Его благословил сам Дьявол, и он не отказал ему.
Юнги в очередной раз жалеет о том, что проснулся и пришёл в себя. Каждый раз, когда он «возвращается» из сна, или будь то обморок, как вчера вечером в кабинете Соён, на него в один миг наваливается весь тот повседневный ворох негативных эмоций, который отсутствует вовсе, когда он вне сознания. Мин снова мечтает о безэмоциональности, которой ему, похоже, совсем не видать, и простынь под ним беспрекословно подтверждает это, почти кричаще шуршит от малейшего движения, а синтетический плед, под которым он уснул, не греет вовсе. В кровати королевского размера каждое утро просыпается одинокий король, и его ложе оправдывает своё название только таким образом, но совсем не тем, что подразумевается. Юнги на ней сонно потягивается и зевает, с самого пробуждения чувствует выедающую внутренности усталость, и от её большого количества в крови чернеют вены и глаза, парадоксально белеет кожа и сгорают лёгкие. Но Мин уверен: эмоциональное перенапряжение и хроническая усталость неизлечимы, поэтому и ничего не предпринимает. Юнги бы к врачу отправить, и отправить срочно, да только на собственных двоих парень туда точно не потащится, уж явно отсутствует желание и мотивация, а заставить его это сделать кому-то постороннему — на грани фантастики и безумия. Он катится в бездну, колючую и липкую от крови воронку невозврата, и даже Анубис не в силах никаким образом повлиять на это. Плыть по течению, оказывается, гораздо болезненнее, чем это может звучать, ведь подводные камни слишком коварны, и парень думает об этом в очередной раз, когда уже этим утром споласкивает до банального скучную красную кружку из-под капсулированного кофе на своей просторной кухне, где когда-то пахло японскими панкейками и ванильной эссенцией — раньше омега увлекался выпечкой. На работу ехать, как обычно не хочется, и сверлить неживым взглядом потолок, лёжа на кровати, чтобы провести так ближайшие сутки оказывается в глазах Мина более успешной перспективой, нежели опускаться на прохладные сиденья очередной машины из подземной парковки Хосока, что приходится ему делать конкретно сейчас после того, как он, наконец, натягивает на себя очередную блузку и строгие брюки, полюбившиеся за последнее время. Дом, хоть и неродной совсем, остаётся позади. Солнце обжигающим ядром только начинает приближаться к зениту, а Юнги уже устало вытирает капли пота со лба и мысленно клянётся заехать как-нибудь позже к своему стилисту, чтобы хоть немного убрать длину волос и облегчить эти страдания; шофёр, что уже сделал в своих силах всё — включил кондиционер на максимальную мощность, изредка поглядывает в сторону омеги, расположившегося на соседнем сиденье, чем уж совсем сильно раздражает Мина. Кажется, этого водителя секретарь Юнги принял на работу совсем недавно, и он ещё не привык таскаться по делам с таким важным человеком, то и дело мелькающим на национальных каналах телевидения как владелец пятизвёздочных отелей у побережья и небольшой сети гипермаркетов. Настолько не привык, что пялится на парня слишком открыто и отвлекается от дороги, из-за чего Мину через какой-то промежуток времени приходится прошипеть что-то сквозь зубы в его сторону, чтобы угомонить. Настроение, которого у Юнги и так не было, портится ещё сильнее. Мин теперь понимает тех, кто всех увольняет из-за мелких ошибок, понимает лучше остальных — этого водителя хочется не то, что уволить, а, как минимум, четвертовать, хоть он и не сделал ничего особенного. Офис встречает парня привычным прохладным воздухом и тишиной, граничащей с едким равнодушием. Персонал своего руководителя, наверное, уважает, как и все остальные коллеги и партнёры, но в