Семена Синхронии

Уэнтворс, Небраска 3 ноября 2000 года 14:35 Как ни странно, но она больше страдала от голода, нежели от жажды. Без пищи человек может прожить гораздо дольше, чем без воды, но болезненные спазмы в желудке – ничто по сравнению с одолевающей ее паранойей и неистово колотящимся в груди сердцем. Еще один день прошел, но ужас и не думал отступать - такой же горький и безжалостный, как степная осень за окном. Все, что ей было необходимо, чтобы обрести покой – один телефонный звонок. Но нет же – вместо этого она металась по своей комнате, словно запертая в клетке львица, сходящая с ума в неволе. От стены к стене, от зарешеченного окна к тяжелой двери, от кровати к комоду; снова и снова, отсчитывая шаги по голому полу, покрытому лишь линолеумом… В палате не было даже коврового покрытия, так как они опасались, что она сумеет отодрать угол и достать гвоздь. Никакого доверия, никаких прав. А теперь ее стали одолевать подозрения, что они решили держать ее на седативных препаратах, а этого она не могла себе позволить. Ей хватило ума притворяться и подыгрывать им с самого начала, однако отказываться от медикаментов было ошибкой. Со страхом и гневом она швырнула их на пол, наблюдая, как покатились по полу таблетки, а из маленького картонного стаканчика выплеснулась вода. Неужели они не видят? Неужели не знают, что стоит на кону? Почему они не могут просто поверить ей? Несколько лет назад, когда ее только поместили сюда, она знала человека, который верил. О, Боже – эти сны и видения. Что заставило их вернуться вновь спустя столько времени? Первая волна бесконтрольного ужаса накрыла ее два дня назад, когда она начала отказываться от пищи, опасаясь, что персонал подмешивает какие-то препараты в ее еду и питье, чтобы получить над ней полный контроль. - Я знаю, как это делается, - предупредила она их диким срывающимся голосом. – Я знаю, как вы работаете, что вы можете сделать. Не забывайте, я была офицером полиции. Я знаю… Это правда… напомнила она себе, уступая слезам, жгущим глаза. Она была чертовски хорошим копом, таким же, как и ее отец, и это осталось неизменным даже после того, как она оступилась и приняла несколько неразумных решений, касающихся ее личной жизни. Но поначалу эти отношения казались ей такими особенными… он заставлял ее чувствовать себя особенной и любимой. Брайан. Ужины при свечах и тайные встречи, ночи, проведенные в одной постели, и секс, которого, по его словам, он был лишен дома. Им удавалось держать все в тайне, и никто, даже Джо Дарнелл – лучший друг Брайана в участке, поначалу ни о чем не догадывался. А потом его жена что-то заподозрила, и все пошло прахом. Брайан стал непредсказуемым – он то ревностно охранял ее ото всех и каждого, то вообще не подпускал к себе, особенно после того, как узнал о беременности и ее решении сохранить ребенка. Она не могла понять, что случилось с их любовью, почему расследование дела Кокли роковым образом повлияло на их жизни. И эти сны… Они приходили снова и снова. Леденящие душу кошмары, полные страха и беспомощности. Дьявольские видения ужасающих ран, крови и смерти. Слава Богу, в этот раз она взаперти и не имеет возможности действовать под влиянием жестоких картин, калейдоскопом сменяющих друг друга в ее разуме. Так кто же, подумала она с внезапным отвращением, станет безвольной марионеткой в руках призрачного чудовища, порожденного Гарри Кокли более пятидесяти лет назад и живущего до сих пор? Кто на этот раз возьмет на себя вину? Она молила Господа, чтобы этим человеком не оказался ее мальчик. Нет, нельзя плакать, она не может плакать. Наскоро вытирая слезы, она поразилась собственной расточительности в свете ее отказа от пищи и воды. Слезы расходуют запасы влаги в теле, а она не имела ни малейшего представления о том, когда