Копать под человека, которого давно нет, — всё равно что общаться с трупом.
Наверняка, всем вам известно, что в корне зависти всегда лежит сравнение. Она зачастую возникает, когда мы видим достижения или достоинства человека, и эти достижения оцениваем выше собственных. Часто ошибочно считают, что предпосылкой этого чувства, между прочим являющегося одним из смертных грехов в католической богословии, является низкая самооценка. На самом деле, это в корне не так. Наоборот, всему способствует весьма высокая самооценка. Человек верит в свой потенциал, верит, что он этого — того, что имеет сейчас другой, — достоин. Причём достоин больше, чем объект зависти. Правильнее будет сказать, что такие люди имеют высокий уровень амбиций при нестабильной самооценке — когда мнение человека о себе самом очень сильно зависит от того, столкнулся он с успехом или поражением. Когда приходит успех — он окрылен и верит в собственные силы, но если успех приходит к другому — наступает форма эмоционального пробоя, настроение портится, самооценка падает. Зачастую выходит так, что человеку зависть застилает глаза настолько, что он не желает видеть тех положительных (или, может, отрицательных) качеств, которые помогли ему добиться определённых успехов. Вместо того, чтобы признать достижения другого, завистник начинает выискивать недостатки, несовершенства, подвергая тончайшей, изысканной критике. Так вот, Чимин прекрасно знаком с этим чувством. Он действительно порой завидует другим даже в самых мелких вещах, но это не значит, что данное чувство захватывает весь его разум, заставляя пылать ненавистью. Нет, он, скорее, молча сравнивает себя с кем-то и как бы убеждается в том, что вокруг полно людей с хорошими качествами или успехами. Чимин знает, что есть те, кто умнее его: кто играет с идеями, подобно ребёнку с детскими игрушками; для кого любая задача на доске имеет логическое и простое решение, хотя даже сам учитель не знает ответа; на подиумах вышагивают люди с идеальными пропорциями тела по мнению общественности, у них совершенные глаза и сверкающая при свете прожекторов улыбка; есть также люди, чья любовь способна поворачивать не то что течение, а время вспять, в то время как границы светлых чувств спорят в бескрайней вечности (в которую Чимин никогда не верил). Чонгук из тех, кто всегда выполняет свои обещания, не подводит и предстаёт в виде железобетонной стены для тех, кто дорог ему. Наверняка, людям, сумевшим найти с ним общий язык, очень повезло. Даже по отношению Тэхёна понятно, что он доверяет Чону. Может быть, будь Чимин с ним более близок, он тоже смог бы так довериться кому-то, но вся загвоздка в том, что в нём давно не сохранилось подобной наивности. Пак всё ещё считает Чонгука странным. Очень даже симпатичным и надёжным, но странным. Особенно сейчас. — Если ты скажешь, что повезёшь меня домой, то лучше просто закопай в лесу, — первое, что произносит Чимин, когда забирается в салон автомобиля. Чон оставил окно открытым, поэтому он успел проветриться изнутри, хотя острый осадок едких ароматов до сих пор остался, походу дела просто впитавшись в обивку. Чонгук заводит двигатель, потихоньку начиная выезжать из леса, и говорит: — Я везу тебя домой, — ставит перед фактом. Ладно, Чимин особо не удивлён ответом — больше тем, что это не окончание фразы. — Не согласен — садись за руль, — предлагает без каких-либо изменений в голосе. — Если ты хочешь мчаться под двести по трассе с не совсем трезвым человеком, то я в принципе не против, — с простотой соглашается Чимин, понимая, что за водительское сиденье его бы не пустили, даже согласись он. И плевать, что машина-то его. Если Чонгук скажет «нет», то, думается Паку, оно будет настолько твёрдым, что либо Чимин сидит тихо и не мешает ехать, либо они проведут в лесу столько времени, сколько Чон посчитает нужным. — Обойдёшься, — слышится в ответ. Что