* * *
Через три дня они вошли в некогда прекрасную гавань Вал Руайо. Она находилась в устье реки Руайо и представляла собой отличный глубоководный порт. Карастен с некоторым беспокойством осматривал в подзорную трубу местность, где отчётливо виднелись всевозможные следы разрушения. Над крышами лениво поднимался дым. Оказалось, что часть верфей тоже пострадала от обширного пожара. В гавани не было кораблей, не считая нескольких полузатопленных корпусов. Следует учесть опасность подводных столкновений. Что-то потопило все эти корабли в гавани, а нерадивые бас не потрудились расчистить обломки. Впрочем, ради справедливости нужно признать, что, возможно, бас тут не было. Пока карастен не заметил ни движения. На всякий случай он приказал изготовить пушки правого борта к стрельбе разрывными ядрами. К нему подошёл его заместитель, первый стэн. — Мне приготовить лодку для отряда разведки, карастен? — Готовь. Гавань так завалена обломками, что у нас не будет возможности подойти близко. Бен-Хазрат, таллис, шагнула вперёд. Она принадлежала к расе эльфов, и выглядела как тростинка по сравнению с высокими и рогатыми солдатами, но она была облечена властью, и все относились к ней с уважением. — Я лично возглавлю разведку. Мы вернёмся до темноты. Порождения тьмы становятся более деятельны после захода солнца. — Как пожелаешь, Бен-Хазрат. Глубину проверили лотом, и дозорные склонились над водой, высматривая подводную угрозу. Осторожно маневрируя, дредноут смог углубиться в гавань, прежде чем пришлось бросить якорь и спустить лодку на воду. Первый стэн сел к рулю. Десять солдат сели за вёсла. Одного из корабельных сааребасов отделили от остальных и приказали сесть в лодку. Таллис сидела на носу и рассматривала разрушенные доки, пока гребцы подводили лодку к более-менее уцелевшему пирсу. Оставшийся на дредноуте карастен бесстрастно наблюдал за удаляющимся отрядом, но от его взгляда ничего не укрывалось. Наконец осторожно пробирающийся через руины отряд исчез из виду. У таллис имелась надёжная карта города, хотя, конечно, после таких разрушений не такое уж это и подспорье. Порождения тьмы казались опасными лишь своей численностью. Были ли они сами по себе грозными противниками? Это и предстояло выяснить. Во время плавания он читал книгу о былых Морах, но похоже, она состояла по большей части из вымысла. Все мифы и легенды крутились вокруг созданий, называемых Древними Богами. Это указывало на примитивность культуры, лишённой просвещённого влияния Кун. Согласно легендам эти Моры вызывало освобождение заключённого в темницу Древнего Бога, высшего дракона, которого начинали называть "Архидемон". Этот Архидемон выводил орду порождений тьмы на поверхность, чтобы нести смерть и разрушения. Моры начинались четыре раза и каждый раз заканчивались смертью Архидемона. Последний закончился за двести лет до прибытия кунари. Сам карастен никогда не видел драконов, но читал о них. Взрослые драконы — большие и опасные животные, но по большей части они вымерли и если встречались, то на окраинах Неварры и Орлея. Высших драконов не видели уже много веков, хотя ходили слухи, будто молодая королева Ферелдена сразила одного из них. Бас — их неупорядоченные разумы, витающие во тьме фантазий — всегда преувеличивали свои деяния. Тот факт, что предполагаемым убийцей дракона называли женщину, ещё больше убеждал карастена в том, что эти слухи выдумка или иносказательное описание какого-либо религиозного ритуала. Время шло. Карастен убедился, что пушкари стоят на своих постах и бдят. Он послал смену дозорным на вороньем гнезде, чтобы усталость не сказалась на внимательности. Всем находящихся на постах, в том числе и ему, принесли быстрый перекус. Карастен не желал, чтобы его бойцы отвлекались из-за голода. В зданиях верфи по-прежнему не было ни малейшего движения. Как и говорила таллис, порождениям тьмы не нравился солнечный свет и они предпочитали действовать по ночам. Он взглянул на собственную карту, прикидывая расстояние. Если бы не разрушения, то к этому времени таллис и первый стэн уже добрались бы до Великого Собора. Хотя на рисунках города башни-близнецы собора были видны с моря, карастен не смог их разглядеть. Скорее всего, они действительно упали, как им и доложили. Этот "доклад" был загадочен. Гонец совершенно точно не мог стать свидетелем нападения двадцать шестого гвардиана и успеть добраться до Кунандара, чтобы сообщить об увиденном. Да, теперь доклад подтверждался, но каким образом сообщение удалось передать? Ходили слухи, что Серые Стражи видели нападение в Тени, но это явно глупейшая выдумка. Пророчества — всего лишь суеверия. Вполне возможно, что сообщение передали при помощи легендарных эльфийских "связующих камней". Если так, то эти камни должны быть где-то в Ривейне. Карастен полагал, что уже готовится специальная экспедиция для выяснения их местонахождения. При правильном подходе местных удастся разговорить. Разумнее всего проникнуть в резиденцию Серых Стражей в Дарсмуде, так как большая их часть ушла сражаться с Мором. Да и Серые Стражи... В эффективно управляемом государстве нет места тайным обществам. Стражи не подвержены камеку, при стычках оказывали достойное сопротивление. Их редко удавалось взять в плен, и даже тогда от них мало что удавалось узнать. Обычно лучшим решением было просто убить их. В Тедасе, похоже, существовало поверье, что именно Серые Стражи должны бороться с этим "Мором". Почему же хорошо обученные и высокомотивированные солдаты-кунари не могут этим заняться? Тем более, почему они не смогут справиться лучше? Солнце клонилось к западу, а разведка до сих пор не вернулась. Карастен не позволял себе волноваться. Времени ещё достаточно. В лучшем случае, таллис уже направлялась к набережной с "Писанием Кослуна" в руках. — Карастен! — крикнул наблюдатель из вороньего гнезда, указывая вверх рукой. — Карастен! Что-то в небе! Это не облако! В небе? Странно. Ничто с неба им не угрожало, разве что плохая погода. Шторм был бы нежелателен. Карастен вгляделся в небо, и заметил странное чёрное пятнышко. Птица? Он посмотрел в подзорную трубу и невольно вздрогнул. Это не птица. Это дракон и, по всей видимости, большой. Он направлялся в их сторону. — Орудийным