воздухе даже спустя четыре месяца витает некая насмешка, отсутствие веры в его способности и банальное отвращение. Все эти люди шли работать к Хосоку, что не преодолевал карьерную лестницу, а буквально взлетал, показывая свою перспективность, а после всех последних событий эти же работники были вынуждены резко понести утрату в виде отличного начальника и сразу же обрести нового. Непонятного, даже сомнительного супруга, что ни разу не засветился за всё это время в корпорации и оставался неизвестным лицом. К тому же, он совсем не был таким же успешным и опытным, и если Чон даже не касался пятками ступенек, поднимаясь ввысь, то Юнги провалился к самому Аду уже на третьей, и до сих пор продолжается барахтаться в кипящей смоле. А касательно бизнеса, то такое всегда заканчивается кризисом, потерями рабочей силы в крупных масштабах и обыденным в голове Юнги «это я во всём виноват», повторяющимся по сотне раз в день. Поэтому с этим огромным зданием точно так же связаны не лучшие воспоминания, а чувствовать свою силу и власть без должного подчинения с каждым разом становится всё труднее. Омега не был рождён лидером, ему пришлось им стать, сломав где-то внутри своё природно-запрограммированное подчинение — он больше не тот человек, что был готов делать что-то для кого-то или ради чего-то. Юнги возненавидел, а после полюбил свободу. И деньги, ведь их больше не требуется выпрашивать или требовать. Но воздух здесь, приправленный всё той же насмешкой, совсем не облегчает ему дыхание. — Ну, привет, — он вздыхает, обращаясь к своему кабинету, когда минует около десятка этажей при помощи лифта, встречая при этом нескольких сотрудников, что здороваются всегда с опущенным взглядом и тихим обращением к нему. Юнги даже в этом видит какую-то угрозу, но всегда давит свои подозрения в фальшивой улыбке и ответном приветствии. Усаживаясь в огромное по меркам малюсенького омеги кресло и стирая со стола несуществующую пыль, Мин резко жмурится, когда поднимает взгляд к чёрному экрану и сжимает руки в кулаки, впивается ногтями в кожу до жирных красных полумесяцев и выдыхает — он всё ещё не отошёл от вчерашнего шока, заставшего его прямо на этом самом месте. Сегодня именно по этой причине для него предстоит много работы, не слишком сложной, но скорее с агрессивной непереносимостью морально невозможной, и в такие моменты Юнги жалеет о том, что не родился каким-то альфой с жёстким характером и таким же, безусловно, запахом, чтобы ауру помощнее, а сил побольше, ведь так было бы гораздо проще пережить всё, что сжирает его слабую, безвольную душу и тело сейчас. Но он по вине Судьбы, насмехающейся над маленьким мальчиком, всего лишь в своих глазах беспомощный и фактически немощный омега с цитрусовым океаном вокруг себя и некогда стальным, разваливающимся и уже еле дышащем стержнем внутри. Стержень этот внешне подлатало время, но внутри всё так же осталась ржавчина, и Юнги почему-то обещает себе: сам себя распотрошит и эти грязно-оранжевые следы слабости сведёт к нулю, но вернётся к своему прежнему состоянию, ведь чувствовать себя тюфяком, как сейчас, и трястись из-за какого-то человека, убиваться из-за того, что невозможно вернуть — отвратительно. Он слишком долго страдал, чтобы это продолжалось ещё хоть одну секунду. Когда Лиам, зайдя в кабинет совершенно без стука, оказывается совсем рядом — на соседнем диване, выдыхая на парня чистым ментолом — только тогда он возвращается, открывает глаза и разжимает кулаки, чувствуя себя немного лучше после обыденного самокопания. — Доброе утро. Вижу, ты уже на своём законном месте, — Лиам сонно улыбается, почёсывая отросшую щетину, — выглядишь сегодня получше. После вчерашнего я ожидал