antitoxin

Чтобы стать всесильным, недостаточно одной неуязвимости; сила в мыслях не означает реальность.

На следующий день Юнги вновь, как и во все остальные, засиживается в своём кабинете допоздна. Иногда он спускается в отдел бухгалтерии, чтобы напомнить нерадивым сотрудникам о забытых богом прошлогодних отчётах, которые он желает увидеть, и для того, чтобы поругаться с кем-то по поводу не вовремя отправленных грузовиков по всей Корее. Радовало хотя бы то, что на сегодня у Мина не было запланировано никаких деловых встреч. Кроме одной, которая пугает гораздо хуже остальных, наносит пудру ужаса и сковывает лёгкие до скрежета горящей коры дерева. Юнги боится Чонгука, и это было понятно с первых секунд. Необоснованно, с топотом сходящего с ума разума, но вполне реально. У этого альфы даже взгляд страшный, отчуждённый и пробирающий до внутренностей. Сканирующий моментально, что хочется собственный язык в горло запихнуть и задохнуться, лишь бы не наблюдать больше за этим; вроде бы Чон и не здесь, а где-то душой, если она существует, в Нижнем мире, но от этого отсутствующего и незаинтересованного движения глаз как минимум начнёшь выть — Юнги это гарантирует. И это не поддаётся объяснению. Омега отрицательно взмахивает головой, убирая Чона из своей и без того забитой головы и одновременно с тем поправляя чёлку, после чего продолжает аккуратно перебирать массивные папки на кольцах. Он укоризненно вспоминает этих офисных планктонов, засевших несколько этажей ниже, чьи ограниченные разумы не могут справиться даже с привычной для обычных людей работой, вполне законной и адекватной, из-за чего ему приходится более усердно контролировать каждое продвижение и шаг компании. Это утомляет хотя бы потому, что помимо подобного контроля на его узких плечах возлагается и нелегальная, более скрытная часть бизнеса, поглотившая Юнги полностью. У личности Мина совершенно нет будущего, за наркотиками и вечно снящимися таможнями не лежит совсем ничего, и эти оба два факта ровным счётом его никак давно не волнуют. У него нет жизни за пределами офиса, да и не будет уж точно, и омега уже полностью смирился. Тем не менее, хоть работа и является основным смыслом его жизни, за сегодня Юнги определённо уже устал. Апатия добивает хлеще вредных привычек. Наконец отрывая взгляд отёкших и покрасневших глаз от документации, Мин устало закидывает голову на спинку кресла и шумно вдыхает воздух, пропуская его сквозь себя. Ему сейчас совсем нельзя волноваться. Но в этом кабинете абсолютно точно и уже фактически неповторимо пахнет Хосоком; запах не выветривается даже спустя полгода, ведь впитался в стены, и это буквально вселяет в Мина такую ненужную трепетность с беспокойством и глупую, детскую веру в то, что его альфа был здесь буквально недавно. Живым. Это действительно воодушевляет, но также вселяет куда-то внутрь тревогу, расползающуюся по венам хлеще лавы, чего сейчас совершенно точно нельзя допускать. Живой Хосок — предел бесполезных мечтаний. Юнги больше не человек, чтобы мечтать. Абрикосы зацветут совсем не скоро, и пчёлы уже завершают собирать свой цветочный мёд. Всё сходится к логическому концу, но верить в это до отчаянного крика не хочется — Юнги поддаётся желаниям. Эти два запаха больше не наложатся друг на друга так, как это происходило с Хосоком. Думать об этом в прошедшем времени так же болезненно. — А сегодня ты проебёшься, кстати, — зашедший в кабинет Лиам выглядит относительно радостно по сравнению с предыдущими днями, — ух, как классно терять наработанное месяцами. Ты ещё не познал этот вкус. — Ты снова пришёл меня расстроить? — Юнги хрипит осипшим голосом, наливая парадоксально холодной воды с графина, после чего залпом осушает стакан, — Я прекрасно всё помню и без тебя. Лучше бы ты и дальше пропадал в центральной бакалее. — Я и не против, там красивый омежка с теми несчастными тремя пакетами круп возится. Всё ещё уверяет меня, что не знает и знать не хочет, чем мы там занимаемся, — Ким закатывает глаза, плюхаясь на диванчик для гостей. — Альфа, — Мин фыркает, чувствуя себя более расслабленно в его присутствии. Как не крути, а влияние хоть какого-то