расчётам приготовиться! — выкрикнул он. — Два румба на северо-запад, подъем на сорок пять градусов! Но беда в том, что этого не хватало. Когда дракон приблизился, стало ясно, что он находится очень высоко в небе. С мрачной уверенностью карастен признал, что видит именно высшего дракона, и что всем им грозит смертельная опасность. — Карастен! — крикнул командир-орудийщик. — Мы не можем поднять орудия выше! — Поднять якорь! — закричал карастен. — Поднять главный парус! Шёл отлив, что было удачно — встречный ветер не посадит их на мель. Возможно, им придётся выйти в открытое море. Судя по направлению, дракон целенаправленно летел к ним. Дракон резко снизился до самой земли, а затем взмыл почти отвесно. Он что-то сжимал в передних когтях, что-то маленькое и отчаянно сопротивляющееся, а затем небрежно выпустил это с большой высоты. Карастен снова приник к подзорной трубе. Полной уверенности у него не было, но разве это не сааребас? Дракон приближался. Что-то внизу бежало к докам. Знакомые обвязка и оружие! И тоненькая фигурка впереди! Это совершенно точно трое из разведывательного отряда! — Лучники! Готовсь! — скомандовал он. — Прикройте их! Бесполезно. Бегущих кунари преследовала толпа чудовищных существ. Значит, это и есть порождения тьмы. Сперва карастен принял их за гномов — из-за размера, но бег этих существ был странным полуковылянием-полускачками, неуклюжим на вид, но пугающе быстрым. Вначале один кунари исчез под волной порождений, затем второй. Лишь таллис удалось добежать до пирса. Она нырнула в воду и что было сил гребла к кораблю. Порождения тьмы, хохоча, столпились в доках. Посылать за ней лодку не было никакой возможности. Выживет она или нет, зависит от неё самой. — Огонь по докам! — скомандовал он. Грохнули выстрелы, воздух наполнился дымом. Начинённые гаатлоком ядра просвистели в воздухе и взорвались. Некоторые попали очень метко и разорвались в самой гуще порождений. Наверняка взрывом убило и собратьев-кунари. Возможно, так было милосерднее. Взревев, Архидемон совершил в воздухе сложный, изящный разворот. Длинная шея повернулась к кораблю. — Рулевой! Прочь из этой гавани! — крикнул карастен и приказал внезапно даже для самого себя: — Снимите цепи с сааребасов и выведите их на палубу! Сааребасов использовали на земле, пушки на море. Но магия могла сделать то, на что наука неспособна: выпустить проклятое пламя прямо в небо. Командир орудийщиков бросился на нижнюю палубу выполнять приказ. Медленно, мучительно медленно корабль начал удаляться от берегов Вал Руайо. Слишком медленно. Казалось, Архидемон ненадолго завис, а затем набрал высоту. Внезапно он упал, камнем приближаясь к корме. — Лучники! Стреляй! Но стрелы царапали твёрдую шкуру Архидемона не сильнее подхваченных ветром соломинок. Кормовая пушка выстрелила, но ядра пролетели безнадёжно низко. Преимущество дракона было неоспоримо. Он широко распахнул пасть, и пурпурное пламя омыло дредноут от кормы до носа, изжарив большую часть не прыгнувших в море. Двое сааребасов, скованных одной цепью, не успели понять, откуда грозит опасность, и прибегнуть к своим силам. Их отбросило за борт, и они ушли под воду под весом своих цепей и железных ошейников. Дракон пролетел над кораблём, развернулся на крыле и приготовился ещё раз опалить дредноут своим огненным дыханием. Паруса уже горели. Дракон, ревя, снизился. Ещё одна вспышка пурпурного пламени, и весь левый борт запылал. Спасательные лодки с правой стороны борта и вторая складная лодка уцелели. Ещё немного, и пламя достигнет склада гаатлока. — Покинуть корабль! Лодки быстро спустили на воду, и уцелевшая команда покинула дредноут. Архидемон явно забавлялся, наблюдая за ними, и время от времени снижался, чтобы перевернуть ту или иную лодку. Взрыв застал его совершенно неожиданно. Внезапно вспыхнул ярчайший белый свет, ярче драконьего пламени, за ним последовала череда громоподобных взрывов, с такими крошечными промежутками, что казались растянутым единым целым. Палуба корабля словно взлетела в воздух, отделившись от корпуса и расколовшись на тысячу частей. Ударная волна подхватила Архидемона и поволокла прочь, затем его нагнала туча несущихся обломков. Раненый, он оглушительно завизжал от боли и стремительно полетел к берегу, к своему гнезду. С огромным трудом складную лодку удалось собрать и выровнять. Акулы разорвали четырех кунари, пока те работали в воде. Обожжённые и израненные, пятнадцать выживших, включая карастена и бесстрашную таллис, под покровом темноты поплыли прочь от Вал Руайо на юг, к противоположному берегу Орлея. Их целью было устье реки Орн. Оно наверняка было вне пределов досягаемости дракона.* * *
В Халамширале знали, что к ним приближается Красная королева. В частности, виконт де Бражелом, правитель города в отсутствии графа Пьера, знал, что Союз против Мора направляется в их сторону. Граф был в Вал Руайо, и скорее всего погиб, но полной уверенности в этом ни у кого не было. Если он неожиданно появится, то виконту придётся отчитываться за свои действия. Герцог Проспер прислал ему сообщение, в котором дал совет — очень мудрый — открыть ворота перед армией союзников и оказать всяческое содействие. "Друг мой, скажу вам всё, как есть. Я говорю от имени императрицы Селандины, законной наследницы по праву рождения. Если вы откроете ворота, ферелденцы пополнят запасы и уйдут через день или два на восток, сражаться с Архидемоном, что на руку нам всем. Если вы решите закрыть ворота перед армией, то ферелденцы скорее всего встанут лагерем под стенами Халамширала и возьмут его в осаду. Это закончится весьма неприятно — для вас — и затянет нашу кампанию. В конце концов виконт решил, что безопаснее открыть ворота, чем подвергнуться осаде. Халамширал переполняли перепуганные беженцы, и ему всё равно приходилось держать ворота открытыми, чтобы дать им возможность уходить в сторону Ферелдена. Чем больше беженцев встречалось армии, тем более дикие и жестокие истории они рассказывали. Некоторые беженцы даже не скрывали, что были в армии в ту ночь, когда Архидемон сжёг лагерь на реке Орн. Один человек шел со своим братом, ослепшим от ожогов. И хотя несчастному зрение было уже не вернуть, но армейские маги хотя бы облегчили его