худшего, — смеётся. — Я могу считать это комплиментом? — Мин выдавливает с трудом из себя подобие улыбки, соскребает со стенок души остатки радости и забирает из рук альфы предложенный стаканчик кофе. Их утро начинается как обычно. — Ну, учитывая то, что я к тебе прихожу только с плохими новостями, скоро твой внешний вид слегка пошатнётся, — он резко становится серьёзнее, отпивая свой американо, — Всё как обычно: мы опять в дерьме. — Я даже спрашивать боюсь, — Юнги откидывается на спинку кресла, сжимая руки в замочек. — Совершено очередное нападение на фуру с грузом из Японии недалеко от аэропорта. Соён после предыдущего раза усилила охрану, но эти люди пошли дальше во всех смыслах. Нападать на той части трассы, где контроль Ли заканчивается, — чертовски банально и даже низко, — Ким вздыхает, — вот такие у нас опять дела. Тебе первому хотели такое доложить, но ты, кажется, ещё спал — я хотел, чтобы ты хоть раз нормально выспался. — Какой ущерб? — В этот раз, к счастью, без смертей. Но после этого несколько рабочих машин нуждаются в серьёзном ремонте, и к тому же, часть товара из фуры была потеряна. В общем, очередная перестрелка со всеми вытекающими. Хорошо, что хотя бы наши люди обучены действиям в подобных ситуациях, и не зря Хосок привык брать на работу бывших военных, — Лиам хмурится, когда завершает, но вспоминает ещё что-то: — К слову, сегодня всё обошлось без журналистов. — Если фура ещё не доехала, отошлите туда людей по максимуму. Пускай проследят, чтобы прибыла к складу без лишних происшествий и ненужной нам сейчас слежки, — Мин шипит, минуя свой страх и недовольство, нажимая где-то внутри кнопочку «суровый руководитель», после того, как обжигается горячим кофе, — у нас едва ли не каждый день происходит какая-то хуйня — пора бы привыкнуть. — Я уже отправил туда большую часть свободных рук, чтобы полноценно разобраться, хоть там и было всего несколько легковых машин, из которых стреляли по колёсам и в окна. Но проблема в том, что это второе нападение буквально за одну неделю, и, если последнее вполне объяснимо агрессией со стороны Чона, то первое до сих пор остаётся загадкой, которую точно необходимо решить. Все видят в нас лёгкую добычу даже сейчас, и это не является чем-то хорошим. Это повод насторожиться, но уж точно не привыкать. — Ты хочешь сказать, что Чон в открытую сейчас угрожает, и это он? — Юнги произносит это тихо-тихо, ощущая, как холодок щекочет позвоночник и добирается до самого спинного мозга, — я думал, что это те же, что и в первый раз. Как-то в голове не укладывается. Ему мало того, что происходит сейчас в целом? — А ты действительно такой глупый, или только притворяешься? — Лиам с трудом себя сдерживает, подпирая щёку рукой, — Если ты и дальше будешь настолько сильно тупить, то от тебя не останется и мокрого места, и от меня, думаю, тоже. Чонгук там зубами железо кромсает, пока мы здесь спокойно пьём кофе. И поверь, совсем скоро вместо железа окажешься в первую очередь ты. — Сколько часов назад произошло нападение? — Юнги умело переводит тему и проглатывает собственную дрожь с неприятным комком волнения, хватается узловатыми пальцами за ускользающее спокойствие и уверенно смотрит прямо на Лиама. Солнечные лучи попадают в его глаза, делая янтарный цвет ещё светлее, но взгляд всё равно продолжает темнеть и сгущаться до невообразимого; не один Чон способен с металлами «играться» — ещё немного — и Юнги начнет переливать из руки в руку ртуть, забавляясь. — Около шести утра. То есть, с того момента прошло четыре часа, но это не даёт нам повод успокоиться. Там большая часть наших оперативных групп сейчас — такое нужно вовремя останавливать. Омега ничего не отвечает, лишь как-то