друга ощущалось ярко, успокаивающе так, ненавязчиво свежо и более непринуждённо, чем без него. Несмотря на то, что у них с Лиамом в их сотрудничестве гораздо больше недоразумений и ссор, чем хотелось бы, рядом с ним Юнги всё равно ощущает себя в безопасности. Альфа для него действительно является учителем, наставником и, каким бы ужасным он не был, другом. — Странно будет, если ты не согласишься на его предложения. А они, поверь, будут не самыми благоприятными, — Ким подпирает голову рукой, рассматривая взволнованного омегу. — Странно — это было слышать о летающих пулях. Но если всё будет максимально дерьмово — я откажусь, — потирает виски и едва ли открывает глаза, чтобы посмотреть в ответ. Солнце за окном выжигало по ощущениям на его спине пентаграмму, высушивало мозги и в целом забирало жизнь. Кондиционер не спасал, а август не становился более благосклонным. Жара не облегчала его состояние, лишь подливала бензина в огонь — с каждым днём Юнги становится всё более раздражительным, словно опущенным в воду без повторной возможности наполнения лёгких и снятый с креста с оставшимися гвоздями в запястьях. Уставший до невозможного. — Ты ночью опять не спал? — Лиам с укором устремляет взгляд на его тёмные круги под глазами и растрёпанные волосы, — Выглядишь хуже обычного. — Я не помню, когда последний раз засыпал вообще, — смеётся, — сдохну скоро, но меня это вроде бы устраивает. — Фу, токсичность, — альфа тоже смеётся, но гораздо грустнее, — пока ждёшь людей Чона, постарайся хотя бы не уснуть. И не умереть в идеале тоже. — Ладно, я признаю: он ужасен. Я не видел никого страшнее этого человека. А если это действительно он заказал убийство? — Юнги резко срывается и выпаливает это, содрогаясь, — А если он и меня убить захочет?.. Может, останешься со мной, когда они придут? Он может всё подстроить и пристрелить меня сейчас. — Не-е-ет, — Ким значительно мрачнеет, — я не останусь с тобой. У следователя как раз появилась новая важная информация, я прямо сейчас съезжу к нему. И никто не убьёт тебя, здесь всё кишит твоей личной охраной. Наше дорогое и красивое украшение на верхушке правительства, — альфа подразумевает под низким «украшение» самого Мина, ладонью касаясь его плеча и обидно для него усмехаясь. Он до сих пор не воспринимает омегу всерьёз. У Мина не остаётся другого варианта, как проглотить оскорбление. — Ты тоже ужасен, — Юнги фырчит, — оставляешь меня одного с моими проблемами. — Сам их создал — сам с ними и разбирайся. Я твой язык разговаривать и тем более что-то предлагать Чонгуку не тянул, — он опускает взгляд, — думаю, для тебя это будет хорошей практикой, если ты, конечно, останешься в живых после взаимодействия с этим чудовищем. — Да что он блять такого сделал?! И ты сам говорил, что у меня есть охрана. Он просто когда-то просил у вас один из наших портов! Разве это повод называть его так? — Юнги не может сдерживать свои перепады настроения, основанные на вечном недосыпе и регулярной нервотрёпке. Он также совершенно точно не может определиться с тем, что он думает по поводу Чон Чонгука: с одной стороны, этот альфа пугает его до невозможного, вызывает необоснованную ненависть и отвращение, а с другой — он не сделал ему ровно ничего, чтобы Мин ощущал всё это. — И этот человек мне только что говорил, что Чон таки ужасен, — Лиам смеётся, поправляя тугой галстук, — он гораздо хуже, чем ты можешь себе представить. Юнги задумчиво рассматривает лицо альфы, и он уже точно не в силах ему ответить. Всё слишком неоднозначно и запутанно — Мин не разберётся никогда в жизни. К тому же, рассказы Лиама, услышанные немного ранее, совсем не помогли ему, а только усугубили ситуацию. — Господин Мин, у Вас через пять минут встреча с представителем компании Чон. Впускать господина Пака? — они оба слышат из спикерфона, а омега лишь испуганно дёргается. Он с глупой и детской надеждой заглядывает в глаза Лиаму, и в его взгляде читается острая и немая просьба остаться. «На правах правой руки» — скомкано и до неприличия часто повторяет Юнги. А альфа, в свою очередь, отрицает. — Даже не думай про меня. И не смей опять оплошаться, — Юнги читает это по