, что тот пропускал еженедельные встречи, и каждый раз это означало, что с ним "немного нехорошо".       Грег уже собирался еще раз набрать Джона, надеясь в этот раз услышать что-то, кроме голосовой почты, на которую наткнулся в последний раз, но в этот момент Джон все-таки вывернул из-за угла, и опираясь на трость, захромал к ресторану. Оказавшись внутри, он скинул промокшую куртку и повесил ее на спинку стула.       Миссис Хадсон потянулась к нему, коснулась руки и воскликнула:       — Джон, вы же насквозь мокрый! Почему вы никогда не пользуетесь зонтиком? Вы заболеете!       — Признаю, у меня есть что-то вроде предубеждения насчет зонтиков, но таскать вещи с ним было бы крайне неудобно, — он глянул на сидящих напротив Грега и Молли, едва заметно кивнул и снова перенес свое внимание на миссис Хадсон.       Когда домовладелица осознала значение его слов, у нее засияли глаза.       — Таскать вещи? О, вы серьезно, дорогой? — выдохнула она, цепляясь за его руку. — Вы правда... вы решили... вы действительно возвращаетесь... домой?       Джон улыбнулся ей, и хотя его лицо при этой тираде смягчилось, Молли видела, что глаза у него совсем не улыбаются — покрасневшие глаза, под которыми залегли круги. Она знала, что это верные признаки бессонных ночей. Столько раз на себе их видела.       Грег тоже прочел состояние Джона и, кроме того, отметил дрожащие руки, когда Джон взял со стола чашку и отхлебнул кофе. Он понимал, что друг обрекает себя на огромный стресс и забеспокоился, что, может быть, их с Молли просьба была для Джона слишком неподъемной или еще преждевременной.       Когда принесли заказ, Джон поделился, что нашел человека, который согласился взять его квартиру вместе со всей обстановкой. Поэтому единственное, что после этого от него потребовалось — это забрать оттуда свои личные вещи. Так что, к тому времени, когда он закончил оформлять бумаги и доставил вещи на Бейкер-стрит, оказалось, ему быстрее дойти сюда пешком, чем ловить такси при такой погоде.       Молли только улыбнулась и покачала головой. Миссис Хадсон радостно щебетала о пустяках; ее настроение значительно улучшилось, когда она поняла, что Джон вернется к ней на Бейкер-стрит. Тот заметил это и слабо ей улыбнулся.       Когда еда подошла к концу, Грег откинулся на спинку стула. И откашлялся, внезапно занервничав.       — Обычно так не делают. Но мы с Молли... ну, в общем, нам захотелось разделить этот момент с вами, — он с улыбкой посмотрел через стол. Миссис Хадсон, кажется, на минуту растерялась, а вот в глазах Джона он буквально сразу увидел нахлынувшее понимание.       Грег сунул одну руку в карман, а второй взял Молли за руку и полностью переключил свое внимание на нее.       — Молли Хупер. Прошлый год был для нас всех одним из самых тяжелых. Но ты была рядом со мной от начала и до конца. Ты подбадривала меня, слушала и... ну, в общем, порой давала пинка, когда мне это было нужно. Тебе принадлежит мое сердце. Примешь ли ты мою руку? — Он открыл маленькую коробочку, где обнаружилось маленькое, но очень красивое обручальное кольцо.       Молли остро втянула в себя воздух. Она знала, что Грег хочет попросить ее руки в присутствии миссис Хадсон и Джона, но не знала, когда он собирается это сделать. Ее глаза затуманились, она взглянула на Грега и немного судорожно выдохнула:       — Да! О, да!       Грег надел кольцо ей на палец и обхватил лицо обеими руками.       — Я люблю тебя, Молли Хупер.       Молли вспыхнула, и подняв руки, накрыла его ладони.       — Я тоже тебя люблю, — прошептала она, пылая лицом.       Джон с улыбкой смотрел на Грега, от всего сердца радуясь за них обоих. Он глянул через стол на миссис Хадсон — она промокала глаза платочком, радостно смеясь такому повороту событий. При мысли, что друзья, которые нашли друг друга на почве их общей трагедии, могут быть настолько счастливы, Джон с улыбкой покачал головой.       Грег с Молли, тем временем, наслаждались своим сюрпризом. Вместе они пояснили, что хотят совсем маленькую церемонию: только семья и несколько человек друзей.       Джон с миссис Хадсон подняли тост за счастливую пару. Все вчетвером они обсудили планы и идеи на свадьбу и будущее. Расслабившись, они наслаждались празднованием, и даже Джон сумел на некоторое время забыть о своем горе.