и требовалось доказать. — Ну, мой ненаглядный, извини, но домой я не поеду, — со знакомой улыбкой оповещает парня Чимин. Казалось бы, нет в этой фразе такой же твёрдости, как у Чонгука, вот только от этого менее серьёзными слова не становятся. Видите ли, Пак очень упрямый. Очень в значении «очень». — Поедешь, — наперекор ему бросает Чон, выезжая на трассу. Чимин кидает взгляд в его сторону, вальяжно закидывая ногу на ногу. — Неа, — качает головой, выражая свой протест. — Даже если ты привезёшь меня к дому, то, зная тебя, ты оставишь машину и пойдёшь к ближайшей остановке, а я тебе назло сяду в авто, свалив прямо на твоих глазах, — откровенно сообщает Чонгуку о собственных намерениях, дескать, ты можешь хоть удушить меня, но по-твоему ничего не будет. Раздражает ли это Чона? Определённо. — Хорошо, — на удивление спокойно соглашается парень, но не тут-то было. — Я затащу тебя в квартиру, запру в ней, а приеду за тобой на твоей же машине, — выделяет слово «твоей», — завтра рано утром, чтобы поехать в универ. Мне несложно, — вообще-то, сложно, лишние проблемы Чонгуку абсолютно не к месту, но грёбаный Чимин проезжается по его гордости и достоинству так красиво и плавно, что возникает желание его удушить. Чимин вообще за такое короткое время умудряется в глазах Чона возвышаться до небес, а потом с разрушающей мощью метеорита падать ниже плинтуса, пробивая дно. Знаете, эдакие качельки туда-сюда. Вот Пак выдаёт философские мысли, выводя тебя на искренний диалог, где слушает твои высказывания, давая на них ответы, а вот он сидит в машине, напоминая о том, что клуб, секс и курево — его первый дом, что собственная квартира летит нахер и что никто его в обратном не переубедит. Чонгуку становится даже интересно, насколько его слова пусты для Чимина. Насколько ему плевать на все предостережения и советы, которые, между прочим, Чон даёт в благих целях. Нет, он прекрасно понимает, что людям бывает не так просто вбить что-то в голову, но Чимин совершенно иной случай. Чон Чонгук считает Пак Чимина очень странным, но необычным. Пак Чимин считает Чон Чонгука интересным, но очень странным. — Ты решил играть по моим правилам? — довольно улыбается Чимин, сощурившись. Чонгук явно решает бросать в него похожие слова, раскусив их строение. — Как мило с твоей стороны, но я отвечу тебе «нет». — Подумаю, если приведёшь аргументы, — парирует Чон, молча соглашаясь со словами парня. Порой кажется, что каждый их диалог напоминает незримую войну, где победителем выходит либо первый, либо второй. Что самое забавное, они оба это понимают. Пока Чимин лидирует с большим отрывом, учитывая сколько раз он сумел оставить Чонгука рыться в своих мыслях и чувствах, если те были. Так вот, касаемо данной ситуации, у Чона есть шансы начать догонять Чимина. Было бы это очень даже кстати, потому что проигрывать он отнюдь не любит. Даже в такой глупой борьбе. — Хорошо, тогда почему тебя так волнует, буду ли я дома? — кидает Пак в ответ, чуть встряхивая волосы пятернёй. Но он не ожидает того, что Чонгук окажется не менее упорным и настойчивым. — Хорошо, из-за чего вокруг тебя столько слухов? — Чон отвечает вопросом на вопрос, провоцируя парня. Они оба друг друга провоцируют. Специально. Чимин сощуривается, но уже без улыбки, сканируя взглядом Чонгука изнутри, пока сверлит его висок. Мол, как бы тем самым скрывая своё безрадостное «умно, сучка ты проклятая». Если они оба когда-нибудь поговорят друг с другом нормальным человеческим языком без пререканий или сарказма, можно будет официально заявить, что в этом мире Чимин преисполнился и больше делать ему здесь нечего. — Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя просто отвратительный характер? — ловко сводит тему Пак. Чонгук не собирается отвечать на вопросы до тех пор, пока на них не ответит Чимин, а последний в свою очередь придерживается аналогичной точки зрения. Два