губам резко вставшего Лиама, который, очевидно, тоже нехило переживает. Он так же быстро, как и пришёл, подходит к выходу и оборачивается совсем ненадолго, буквально на несколько секунд; Мин видит что-то ободряющее в его взгляде. Омегу вновь оставляют с кошмаром наяву один на один. После ухода Лиама из кабинета он остаётся в одиночестве не слишком много времени. За эти несколько секунд Юнги успевает только ответить сухое «да, конечно» своему секретарю и молиться о том, чтобы этот самый «господин Пак» оказался приятнее своего работодателя, потому что выдержать ещё одного такого человека — поистине невозможно. Он предполагает, что только какой-то мужественный альфа с грубым голосом и сильным напором мог представлять интересы Чонгука. Юнги, безусловно, не зациклен на сексизме, но это предположение вселяло ужас и страх. Накручивание себя проходит успешно. И, Мин клянётся, он совершенно не ожидал, что в его кабинет зайдёт никто иной, как Чимин, мелко подрагивая. Юнги только и делает, что вопросительно поднимает бровь, наблюдая за непривычно тихим омегой. — Какого чёрта, Чимин? Кто тебя сюда пустил вообще? — ещё сильнее хмурит брови, но заметно расслабляется в кресле, ведь встреча с тем самым «господином Паком», который должен был сюда зайти вместо малыша Чими, как Юнги думал до этого, похоже, откладывается. — Только не бей меня. Ты сюда и пустил, — пищит в ответ омега, присаживаясь в прохладное кожаное кресло напротив рабочего стола Мина. Чимин узнает в этом кабинете ненавязчивый, но уже значительно исчезающий (Юнги готов поспорить!) запах Хосока, едва ли принюхиваясь, и с некой горечью рассматривает уставшего Мина. Ему неловко об этом даже думать, но последний раз, наверное, он выглядел настолько ужасно утром после очередной университетской пьянки, двух выкуренных пачек сигарет и «о боже, хоть бы та херня не оказалась наркотой». Пак расстраивается, перебирая пухлыми ножками, чтобы поудобнее взобраться на кресло под недовольный взгляд Мина. — Ребёнок, господи, у меня сейчас завал. Ещё и с твоим альфой разбираться сейчас, — Юнги наклоняется к нижнему раздвижному ящичку, выуживая оттуда тонкий графин с чем-то янтарным, — ты не мог найти себе кого-то получше, а не моего какого-то там врага? Господин Пак, блять. Додумались же так тебя назвать… — до Мина резко доходит, что Чимин и есть тот человек, отправленный сюда Чоном. Он сверкает раздражёнными и суженными до невозможного глазами в сторону дверей, мысленно проклиная невиновного секретаря, который не смог предупредить его об этом по-нормальному. — Откуда я знал, что всё произойдёт именно так, — подразумевает неожиданное пристрастие Юнги к работе и их соперничество с Чоном, — мы нашли друг друга немного раньше, чем ты решил управлять этой компанией вместо кого-то другого. К тому же, я здесь именно из-за своего альфы, — Пак уточняет это ещё раз, глупо улыбаясь и рассматривая кабинет взволнованными глазами, — а у тебя здесь миленько. Чимин постепенно смелеет, развязывая, но, не спуская до конца тугой узел на своем шарфике, прикрывающем шею практически полностью. В белой футболке и клетчатой чёрной рубашке сверху ему определённо жарко, но он всё равно целомудренно натягивает рукава до самых пальцев. Юнги, наливая себе полный стакан виски и забывая про свою воду и неумолимую жару, снова напрягается. — Я ничего не менял здесь и не добавлял от себя. Всё так и осталось, как и было, — Мин наливает себе ещё раз. — Ты снова стал пить? Мне казалось, что с этим давно завязано, — Пак улыбается, но его глаза грустные-грустные, когда он следит за руками своего друга, — и это очень неожиданно. — А тебя всё так же неустанно ебут, и ты всё так же пытаешься это скрыть. И это не неожиданно, — Мин агрессивно кивает в сторону младшего омеги, бережно прячущего бесконечное количество засосов, от которых Юнги тошнит, — и по поводу алкоголя: мне больше никто не запрещает пить. Сам себе принадлежу, так сказать, — Юнги договаривает довольно, но печаль всё же проскальзывает в ровном и умеренном тоне. Алкоголь — главный спутник разрушенной планеты, а сигаретный дым — постепенно распускающееся кольцо пыли вокруг неё