отстранённо потирает виски круговыми движениями и собирается с силами. Ким прав: им сейчас точно нельзя расслабляться. — Я надеюсь, этот ублюдок рад, что мы забрали у него всё, что только могли, ведь теперь он действительно бесится, не скрывая этого, — Юнги вновь поднимает взгляд на альфу, довольно улыбаясь, — это нельзя назвать местью, но наш доход после такого существенно увеличится. И я сделаю для этого ещё больше, если он решил, что может вот так низко и мелко пакостить. — Фу, кровожадный, только о деньгах и думаешь, — Ким смеётся, — но деньги лишними не будут уж точно. Не сейчас. Он комкает в руке бумажный стаканчик из-под кофе и наклоняется к Мину, чтобы выкинуть его в урну под столом. — Ты себе хоть котёнка заведи, а то скоро деньги будешь класть на соседнюю подушечку рядом и укрывать своим одеялом. Совсем ценности попутал, — Ким продолжает, всё так же улыбаясь, и омега отвечает ему тем же, — но я рад, что ты постепенно возвращаешься. Это не сильно, но заметно. — Расскажешь мне что-то про Чонгука, пока кадровый отдел ещё спит? — Юнги вновь резко переводит тему, и его улыбка резко перетекает в слабый оскал, — я уже нашёл на него немного информации, но мне мало, хочу больше. — Похвально, — Лиам встаёт с дивана, разминая ноги, — но он скучный. Ему тридцать два, он не женат, и, насколько известно жёлтой прессе, не планирует по каким-то личным причинам. Многие считают, что он по альфам, но тебя же это не интересует, верно? Ещё он известен как владелец наибольшего количества публичных домов в округе и верностью своим принципам в любых ситуациях. Человек слова и воспитанности, каким его преподносят в СМИ. А так, ничего особенного, — Ким достаёт из кармана джинс зажигалку и подкидывает её в руке, раззадоривая в себе ещё больше желание покурить — омега запрещает это делать в своем кабинете. — Я это всё уже слышал и читал. Есть что-то поинтереснее? — Мне кажется, ты уже видел всё необходимое, чтобы построить портрет этого человека у себя в голове, и иметь приблизительный спектр ожиданий насчёт его возможных действий. Я не хочу ворошить прошлое, правда, и о большей часть его «подвигов» ты уже наслышан из разговоров ранее, — он улыбается ободрительно, пытаясь разрядить обстановку и расслабить насупившегося Юнги, но получается весьма скверно. Лиам мог бы рассказать гораздо, гораздо больше, но пугать Юнги сейчас ещё больше ему совсем не хочется, хотя стоило бы. Чонгук по правде ужасный, проливающий кровь шумными реками, если что-то идёт не по его плану, заносчивый до предсмертных агоний худших грешников, таких же, как он, не знающий разумного предела фактически во всём, зато якобы толерантный и до хруста вырванных зубов вежливый. Они с тем Юнги, что до смерти Чона не был знаком с болью, совершенно разные в этом плане, и это действительно ужасно. Где-то на подсознании Мин полностью осознаёт причину того, почему альфа так сильно занудствует сейчас, говорит практически загадками и не раскрывает ничего более чем скучную информацию из Википедии и уже известные ему факты, но осознавать это в полной мере не хочется. — Господин Мин! — в кабинет буквально молниеносно и резко врывается секретарь парня — Хван Сухён — небольшой омега с густо накрашенными глазами, полными волнения, — Господин Ким! Извините, что я перебиваю Вас, — судорожно пытается отдышаться, — но на складе, что ближе к острову Коджедо, совершён поджёг. Здание серьёзно загорелось, и там работает последняя свободная оперативная группа. Большую часть огня потушили, но злоумышленников никто не нашёл. — Блять, — получается почти синхронно, и Сухён сжимается от этих разъярённых взглядов. Лиам достаёт смартфон из заднего кармана джинс и, проведя