сможет утолить жажду. В течение последних двенадцати часов она подходила к унитазу лишь для того, чтобы оторвать немного туалетной бумаги и вытереть лицо. Бесцельно раскачиваясь взад-вперед на краешке постели, прижав руки к бурчащему от голода животу, она вновь и вновь задавалась вопросом: Боже, почему сейчас? Почему шесть лет спустя..? Гулкий металлический звук донесся от двери, после чего послышался тихий щелчок, и помещение наполнил монотонный шелест скрытого микрофона. - Не хочешь рассказать мне, что происходит? - Доктор Рейнхолд? - Да. Мне передали, что твое поведение в последние пару дней вызывает у персонала определенное беспокойство, Би Джей. Что случилось? Внезапно нахлынувшее чувство ошеломляющего отчаяния заставило ее резко соскочить с кровати и прижаться покрытым испариной лбом к тяжелой двери. Холод металла на ее разгоряченной коже помог собраться с мыслями. - Мне нужно позвонить, доктор. Пожалуйста! Мне необходимо немедленно поговорить с Брайаном Тиллманом. - Ты не хуже меня знаешь правила. По решению суда и согласно внутренним распорядкам этой тюрьмы, тебе запрещено общаться с лейтенантом Тиллманом или членами его семьи иначе, чем по его инициативе, - произнес доктор приятным, полным сочувствия, голосом. – Из отчетов мне стало известно, что в течение последних трех дней ты отказываешься принимать лекарства. Почему? Би Джей стиснула зубы, стараясь справиться с горечью разочарования. Слезы вновь покатились по щекам, и она принялась утирать их ладонями. - Я не могу рисковать, вот почему. Боюсь, что они накачают меня наркотиками, и я не смогу… Мне нужно оставаться собранной. Я должна быть бдительной. - Тебе снова снятся сны? - Да… только на этот раз за ними стоит что-то большее. - Расскажи мне об этом большем, Би Джей. Тон голоса доктора расслаблял, заставляя подчиняться его воле, но у нее не было выбора, в конце концов, она всего-навсего пациент тюремной клиники, и в ее власти лишь смириться и выложить ему все, что он хотел знать. Стараясь успокоиться, Би Джей провела дрожащей рукой по своим коротким светлым волосам. - Это началось примерно в обед… три дня назад. - Так… Среда, верно? Первое ноября. - Да, да! Что-то было не так, словно что-то ужасное пробудилось… от глубокого сна… - Женщина запнулась, тяжело дыша. Ее речь звучала нелепо, но с каждым произнесенным словом кольцо зловещего предчувствия все сильнее сжималось вокруг ее сердца. - Знаешь, в течение последних лет твое состояние постоянно улучшилось. - Да, и сейчас со мной все в порядке, пожалуйста, поверьте мне. - Но ты отказываешься от лекарств и пищи. Ты решила заморить себя голодом? - Я не могу рисковать трезвостью своего рассудка. Мне нужно оставаться настороже, потому что может случиться… и я… мне кажется, что-то уже произошло, только я не знаю, что именно. Женщина замолчала, и вокруг повисла гнетущая тишина - словно толстые стены и зарешеченное окно тюрьмы поглощали даже малейшие шорохи. Как далеко она сможет зайти, прежде чем тонкий лед проломится под тяжестью ее неосторожных шагов? Ей казалось, что невидимые руки сдавливают грудь, сжимают легкие в тесных и таких пугающе знакомых объятиях, и Би Джей запаниковала, чувствуя нехватку кислорода. Материнский инстинкт. Он тоже пробудился после многолетней спячки. - И, доктор… - Да, Би Джей? - Я… я боюсь за моего маленького мальчика, - тихие хрупкие слова сорвались с ее губ, быстро впитавшись в щель между дверью и косяком. Спустя несколько секунд с той стороны донесся шепот и звук удаляющихся шагов. Вскоре шаги вернулись, и женщина замерла в ожидании. - Ладно, Би Джей, я сейчас зайду в твою палату. Со мной будет дежурный, кроме того, я принесу тебе ланч, который ты съешь в моем присутствии. Никаких фокусов – ты знаешь законы Шэмрока. Договорились? - Я не