упёртых барана встретились на навесном мосту, и пройти, не скинув кого-то, кажется невозможным. — Получше твоего, — прилетает со стороны Чона. Ладно. Справедливо. Единственный раз, когда он смог поговорить с Чимином нормально, было в день его тотального опьянения. Чонгук до сих пор помнит, как этот парень с болью во всём организме, не шевелясь, лежал на боку в кровати и спрашивал «ты уходишь?», пялясь покрасневшими усталыми глазами в пустоту перед собой. Тогда Чон понял, что уйти бы не смог ни при каком раскладе, потому как выражение лица Чимина убивало все живые клетки, а голос ломал кости, кроша их на пыльный пол. Как можно было просто взять, развернуться и уйти? — Здесь на любителя, — произносит Пак, чуть запрокинув голову кверху. К собственному удивлению, разговоры с Чонгуком его не утомляют, а, что более странно, совершенно не злят. Сам парень не может найти этому причину. Обычно все, с кем он перекидывался какими-то едкими фразами, вызывали в Чимине сплошное раздражение — он никогда не мог, да и не может сейчас, остановить поток саркастичных и порой грубых слов. Исключений обычно не было. Рене в этот список не входила, потому что зачастую Чимин с ней говорит только в опьянённом состоянии, а потому около шестидесяти процентов их диалогов никогда не сохраняются. Всегда, когда Пака задевали, он задевал кого-то в ответ. На этом основываются его отношения с Хосоком, Намджуном и Юнги. Непонятным становится то, что Чонгук в эту категорию не попадает. Поначалу, когда Чимин его только увидел, ему показалось, что с этим человеком он ни за что на свете не найдёт хоть какую-нибудь точку соприкосновения, но — вот так дилемма — закон подлости действует лучше всех законов физики. Не хочется этого признавать, но разговаривать с Чоном приятно. И да, речь идёт именно о тех перепалках. Чимин впервые чувствует, что все ядовитые слова, направленные в его сторону, не вызваны злостью или отвращением к его персоне. Скорее, это как ответная реакция. Пак кидает одно — Чонгук другое. Доброжелательный обмен любезностями. Это в какой-то мере успокаивает. — Боюсь, таких любителей не найдётся, — а ещё Чимин забыл добавить, что всё равно в каждой фразе содержится правдивое личное мнение. Которое Чон скрывать не спешит. — Это была отсылка к тому, что меня никто не полюбит? — догадывается Пак и тянется рукой к задним сиденьям, нащупывая свою сумку. Ставит её к себе на коленки, а когда не получает ответа от Чонгука, считает это за согласие. — Да хер с ней, с твоей любовью, найти бы в первую очередь того, кто меня в повседневной жизни не бесит одним своим видом или голосом. Чонгук. Это Чонгук. — Любовники, с которыми ты трахаешься? — ладно, Чонгук порой бесит. Чимин бросает на него короткий взгляд, мол, ты ёбу дал? Вот только Чон и правда придерживается того мнения, что люди, с которыми Пак спит, его не бесят. Ну, то есть он же с ними спит. То есть как можно спать с тем, кто тебя бесит? Это весьма логичный вывод. Вот только всегда есть одно «но» и оно сейчас как раз кстати — Чимин эту логику на хую вертел. У него такой вид, словно Чонгук только что опорочил и запятнал честь всей его семьи. — Любовники это не «повседневная жизнь», — произносит как очевидный факт наравне с тем, что интернет является пространством прокрастинации. — У меня нет любовников, с чего вообще должны быть? — хмурится, ожидая ответа и пока откладывая ненадолго желание порыться в сумке и найти необходимую вещь. — Намджун? — приводит в пример человека, имя которого неприятно горчит на языке. В голове до сих пор не укладывается, что Чимин может спать с тем, кто публично принижает его вместе со всеми остальными. — Я в него не верю, но Боже упаси, — губы Пака на секунду кривятся, как бы спрашивая, как тебе такое в голову пришло? — Уж что я точно не хочу обсуждать, так это отношения с этим мудозвоном, поэтому попрошу не оскорблять