несколько раз пальцем по экрану, начинает что-то быстро печатать, толком не попадая в нужные буквы от волнения, пока Юнги, ошарашенный последними новостями, молча хватает из кресла рабочую сумку и скидывает туда телефон с зарядным устройством, а ещё какие-то документы, деловито сопит и бегает туда-сюда по кабинету. — А ещё фуру с товаром, которая должна была приехать из аэропорта ещё час назад, вновь преследуют вооружённые. Водитель серьёзно ранен, а господин Ким Тэхён переживает, что эта поставка из Токио вообще не доедет, и он, и Вы уйдёте в минус, — Хван пищит, едва не выламывая себе пальцы, кланяется на все девяносто градусов около десятка раз и даже не поднимает глаза. — Сука, я когда-нибудь его собственноручно придушу, — Мин фырчит, руками причёсывая волосы и создавая немалый объем скорее от нервов, нежели от рвения за красотой, — он решил мне показать, что такое его ненависть? — Ты про Тэхёна, или Чонгука? Они оба выше тебя на две головы, на стульчик встанешь, чтобы задушить? В любом случае, я надеюсь, что ты уже собрал все необходимые вещи. Я выезжаю к фуре, а ты — к складу, и забираешь себе большую часть телохранителей и остальных. Я подъеду к тебе сразу, как только разберусь с товаром. Буквально следом за тобой. Думаю, со склада вся опасность уже сбежала, просто проверишь контейнеры, перестрахуемся. Надеюсь, справишься, — Лиам сверкает рабочим холодом в глазах, пока Юнги растерянно сжимает руками сумку, едва ли не рвёт плотную ткань. — И вновь как обычно ты едешь в самый огонь, а меня отправляешь отдыхать, — Мин зависает на несколько секунд и, кажется, видит, как по воздуху размеренно течёт прозрачное время, искажая картинку вертикальными волнами. К горлу подкатывает тошнота, — поджёг — это ведь просто предупреждение. Там действительно не должно быть ничего серьёзного, но, а если я не справлюсь даже с этим? Альфа благополучно игнорирует сомнительный вопрос, залпом выпивает воду прямо из графина, что до этого просто стоял на столе, и обращается к секретарю: — Подготовьте для господина Мина лучшую охрану из тех, что осталась не занятой, и выберите две служебные машины с бронированными стёклами, — Ким подталкивает застывшего, как охладевший воск, Юнги к выходу, — а если ты у меня не справишься — хер с тобой, в аду запекаться будешь. Чонгук лучший котёл обеспечит, а я ему с радостью помогу. — Надеюсь, котёл будет со всеми удобствами, — омега бурчит, пока перепуганный Хван буквально не знает, за что хвататься в первую очередь, вылетая из кабинета впереди них. — О-о-о, это я тебе обещаю. Самый лучший. — Лиам раздосадовано улыбается, и на белке суженных глаз красными молниями трескаются капилляры, предвкушая волнение и адреналин, бурлящий в крови. Мин ощущает, к слову, что-то подобное, только в десятки раз хуже; и всё становится куда более критично, когда они, наконец, выходят из здания, прощаются и садятся в разные машины. Юнги не чувствует себя защищённым даже за этими толстенными и тонированными окнами.* * *
— Я надеюсь, что вы здесь уже всё потушили, ибо я не хочу сгореть заживо, — парень брезгливо морщится, аккуратно переступая порог склада в плотном окружении охраны буквально через сорок минут с того момента, как он вышел из офиса, — кого-то из поджигателей всё же словили? — Нет, к сожалению, — альфа, что подкидывал пистолет в воздухе, опираясь на матовые контейнеры с дурью, где первый слой — качественно упакованный рис, уныло поглядывает на Мина, — только частных детективов вызвать с их бригадой успели. Ничего больше. Юнги понимающе кивает, внутренне постепенно закипая. За ним топчется около пяти личных телохранителей, и ещё столько же осталось у входа; просторный склад кишит различными