могу… - Тогда я вынужден буду считать, что у нас проблемы. Отказ от сотрудничества – это плохо, даже если его причиной стали странные сны и предостережения, которые выбили тебя из колеи… Сны и предостережения. Голос врача отступил на второй план, превратившись в назойливое жужжание, и в конце концов растворился в другом голосе, который Би Джей слышала в далеком прошлом. «Вы когда-нибудь, э… у вас есть опыт ясновидения? Предостережения, видения, пророческие сны… что-либо подобное?» - Доктор… Если у меня нет возможности связаться с Брайаном, вы могли бы кое-кому позвонить от моего имени? - Ничего не могу обещать. Расскажи поподробнее. - Мне нужно поговорить с агентом ФБР, который вел расследование по моему делу в 1994 году. Его зовут Фокс Малдер, а его напарницу – Дана Скалли. Агенты Малдер и Скалли из Вашингтона. Вы найдете всю информацию в моем личном деле. Пожалуйста, позвоните им и скажите, что мне нужно поговорить с ними как можно скорее. Передайте им, что это срочно! - Би Джей, я надеюсь, ты понимаешь, что, учитывая учиненный тобой маленький бунт, наивно с твоей стороны надеяться, что… Женщина почувствовала, как во рту внезапно пересохло, и несдерживаемые более рыдания, прорываясь наружу, словно наждачной бумагой раздирали горло. Уткнувшись лицом в ладони, Би Джей плакала навзрыд. Боже, Боже! Так много поставлено на карту, и никто не желает ни помочь, ни поверить ей. Только когда издаваемые ею звуки стали больше напоминать скорбный вой, тяжелая дверь наконец отворилась, пропуская в скудно обставленную комнату врача с дежурным. - Вы сделаете это? – задыхаясь, взмолилась женщина. - Ну же, успокойся, присядь. - Доктор, скажите им, пожалуйста, скажите им… Ее покрасневшие от слез и недостатка сна глаза расширились в ужасе. Господи, у нее осталась последний шанс, прежде чем она либо потеряет сознание от перенасыщения кислородом, либо почувствует укол иглы. - Пожалуйста! – из последних сил крикнула Би Джей. – Скажите агенту Малдеру, мне кажется, это снова происходит!.. ********** Обри, Миссури 3 ноября 2000 года 18:07 Не многим служителям правопорядка удается завести роман на стороне, который, в конце концов, оборачивается сущим кошмаром, когда выясняется, что напарница/любовница – носительница психических расстройств, склонная к убийствам. Во время телефонного разговора в голосе Брайана Тиллмана Малдер отчетливо слышал страх. Агент также чувствовал его во время полета, изучая дело шестилетней давности, отметив про себя отчаяние и недоверие, ознаменовавшие первую реакцию лейтенанта. И хотя работать с ним было невыносимо из-за того, что он постоянно тормозил ход расследования, Малдер признавал, что Тиллман действовал искренне. Напарница. Сжав руль взятой напрокат машины, Фокс повернулся к пассажирскому сидению, скользнув взглядом по знакомой фигурке Скалли - от ее сияющих рыжих волос до обутых в кожаные сапоги ног. На улице уже смеркалось, и, включив свет над приборной панелью, Дана в очередной раз просматривала материалы дела. Она внимательно изучала каждый отчет и аккуратными пальчиками перебирала одну ужасающую фотографию за другой, стараясь наверстать потраченное на сон время полета. Любовница. Взгляд Малдера задержался на ее стройных бедрах и мягкой округлости груди под темно-синей тканью делового костюма, не скрывавшей, однако, легкого, в такт вибрации машины, колебания. Это напомнило Фоксу о наслаждениях, которые дарили ему их новые отношения: шелковистая кожа под его ладонями в темноте, сияние ее тела над ним, движение искушающих грудей у его лица, в то время как она опускалась вниз, вбирая его в себя без остатка. Им следует делать это гораздо чаще, учитывая, насколько восхитительными, страстными и удовлетворяющими были их занятия любовью. Окрасив небо в пурпурный цвет, солнце