же. Это неизменно, зато свободно. Но Юнги, сколько бы ни отрицал и не скрывал этого, никогда не принадлежал себе. И сейчас — тоже. Сейчас он принадлежит работе, липким и холодным вечерам на лоджии или в каком-нибудь дешёвом баре, блестящим каплям алкоголя на своих губах, и тоске, съедающей жизненно необходимые органы изнутри. Это совсем не воодушевляет. — Но я всё-таки не представляю, как я должен с тобой обсуждать рабочие моменты, Чими. Это абсурд, — Мин продолжает в более дружеском тоне, резко выдыхая. — Пиздец ты воняешь этим мудилой. Меня аж передёргивает. — Этот мудила меня сюда и послал на «переговоры», которые ты только что назвал абсурдом, — Чимин тоже кривится, изображая в воздухе кавычки, — решил, что если мы друзья, то нам проще будет договориться. — А свою люксовую задницу сюда принести лично для него остаётся невозможным? Я вообще не думал о том, что это ты тут разбираться пришёл, ждал какого-то альфу, в крайнем случае. — Жизнь преподносит нам странные сюрпризы, — омега пожимает плечами, — мне просто дали пачку документов и сказали тебя уговорить, и я не намерен тебе врать. — А ещё оттрахали сверху, ну так, для приличия, — Юнги фыркает, глядя в обиженные щенячьи глаза Чимина. Пак весь съеживается, услышав последнюю фразу. До старшего сразу доходит: сегодня Чимин-и не намерен строить из себя высокомерную и глупую суку, а ещё он действительно со всей своей существующей серьёзностью относится к этим переговорам, хоть и не понимает в них фактически ничего. Юнги, к слову, раньше тоже не понимал в них ни слова. Но Чимин ведь такой ещё ребёнок. — Ну ладно, чё ты дуешься сразу, иди сюда, — Мин резко продолжает свой монолог после небольшой паузы, и, даже не вставая с кресла, отталкивает его назад и в пригласительном жесте разводит руки в стороны, улыбается мягко и отчасти даже ласково. Выдавливает из себя эту улыбку буквально, тянет щипцами раскалёнными, но не может расстраивать лучшего и фактически единственного друга. Он будет стараться. Юнги заботливый, и он действительно тот человек, что в любой ситуации придёт к кому-то ради поддержки. От своей плоти кусок неравномерный и окровавленный оторвёт, но выжмет из себя такие необходимые слова, а если и потребуется, то не только их. Чимин это знает прекрасно, хоть и глубоко где-то, на подсознательном уровне; увидев многообещающий жест Мина, он подрывается сразу с кресла и хочет подбежать к нему, но скручивается в безобразный комок из ткани и небесных пушистых волос благодаря прострельнувшей насквозь всё тело боли. После «общения» с Чонгуком для него всегда затрудняется движение, синеет и алеет одновременно кожа, замедляется время и удваивается вечность, что, по словам альфы, живёт исключительно в его желании. Будь Чимин менее наивным, его бы уже стошнило от этих баснословных фраз. — И кто из нас заёбанный, м-м-м? — тянет Юнги осипшим от простуды и коньяка голосом, улыбаясь жалостливо и наблюдая за тем, как Пак, превозмогая боль, всё же падает в его объятья с большим трудом. — Ты, а я — залюбленный, — пищит, прижимаясь ещё ближе, — но нам всё-таки нужно решать те непонятные вопросы. Я ничего совсем, если честно, не понимаю. — И как он только мог послать тебя сюда? — Мин мягко отстраняет омегу от себя и аккуратно усаживает обратно в кресло, — это абсолютно не профессионально. Показывай, что тебе с собой дали. Чимин молча протягивает ему приблизительно двадцать листов бумаги с мелко напечатанным текстом на них. Внизу каждой зияют тонкие полосы — место для его подписей. — Он хочет один из твоих портов, насколько я понял, — Чимин нелепо улыбается, — обещает вам полную безопасность с его стороны и помощь в случае нападения других. Что-то мирного договора, наверное. — А сказать мне об этом лично было так трудно, а приехать сюда — ещё сложнее? — омега закатывает глаза. — Какой именно из наших портов он хочет? Пак не удосуживает его никаким ответом, только неловко пожимает плечами и вытирает тыльной стороной ладони пот с лица. Он чувствует себя так ужасно из-за того, что ввязывается в совсем непонятные для него махинации с наркотиками, обязывает своего друга делать что либо буквально из-за