меня. Чон впервые находит тему, на которую Чимин не желает разговаривать. Ого. Весьма весело слышать о том, что Пак воспринимает как оскорбление то, что Намджуна назвали его любовником. Чонгук бы даже усмехнулся, но мускулы лица сведёт от столь непривычного для него жеста. — Давай-ка кое в чём разберёмся — я не шлюха. Нет, серьёзно, Чонгуку скоро захочется смеяться. Его выражение лица даже на секунду как-то расслабляется, приобретая более беспечные черты. Что-то вроде «прости, но так шутить ты будешь у себя дома». — Что-то я не понял, — Чимин окончательно отдаёт своё внимание Чону, расценивая всё правильно. — Ты на полном серьёзе считаешь, что я ебусь с первыми встречными? — вопросительно выгибает бровь. — То есть вот прям просто сплю со всеми без разбора по принципу «перед кем быстрее ноги разъехались»? — не понимает, почувствовав, как что-то неприятно ёкает в груди, словно лёгкий укол иголки для шитья приходится на лёгкие. И это чувство Чимин ловит с поражением для себя же, не понимая, чем оно вызвано. — Ты сам создаёшь о себе такое впечатление, — всё, что говорит на это Чонгук, ведь это правда. С самой первой встречи образ и мнение о Чимине формируются настолько быстро и легко как два пальца об асфальт, а вот развернуть его в обратную сторону не так-то просто. — Милый, я знаю, — губы расплываются в фальшивой улыбке. Обычно она появляется в случае сильного раздражения. — Поскольку всем не угодишь, я даже стараться не буду, но, послушай, пить, курить и шататься по клубам ещё не значит быть шлюхой, — тон голоса немного грубеет или Чонгуку всего лишь кажется? — Держу пари, будь я тотальным активом или альфа-самцом, у меня была бы репутация дерзкого мальчика, что пол-универа перетрахал, не правда ли? Но ведь, как же, в корне всю ситуацию меняет моя внешность и одежда, из-за которых моё окружение сразу же судит по этим двум факторам, делая следующие выводы: легкодоступный пассив. Спасибо, прямо от души, — чуть повышает тон, словно упрекает Чона в том, какое мнение у него сложилось о Чимине. И сам Чонгук это замечает, а оттого всё сильнее хмурится, бросая короткие взгляды на Пака. Подождите, у него галлюцинации или… — Скажу тебе одному такому избранному по секрету: нет, я не сплю с каждым встречным человеком, окей? Нет, я не ложусь под богатеньких папиков, у которых карманы набиты деньгами, как последняя проститутка, и нет, я не позволяю касаться себя, если мне это, чёрт побери, не нравится, поэтому перестань думать о том, что я легкомысленный и ведомый придурок из-за того, что мне нравится удовлетворять свои физические потребности, — под конец Чимин сам не замечает, как сильнее повышает интонацию, заполняя своим громким голосом пропитанный лесом салон автомобиля. Пак в последний раз в возмущении взмахивает руками, а потом мускулы лица вдруг резко ослабевают. Слова застревают в глотке. Что он только что сказал? Нет, он прекрасно знает что, но одна вещь вводит его в ступор настолько, что его зрачки замирают где-то на уровне шеи Чонгука, переставая двигаться. Чимин чувствует взгляд Чона на себе, но в данный момент Пак не то что в глаза, а даже на лицо поднимать глаза не желает. Чонгук находится в не менее сильной обескураженности. Он внимательно следит за дорогой, замечая, что они уже скоро въедут в город, и лишь потом с треском рушит повисшую между ними напряжённую тишину: — «Поскольку всем не угодишь, я даже стараться не буду», — Чонгук цитирует фразу Чимина, сказанную в самом начале, из-за чего тот готов провалиться сквозь землю прямо сейчас. Настолько ему неприятно то, что хочет озвучить Чон. — Ты сам сказал это, — добавляет. — Замолчи, — Пак медленно уплывает взглядом вперёд, опуская его на бардачок. Чонгук его словно не слышит, возвращая внимание на дорогу, но мысленно отдаваясь вовсе не ей. — Ты злишься? — Замолчи, — вновь повторяет Чимин. Глаза его в слабом шоке округлены, но