скрылось за холмистым горизонтом Миссури, унося с собой последние лучи дневного света, а Малдер вспоминал прошлую ночь, проведенную в квартире Скалли, ее истощающую бессонницу и неподъемную ношу, которую она несла незаметно для остального мира. Такая смелая, но такая хрупкая, сильная внешне, но ранимая внутри, Дана, наконец, позволила ему увидеть ее слабость. Однако он не мог понять, почему один-единственный день, одно событие, при котором Скалли даже не присутствовала, продолжало оказывать на нее такое сильное влияние. Малдер задавался вопросом, а поняла ли напарница, почему он сделал то, что сделал, или осознает ли она когда-нибудь его истинный умысел. Его мотивы не имели отношения к сексу, физической близости или вожделению – это все казалось несущественным. Причины его поступка были выше возможных упреков, а потому Фокс чувствовал умиротворение от того, что предложил… и он знал, что, не колеблясь, сделает это снова. - Малдер… - постаралась уйти от ответа Скалли, глядя на него из-под полуопущенных век. – Это не поможет мне забыть… Все еще не давая своего согласия, Дана повернулась к нему, словно умоляя убедить ее принять предложенное им утешение. - Скалли, я не потому хочу это сделать. Когда она начала отрицательно качать головой, Фокс заключил ее лицо в свои ладони и нежно поцеловал. - Ты – самое дорогое, что есть в моей жизни, - прошептал он, запечатляя каждое слово поцелуем на ее губах. – Каждая частичка тебя – драгоценна. А это – мое подношение тебе. Его настойчивость возобладала. Его желание облегчить боль, опаляющую ее сердце, и утешить так, как никто, кроме него, в целом свете не смог бы, разрушило все воздвигнутые ею преграды, и вскоре Дана уже согласно кивала, встречая его губы своими. Не чувствуя больше желания сопротивляться и спорить, она покорно лежала на постели в предвкушении, пока Малдер медленно расстегивал верх пижамы, а затем снимал низ, и Скалли принимала его нежные прикосновения, откинув голову и наблюдая за ним в полутьме. Фокс приник к груди Даны, и ее ресницы затрепетали. Ее розовые соски неохотно затвердели под его ласками, но он продолжал сосать и дразнить их языком до тех пор, пока Скалли судорожно не вздохнула. Чувства, которые Малдер пробудил в ней, жидким пламенем омывали ее тело, и, поддавшись им, она запустила пальцы в его волосы, царапая кожу. Когда же Фокс скользнул вниз, мягко разводя в стороны ее ноги и с благоговейным трепетом располагаясь между ними, Дане показалось, что весь воздух покинул ее легкие. Малдер любил это место, любил ощущение, которое дарили ее бедра, прижатые к его голове. Ее роскошный запах и жар, опьяняющий сладкий вкус, легкие прикосновения завитков к его носу и щекам, податливая плоть под его губами. Он медленно ласкал языком ее глубины, отдавая дань этому храму любви, оплодотворения и рождения. И даже несмотря на то, что ее влагалищу не суждено исполнить своего предназначения, оно все равно было достойно поклонения и уважения. Вот, что имело значение, в ней самой был заключен весь смысл, и Фокс хотел, чтобы Скалли верила в это и черпала силу из этой простой истины. Когда же он наконец обратил свое внимание на ее клитор и принялся нежно ласкать его, Дана согнула ноги, и Малдер почувствовал приближение пика ее возбуждения. Всем телом она выгнулась под ним, поддаваясь волнам оргазма, сотрясающим ее до тех пор, пока слезы не заблестели на ресницах. В изнеможении упав на подушку, Скалли вскоре заснула, как Фокс и ожидал, и он провел остаток ночи, держа в объятиях свою маленькую напарницу. Да, он сделает то же самое в следующем году, руководствуясь теми же побуждениями, если того потребуют обстоятельства. Но для нее же будет лучше, если его помощь ей больше не понадобится. Скалли тихо вздохнула и поерзала на сидении. Этот звук и