собственных отношений, не имеющих будущего. Если честно — это отвратительно. И, самое худшее, Чимин это прекрасно понимает. Юнги замечает его не совсем стабильное состояние по слегка алым щекам и мелкой дрожи, несмотря на невыносимую жару; он, не отрывая взгляда от бесчисленных договоров, небрежно обращается к Паку: — Да сними ты хотя бы этот блядский шарф, меня не испугают твои синяки, — выходит совсем уж устало и даже раздражённо. Юнги не привык наблюдать, а ощущать на себе тем более, насилие, ни физическое, ни моральное; однако, привыкать придётся, и это уже неизбежно. Чимин лишь молча повинуется, как заворожённый, развязывает так сильно надоевшую ткань и выдыхает облегчённо. Теперь ему остаётся молиться лишь о том, чтобы происходящее здесь побыстрее закончилось, и он смог отправиться к себе домой. Не к Чонгуку, конечно, ведь тот никогда и никого не пускает к себе домой. «Дом — это понятие, созданное для одного единственного человека» — то, что услышал омега при просьбе отвезти его туда после очередной бессонной ночи в каком-то из ночных клубов, принадлежащих тоже Чону, и, кажется, конкретно в этом они и познакомились; после такого он даже не заикается про дом альфы. Пак прекрасно осведомлён о своём статусе прекрасной и безмятежной игрушки, и даже от сравнения с тропической яркой бабочкой, живущей чрезмерно мало в домашних условиях, больше его совсем не тошнит. Его жизнь складывается так, как комфортно ему, и это точно не может остановиться сейчас; неприятен лишь факт того, что из-за, по правде, пустых причин, Юнги якобы вынужден идти на уступки. — Он реально хочет под свой контроль этот канал? — старший омега резко высовывает голову из-за бумаг и устремляет удивлённый взгляд на Пака. Его альфа требует слишком недопустимые вещи. — Это… Это неожиданно. Но у Чонгука же есть уже один на Корейском заливе, который Хосок переписал на него в две тысячи двенадцатом году. Что ещё не так? — Ему нужно море, насколько я понимаю, — Чимин грустнеет на глазах, — я здесь только для того, чтобы ты побыстрее согласился. — Я не собираюсь соглашаться на такое. Это один из наших главных источников дохода. — Мин резко откладывает документы в сторону с громким хлопком, — Это просто смешно. Теперь-то я понимаю, почему на меня так злился Лиам и почему они все отказывали Чону. — Я оставлю это тебе? — Чимин встаёт с кресла, указывая взглядом на бумаги, — Я честно в этом ничего не понимаю, но ты должен пообещать мне, что хотя бы подумаешь. — Чими, он играет грязно, используя тебя, — Юнги с презрением фыркает, — он давит на больное и вмешивает сюда дружбу, которой в таких вещах не должно быть. — А кто меня не использует, исключая тебя разве что? Юнги не находит, что ответить на это, и лишь молча наблюдает за тем, как Пак смеётся как-то зло и раздражённо. Лимит «булочки с корицей» на сегодня в его поведении, похоже, исчерпан. Пак всегда равно или поздно возвращается к своему привычному образу суки; Мин нисколько не удивлён этим резким изменениям. — Моё дело тебе рассказать об этом. Знаешь ли, меня эти вещи не волнуют никаким образом вообще. Не ожидай от меня разумных действий в делах с наркотиками. Контакты Чонгука у тебя, думаю, есть. Разбирайтесь сами. Я устал, правда. А ещё моя задница, кажется, сломалась, — он со звонким шлепком опускает ладонь на проблемное место, но, не рассчитав силы, лишь шипит от боли. Мин же только смеётся, наблюдая за развернувшейся прямо перед его глазами картиной, и от этой напускной агрессии — тоже. — Спасибо, — младший слышит этот ответ от Юнги лишь когда громко хлопает дверью его кабинета, пугая сидящего снаружи секретаря, но заставляет старшего омегу улыбаться ещё шире. Расстраивается он так же неожиданно, как и умиляется. Мин с грустью смотрит на оставленный в кресле шарфик Пака, с некой горечью и брезгливостью перекладывает его на свободную полку в книжном шкафу. Юнги сейчас, если честно, в полной растерянности. Чонгук действительно умеет выбивать землю из-под ног не только словами, а и действиями: Мин совершенно не ожидал увидеть здесь Чимина. Этот поступок, по правде, раздражает. А руки самостоятельно тянутся к коньяку.

