This is my Carnaval

      От Жерара все привыкли ожидать всякого — это знают и в команде, и в Ла Лиге. Это известно уже, кажется, даже не первое десятилетие, поэтому никто не удивляется, когда Пике, забрасывая руку на чьё-нибудь плечо, подходит с предложением очередного пари, которое наверняка закончится странным и потенциально стыдным желанием, исполнить которое придётся так и так, дело чести всё-таки. На деньги Жерар не спорит принципиально. Собственно, наверное, именно поэтому с ним почти никто никогда ничего не заключает пари. Но от порядочного с виду Ивана Антуан такого точно не ожидал…       Хорошо, допустим, он мог догадаться, что тлетворное влияние Жерара, подозрительно близко отирающегося где-то рядом с Иваном, могло сделать из Ракитича такого же коварного и расчётливого спорщика, но вот о том, что Иван может загадать ему в ответ на проигранное пари такое, Антуан не предположил бы, даже если бы обладал даром прорицания.       Одежду ему подбирает Жерар и она, удивительно, и правда подходит, садится почти идеально, скрывая мужскую угловатость фигуры, скрадывает натренированные мышцы и широкие плечи, подчёркивает красивый изгиб талии и, Антуан закатывает глаза, ягодицы. Гризманн придирчиво оглядывает себя в зеркале и хмыкает — почти женственно. Надо же. Пике на немой вопросительный взгляд, в глубине которого так и прячутся, невысказанные, ехидные комментарии по поводу дизайнерских талантов Жерара, только отмахивается: когда ты живёшь с певицей, которая даёт по несколько международных концертов в год, ты периодически живёшь ещё и со всеми её костюмерами, стилистами, визажистами и прочими интересными личностями. Впрочем, длинный чёрный парик в незамысловатую причёску на его голове укладывает, маскируя в свободных прядях завитых волос грубоватые линии челюсти и скул, Иван, страшно довольный своей работой.       Антуан вздыхает, забирая из рук улыхмыляющегося Пике бритву и косметику, с которой абсолютно не умеет управляться, и уходит от них в ванну, решая сохранить хоть толику достоинства и справиться со своим окончательным преображением самостоятельно. — Прекрасно выглядишь, — Иван улыбается мягко и успокаивающе, будто это не из-за его желания Антуан сейчас стоит, как идиот, изображая из себя женщину, готовясь отправиться в бар на несколько часов в таком виде. Господь свидетель, Антуан ему в жизни больше не поверит. — Вот в следующий раз сам это надевать и будешь, — ворчит Антуан, поправляя на плечах непривычно тёмные и жёсткие волосы. — Сколько мне в этом баре торчать? — Сейчас около шести, так? — Ракитич беспардонно поворачивает руку Жерара к себе, вглядываясь в его наручные часы. — Тогда около десяти мы тебя заберём. Считай это своим посвящением в команду, — Иван неожиданно хитро ухмыляется и стряхивает с плеча Гризманна несуществующую пылинку. Антуан кривится лицом, закатывая глаза. — Не переживай, если что-то пойдёт не так, мы тебя вытащим. — Спасибо, дорогуша, сама справлюсь, — Антуан жеманно улыбается, проводя пальцем по груди опешившего на секунду Ивана, и игриво хлопает длинными ресницами.