страдания. Никто не требовал от этих двоих, чтобы они вернулись в строй и сражались. У них была небольшая ферма в предгорьях Морозных гор, так что теперь они считались гражданами Ферелдена. Логэйн, как только выслушал их историю до конца, написал и вручил им записку к кастеляну Солидора с приказом оказать помощь. Рассказ об уничтожении Архидемоном орлесианского лагеря был пугающим предупреждением. Логэйн задумался о том, как обезопасить армию от угрозы сверху. А ещё в Халамширале они наткнулись на первых беженцев с явными признаками заражения моровой чумой. "Наткнулись" — мягкое и неточное выражение. На рынке охваченная паникой толпа набросилась на беженцев с посеревшей и покрытой пятнами скверны кожей. Несчастных избили и бросили в костёр, где они умерли. Расправу пытались остановить городские стражники, но в итоге троих из них ранили, а двоих убили. Пришлось вмешаться армии, и всё закончилось очень быстро и жестоко. На место происшествия прибыла Бронвин и её Стражи. Она велела всем оставаться в своих домах, и если кто-то обнаружит у себя признаки моровой чумы — прийти к Стражам. Она сказала, Стражам иногда удаётся излечить эту болезнь, и что чем скорее станет известно о недомогании, тем лучше. Несколько человек тут же обратились к ним, и больше жители Халамширала их не видели. Целители старались помочь больным, но Бронвин не особо надеялась на выживание хоть кого-то, за исключением одного: крупного и сильного воина, который мог протянуть достаточно долго, чтобы дожить до встречи с порождениями тьмы. Проспер также разослал всей знати из Долов приказ явиться в Халамширал. Доставка приказа до каждого владения займёт некоторое время: по крайней мере до мелкой знати, составляющей костяк шевалье. Но приём прошёл успешно, и к союзной армии добавилось несколько новых имён. Имена отказавшихся Проспер записал для дальнейшего возмездия. Можно было без преувеличения сказать, что от Халамширала у всех осталось неприятное послевкусие. Долийцы сочли этот город ужасающим по целому ряду причин. Когда-то он был настоящей столицей Долов, государства, основанного освобождёнными эльфами в награду за верную службу Андрасте. "Конец Пути", так они называли его на своём языке. — Но разве это так? — горько спросила Тара. — В лучшем случае это короткая передышка, и теперь его трудно отличить от любого человеческого города. В нём даже эльфинаж есть! До чего же это неправильно! — Не сердись, bella mia, — успокоил её Зевран. — Мир есть мир. — Им следовало хотя бы название сменить. Это жестоко и ужасно, — пробормотала она. Долийцы тоже с ненавистью смотрели на город, почти напрасно выискивая следы архитектуры элвен. Всё, что могло остаться, либо разобрали на камни, либо застроили. Только арки ворот хранили какое-то не стёртое за века изящество, а из-за лепных изображений конных шевалье проглядывали остатки резных надписей. — Я ненавижу это место,— прошептала Сиофранни Данит, когда настала их очередь стоять на посту. Местные жители приходили поглазеть на них и громко переговаривались, словно считали эльфиек глухими или не понимающими общего языка. — Я тоже ненавижу, lethallan, — прошептала Данит в ответ, — но мы должны ещё немного потерпеть. По правде говоря, выходки шемленов заставляли её чувствовать себя униженно, и из-за этого в голову лезли мысли: а так ли она хочет рисковать своей жизнью ради этих отвратительных людей? Если пребывание долийцев в таком месте затянется, то это может пошатнуть их преданность. Данит не была уверена, что сможет объяснить это Бронвин, но попытаться надо обязательно. Здесь слишком многое напоминало о прошлом, слишком много боли и слишком много унижения. Позже она с Адайей, Сиофранни и Катаром отправились в эльфинаж Халамширала. Он был огромным и старым — возможно, старейшим эльфинажем в Тедасе, поскольку именно здесь поначалу собирали первых пленённых эльфов после падения Долов, и здесь им впервые объявили, что отныне эльфы будут служить своим человеческим хозяевам. Несколько эльфов из Джейдера пошли с ними. Теперь Данит намного терпимее относилась к городским эльфам, и чувствовала, что эльфы-джейдерцы куда больше походят на Адайю Табрис, чем на типичных "плоскоухих". Они говорили, что думали, и даже не думали лебезить. Они считали, что достаточно натерпелись, но не были уверены в своих правах. — Я уверена в одном, — решительно заявила Адайя низким, хриплым голосом. — Бронвин лучший друг эльфов за все века, что были... или что ещё только будут. Настало время перемен. Орлесианцы в замешательстве и не знают, за что хвататься. Эльфы собираются внести свой вклад в борьбу против Мора. Но тем, кто не может сражаться, я бы советовала уйти из города и направиться на восток. В новых эльфийских землях всем хватит места. И там будет безопаснее. — Наши уже поговаривают о том, чтобы покинуть эльфинаж, — признался местный хагрен. — Но тут возникает вечный вопрос: а где будет лучше? Куда нам идти? — Вам будет лучше в поселении эльфов, — сказала Сиофранни. — Оно сейчас строится на землях, что даровала нам Бронвин. Это настоящий город элвен, где ни один шемлен не будет вам указывать, что делать! Мы можем дать вам карту. Ферелденским солдатам было приказано не притеснять эльфов. Возможно, сейчас эльфам путешествовать безопаснее всего. — Да, — согласилась Данит. — Сейчас самое время. Либо Мор продолжится и порождения тьмы будут напирать, делая передвижения опаснее, либо мы победим Мор и в Орлее начнут распоряжаться новые шемленские правители. Они наверняка захотят укрепить свою власть и могут усилить давление на эльфов. Хагрен был с ней согласен. После окончания войны начнётся повсеместное строительство и потребуется дешёвая рабочая сила. Если шемы решат, что могут лишиться источника дешёвых рабочих рук, то вполне могут запретить любые перемещения. Так уже бывало в прошлом. Сейчас таких ограничений нет, а виконта заботит что угодно, но только не эльфы. На самом деле он даже обрадуется, если беженцы куда-нибудь уберутся. Хагрен задумчиво нахмурился. Гости не могли знать, что у него накопился порядочный счёт к правителям Халамширала, и что он только рад отрясти прах от ног своих. — Мы не можем уйти все сразу. Это заметят. Но мы можем пойти небольшими группами, смешиваясь с остальными беженцами. — Часть из вашей молодёжи должна пойти с нами! Чем больше нас будет, тем лучше, — сказал эльф-джейдерец. — Мы будем драться! Мы поклялись следовать за королевой Бронвин, а когда она вернётся в Ферелден, мы всегда можем пойти за ней вместе с армией. — Я пойду с тобой, — откликнулась молодая эльфийка. — Лучше я буду сражаться с порождениями тьмы за королеву Бронвин, чем останусь здесь. Я ненавижу это место.* * *