вскоре ему удаётся вернуть себе самообладание. Он уже не помнит, зачем вообще брал сумку и что собирался достать — ему это важно в последнюю очередь. — Я те… — Чонгук вновь начинает, хоть и чувствует резко изменившуюся атмосферу, вот только Пак не позволяет закончить мысль: — Заткнись, — грубее, чем до этого. Нет, интонация не меняется, но слово жирно намекает на то, чтобы Чон не задавал абсолютно никаких вопросов. И именно подобное отношение Чимина и раздражает лишь сильнее. Чонгук не понимает, какого чёрта всё время слушает его, поэтому в этот раз даёт отпор: — Не закрывай мне рот, — голос пропитан сталью. Когда рядом находится Пак, вся тактичность просто летит к чёртовой матери, будто этот парень не понимает нормальных слов, а на него действует лишь грубость. Чимин решает не продолжать эту перепалку, он принимает былую невозмутимость, когда начинает рыться в сумке: — Отвези меня в клуб, — не просит. Озвучивает своё твёрдое решение, заранее предугадывая реакцию Чонгука. И последний не изменяет себе, но в этот раз не показывает своего негативного отношения к этой затее, лишь сжав губы, дабы сдержать невероятную злость на Чимина. — Клуб? — уточняет с равнодушием Чон. Похожие чувства одолевали его в тот момент, когда он отвозил его в казино. Сейчас идентичная ситуация, но вызывает она больше негатива. Пак закатывает глаза: — Ты глухой? — бросает короткий взгляд на парня за рулём. — Не похож вроде, — и вновь отрывает глаза от Чона, надеясь, что тот не будет заводить его успевшую стать любимой песню. Зря надеется. — Прекрасно, — глухо кидает. Чимин хорошо прослеживает этот протест, полное несогласие с его решением. В любой другой ситуации Чонгук бы промолчал, но в данный момент он будто сдерживает желание долбануть Пака со всей силы по бардачку в надежде таким образом включить ему мозги. Где-то же там должен быть этот идиотский выключатель, который отвечает за его мыслительный процесс. — Давай, попротестуй ещё, вырази своё недовольство, что ты там ещё хочешь сказать, — не сдерживает в себе желание язвительно ответить Чону, потому как одно лишь присутствие в машине с ним убивает. — Только давай ты перестанешь капать мне каждый раз на мозги со своими тупыми советами или просто молчаливым недовольством, — Чимин его специально сейчас провоцирует? Да даже если и нет, то выходит у него с каждым разом всё более потрясающе. — Ты нарочно это делаешь? — Чонгук резко тормозит на светофоре, изредка стуча пальцами по рулю. Пак растягивает губы в глупой, но едкой улыбке: — Тебя серьёзно так волнует моя жизнь? Он подливает не масло, а бак бензина в бушующий пожар, позволяя их персональной комнате сгорать до тла. А ведь, казалось бы, куда уж хуже? С Чимином есть куда, ведь он отлично этому способствует. — Я так часто слышу от других упрёки и советы по типу «тебе нужно задуматься о будущем», «ты не можешь вести такой образ жизни всегда», «это тебя убьёт», — перечисляет Чимин, пародируя голоса разных людей. — Ты не первый такое мне говоришь, малыш, — на этом моменте Чонгука корёжит от столь слащавого и пронизанного ядом прозвища, но это сейчас не то, чему стоит уделять внимание. — Все вы, — подразумеваются все люди, пытающиеся поставить парня на «путь истинный», — в особенности Юнги, копаете под человека, которого давно нет, и никак не можете уяснить это. Понимаешь ли, это всё равно что общаться с трупом. Поэтому либо отцепись от меня, либо, мой тебе совет, меняй стратегию, если уж ты так не можешь смотреть на моё «разложение». И становится ясно, что Чимин ставит жирную точку в их разговоре. Знаете, наверняка это будет совсем некстати, но многим известно, что любовь и ненависть очень тесно граничат между собой. Например, девушка, которую пытаешься заполучить, но всё никак не удаётся, заставляет тебя ревновать. Многим в таком случае очень сложно. Становится выбор: любить её или ненавидеть. Если