движение вернули Малдера в настоящее, и он снова посмотрел на напарницу, чувствуя напряжение в паху. Приближалось время ужина, и воспоминание о вчерашней бескорыстной щедрости напомнило Фоксу о том, что он изголодался не только по еде. - Ты что-то сказала? - Мне просто любопытно, - кашлянув, пробормотала Дана и задумчиво коснулась бумажной папки, - была ли последняя жертва сначала оглушена. Этот МО [Modus operandi - В криминологии modus operandi служит одним из методов составления психологического профиля преступника. Составление modus operandi того или иного подозреваемого может способствовать в его идентификации и поимке.] являлся общим для всех преступлений, начиная с 1942 года. И если это так, то я сильно сомневаюсь, что маленький мальчик обладает достаточной силой и ростом, чтобы нанести удар. - Да, Уитиз [Товарный знак одного из первых видов сухого завтрака в виде пшеничных хлопьев с витаминно-минеральными добавками производства компании «Дженерал Миллс»] и шпинат не дадут тебе такой силы в реальном мире. - Шпинат? - Моряк Попай [Персонаж комиксов и мультфильмов (с 1929), особенно популярных в 1930-е гг., смешной пучеглазый морячок, обладавший способностью превращаться в суперсилача каждый раз, когда он съедал банку консервированного шпината], – услужливо подсказал Фокс. – Или, возможно, сейчас я должен упомянуть Могучих Рейнджеров? - Господи, Малдер…мне бы хотелось услышать более полезную догадку. - Нахмурившись, Скалли закрыла папку, выключила свет и обратила свое внимание на приближающие огни города под названием Обри. – Я не понимаю, как вообще можно рассматривать маленького мальчика в качестве подозреваемого. После встречи с Тиллманом мне бы хотелось поговорить с пострадавшей женщиной. - Боюсь, это будет зависеть от того, изменились ли часы посещения в местной больнице за последние шесть лет. В сгущающемся внутри машины сумраке Малдер услышал шорох одежды и почувствовал, как легким касанием Скалли провела пальцем по его шее чуть выше воротника. - Даже шрама не осталось, - прошептала она. – Мне кажется, что именно тебя нужно назвать удачливым. Фокс решил, что слово «удача» даже близко не описывает то, с чем у него ассоциируется та ночь. В его памяти неприятные черно-белые изображения медленно сменяли друг друга, точно немое кино – сильный удар по затылку, и вот он уже лежит, уткнувшись лицом в вонючий старый ковер Гарри Кокли. Резкая боль от прижатого к горлу лезвия бритвы, незаметное движение и ярко-алая полоса на тонкой и уязвимой коже. Малдер помнил ощущение полной беспомощности и ужаса, охватившее его, когда, повернув голову, он встретил безумный взгляд детектива Би Джей Морроу. Фокс уже вел машину по улицам города, направляясь в центр, когда почувствовал легкое, как крылья бабочки, нежное прикосновение к щеке, но спустя всего лишь мгновение Скалли убрала руку. Черт, она слишком быстра – ему хотелось повернуть голову и поцеловать ее теплые хрупкие пальцы. Вместо этого Фокс накрыл ее ладонь своей и слегка сжал, ощущая, как она посмотрела вниз, в то время как он ласкал ее кожу. Спустя столько лет совместной работы, он только начинал постигать глубины ее нежной души. Даже не глядя на напарницу, Малдер знал, что она наблюдала за движением его руки, когда он переплел свои пальцы с ее, молча выражая свою привязанность. Скалли всегда хотела быть в курсе того, что происходит с ней, вокруг нее. Его осторожная прекрасная Скалли. Черт, в последнее время все его мысли сводятся к одному… Несмотря на то, что агенту не терпелось взяться за решение этого нового дела, он, тем не менее, надеялся на то, что встреча с Тиллманом не слишком затянется, а больница этим вечером окажется закрытой для всех посетителей, кроме членов семьи. В своем воображении он уже видел их расположенные рядом