* * *

— Я смотрю, тебя вообще уже одного нельзя оставить, — Лиам насмешливо толкает Юнги в плечо, когда плюхается на диван, — у меня ужасные новости, а ты уже в хлам. — Не преувеличивай, — Мин выпрямляется в своем кресле и разминает шею с громким хрустом. После ухода Чимина и того неприятного разговора прошло уже около двух часов, но он всё равно чувствует в воздухе напряжение; алкоголь не помог избавиться от этого. — Я не думаю, что ты сейчас сильно будешь рад, Юнги. — Лиам скрипит, когда достаёт из внутреннего кармана пиджака небольшой помятый конверт и флешку. — Полюбуйся, блять. Хвала богам, что у тебя ещё хватило мозгов сразу не подписывать договор с Чоном, — закатывает глаза, сдвигая в сторону те самые документы, принесённые Чимином. Юнги ничего не отвечает и молча разрывает верхнюю часть конверта трясущимися руками, время от времени жмуря замыленные высоким градусом спиртного в крови глаза. В конверте оказывается два сложенных в нескольких раз плотных листа бумаги с какими-то анализами и заключениями следователя и лаборантов частной клиники. Мин, если честно, ничего не понимает. — Что ещё за тесты ДНК? — недоумевает искренне, когда вставляет флешку в отсек ноутбука и теребит пальцами по столу в ожидании. — Сейчас увидишь, — Лиам скалится опасно, и что-то в его взгляде блестит очевидной и неприкрытой яростью, — я так и знал, что это он. — Что и кто он? — Открывай файл с видео. Он единственный на флешке, — Ким подходит к рабочему столу омеги и наклоняется к экрану. — Я просмотрел это уже сотню раз, но каждый как впервые. Видео чёрно-белое и в низком качестве, но Юнги всё равно умудряется заметить на экране Хосока, и из-за этого его сердце пропускает очередной за эти четыре месяца удар, но снова быстро восстанавливается, хоть и чрезмерно трудно. Ему всё так же больно смотреть на своего мужа, как и раньше — время не лечит. Чон на переменяющейся с каждой секундой картинке стоит возле своей последней купленной машины в каком-то автосалоне и разговаривает с персоналом: это понятно по вычурной форме альфы, стоящего напротив Хосока. После этого видео обрывается, и на экране появляется целая команда работников, копощащихся внутри автомобиля. Юнги, к слову, всё ещё ничего не понимает и не осознает. — Ну и что это блять? — Записи с автосалона, в который заезжал Хосок тогда, — Лиам выдыхает долго и с трудом, прежде чем выговорить это, — все камеры были разбиты, а эта всего лишь повреждена. Эти люди подрезают ему тормоза, вместо того, чтобы провести технический осмотр автомобиля. Приводят их в неисправность, чтобы до тебя дошло, — закатывает глаза. — Разве это не было и так понятно? — Юнги разворачивается к нему лицом и всматривается в угловатые черты лица, пытаясь найти в них ответ, но натыкается только на раздражение и какую-то обиду. — Передняя часть салона сильно выгорела, но в задней мы нашли несколько отпечатков пальцев и даже волос. Они совпадают с данными нескольких подозреваемых. — И-и-и? — Эти люди работают на Чонгука, Юнги. У нас больше не осталось никаких сомнений. Стакан с недопитым коньяком летит вниз прямиком из руки Мина, а по его пальцам медленно стекает багровая кровь сразу после того, как он осознает только что услышанную фразу. Глаза омеги, кажется, тоже окрасились в красный.