Бронвин Халамширал тоже не нравился. — Мы должны двигаться дальше, — твердила она Логэйну. — Эльфы начинают беспокоиться. Данит приходила поговорить со мной о том, что местные люди плохо к ним относятся. — Ещё бы они не беспокоились, — согласился Логэйн. Он и сам тревожился. Он находился в чужом городе, причем не завоеванном Ферелденом. Он находился здесь как гость, а будучи гостем орлесианцев, его тошнило от всего и вся, что он видел. Всё здесь казалось ему неправильным. Но им пришлось присутствовать на церковной службе, где все глазели на Бронвин, а Логэйн бросал на всех свирепые взгляды. Это бодрило и горячило его кровь. Логэйну было плевать, когда ненавидели его самого, пока проклятые орлесианцы ненавидели только его и оставляли остальной Ферелден в покое. Армия собрала все припасы, что смогла, даже понимая, что этим самым наверняка вырывает еду изо ртов беженцев, которых с каждым новым днём приходило в город всё больше. Главное, чтобы путям снабжения ничего не угрожало. Логэйн каждый день посылал гонцов на запад. Мысли Логэйна не покидал флот, который был ему нужен. Теперь, когда орлесианская угроза канула в морскую пучину, он хотел чтобы часть кораблей находилась в его распоряжении: эскадра в Джейдере, и два или три корабля в порту Лидса, на тот случай, если потребуется немедленно вывозить людей, которых он не хотел отправлять пешком по Имперскому тракту, полагаясь на милосердие орлесианцев. Множество людей приходило присоединиться к армии, а также прибыл некто, едва не ставший причиной краха всего союза.* * *
Бонифаций Клери был внуком одного незначительного шевалье, убитого во время битвы при Дейне тридцать один год назад. Смерть сэра Лоуренса Клери привела к скорому обнищанию его семьи из-за налогов на наследство и потери покровительства. Прошло тридцать лет, и сын, бабушка, тётки, дядья и прочая родня по-прежнему ютилась в оставленном им поместье к югу от Халамширала — тесном и неустроенном. Никто из них пальцем о палец не ударил ради улучшения своей жизни, ведь это означало запятнать свои руки и имя торговлей. Они предпочитали обвинять в своих несчастьях человека, разрушившего, как они считали, все их жизни. Их ненависть ко всему ферелденскому становилась только злее и безжалостней. Никто из них не бывал в Ферелдене и даже ни разу не встречал уроженцев этой страны, но слово "ферелденский" означало для них всё зло, что только существует под солнцем. Когда до поместья Клери дошли новости, что их древний враг осмелился вторгнуться в Орлей и оказаться в пределах досягаемости их мести, все члены семьи потребовали от юного Бонифация, чтобы он во имя защиты родовой чести убил Логэйна Мак Тира. Неужели они не понимали, что идёт Мор? Позже Бонифаций снова и снова задавался этим вопросом. Неужели они пропустили мимо ушей, что императрица мертва? Что её убили грязные порождения тьмы? Неужели они не понимали, что их собственные жизни скоро могут оказаться под угрозой? Даже если они что-то из этого понимали, то, вероятно, сочли гораздо более значимой свою личную вражду с королём Ферелдена, который даже не подозревал об их существовании. Понимали ли они политические последствия подобного убийства? Трудно сказать. Одно было ясно — все Клери твёрдо верили, что если их возлюбленный наследник убьёт ферелденца, то ему за это ничего не будет. Подобраться было достаточно легко. Молодой человек явился во дворец под предлогом принесения клятвы верности от имени своего отца. Это была забавная церемония. Сэр Бонифаций, как доверенное лицо своего отца, клялся в верности герцогу Просперу, доверенному лицу императрицы Селандины. Неподалёку от них сидели в креслах Логэйн и Бронвин, выступая в качестве свидетелей. Разумеется, Бонифаций узнал Логэйна — пожалуй, самого узнаваемого человека в Тедасе, даже если бы его не провозглашали каждый день личным врагом всех Клери. Бонифаций производил приятное впечатление даже невзирая на старомодный наряд и доспехи и довольно сомнительного коня. Его собратья-орлесиане насмехались над ним, в отличие от ферелденских монархов и Проспера, прекрасно понимающего ценность каждого меча в кампании. Молодой человек изящно преклонил колено, произнёс слова клятвы, поднялся и внезапно повернулся в сторону Логэйна с кинжалом в руке. То, что затем последовало, было очень неловко и едва не закончилось смертью — для возможного убийцы. Логэйн был настороже — он постоянно ожидал, что орлесианцы попытаются его убить. Он сидел в броне, в своих трофейных доспехах с битвы при реке Дейн, не обращая внимания на то, задевает ли это чувства орлесианцев или нет. Его окружали верные слуги и два мабари. Рядом сидела его жена, убивавшая драконов. Но Логэйн и сам прекрасно справился с нападением: он не мог уйти в сторону, поэтому просто встал и стальной хваткой сжал запястье молодого человека. Левым кулаком он с силой ударил нападавшего по локтю. Доспехи немного смягчили удар, и хотя Бонифаций выронил кинжал, рука его не сломалась. Все ферелденцы мгновенно выхватили оружие и бросились к Логэйну, заключив его в кольцо. — Ты убил моего деда! — выкрикнул Бонифаций, когда Логэйн заставил его опуститься на колени. — Ты погубил мою семью! Логэйн в замешательстве уставился на него, затем фыркнул и ударил юношу кулаком. — Убил твоего деда? Это что-то новенькое. — Он тяжело посмотрел на Проспера. — Итак, герцог? Ты замышлял это с самого начала? — Конечно же, нет! Это могло обернуться настоящей катастрофой. Как только ферелденцы схватились за оружие, орлесианцы немедленно обнажили своё. Проспер шагнул вперёд и попытался призвать к порядку. — Послушайте меня! Слушайте меня! Мы не будем сражаться друг с другом! Он нарочито шумно бросил свой меч. Затем выбросил поясной кинжал, достал и выбросил засапожный нож. И нож из другого сапога. И даже небольшой кинжал, спрятанный в левом рукаве. — Хорошо, — сказала Бронвин. — Мы все бросаем оружие на счёт три. Один... Два... Тишина в зале оглушала. — ...