комнаты, соединенные дверью, и рассчитывал, что, невзирая на снедающую ее печаль и усталость от долгого путешествия, Скалли будет в настроении… по крайней мере, согласится на некоторое… сотрудничество. - Возбужден, Малдер? Фокс дернулся, словно юнец, которого застукали за подглядыванием в раздевалку девочек. Его пальцы замерли, прекращая свой соблазнительный танец на ее ладони. - С чего ты взяла? - Твои действия говорят сами за себя. - Неужели все так очевидно? Усмехнувшись, Дана посмотрела в окно на горящие неоновые огни. Сжав в ответ его руку, она ловко переплела свои тонкие пальчики с пальцами напарника. *********** С любопытством рассматривая окружавшую их обстановку в стиле Дикого Запада, Малдер невольно принялся напевать песенку Hi-ho-Silver. Он сидел рядом со Скалли в одной из кабинок ресторана Конестога Гриль, глядя на расположившегося напротив лейтенанта Брайана Тиллмана. Когда-то давным-давно, работая над другим делом, Фокс сказал напарнице, что глаза – это зеркало человеческой души, и если это правда, то затравленный взгляд их собеседника красноречиво говорил о том, что его жизнь похожа на ад. Полицейский оказался выше, чем помнил Малдер, а его лицо теперь покрывала сеточка морщин. Внешне Тиллман выглядел уравновешенным опрятным человеком, словно собравшимся обсудить местные новости, и когда агенты вошли, он привычным жестом стража правопорядка маленького городка махнул официантке. В прошлый раз лейтенант был строгим и требовательным к своим подчиненным, иногда даже грубым, вечно хмурым и отчасти нетерпеливым. Сейчас же, на публике, он вел себя подобно послушному заключенному, балансирующему на острие ножа между раскаянием и страхом. Этот ресторан, славящийся на всю округу своими гамбургерами и пивом, располагался около мотеля Конестога, в котором Малдер и Скалли зарезервировали номера. По инициативе Тиллмана они выбрали столик в дальнем углу, подальше от любопытных ушей – за стойкой собрались дальнобойщики, а места рядом с выходом заняли семьи. Ярко освещенное помещение, с витавшим вокруг стойким запахом жареного мяса, было наполнено обеденной суетой. - Давайте приступим к делу, - тихо сказал Тиллман. – Сразу оговорюсь – я хочу, чтобы это расследование минимально затронуло мою жену. Я понятно выразился? Скалли открыла рот, собираясь что-то сказать, но затем плотно сжала губы, давая Малдеру возможность ответить. "Устала? - задался он вопросом. - Или интуитивно почувствовала, что Тиллман будет говорить более прямолинейно с мужчиной?" Даже несмотря на то, что ни он сам, ни Дана не питали к полицейскому никакой симпатии, Малдер почувствовал жалость по отношению к человеку, чья семейная жизнь и самоуважение лежали на виду у всего города, словно газетный листок, потрепанный ветром. Тиллман обратил внимание на заминку Скалли и перевел горящий взгляд на Фокса, стараясь передать ему всю силу своей озабоченности, не прибегая к дальнейшим разъяснениям. - Мы не можем браться за расследования со связанными руками, надеясь при этом получить удовлетворительный результат, - парировал Малдер насмешливо. – Что же касается некоторых щекотливых моментов, то вам не кажется, что немного поздно беспокоиться об этом, учитывая, что ваше грязное белье уже стало достоянием общественности? - Домыслы прессы и местные сплетники, - резко бросил лейтенант. – Они отлично попировали шесть лет назад, принимая во внимание специфику дела и личности вовлеченных в него людей. Вы, может быть, и вернулись в столицу, пожиная лавры, но для нас – тех, кто был вынужден остаться и продолжать жить здесь со всем этим… Тиллман запнулся, пытаясь подобрать слова, но в этот момент подошла официантка, и он отказался от мысли продолжать. Полные пива кружки из толстого стекла с грохотом опустились на стол перед собеседниками. - Спасибо, но