«...Один шаг.»

Ей богу, коего более не существовало в этом месте – лучше бы композитор ослеп минутой ранее, ну, или же, на худой конец, умер. Ведь даже смерть – пленная, унизительная, – была лучше, чем лицезреть сейчас то, что предстало перед его глазами. "Ничтожно." Это было существо, что ранее держало в страхе всю студию, каждый ее сантиметр, каждое живое создание – все принадлежало ему, каждый вздох и каждый крик ужаса. Все было подвластно неприступному и жестокому демону, что не знал сочувствия и жалости, и что же теперь? Этот кошмар во плоти теперь судорожно и слепо вытягивает шею, пытаясь понять, кто вошел в комнату. Казалось, он даже не понимает, где находится сейчас – возникает вопрос, почему же он выбрал этаж, до которого добираться было в разы дольше, однако Лоуренс одергивает себя – в конце концов, здесь почти не было "остальных", потому и безопасность этого места могла быть причиной такого решения. Почему же решения? Потому что несмотря на животную жестокость и бесконтрольное поведение, нельзя было не признать: Бенди очень умное создание. Он безошибочно научился распознавать человеческую сущность, манипулировать ей в своих интересах, он подчинил себе обитателей студии, что напрямую говорило о его интеллекте. Увы, Джоуи ошибался, когда думал, что создал глупое подобие того творения, что желал. Пусть неказистый вид и отпугнул его, но этому демону не нужна была душа – он обрел свое собственное сознание. Он умел Мыслить. И это пугало больше всего. Разумеется, пугало ранее. Сейчас же Лоуренс щурится и слегка скалит зубы – вид демона отнюдь не вызывает в нем жалости и желания помочь. Как раз наоборот, внутри струн души на басистых нотах играла злость, вновь поднимающая жар во всем теле, заставляющая напрячь ноющие мышцы, очевидно, намереваясь ударить источник своих бед. – Ты сломал мои мечты, – он с придыханием и иронией в голосе наклоняет корпус вниз, – Сломал все, что я сотворил во благо тебе, ты лгал мне, подло лгал, использовал в своих целях, – холодная ладонь нащупывает подошву и стягивает обувь с ноги, – Ты сломал Меня, и после этого ждешь помощи?! Рука с силой целится прямо в сжавшееся чернильное создание, что даже не может уклониться, и – ботинок со стуком и лёгким хлюпаньем ударяется об деревянный пол, чуть откатившись в сторону. Каким бы раздраженным ни был Сэмми Лоуренс, он ненавидел нарочное прикладывание грубой силы. Тем более к тому, кто даже не может защититься. Ну, по крайней мере, это было его объяснение. – Я лучше сдохну в этих поганых чернилах, чем еще хоть раз свяжусь с тобой, бездушная тварь. Дверь захлопывается с обратной стороны, и тяжелые шаги в быстром темпе уносятся прочь от комнаты, оставляя демона вновь наедине с самим собой. Из его растекающейся пасти донеслось слабое рычание – кажется, "бездушную тварь" эти слова все же задели. __________ – Шевелись, ты! Грубым захватом, мужчина тащит его прочь. В глазах все еще слабая черная пелена – как бывает у только родившихся на свет рептилий. Они еще не видят мир целиком, но уже осознают все, что с ними происходит. Казалось бы, его только вытащили из большой и очень шумной штуковины, а не успел и глаз раскрыть – как почти волочат по земле. Это не выглядело правильным. Как и не выглядело правильным то, что этот человек почти до хруста сжимал его тонкую руку, это больно. Однако, поделать ничего нельзя было – не хватает сил. Мужчина в возрасте внушительно заталкивает существо в маленькую комнату, явно являющуюся бывшей кладовой, или чем-то подобным. Внутри сыро, темно и холодно – никаких источников освещения или отопления. Просто четыре стены с железной дверью, запирающейся на огромный засов снаружи. – Не вышло. Я так надеялся, это было бы сенсацией. Мне хотелось сделать чудо, что могло бы порадовать людей и принести мне славу. А вышел… ты. Бесполезная чернильная тварь без единой капли мозга. Сплошное разочарование. Дверь закрылась, а громкий и увесистый щелчок оповестил о том, что теперь создание наедине с сыростью этой комнаты. Он не понимал до конца всех слов, что говорил этот человек, однако его лицо все показывало и без слов. Он был недоволен, он ненавидел его. Твари было страшно, но только первое время. После длительного пребывания в этой тюрьме, страх начал сменяться гневом. Абсолютно бесконтрольным, отчаянным гневом, что разъедал его слабое тело. С каждым днем, он становился все сильнее, все яростнее, скребся по стенам и желал одного – отомстить. Сказать к слову, месть не была свойственна чернильным созданиям. В том виноват лишь один человек. Тот, что сделал больно. ________ Очередная капля чернил упала на пол, просачиваясь внутрь. Демон слабо захрипел, медленно кладя свою неестественно большую голову на собственную ладонь, чуть приоткрыв рот, чтобы было легче дышать. Ноги, уже не такие атрофированные, нежели с последней его формы, он поджал к ребрам, стараясь словно уменьшиться. Эта маленькая комната, это злое выражение лица – вызывало неприятные, рваные ощущения, и Бенди это не нравилось. Он дважды левой рукой надавил на уголок шеи – хотел хоть как-то перекрыть это, однако бросил попытки почти сразу. Вот он, монстр. Оставленный, свергнутый и такой одинокий. Всеми ненавидимый, ничтожный и бесполезный, лежит, и не может даже встать. Рога демона чуть дергаются, будучи каким-то образом чувствительным к вибрациям – дверь в его обитель аккуратно, не так уже быстро и резко приоткрывается. Он успевает увидеть темную стопу с бежевой штаниной поверх: и она же подпинывает ему навстречу тарелку, доверху наполненную, очевидно, беконным супом. Дверь снова закрывается – ни слова, ни ругани на этот раз. Бенди еле-еле, опираясь на передние конечности, пододвигается к посудке и медленно выхлебывает ее содержимое, чуть выплескивая то на пол. Несмотря на то, что порция не была столь большой, демон, закончив с ней, вновь кладет голову на пол и, на этот раз, засыпает. От бессилия, от хоть и небольшой, но сытости. А тарелку в скором времени также тихо зайдет и уберет на место хозяин этажа. • • • Когда Сэмми в спешке покинул своего бывшего идола, ему думалось, что сейчас он разнесет если не всю студию, то свой этаж точно. Невозможно возмутительным было именно то, что из всех, кто находился здесь, демон соизволил явиться именно к нему. Чего он ожидал, радостных криков и радушного приема? Может, еще организовать приветственный оркестр? Предатель-Лорд вернулся, какое счастье! Чайник на плите а все обиды прощены, вознесите ваши молитвы во славу Чернильного Творца! Это то, чего он желал? Нет. Конечно, черт возьми, нет, существо, что сейчас при смерти приползло к нему на этаж, не могло думать о подобном – эгоистичные мысли это удел людей, что падки на утешение собственного эго. А Бенди не человек и никогда им не станет, и, наверное, это единственное утешение, что можно было найти в его облике. Разумеется, Сэмми злился. Не злиться в его ситуации не мог только самый святой и добрейший человек на земле, да и у того зубы заскрипели бы; хотя, стоит признаться, терпение у музыканта имело выдержку гораздо бо́льшую, нежели у большинства сотрудников. Но даже так, сейчас он сидел у стены, обхватив ноющую голову руками и сжав до невозможности – так, что, кажется, сейчас та прогнется под его пальцами. Он был зол на Лорда, что предал его, на себя, за излишнее послабление, на Джоуи, за создание всей этой чертовщины – и, в конце концов, на всю эту студию. Наверное, где-то в этот момент он начал понемногу понимать, чем же похожи все те, кто обречён теперь навечно остаться в здании, где потеряна надежда. Но сейчас он не хочет об этом думать. Лоуренс не был злым человеком при жизни, не стал таким и после своей псевдо-смерти. Это объясняло его осторожные, и, можно сказать, слегка пошатные шаги – он не был уверен до конца, что поступает правильно, больше было похоже на поступок последнего идиота. На скрип приоткрывающейся двери он слышит глухое рычание, скорее звучащее как жалобный и страдальный стон; выставляет руки едва вперед, показывая, что безоружен. – Не думай, что я пришел потому, что предан тебе до сих пор, – осторожно начинает он, с глубоким вздохом затыкая рвущиеся наружу невысказанные претензии: не тряпка все же. Композитор присаживается на корточки возле лежащего создания, медленно кладя ладонь на его выступающую кость плеча – рычание, вновь. Но уже чуть тише, терпеливее, и он это каким-то образом улавливает: когда Сэмми вообще научился распознавать интонацию демона? Черт бы его знал, да и сейчас ему не до того – мысли заняты тем, насколько охладелое тело у Бенди. Вязкие чернила обволакивают его пальцы, накрывая прохладной пленкой, на что Лоуренс хмурится настороженно и опускает ладонь целиком, чуть потрясывая чужое плечо. Странно, он никогда прежде не касался тела демона, но ощущение, словно бы это прикосновение как родное. – Вставай, я не буду сидеть здесь вечность. Я помогу.