Три! Рассекающее Лезвие громко лязгнуло, ударяясь об пол. После легкой заминки все мечи в зале были опущены и вложены в ножны. Шаткий мир был восстановлен. Логэйн и вовсе не потрудился обнажить меч. Затем возник щекотливый вопрос, что делать с несостоявшимся убийцей. Очевидно, что будет крайне нежелательно, если ферелденцы начнут сходу убивать представителей орлесианской знати. Проспер приказал своим людям скрутить юношу и увести. — Мне придётся сделать из этого пример для других, — вздохнул он. — Глупый мальчишка. Полагаю, вы не пожелаете призвать его в Стражи? Бронвин нахмурилась и посмотрела на Логэйна. Он пожал плечами. — Я решу это чуть позже, — ответила она. — Надо подумать, как мои люди к этому отнесутся, и не будет ли это расценено как поощрение. Такой исход не приемлем. Однако столь безрассудный гнев требует должного выхода. Проспер встретился с местной знатью и высшим духовенством наедине. Он выразил твёрдое убеждение, что Бронвин в самом деле истинная Защитница Андрасте, и что Создатель особо благоволит ей. Он прочёл выдержки из своего переплетённого списка протокола денеримского конклава. Кто-то заикнулся о сожжении чучела в Вал Руайо, и Проспер, как очевидец, сразу же пресек его рассказом о том, что случилось сразу же после этого. — Очевидно, что препятствия ей оскорбляют Создателя, — заключил Проспер. — Чтобы вы ни думали о Логэйне Мак Тире, этот мужчина её муж, король Ферелдена и непревзойденный тактик. Мы должны дать немедленный и решительный отпор порождениям тьмы, и мы должны благодарить Создателя за тех союзников, что он нам послал. Преподобную мать Халамширала, благочестивую и слегка робкую женщину, рассказ впечатлил. Большую часть знати тоже, а те, кого не впечатлили описания кар Создателя, убедили более приземлённые доводы Проспера, что крайне мудро позволить ферелденцам самим возглавить борьбу с Мором. Были и те, кто питал тайную страсть к Красной королеве и надеялись привлечь её внимание своей храбростью. Кроме того, все нуждались в собственном вожде. "Императрица Селандина" звучало многообещающе, и давало куда более надежное будущее, чем "Орлей, раздробленный на сотню маленьких княжеств". То же самое, но в менее учтивых выражениях, Проспер рассказал в подземельях Халамширала Бонифацию Клери, и объяснил, что хотя тому предоставляется великая и незаслуженная милость стать Серым Стражем, в качестве искупления вины за своё вероломное нападение на гостя придётся понести наказание у всех на глазах. Итак, Бонифация Клери вывели на Рыночную площадь и вместо обезглавливания он получил двадцать ударов плетью, причем зрителями были даже не знатные лорды и леди, а городская чернь, безмерно веселящаяся при виде благородного юноши, оказавшегося в таком неблаговидном положении. После порки его передали Серому Стражу Авелин Валлен: Бронвин сочла, что та лучше всего подойдёт на роль его наставницы. Что до семьи юноши, то их будет судить Проспер де Монфор, и Бронвин им не завидовала. Вскоре армия покинула Халамширал. Отряд эльфов из Джейдера пополнил свои ряды. Их красные знамёна казались Логэйну довольно нелепыми. Просперу они казалась зловещими.* * *
Цивилизованное сообщество в Лидсе полностью рухнуло. По рассказам лидских беженцев Бронвин знала, что там всё очень неблагополучно. Но когда армия подошла к городу, стало ясно, что положение ещё хуже. Они увидели поднимающийся над городскими стенами дым, и испугались, что на Лидс напали порождения тьмы. Но пожар не был делом рук порождений. В каком-то смысле всё было ещё хуже. Издали казалось, что на обочине дороги идёт какое-то сражение, однако по мере приближения становилось понятно, что там идёт бойня. Люди с блестящими стальными мечами убивали безоружных, стоящих на коленях жертв, умоляющих о пощаде. В подлеске валялись трупы. Толпа подтаскивала сопротивляющихся жертв к окровавленным брёвнам и держала, пока мужчины с топорами и мечами обезглавливали несчастных. Некоторые жертвы были очень маленького роста. С каждым ударом обезумевшая толпа ликовала, а торжествующие головорезы показывали свои кровавые трофеи. — Они убивают эльфов! Они убивают детей! — закричала Тара. Она запустила огненным шаром в толпу. Он взорвался в самой гуще, сбив с ног и кое-кого подпалив. Две охваченные огнём фигуры с визгом бросились в подлесок. Логэйн выругался и приказал роте копейщиков идти вперёд. Они вразумят толпу видом своих щитов и копий, не прибегая к бессмысленным увещеваниям, которые толпа всё равно не слышит. К тому же, подойдя ближе, он понял, что едва понимает речь лидцев. Бронвин, конечно, пришла в ужас от этой бойни, и хотела понять, что тут происходит. — Стоять! Зачем вы убиваете безоружных эльфов? — крикнула она орлесианам. Она ткнула рукой в сторону бугая с тором. — Ты! Отвечай! — Эльфы сговорились с порождениями тьмы! — буркнул бугай. — Нам так сказала жрица! Они призвали этих тварей напасть на Орлей! Раздались крики, вторящие этому странному заявлению. — Какая жрица? — бледнея, требовательно спросила Бронвин. — Покажи мне её! Я хочу взглянуть на жрицу, думающую, что знает о порождениях тьмы больше, чем Серый Страж! Раздался неуверенный шёпот "мать Сидония" и разрозненные возгласы негодования. Бронвин не обращала на них внимания. — Ну? Жрица! Выходи, трусиха! Ты наверняка гордишься делом рук своих! — Бронвин! — умоляюще прошептала Лелиана. — Не надо! Несколько хорошо одетых горожан попытались заслонить женщину, но большая часть толпы от неё отшатнулась. Жрица оказалось молодой коротко остриженной женщиной с диким взглядом. Она дерзко задрала подбородок и шагнула вперёд. — Je n'ai pas peur de toi, hérétique! Je suis la servante fidèle du Créateur!" Выйдя из себя, Бронвин спрыгнула с лошади и схватила женщину за горло. — Лгунья! Menteuse! Lâche! Tu aimes tant le sang?! Alors bois-en! Бронвин подтащила её к груде обезглавленных тел и вмяла лицом в кровоточащей обрубок шеи ребёнка. — Как, напилась крови? Или хочешь ещё? Бронвин рывком подняла жрицу на ноги, показывая толпе её измазанное в крови лицо, а затем с