я не буду, - сказала Скалли девушке, и та одарила ее недоуменным взглядом. Дождавшись, пока они вновь остались в одиночестве, лейтенант продолжил: - Джанин, моя жена, с большим трудом пережила факт моей… опрометчивости, даже без косых взглядов в ее сторону и того, что эта новость обсуждалась на каждом углу. А это оказалось лишь началом. - Поэтому вы не живете в городе? – спросила Скалли. - Эта одна из причин. Не поймите меня неправильно – я благодарен за то, что вы так быстро откликнулись, и ценю вашу репутацию следователей. Я не знаю никого более подходящего для разрешения подобной ситуации, особенно учитывая вашу связь с этим делом. Но… - Тиллман окинул агентов умоляющим взглядом. – Я помню, что произошло в прошлый раз – дай вам свободу действия, и вы тут же принимаетесь копаться в чьей-то личной жизни, принося больше вреда, чем пользы. - Иногда, лейтенант, подобная тактика оказывается чрезвычайно полезной, когда необходимо вытащить на свет Божий какие-нибудь улики. Вспомните 1994 год – истина может быть сокрыта очень глубоко. - Я каждый день вспоминаю об этом, агент Малдер. Фокс покосился на напарницу и встретил ее быстрый предостерегающий взгляд. Он мог только догадываться о причинах внутренней бури, которая привела этого мужчину к эмоциональному краху. Скалли слегка подалась вперед к Тиллману и, надеясь вызвать его на откровенность, доверительным тоном произнесла: - Лейтенант, мы здесь для того, чтобы помочь – вам, вашей жене и сыну… а также для того, чтобы обличить злоумышленника, стоящего за произошедшим вчера нападением. Мы обещаем вам, что отнесемся ко всем вовлеченным в это дело с должным уважением и пониманием. Кивнув в ответ, мужчина судорожно вздохнул, собрав в кулак всю волю и последние капли гордости, чтобы остаться внешне спокойным, и выпрямил спину. Положив на стол ладони, будто бы стараясь обрести равновесие, он вцепился в клетчатую скатерть и сжал зубы. Заметив приближающуюся к ним с блокнотом официантку, он покачал головой, и та направилась обратно. - И в то же время, - прошептал Малдер, - вы должны доверять нам настолько, чтобы по своей инициативе наступить на больные мозоли. Вам придется рассказать нам все, что вы знаете, и я подозреваю, что это будет нелегко. - Я и без вас это знаю. - Значит, - согласился Фокс, - теперь мы выяснили нашу позицию. Для начала… насколько много информации просочилось в газеты в 1994 году? - Всего по чуть-чуть – у них вышла настоящая солянка из фактов и домыслов. – Тиллман горько усмехнулся. – Информация о деле Гарри Кокли, моя измена, подробности с мест происшествия. Это нескончаемая болтовня про «дурную кровь», когда родственные связи Би Джей с Кокли обсуждались во всех уголках города… - И все же, невзирая на пересуды, вы усыновили ребенка, - мягко напомнила ему Скалли. – Это говорит о том, что вы смелый и честный человек. - Я… да. Я не мог поступить иначе. У нас с Джанин не было детей, но мы могли дать мальчику дом. Я всегда мечтал о сыне… - Тиллман запустил пальцы в свои редеющие волосы, словно пытаясь заставить замолчать демонов в своей голове. Подавшись вперед, Малдер произнес: - Вашего сына зовут… - Бенджамин. Я зову его Бенджи. - Странный выбор для человека, так пекущегося о чувствах своей жены, - мрачно заметил Фокс, не заботясь о реакции лейтенанта. – Вы могли назвать его как угодно, но все же выбрали имя, которое каждый день напоминает о вашей… опрометчивости, как вы это определили. Тиллман выдержал пристальный взгляд Малдера. - Так звали моего отца. В моей семье все имена начинаются с буквы «Б», и перед смертью родителя я пообещал ему, что если у меня когда-нибудь будет сын, я назову его в честь дедушки. И я не собираюсь извиняться за то, что уважаю память отца, агент Малдер. - Ну что ж, я вполне заслужил