любить, то зачем ей дарить это, если ей всё равно и она не может проявить взаимность? Если ненавидеть, то за что? Почему ты начинаешь ненавидеть кого-то за то, что он не проявляет взаимность? Считаешь, что тебя просто нельзя не любить? Может, ты просто такой собственник? Всё равно, если есть вариант любить, то почему бы и не выбрать это? Но чаще всё-таки люди выбирают ненависть неоправданную, бессмысленную и порой болезненную для окружающих. Часто после телефонных разговоров ты можешь начать разбивать в кровь кулаки о стены, а вечерами не засыпаешь часами из-за мыслей о том, с кем сегодня разговаривал по телефону. Это касается не только любовных взаимоотношений. Чонгук может откровенно признаться в том, что Чимин очень приятный собеседник — стало понятно как раз в момент их поездки в лес. Чонгук может признаться в том, что Чимин красивый внешне, он изящен, ухожен, местами похотлив, но никогда не вызывает отторжение своим внешним видом. Чонгук может признаться в том, что Чимин умеет, чёрт побери, слушать, умеет воспринимать чужую точку зрения и высказываться на этот счёт, не оскорбляя мнения другого. Чимин умеет удивлять неожиданными выходками, открывая новые границы. И это то, что Чонгуку нравится. Да, он знает Пака от силы две недели, но их стало достаточно для того, чтобы сблизиться с этим парнем при самых странных и даже неприятных обстоятельствах. Возможно, они бы даже смогли спокойно наладить нейтральное общение в университете, вот только Чон стопроцентно уверен в том, что с Чимином такое провернуть невозможно. Его можно либо любить, либо ненавидеть. Либо всё вместе. Потому что характер у него просто отвратительный, он резко переходит от одной грани к другой, сначала давая надежду на свою лояльность, а потом резко разрывая эту иллюзию. В салоне автомобиля стоит твёрдая, жёсткая тишина, которую больше никто из них двоих не нарушает. Чонгук следит лишь за дорогой, в то время как Чимин облокачивается на сиденье, чуть повернув голову в сторону окна. Без интереса наблюдает за жизнью по ту сторону, всё ещё держа ногу закинутой на другую. Чон тормозит на светофоре у перекрёстка, тихо вздыхая. Ощущает себя полностью выжатым после разговора с Паком, но отчего-то поддаётся своему мимолётному желанию и переводит на него взгляд. Их машина стоит недалеко от тротуара, под высоким лиственным деревом с полностью пожелтевшей листвой. Яркое солнце слепит глаза, поэтому Чимин сидит с прикрытыми веками. Кожа его напоминает фарфор, сквозь который струятся дневные лучи. Щёки чуть горят коралловым румянцем, и парень кажется поразительно здоровым и довольным. Почему-то в кронах дерева, тень листьев которого метались по лицу Пака, пропуская солнце, было очень приятно смотреть на его глаза, что он чуть приоткрыл. Ресницы слегка трепещут, а на скулах заметен лёгкий блеск наверняка от какой-нибудь косметики. Чонгук уверен — если заглянуть в его глаза, чего так и не удавалось ни разу сделать, при естественном свете можно будет увидеть янтарь, напоминающий картины художников-фантазёров. И Чону захотелось коснуться его. Невозможно, до боли в груди ему вдруг стало важно ощутить кожей его плоть, прочувствовать, узнать, тёплая она или холодная. Что так сильно манит многих людей каждую ночь в сторону этого человека, грубые или нежные у него руки, насколько сухие на ощупь волосы и с каким вкусом бальзам для губ, всё время переливающиеся на свету. Но проходят минуты, они наконец-то добираются до пункта назначения, и солнце больше не освещает Чимина. В этот момент Чонгук вновь ощущает, как что-то сжимает его изнутри, тянет, а парень на сиденье рядом вдруг исказился, словно Чон был пьян, зашатался и потух. Свет, мгновение назад, казалось, исходивший от него, пропал, и вот Чимин снова перед ним мрачный, красивый, но отталкивающий собственной аурой. Пак Чимин так сильно был раздражён из-за того, что впервые за долгие годы перед кем-то оправдывал себя и своё поведение. А оправдывался потому, что слова Чонгука его задели. Он выходит из машины без каких-либо слов, оставляя Чона с мыслями о том, что Чимин снова будет убивать себя мучительно медленно и ужасно, и ему не дано узнать о том, что тот всего лишь собирается вернуть свою куртку, оставшуюся у Намджуна. Чонгук уедет на чужой машине, со злостью и смешанными чувствами думая о том, что если фраза «Дьявол носит Prada» не про Пак Чимина, то тогда почему тот уходит, вновь так спокойно оставляя автомобиль Чону?***