отвращением швырнула ту на землю. — Вот ваш настоящий враг! — яростно крикнула она по-орлесиански. — Вот тот, кто среди вас призывал зло! Эта ослеплённая жестокостью женщина сделала вас своими орудиями! Она ничего не знала о порождениях тьмы, и лгала вам! Порождениям тьмы не нужны союзники! Они чудовища, не обладающие разумом! Говорить, что кто-то: эльф, человек или гном, может вступить с ними в сговор, значит лгать! Жрица застонала и попыталась подняться. Бронвин наступила ей на спину сапогом из драконьей кости. — Ai-je dit que tu pouvais te lever? — прорычала Бронвин и продолжила по-ферелденски: — Избавь меня Создатель от жриц, возмущающих народ! Сэр Сайлас соскользнул со своего коня и подошёл к ней сзади. Его храмовнические доспехи являлись знаком его власти. Он обвёл взглядом толпу и поднял руки в успокаивающем жесте. — La Reine Rouge a raison, — уверенным голосом обратился он к толпе. — Эта жрица сошла с ума. Она ничего не знает о порождениях тьмы. Её сердце полно страха, и она нападает вслепую. Ваша собственная преподобная мать не может проповедовать такие дикие глупости! Логэйн наблюдал за толпой с растущим беспокойством. Лидцы были напуганы, но по-прежнему опасны: возможность быть неузнанным в толпе могла придать им сил. Группа Стражей бросилась помочь жалкой горстке выживших. Их было около десятка, в основном дети, укрытые телами старших. Некоторые были тяжело ранены, и Андерс с Ниаллом немедленно принялись за их исцеление, занявшись в первую очередь мальчиком с висящей на клочьях кожи полуотрубленной рукой. При виде потустороннего голубого свечения толпа пришла в неистовство. — Magie! — взвыл женский голос. — Sorciers infâmes! В шлем Бронвин звонко врезался камень. Логэйн не выдержал. — Копейщики! Тесни их! Стражи, уберите этих эльфов с дороги! Погибло довольно много людей, и все они были горожанами Лидса. Проспера не заботили их смерти — простолюдины были бесполезны, разве кроме тех головорезов, что умели держаться за оружие. Увы, они были мертвы, как и разъярившая толпу жрица. Просперу подобные церковницы тоже не нравились. Жрицы должны говорить то, что им велят говорить их правители. Из орлесианцев мало кто стал очевидцем стычки с горожанами, а те, кто стал, лишь удивился, что Красная королева снизошла до разговора с чернью, вместо того, чтобы просто затоптать их конём. Вероятно, её сердце смягчалось при виде детей, даже если эти дети эльфов. Некоторые благородные дамы обладали подобным свойством. Когда Стражи помогали выжившим забраться в повозку, выяснилось, что эти несчастные — последние обитатели лидского эльфинажа. После череды погромов все, кто мог бежать, бежали. Но толпу не успокоила ни смерть большей части эльфов, ни то, что остальные покинули свои дома с пустыми руками. Толпа набросилась на тех, кто бежал последними, желая отомстить за каждое надуманное злодеяние. Значительная часть армии начала разбивать лагерь за городскими стенами. Долийцы, по вполне понятным причинам, не собирались входить в город, где так жестоко обошлись с их сородичами. Возвращать выживших после резни эльфов обратно в Лидс было немыслимо. Проспер понимал, что обязан встретиться с городскими властями, но и он, и Логэйн предпочитали держать Бронвин подальше от зрелищ, от вида которых она наверняка рассвирепеет. Когда Проспер въехал в Лидс, его сопровождала группа целителей, в том числе несколько Стражей. В городе тоже всё было плохо. Ворота никто не охранял. На площади отряд Проспера обнаружил, что дымы поднимаются от костров, но не погребальных, а разложенных вокруг вбитых столбов, к которым были прикованы люди. Сожжённых обвиняли в магии, и солдаты насчитали на своем пути не меньше пятидесяти таких тел. Там были не только люди или эльфы: по какой-то безумной причине на одном из костров вместе с хозяйкой сожгли и её кошку. От некоторых тел остались лишь кости и пепел, некоторые лишь обуглились. Их одежда сгорела и тела лежали обнажёнными, с искажёнными в предсмертной судороге лицами. На некоторых телах виднелись следы жестоких пыток и увечий. — Где жрицы? — громко спросил Проспер. — Где храмовники? Где городская стража, если на то пошло? Не было ни единого признака присутствия кого-то из перечисленных. Грабители беспрепятственно сновали по городу, но при виде солдат тут же исчезали. Трудно в это поверить, но толпа продолжила расправу, даже когда отряд вышел на Соборную площадь. К столбу приковывали избитого мальчишку лет двенадцати. На костёр пошло всё, что могло гореть: ломаная мебель, лавочные вывески, выломанные из домовых стен доски, даже прялка. Особой надобности сжигать подозреваемого в магии не было: достаточно чтобы он задохнулся от дыма или умер от ожогов, предпочтительно последнее. Рядом уже пылал второй костёр, языки пламени всё ближе подбирались к юной девушке. Подол её рваной и окровавленной сорочки загорелся, оголяя девичье тело на потеху хрипло хохочущей толпе. Кожа покрывалась волдырями, девушка кричала. Её длинные волосы вспыхнули как факел, и толпа восторженно взревела так, что заглушила её предсмертные крики. Солдаты бросились спасать её, но к тому времени, как её вытащили из огня, большая часть её тела представляла собой сплошной ожог. Толпа разбежалась, испугавшись солдат, и сильные затаптывали слабых. Солдаты успели поймать несколько людей, и те путано оправдывались, что де привязанные к столбам были магами. — Но это же нелепо! — возмутился Ниалл. — Сжечь мага на костре можно только в том случае, если рядом есть храмовники или другие маги, чтобы подавлять его магию. Бесполезно пытаться связать мага и пытаться его сжечь! Он вырвется на свободу или скорее всего станет одержимым. Но на площади перед церковью явно никто не стал одержимым, и Проспер решил, что все погибшие оказались жертвами помешательства толпы. Он, скривив губы, молча рассматривал отвратительного вида ожоги девушки. — Она выживет? — Да, но её лечение займёт много времени, — сказал Андерс, погрузив девушку в глубокий исцеляющий сон. — И скорее всего она уже никогда не будет прежней. Проспер отправил нескольких солдат к церкви. Они обнаружили, что двери заперты изнутри, а нижние окна заколочены досками. Судя по обгорелым следам, церковь пытались поджечь. После