людьми — рабочей силой корпорации, большую часть которой составляют охранники и обычные грузчики, раскладывающие товар по стеллажам, что тянутся к самому потолку. Туда же стремится и дым, часть которого успешно пробирается к самому небу сквозь остатки выгоревшей ветхой стены. Здесь шумно и влажно, несмотря на недавний пожар, поэтому Мин вновь задыхается, ощущая колкую боль в рёбрах и отчего-то нарастающее волнение, берущее начало где-то в пятках. — Я думал, что здесь придётся с чем-то разбираться, а всё на самом деле относительно спокойно, и Лиам вновь был прав, — Юнги ёжится от сквозняка, что появился здесь буквально из ниоткуда, когда бурчит себе это под нос, удивляясь резко воцарившейся тишине, — и с контейнерами вы сами разобрались. Хотя, лучше бы внимательнее были, или вообще сгорели здесь. Не подскажешь, какого хера я сюда вообще приехал, если я мог сейчас просто сидеть в кабинете и по сути ничего не делать? Омега разворачивается к охраннику склада, капризно дуя губы, и уже открывает их, чтобы возмутиться его невнимательности, но наблюдает лишь за тем, как мозги этого человека причудливым узором растекаются по выцветшей стене, сползая отдельными комками к полу. — М-м-м, даже не знаю, — Чонгук тянет насмешливо, поправляя глушитель на своём пистолете, пока его люди успешно расчищают помещение, а телохранители Мина обступают его со всех сторон, защищая, пока у него самого едва получается нормально дышать. Чонгук красивый в глазах омеги, но клокочущее вокруг него высокосортное зло со своей подружкой-болью перебивают всё. Шаги альфы раздаются гулким и размеренным стуком, в сопровождении кричащего о напряжении в воздухе эха. Омега чувствует дисгармонию этих звуков с собственным забитым в аритмии сердце, пропустившим уже около десятка ударов, но он молча и отчасти даже завороженно продолжает наблюдать за тем, как один за другим умирают люди, забрызгивая всё вокруг фонтанами крови из простреленных артерий, и содрогается всем телом лишь тогда, когда к его ногам дотекает ручеёк чей-то ещё теплой жидкости, образуя лужу. Мин готов себя точно также пристрелить, лишь бы не сжирать свои внутренности в этот миг за то, что никогда не носит при себе огнестрельное оружие, ведь тяжёлое на его бёдрах и слишком пугающее, но сейчас Чонгук — страшнее всех Дьяволов, описанных в книгах о некромантии, сумасшедший до дрожи в коленях и, похоже, непоколебим. Опасность оружия несравнима с этим, но он мог бы попытаться защититься, будь у него хоть какой-то слабенький огнестрел. Амбалы Мина поначалу пытались как-то отстреливаться, но количество вооружённых людей, окружающих Чона, было гораздо больше, чем это можно себе представить, поэтому получалось у них весьма плохо. — Недолго же мне пришлось ловить тебя, — Чон приближается всё ближе и ближе к омеге, когда убивают и откидывают ногой в сторону тело его последнего телохранителя, — я не думал, что вы окажетесь настолько глупыми. Может, расскажешь, наконец, кто за тобой стоит, куколка? Тогда, возможно, выйдешь отсюда живым, но я ничего не обещаю, — ухмыляется, пока Мин пятится назад, по инерции уходит в угол и жмётся к холодным стенам, пока в нос забивается отчётливый запах железа и дыма, провоцируя рвотный рефлекс. Воздух, к тому же, смешался с кислотой с ежевичного ликёра, и эти запахи вместе гармонируют так, что это уж слишком отвратительно. Однако парню сейчас явно не до запахов: он не может сейчас ничего толком осознать и переосмыслить то, что происходит, ведь вокруг него куча трупов с багровеющими дырками во лбу и шее, которые отпечатываются на подкорке слишком отчётливо, а в мыслях сверкает спасительным кругом так не вовремя снятый из-за духоты собственный