Говорят, люди рабы своего настроения. Оно ими командует, и не многие могут им управлять, идя к своей цели. Их называют ведущими. Он не помнит ни единого дня за последние пять лет, чтобы чувствовал себя настолько угнетённо в моральном плане из-за кого-то. Это было настолько непривычно для него, что Чимин провёл в собственных мыслях остаток прошлого дня, не в силах найти себе место. Он ушёл из клуба сразу же, как забрал свою куртку, и наивно надеялся, что сможет отправиться куда-нибудь погулять, дабы отвлечься. Он решил пойти к одному своему знакомому, что владел небольшим клубом, но по итогу провёл в одном из тесных туалетов с одной кабинкой около часа, порой тупо пялясь на себя в зеркало. Освещение там было полностью едко-красное, но это нисколько не мешало. Пить не хотелось — горечь на языке от недавней очередной пьяной ночи оставила осадок в виде боли в некоторых частях тела. Чимину было приятно её чувствовать, было приятно сгибаться пополам, а потом как ненормальному улыбаться, дожидаясь, когда эти тупые ощущения спадут. Он уснул в три ночи в каком-то дешёвом мотеле неподалёку — точнее, не уснул, а вырубился. В последний раз он действительно спал лишь тогда, когда его пьяным в квартиру доставил Чонгук. А до этого, да и после, он за секунды проваливался в темноту, не успевая проследить за этим. Чимин отключался после алкоголя, после усталости от полового акта, после принятых наркотиков или настолько сильного желания спать, что не успевал даже задуматься над этим, как его сознание нажимало «выключить». Чимин не любит спать. А ещё он не любит смотреть в глаза и прикосновения к его телу в определённых ситуациях. В данный же промежуток времени он не любит абсолютно ничего. Впервые он понимает, что привычную улыбку натянуть на лицо чрезвычайно сложно, словно мускулы окаменели. Организм всеми силами противится желанию вернуться в обычную форму, и это лишь в двойном размере воздействует на Чимина. С самого грёбаного утра он проклинает улицу и город, преподавателей и косые взгляды студентов. Пак не понимает, как именно он смог прожить первую половину дня и не врезать по морде парням, которые, проходя мимо, намеренно задели, а после и толкнули его. Чимин простоял так посреди коридора минуту, старательно сдерживая порыв просто размазать их лица по стенке. У Пак Чимина очень плохое настроение. Хуже, чем когда-то было в юности, а виной всему вопрос в его сознании. Почему? Почему в голове так навязчиво крутятся сказанные вчера Чонгуком слова? Если уж быть совсем точным, то почему его мнение о Чимине задело его и почему он стал оправдываться перед ним? Почему, твою мать, Паку стало неприятно за себя, а в частности за то, кем он является и какой образ жизни ведёт? Почему на секунду захотелось, чтобы хотя бы один человек на этой сраной планете знал, что Чимин не шлюха, что он не собирается подаваться в проституты или устраивать оргию? И, что самое главное, он действительно попытался объясниться перед Чонгуком, как бы до отвратного это ни звучало, «очистить своё имя». Доказать, что, нет, его мнение ложное, не такое, какое сформировалось. Вина за себя «такого» в тот момент резанула не по мозгам, а по сердцу, потому что, будь это разумным решением — сигналом из его чёртовой черепной коробки, то Чимин бы в жизни такого не сказал. Он