ваш гнев, но сомневаюсь, что ваша жена обладает такой же безграничной преданностью вашей семье. Лицо полицейского побагровело, и он начал подниматься со своего места, но затем, передумав, снова сел. - Я знал, что вам только дай шанс, и вы накинетесь на меня, словно голодная собака. - Расслабьтесь, лейтенант. Расскажите лучше, почему вашего сына вообще рассматривают в качестве подозреваемого в этом деле? Новая тактика немного ослабила возмущение Тиллмана, и прежде чем ответить, он отпил глоток пива. - Первая кружка за счет заведения, - отстраненно сообщил он Скалли, вытирая пену с усов. – Политика заведения. - Ясно, - кратко ответила Дана, вызвав улыбку на лице напарника. - Пока все неофициально, - продолжил Тиллман, глядя на агентов из-под насупленных бровей и переходя к делу. – Я имею в виду обвинения в адрес моего мальчика. Это лишь превалирующая версия жителей города. Скажу честно, перво-наперво я позвонил в Шэмрок… убедиться, что Би Джей все еще там, и что за ней присматривают. И она действительно там, поэтому, думаю, можно с уверенностью сказать, что мы имеем дело с подражателем. - Или же с отъявленным лжецом, - добавил Малдер. – Жертва сама могла инсценировать нападение, чтобы подставить под удар вас или членов вашей семьи. Тиллман покачал головой. - Нет, только не Виола. Ее знают все – она не замужем и двадцать лет работает водителем школьного автобуса и на самом деле любит этих детей. Вчера рано утром около автобуса она наклонилась, чтобы протереть фары, и в этот момент получила удар по голове. Малдер тихонько пихнул напарницу. - Виола говорит, что была дезориентирована и жутко напугана. Она принялась звать на помощь и в этот момент услышала… - лейтенант тяжело сглотнул, - хриплый голос, произнесший «На этот раз тебе придется взять вину на себя, сестренка», после чего ей нанесли несколько ножевых ранений. - Куда? Фокс заметил, как вздрогнул Тиллман, подумав о своей связи с виновницей прежних нападений. - Верхняя часть груди, лицо, предплечья. Другой водитель позвонил 911, когда услышал крики. Из-за того, что сейчас по утрам земля мерзлая, мы не смогли найти никаких отпечатков подошв. И вам не удастся поговорить с Виолой сегодня, - добавил полицейский, заметив внезапное нетерпение агента. - Почему это? - Сейчас она не в состоянии с вами общаться, я проверил чуть раньше. Это нападение оказалось для нее тяжелым испытанием. Так что вы можете навестить ее завтра, начиная с половины девятого утра. - Я все еще не понимаю, каким образом имя вашего сына оказалось связанным… В этот момент телефон лейтенанта зазвонил, и он поднялся, чтобы ответить на вызов, отвернувшись от стола. Закончив разговор, Тиллман произнес: - Извините, но долг зовет. Нам придется продолжить нашу беседу в другой раз. - Завтра, - сказала Скалли, - нам бы хотелось поговорить с Бенджи. Малдер заметил, как на лице полицейского появилось выражение болезненного отвращения к этой затее. Мужчина закрыл глаза, потер виски, а затем смиренно кивнул, соглашаясь с неизбежным. - Приезжайте ко мне домой после того, как повидаете Виолу. Завтра суббота, но на данный момент мы держим мальчика под контролем. - Тиллман запнулся. – Он застенчив, очень мало говорит. Незачем обсуждать с ним слухи. Замолчав, лейтенант нервно побарабанил пальцами по поверхности стола, а затем стиснул кулак. Фокс обратил внимание на то, как Тиллман отвел взгляд, прежде чем посмотрел в глаза Скалли со странным выражением мольбы и решимости. - Знаете, сколько я себя помню, дети всегда были жестоки к своим сверстникам, агент Скалли. Теперь же я понял, что некоторые взрослые в этом городе так никогда и не выросли в этом отношении. И это… это чертовски меня тревожит, - закончил полицейский. Резким движением натянув пальто, он кивнул обоим агентам на прощание.