бронежилет, так глупо и непредусмотрительно оставленный в машине. — Ты не такой вежливый, как о тебе говорят, — Юнги выплёвывает это со страшным презрением и отвращением, находя непонятно где остатки смелости, когда Чонгук подходит ещё ближе, но Мин не смеет даже посмотреть ему в глаза. — Не трогайте омегу, — альфа, игнорируя Юнги, строго отдаёт приказы своим рабочим, один из которых уже направлял пистолет в сторону Мина, — я сам захочу его убить, если он не расскажет всю правду. — Боже, какую ещё правду от меня хочет услышать неотёсанный мужлан, который только и может, что размахивать тут своими пушками и отдавать приказы другим? Ты и так прекрасно знаешь, что я, блять, не чья-то марионетка, а полноправный руководитель. Где-то над небом Мину, вероятно, аплодирует сам Бог, подливая ему в кровь очередной литр, если не больше, адреналина и глупой смелости, что ближе, скорее всего, к отчаянию. — А ещё ты абсолютно не умеешь контролировать свой гнев, и с такими проблемами обычно обращаются к психологу! — Юнги срывается на крик, проглатывая очередную порцию изысканного кошмара, видя, как совсем недобрым огнём светятся глаза Чона. — И отойди, пожалуйста. Напрягаешь вот этими своими фокусами, знаешь ли. — Ты всё сказал, что хотел? — Чон почти что рычит, неудовлетворённо втягивая воздух, — Не в моих правилах давать последнее слово перед смертью, но ты получил гораздо больше, чем одно. Это заслуживает наказания. И, если ты не понимал раньше, с кем связываешься, то я тебе всё детально сейчас объясню, — прикрывает глаза, — ты пахнешь лимоном? Я практически не чувствую твой запах. — Это лемонграсс, идиот, — Мин произносит это быстрее, чем замечает ярость в глазах альфы, растекающуюся жидкой лавой. Вулканы не сравнимы с этим человеком, а мировая скорбь бессильна перед отчаянием Мина. Он зол на Чонгука, наполненный презрением к нему, и в то же время безропотно напуган, что рёбра, кажется, выгнутся в противоположную сторону и разорвут к чертям его грудную клетку, настолько парню сейчас страшно даже поднять взгляд. Ведь глаза альфы, что стоит, сложив руки на груди, всего лишь на расстоянии вытянутой руки, едва ли не наливаются кровью от напряжения, исходящего от его тела, и Юнги, кажется, слышит, как трескается чёрный деловой костюм на нём и буквально расходится по швам, что широкую спину и мускулы на руках обтягивает ещё больше; Чонгук в его глазах будто увеличивается в размерах, тянет к нему свои длиннющие руки, скалится и злорадно смеётся, но он всего-то стоит на месте и с трудом дышит от захлестнувшей его ярости. И его тоже, хоть и не сразу, но вполне можно понять: этот омега, как что-то откровенно назойливое и отравляющее, буквально испортил ему всю жизнь своим вмешательством в дело, являющееся для Чона смыслом всего. У Чонгука на шершавых ладонях вся карта мира сверкает ночными огнями, которые все до единого должны принадлежать ему, а из глаз едва ли не выливается чёрное по цвету море, залитое грязью всевозможных отходов, жижей из трупа совести и старой кровью. Чужой ли? Он не признается. — Смотри на меня, — Чон протягивает к парню руку и впивается пальцами в подбородок, подтягивая его ближе и выше, — а теперь вот так повтори то, что ты про меня только что рассказал. Не отрывая взгляда. Я жду. — Я сказал, что ты неотёсанный глупый мужлан и идиот, — где-то на фоне ахает телохранитель Чонгука от такой наглости, — а ещё могу добавить, что ты мудак, ублюдок, конченый урод, козёл, и в придачу грёбанный убийца, — Юнги завершает, криво улыбаясь дрожащими губами и наконец поднимая взгляд, рассматривая мёртвые глаза перед собой. Ему всё равно суждено умереть от этих рук, он ощущает это слишком чётко, поэтому и