Вас много, а я один

— Иди и поцелуй меня, — сказала тетя Лена. Целовать ее всегда было неприятно. Во-первых, страшновато: вдруг провалишься в сплошное колыхание складок? От этого страха еще как-то можно было отмахнуться, ведь тетя Лена, в конце концов, не тварь, не затянет… Но тут же возникало «во-вторых». От нее плохо пахло — и она была чужая. Целовать ее не хотелось. Но больше у Мити никого не было, поэтому он послушно подошел к тете Лене и чмокнул ее в рыхлую щеку. — Теперь обними. Хороший мальчик. Всё, иди. Митя поспешил прочь и уже в дверях услышал гудящий голос, проникающий сквозь стены: — Принеси побольше, я голодная. Тетя Лена всегда была голодная. Иногда Мите казалось, что он только и делает, что бегает туда-сюда, таская ей еду, как ненасытному птенцу. И кормить ее приходилось примерно так же, как птенца. Тетя Лена с трудом двигалась, и Митя запихивал ей в рот кусочки еды, подносил ко рту газировку, утирал губы салфеткой. Старался изо всех сил, чтобы тетя Лена не умерла. Сначала еду добывали из опустевших квартир. Мама говорила, что это не преступление, раз хозяев нет. Наоборот, надо доесть, чтобы не испортилось. Мама учила Митю искать на еде плесень, проверять срок годности. — Запоминай, пригодится, — говорила она. Пригодилось. Тетя Лена жила этажом выше. Когда ее внучатую племянницу изнасиловали и убили, мама с Митей взяли на себя роль кормильцев. К тому времени подъезд уже опустел окончательно. Тетя Лена уйти не могла: без лифта она не спустилась бы даже на пару ступенек. Мама не уходила из-за Мити, поэтому ей ничего не стоило заботиться еще и о тете Лене. Тетя Лена ела много. — Рано или поздно это бы произошло, — сказала мама, впервые собираясь в магазин. — Надо набрать консервов на первое время. Веди себя хорошо. Митя вел себя идеально. Сидел с тетей Леной, целовал ее, когда она просила, кормил бисквитами. Мама говорила, в этих бисквитах полно консервантов, поэтому они не портятся, хотя на вкус, конечно, дрянь. Мите бисквиты нравились, и он бы съел их все, если бы не печальные глаза тети Лены за дымчатыми стеклами очков. — Ты же маленький, а я большая, — говорила тетя Лена. — Мне надо много кушать, а то я умру. А мама, уходя за продуктами, просто давала Мите упаковку бисквитов или печенья: — Это вам с тетей Леной, веди себя хорошо и жди. Я вернусь. Митя мечтал съесть всю пачку самостоятельно. Он бы смог, даром что маленький. — Еще, — говорила тетя Лена, и Митя скармливал ей следующую порцию. — Еще. Однажды мама не вернулась. — Кушать хочу, — жалобно сказала тетя Лена. И Митя тоже хотел. Но еще больше он хотел, чтобы мама уже пихнула ногой дверь, тяжело выдохнула, поставив на пол набитые едой сумки, обняла его, успокоила. Ее всё не было, и Митя по собственной инициативе сбегал и принес большую банку консервированных сосисок, заодно захватив своего любимого плюшевого мишку. — Наконец-то я наелась, — сказала тетя Лена, когда Митя пропихнул ей в рот последнюю сосиску. Митя понюхал оставшуюся в банке жижу. Тетя Лена сыто рыгнула и закрыла глаза. Митя хотел было сходить и посмотреть, не пришла ли мама, но что-то страшно громыхнуло по козырьку. А вдруг мародеры? Вдруг они как раз сейчас грабят их квартиру? От одной только мысли Митя задрожал. Если бы мама была дома, Митя нырнул бы к ней под одеяло и переждал приступ страха, но мамы не было, а под одеяло к тете Лене не залезешь, она на нем растеклась так, что даже краев не видно. Может, забраться под кровать? Но там тоже жутковато: вдруг она обрушится под весом тети Лены именно сегодня? И Митя залез в платяной шкаф, крепко обняв своего плюшевого мишку. Жизнь вошла в какую-то изнуряющую колею. Митя ждал маму, превозмогая страх, бегал в свою квартиру за едой, кормил тетю Лену и даже по мере сил ухаживал за ее пролежнями. Когда тетя Лена засыпала, прятался в шкаф, прижимая к себе мишку, и тоже спал. Просыпался, когда тетя Лена звала его, сообщая, что проголодалась. Спали они часто, и из-за этого Митя совсем потерял счет дням. — Причеши меня, — сказала тетя Лена, когда он в очередной раз покормил ее. Митя послушно взял гребешок, убрал из сальных волос заколку, принялся причесывать. Меж зубьев гребешка оседала грязь. — Ой, как хорошо, — сказала тетя Лена, устраиваясь поудобнее. — Пальчиками помассируй. Мите не хотелось трогать ее голову руками, но вдруг тетя Лена обидится и умрет? Этот абсурдный страх не давал ему покоя. Нельзя допустить, нельзя… И он стал массировать ее голову, а потом, когда она уснула, побежал мыть руки. Воду давно отключили, но мама заранее наполнила все ванны в пустых квартирах, все бутылки, все лейки, все канистры. Правда, вода уже немного позеленела, но ведь мыло убьет бактерии? Митя не знал, что там с бактериями, а мерзкое кожное сало с рук ушло, и стало чуть легче дышать. И почему-то в этот момент на Митю накатило. Он присел на пожелтевший холодный бортик ванны и всхлипнул. Дышать снова стало трудно. Мама говорила, что иногда поплакать полезно. Но она не говорила, что Мите придется плакать по ней, и от этого слёзы текли еще пуще. Наконец успокоившись, Митя кое-как умылся, поднялся. Надо принести тете Лене еще газировки, а то будет ныть и не даст спать. — Тетя Лена, — тихонько позвал он, — я схожу за газировкой, ладно? Тетя Лена безмолвно лежала на кровати. Складки ее большого тела под светло-сиреневым мешкообразным платьем не двигались, и это было странно. Обычно от ее дыхания всё колыхалось, а сейчас… Глаза безразлично смотрели в потолок сквозь полусъехавшие очки. — Тетя Лена! Митя кинулся будить ее, пытался обнимать и целовать, даже запустил пальцы в сальные волосы, но тетя Лена просыпаться отказывалась. Митя не справился, не смог ее накормить, и она умерла. По-страшному умерла, по-настоящему. Митя залез было в шкаф, но и там было неуютно и страшно. А вдруг тетя Лена превратится в тварь и поглотит его? А вдруг все твари — это бывшие люди, которых уморили голодом? А вдруг они все сползутся сюда, чтобы наказать Митю за жадность? И мама никогда не вернется, она ушла, ее сожрали… Мысли текли как-то сами по себе. Митя вышел из квартиры, оставив дверь открытой. Спустился по лестнице, прижимая к груди плюшевого мишку. Где-то вдалеке слышались пьяные вопли мародеров. Идти было некуда, и Митя сел на нижнюю ступеньку.