***

      Осознание, что всё пойдёт не так, приходит к Антуану практически моментально, когда он переступает порог выбранного Ракитичем и Пике бара — слава богу хотя бы хорошего — и на него сразу же смотрят около пяти захмелевших мужчин и три женщины. Испытание, как же, хмыкает он про себя, лучше бы на плакат с Клейтоном Блэкмором дрочить при всех заставили. Или с Лео Месси, если уж так хочется чего-то уникального, изобретатели хреновы… Это будут тяжёлые четыре часа.       Гризманн занимает место в дальнем тёмном углу, надеясь, что там его никто не станет трогать, заказывает себе пару лёгких коктейлей — за чужой счёт можно позволить себе расслабиться — и почти забывает о том, что привело его сегодня сюда. До него, кажется, уже никому нет дела, и он просто ослабляет контроль, улыбается легко, наслаждаясь атмосферой. Такие места не вполне в его вкусе, и сам он едва ли бы выбрал бар под британскую классику, в котором играет ненавязчивым фоном американский рок, кажется, середины прошлого столетия. Люди увлечены общением, друг другом и алкоголем, в соседнем зале, кажется, кто-то шумно смотрит футбол, Гризманн как-то отстранённо вспоминает, что сегодня матч Атлетико, и его тут абсолютно никто не замечает. Прекрасные новости, Антуана такое более чем утраивает.       Он опрокидывает в себя очередной стакан горчащей заманчивой алкогольной сладостью каталонской свободной Кубы, он уже пьян и, видит Бог, ему бы думать о том, чтобы заканчивать своё «испытание» досрочно, хотя на его тонких наручных часах — Антуан только надеется, что Жерар не украл их из шкатулки Шакиры — ещё целый час до назначенного срока, но винный след его помады на толстом стекле барного стакана с кубиками льда на дне вдруг кажется неожиданно кокетливым и развратным, приводя его в какое-то игривое состояние. Пьяные люди — страшные люди, Антуану ли не знать.       Гризманн расслабленно качает головой, откинувшись на спинку своего дивана, в такт музыке, которую, признаться честно, едва ли слабо узнаёт не то потому, что такое не слушает, не то потому, что слишком нетрезв. Ему хорошо и тепло, он чувствует себя вполне комфортно в подобранной для него одежде, в созданном для него образе, и даже позволяет себе легко улыбаться, покачивая, закинув ногу на ногу, стопой в каких-то вполне удобных ботильонах на низком толстом каблуке. Время течёт быстрее, когда он принимает происходящее как должное, и даже перестаёт следить за часами. Он заказывает себе стакан лимонада, понимая, что ещё больше алкоголя ему просто противопоказано, и давится кисловатой жидкостью, когда к нему за столик подсаживается, улыбаясь во все тридцать два зуба, Луис Суарес собственной персоной. И, честно говоря, это уже полный пиздец.       Он уже хочет начать оправдываться перед ним, рассказать, пьяно путая слова своей исповеди, про Ракитича и Пике, про их тупые пари и не менее тупые желания, но Луис, похоже, не узнаёт его, представляется, подавая руку, и, кажется, вполне серьёзно намерен познакомиться. Как он мог его не узнать, Антуан не понимает от слова «совсем», но, возможно, Луис просто тоже безбожно пьян, и его замутнённое сознание просто не улавливает, насколько знакомо выглядят голубые глаза и насколько часто он видел эти черты лица. — Анто, — Гризманн не пожимает его руку, понимая, что широкую мужскую кисть невозможно спутать с женской при рукопожатии, поэтому только мягко давит на его протянутую ладонь, опуская, и выдавливает из себя самую флиртующую улыбку, на которую только способен, чтобы не обидеть его отказом. Боже, что он творит… — Как Антония? Или как Антонелла? — Луис, кажется, весьма благосклонно относится к такому поведению «незнакомки», пододвигается к нему ближе, глядя глаза в глаза в неярком освещении, заставляя Антуана напряжённо сглотнуть от затаённой страсти в чёрном бездонном зрачке. — Просто Анто, — Антуан продумывает пути отхода, но единственный выход из закутка перекрыт Луисом, а просто так сбежать от него уже не получится после знакомства. О настойчивости их форварда Анту знает не понаслышке. Он напряжённо продумывает план, кажется, почти протрезвев в момент, и в ту же секунду Суарес, будто прочитав его мысли, увлекает его каким-то ненавязчивым бессмысленным разговором, подсаживаясь всё ближе и ближе к нему, кажется, чтобы просто лучше слышать.       Разговаривать с Луисом неожиданно легко и приятно, Антуан наслаждается этим приятным чувством общения, не скованного предрассудками и прошлыми обидами, но осторожно лёгшая на бедро рука не даёт забыться полностью. Впрочем, Луисито — Анту очень наглеет, называя его так, — заказывает им ещё по коктейлю, и Гризманн расслабляется окончательно. Подумаешь, флиртует с сокомандником — он просто пьян и слишком весел, а Ракитич и Пике дали ему довольно ясное задание вести себя максимально вживаясь в образ. Он просто хороший актёр. Да. Да. А то, что Луис, чуть подавшись вперёд, уже практически дышит в его приоткрытые губы, ожидая разрешения на поцелуй, а сам Антуан, обнимая лицо Суареа ладонями, прижимается к его рту терпким жгучим поцелуем, смазывая яркую помаду на его губы, собирая с его языка сладкий цитрусовый вкус май тая… Ну, какой ромком без поцелуев? Антуан может придумать себе тысячу и одно оправдание, прикрывая свои далеко не приличные действия причинами разной степени неадекватности, лишь бы игнорировать правдивые факты. Как ему нравятся властные руки Луиса на талии, как ему нравится чувствовать его острые зубы на своих губах, а горячий язык в своём рту, как хорошо ощущается этот поцелуй сейчас.       Луис тянется зарыться ладонью в волосы Антуана — парик, поправляет себя Гризманн — и тихо недовольно рычит, прихватывая чёрные уложенные пряди. — Анту, кончай этот водевиль, твои рыжие кудри нравятся мне куда больше, — Антуан только успевает шокировано раскрыть рот и издать невнятный звук «А?», когда Луис снова прихватывает его под подбородок и тянет к себе для более грубого и отчаянного поцелуя. Сейчас это всё вдруг нравится Антуану куда больше… — Поехали домой, нас Лео ждёт. — Что, прости? — Гризманн не успевает ничего толком узнать и понять, когда его уже тянут к выходу, нагло положив ладонь на его ягодицы и чуть сжав пальцы, намекая на продолжение вечера, и он просто позволяет Луису вести, решив, что разбираться со всем этим надо, как минимум, не при свидетелях в баре.       Иван и Жерар высовываются из своего угла, с довольными улыбками наблюдая, как Суарес уводит Гризманна на улицу и сажает в заранее заказанную машину, а потом пожимают друг другу руки с максимально заговорщическим видом. — Как насчёт заключить ещё одно пари? — Ракитич вскидывает светлую бровь с хитрой улыбкой, и Пике копирует выражение его лица. — И кого ты хочешь свести на этот раз, о главная сваха всея Барселоны? — Иван хмыкает, постукивая пальцами по столу и прикусывая нижнюю губу. — Ну, не то, чтобы свести. Мне просто любопытно, что в такой ситуации будут делать Френки и Артуро, — Жерар хохочет в голос, закинув руку на плечи Ивана, и прикладывается к своей бутылке лёгкого пива. — Я надеюсь, наряжать мы будем не Видаля, иначе мне даже советы Шак не помогут.