нескольких ударов и заявления Проспера о том, кто он такой, и что, да, в его распоряжении имеется сильный отряд, двери отворились и несколько храмовников выглянули наружу. Проспер потребовал встречи с преподобной матерью. Она ему рассказала, что власти пытались сохранить порядок, но все усилия рухнули, когда в городе началась моровая чума и люди обезумели. В появлении болезни винили беженцев и многих из них убили. Молодая жрица, мать Сидония, презрев приказы старших жриц, покинула церковь и возглавила поход безумной толпы против "врагов истинной веры". Мать Сидония проповедовала, что Мор это неопровержимая кара Создателя за грехи, и чтобы защититься от Мора, верующие должны бороться со злой магией. Эльфы — низшие создания, склонные ко греху, следовательно, они и есть источник заразы. Они природные союзники порождений тьмы, таких же созданий греха. Эльфинажи, провозглашала она, должны быть разрушены. И вместе с эльфинажем должны быть разрушены особняки богачей, нанимающих эльфов в услужение. — Да, — спокойно сказал Проспер, — кажется, я видел эту женщину. Она больше не доставит вам беспокойства. Его заверение преподобная встретила с большим облегчением, потому что ведомая Сидонией толпа забила камнями городского наместника прямо на ступенях дворца, и растерзала храмовников, когда те попытались защитить людей и эльфов, обвиненных в магии. Напали даже на саму церковь, и ничего не оставалось, кроме как запереться внутри и переждать осаду. Теперь, когда в городе появилась законная власть, двери можно наконец-то открыть и отслужить благодарственный молебен. На подъезде к лидскому дворцу Проспер и его охрана увидели тело наместника, висевшее на воротах. Внутри дворца царил хаос — его наводнили грабители, бандиты, шарлатаны, шлюхи и головорезы. Преступники оказали упорное и отчаянное сопротивление, но от них удалось избавиться, и даже найти нескольких выживших, в основном слуг. Маркиз Лидса, его супруга, двое старших детей находились в Вал Руайо, когда тот пал. Проспер был близко знаком с ними. Однако под кроватью кто-то нашёл их младшую дочь, пяти лет от роду. В комнате лежали тела двух её старших сестёр, семи и десяти лет, их воспитательницы и четыре горничных, и эльфиек, и человеческих девушек. Все они были изнасилованы и зарезаны. Девочка от виденного находилась в потрясении и с момента своего обнаружения не произнесла ни слова. Хоть в данный момент крайне нежелательны промедление и распыление войск, но для наведения порядка в городе необходимо разместить сильный гарнизон и поставить над ним надёжного человека, даже если порядок придётся наводить драконовскими методами. Толпы следует немедленно разгонять, грабителей — вешать на месте. Проспер отправил сообщение Бронвин и Логэйну о беспорядках в городе, и что ему придётся задержаться здесь на день или два, чтобы всё исправить. Он добавил к записке, что не знает, как поступить с маленькой леди Флореттой. Вполне вероятно, что теперь она — законная маркиза Лидская, но её явно нельзя оставлять в городе, где не осталось почтенных дам, которым можно поручить заботу о девочке, и где такая напряжённая обстановка. Бронвин в ответном сообщении предложила решение и милосердное и практичное: "Почему бы не поручить её принцессам? Думаю, они будут очень добры с ней." На том и порешили. Девочку под хорошей охраной отправят в Джейдер, где она будет жить с принцессами Империи как их маленькая придворная дама. Они будут холить и лелеять малышку, и быть может, та сумеет оправиться от пережитого ужаса. Нельзя сказать, что Проспер де Монфор вообще не любил детей. Они ему нравились, особенно если были миленькими и благовоспитанными наследницами большого состояния. Будет очень удобно, если в будущем она будет питать к нему расположение. Его сыну Сирилу когда-нибудь может понадобится собственное владение, особенно если Монфор окажется потерян.* * *
Кловис, джейдерский Страж, обратился к Бронвин с просьбой поговорить о деле "касающемся только Стражей", и после разговора с ним она обнаружила, что у неё стало на одну проблему больше. — Командор, вы, конечно, знаете, что сохранение крови убитого Архидемона наша наиважнейшая задача. Без неё не будет новых Стражей для противостояния следующему Мору. Бронвин, которая вообще об этом не думала, была ошарашена. Да, она понимала, что необходимо сохранить кровь, но как это сделать? Или, по крайней мере, как это сделать незаметно? Если Стражи-маги начнут собирать в бочонки кровь Архидемона, то к рассвету вся союзная армия будет убеждена, что они маги крови, причем с полным на то основанием. Как только Архидемон падёт, наверняка все захотят на него поглазеть, а то и ткнуть в него своим мечом. Наверное, придётся придумать какую-нибудь чушь, что он "заразен" или вроде того, чтобы удержать любопытных на расстоянии, пока Стражи занимаются сбором, наложением сохраняющих чар и переправкой бочонков в хранилище. Будто и без этого тревог мало. Она встретилась с магами и предупредила их, затем послала нескольких в Лидс с приказом скупить все чистые бочонки, что есть в городе. — И как Стражам удавалось сохранить это в тайне все эти годы? — удивлялась Тара. — Так и представляю! "Не толпитесь, проходите мимо! Мы просто сцеживаем всю кровь из осквернённого Древнего Бога. Проходите! Тут нет ничего интересного!"* * *