смелеет. — Строптивый и яркий, но мне такое не подходит, — царапает кожу нижней части лица, отчего Юнги морщит утиный носик, пытаясь вырваться, — твой труп будет красиво смотреться среди кучи наркоты, разложенной здесь, ведь ты такой же белый. Думаю, те, кто выставили тебя на верхушку, не будут даже оплакивать твоё тельце. Печально, не так ли? Ты пытался заработать на смерти своего мужа, а закончишь как отравленная крыса в каком-то амбаре, затопленная своей же кровью. Настоящая тёмная эстетика, — смеётся. Мин ничего не отвечает, только сильнее хмурит брови и пытается своими руками отодрать ладони альфы от своего лица, обжигается о горячую кожу и впивается в неё ногтями точно так же, чтобы отомстить. Чон, наконец, отпускает, плотоядно и как-то довольно ухмыляясь. Он небрежно потряхивает руки, словно очищая их после касаний к омеге, любовно достаёт пистолет с аккуратным глушителем на креплении и поглаживает его, прицеливаясь, но сердце Юнги, кажется, и без лишних вмешательств готово перестать биться. Скоро для него всё закончится, и, пускай он и не верил никогда в загробную жизнь, увидеть где-то там Хосока хочется до красных рваных ран где-то на внутренней стороне глотки. Они вновь будут вместе. — Ты такой беспомощный, бесполезный и глупый, Юнги, — Чонгук всё ещё смеётся, ликует и словно перекатывает имя омеги на языке, смакуя, — ты настолько никому не нужная игрушка, словно чья-то марионетка, что тебе даже не выдали толком никакой защиты и оружия. Я не верю ни одному твоему слову о самоуправлении, и, скорее всего, ты мог бы выжить, если бы не был таким упрямым и раскрыл того, кто тобой управляет, но ты не сделал даже этого. Мне жаль, что твоя смерть не принесёт мне ничего, но я найду тех, кто за все мои убытки поплатится. Ничтожный омега, — выплёвывает это Мину в лицо, настраивая прицел, словно не спешит никуда, а Юнги на всё это представление закатывает глаза. Да, это была ловушка — то, что Юнги вообще поехал сюда, зная, что большую часть людей отправили к фуре, и Лиам поехал по своей глупости туда же. Ким был прав: Юнги слишком мал и глуп, чтобы действительно думать в правильном направлении о будущем, но этой ситуации не предугадал даже сам альфа. И омега даже не надеется, что его сейчас кто-нибудь спасёт — чудес не бывает, как и панацеи от пули во лбу или сердце, вместо которого у Мина жалкие ошмётки, собранные в кучу. Ему больше не страшно, ему просто хочется умереть. Хотя бы для того, чтобы не смотреть в глаза этому напыщенному альфе, который считает, что Юнги на самом деле в корпорации ничего не решает и не предпринимает, являясь, как он выразился, «чей-то марионеткой». Омега горько улыбается этому в своих мыслях: он вновь сталкивается с сомнением и отсутствием веры в свои силы со стороны посторонних, совсем не впервые. — Сюда стреляй, — Юнги всё также криво и страшно улыбается, дрожит отчего-то всем телом и неожиданно задирает блузку до шеи, оголяя молочное тело и указывая пальчиком в сердце, — во-о-от сюда. Розоватые омежьи соски слегка набухают от сквозняка, всё ещё гуляющего по помещению, и Чонгук почему-то зависает, беспардонно рассматривая грудь улыбающегося Мина. Его захлёстывает жгучее желание прикрыть шёлковое тело хоть чем-то. Получается только кровью: в воздухе раздаётся приглушённый выстрел, а Юнги давится последним вдохом, который раскалённая пуля всё в той же груди выбивает запахом пороха и острой болью, от которой слипаются веки, и заваливается в сторону голова. Тело омеги продолжает истекать резко хлынувшей кровью, а Чонгук — грустно улыбаться. В тягучей тишине, наполненной немым ужасом и паникой, пистолет с грохотом падает из крепкого захвата Чона на залитый кровью бетон.