Армия выступила из Лидса, гадая, какие ещё ужасы встретятся им на пути. Эльфы из Джейдера и Халамширала всё враждебнее относились к остальным орлесианцам. Ненависть Логэйна к Орлею тоже усиливалась, а с каждым днём их похода орлесианских войск в армии становилось всё больше. У Бронвин были свои заботы. — А ещё нам придётся иметь дело с тем парнем из Вершиеля, который ненавидит Стражей! Она надеялась как можно скорее напасть на след порождений и провести посвящение своих новобранцев. Многие из них были совсем плохи. Она подозревала, что мальчишка Клери выживет, несмотря на то, что он всё время сидел с угрюмым видом и размышлял о том, как мир жестоко с ним обошёлся. Стражи поддерживали Авелин и постоянно находились рядом с ним, не давая возможности совершить какую-нибудь глупость. Мажоне тоже помогала. Из трех джейдерских Стражей она лучше всех сошлась с ферелденскими Серыми Стражами, и быстро подружилась с Авелин и Лелианой. И, похоже, ей нравился Невин. Эльфы-новички быстро перенимали новые привычки, Адайя наставляла их ни перед кем не унижаться. Бонифаций довольно скоро обнаружил, что другие новобранцы относятся к нему без малейшего трепета, вне зависимости от расы. С другой стороны, никто не высмеивал его за старомодность доспехов. Его семья больше не наседала на него с требованиями исправить все их ошибки, покуда они сидят, сложа руки. И Стражи любезно предоставили ему нового, гораздо лучшего коня. Когда армия двинулась к Вершиелю, в рядах ферелденцев запели новую походную песню. Лелиана засмеялась и немедленно присоединилась. Вот сорок медяков в карман Тому, кто вступит в наш отряд, кто зашагает с нами в ряд сражаться за холмами. Идем за дальние холмы Чтоб выстоять во дни войны, Нам королевы зов велит Шагать за дальние холмы. Мой долг зовёт, и я встаю, Сражаться заново иду, Пусть часть меня осталась там За дальними холмами. Когда столкнусь со злом в бою, То я меча не опущу И буду биться до конца за жизнь за дальними холмами. Идем за дальние холмы, Чтоб выстоять во дни войны, Нам королевы зов велит Шагать за дальние холмы.* * *
Примечания автора: "Je n'ai pas peur de toi, hérétique! Je suis la servante fidèle du Créateur!"= "Я не боюсь тебя, еретичка! Я верная служительница Создателя!" "Ai-je dit que tu pouvais lever?" = "Разве я разрешала тебе встать?" Бронвин крайне зла и обращается к жрице "tu", вместо "vous", что во французском языке является грубостью. Но жрица начала первой. Далее следует разглагольствование о Таллис, Бен-Хазрат и о том, как сильно я ненавижу некоторые аспекты кунарийской культуры. Это читать необязательно. Название "Ben-Hassrath" с кунлата можно перевести как «Сердце многих». Вот что о них говорится на Dragon Age вики: "Целью Бен-Хазрат является защита идеологии Кун и невинных. Рядовые кунари видит в её членах своего рода жрецов и духовных наставников. Для кунари они — лидеры, поддерживающие единство, которое кунари считают проявлением силы." Звучит неплохо, не правда ли? Оооо, они защищают невинных... "Бен-Хазрат — тайная полиция кунари, которая приводит в исполнение законы Кун. Они следят за безопасностью мирного населения, а также занимаются перевоспитанием «непокорных» кунари, не следующих требованиям Кун, и просвещением новообращённых. " И вот правда выходит наружу. Это же Гестапо. И это слово "перевоспитание"... Это жирное указание на то, что мы имеем дело с безжалостным тоталитарным обществом. "Бен-Хазрат действуют и за пределами общества кунари, выполняя секретные операции за границей, охотясь на тал-васготов и других врагов Кун, иногда исполняя роль шпионов". Так они ещё и КГБ! (Или образно говоря, фанатичные политруки) Мы уже знаем, что если вы будете себя плохо вести или не подчинитесь перевоспитанию, кунари выжгут вам мозги камеком. Бен-Хазрат к тому занимается убийствами. "Члены Бен-Хазрат могут быть любого пола, но их обязанности обычно различаются: женщины обычно занимаются перевоспитанием взрослых женщин и детей и надзором за ними, в то время как мужчины отвечают за работу с другими мужчинами. Хотя члены Бен-Хазрат считаются духовенством, мужчина-кунари может присоединиться к ним. Женщина Бен-Хазрат может научиться сражаться, но не так, как солдат — члены Бен-Хазрат не рассматривают оружие как часть себя." Так что несмотря на все рассуждения Стэна о том, что женщины не могут быть воинами, кунари прекрасно относятся к женщинам-убийцам. Эти копания в тонкостях настолько смешны, что только убеждённый кунари может серьёзно к ним относиться. Таллис по факту рассматривает оружие как часть себя. И свою ложь тоже, уверяю вас. "Создаётся впечатление, что Бен-Хазрат предпочитают использовать ненасильственные методы; как говорит Таллис: «Есть другие пути, не все они нужны, чтобы достичь цели». И она говорит об этом именно тем людям, которых собирается убить. Она даёт им выбор между трусливым бегством, за которым, вполне может последовать казнь за предательство, или сражением с ней. Другими словами, это тот самый выбор, который предоставляют кунари: "Делай как я говорю, или я убью тебя". А потом Таллис делает грустное лицо и всё такое, чтобы все поняли, какая она на самом деле хорошая. Да она с самого начала заручилась поддержкой четырёх сильных бойцов. Это явное свидетельство, что она прекрасно знала, что она не завершит свою миссию "ненасильственными" методами. "Большая часть Бен-Хазрат безрогие, поэтому кунари считают отсутствие рогов пугающим. * Кунари предпочитают использовать в чужих землях Бен-Хазрат из обращённых кунари других рас, поскольку те лучше подходят для этой роли". Да, потому что гиганты восьми футов роста сильно бросаются в глаза. Прошу прощения за пустословие. Мне противна вся та мораль, что заложена в "Клейме убийцы" и я считаю Таллис до ужаса картонной Мери Сью. Я ненавижу её больше любого другого персонажа из мира DA, включая Рендона Хоу. Поддержка, которую ей оказывает Хоук не имеет под собой никакого внятного объяснения и просто-напросто идёт вразрез с сюжетом игры. Зачем Хоук(у) скрывать существование шпионской сети кунари? Кунари — враги Киркволла! **Примечание переводчиков** * Арсиноя вольно цитирует сокращённое высказывание Дэвида Гейдера из дискуссии 2011 года о появлении в DAII рогатых кунари и о безрогости Стэна. "Hornless qunari are not rare freaks of nature — simply uncommon. Most of the Ben-Hassrath are hornless, for instance, and thus your average qunari might be forgiven for thinking that a lack of horns is very intimidating || Безрогость кунари не признак уродства, а просто редкая особенность. Например, большая часть из Бен-Хазрат безроги, и среднестатистическому кунари вполне можно простить мысль о том, что отсутствие рогов нечто очень пугающее." Из сокращённого и искажённого высказывания следует ложный вывод, что рядовые кунари боятся Бен-Хазрат, однако в оригинале речь шла только о том, что безрогие кунари встречаются довольно редко, но не уникальны. К тому же в кодексе игры сказано, что "Безрогие кунари считаются среди соплеменников особенными, рожденными для особой цели, поэтому часто получают высокие должности среди Бен-Хазрат или послов".