привык к тому, что у людей складывается о нём не самое положительное мнение. Он настолько привык, что теперь не понимает, как может быть по-другому. Вряд ли его словам Чонгук вообще поверил, вряд ли воспринял всерьёз, но он точно заметил это — Чимин пытался оправдаться. И Пак взбесился в частности из-за чрезмерной внимательности парня. Нет, он бесится до сих пор. Мысль не может выйти из его головы, не может покинуть, ведь в ней навязчиво вертится это «ты оправдывался, Пак Чимин. Тебе стало стыдно за себя, Пак Чимин. Тебя задели чужие слова, Пак Чимин. Ты поддался чужому влиянию, Пак Чимин». Фраза за фразой, слово за словом в его голове, полная отрешённость и злость. Негативное отношение к любому внешнему раздражителю. Чимин понимает — он не должен себя так вести, он должен вернуться в привычный строй, но, кажется, за столько времени забыл, каким человеком является в настоящей реальности. Забыл, насколько сильно мысли способны влиять на его мышление, на его психическое состояние, и его сердце пропускает удар, когда он понимает, что всё вновь повторяется. Он боится, что опять загонит себя настолько, что выпутаться не сможет из своих навязчивых мыслей. Что это приведёт к нарушению, сбою, нестабильности, и его опять запр… — О, Чимин, привет, ты уже здесь? — этот радостный голос Пак узнаёт без каких-либо трудностей, потому что именно он ему так не нравится. От этого оптимизма и высоких ноток тошнит. Чимин не открывает рта, не здоровается с Тэхёном как обычно. Пак краем глаза улавливает, как Ким садится напротив, наверняка уловив не самую доброжелательную атмосферу, окутывающую Чимина. Вот только помимо Тэхёна, ему удаётся уловить вторую фигуру и, готов поклясться, хочет убить себя за то, что всё же поднимает взгляд исподлобья, натыкаясь зрачками на Чонгука. Тот не выглядит по-особенному. Ничего в нём не поменялось — ни в беспристрастном выражении лица, ни в стиле одежды. На нём опять, к слову, худи, в котором можно просто потонуть. Чон резким движением ноги отодвигает стул рядом с собой, закинув на него рюкзак, а сам падает рядом с Тэхёном. Только если у последнего перед собой, как и всегда, еда, то у первого учебник. У Чимина на секунду дёргаются брови в немом вопросе «ты вообще ешь?», а после он отводит глаза. Чонгук на него даже не посмотрел, больше предпочтя облокотиться на спинку и уткнуться носом в книгу. Впрочем, Пак сам не лучше. — А что ты пишешь? — любопытство Тэхёна нормально — оно вызвано добрыми намерениями, но… Чимин как-то не старается думать, кто хочет ему зла, а кто — нет. Он стучит чёрной ручкой по листку небольшого блокнота, пока рядом с ним покоятся три таких же вырванных. Не скомканных, но вырванных. Вообще-то, в каждом из них написано по строфе из стихотворения «Иди за мной» в целях просто занять себя чем-то и не нервировать. Понимаете ли, Чимин сейчас не хочет ни с кем контактировать — ему нужно время, чтобы просто охладеть и вернуть всё в прежнее русло. Было бы весьма логично вообще не приходить в столовку, уйдя куда-нибудь подальше, вот только Паку нельзя оставаться одному. Ему просто-напросто не дадут покоя. Он любит столовую как раз за то, что многие, находящиеся здесь, уже осведомлены о том, что Чимин сидит с двумя парнями, поэтому никто к нему не лезет. Одним словом, он пользуется ими по большей части. Как говорится, хочешь жить — умей вертеться, поэтому совесть на сердце ему не давит. Пак не планировал с Тэхёном иметь дело за пределами университета, а с Чонгуком, думал, что даже общаться не будет, но… Закон подлости действует получше законов физики, да? Чимин ничего не говорит, когда Ким берёт один из вырванных листочков и читает, чуть сведя брови в недопонимании. Кажется, пытается вникнуть, но выходит хреново. А ещё кажется, его тихий смешок был катализатором к вспышке. — Ты смеёшься? — голос Пака звучит не грубо. Он желает получить ответ на поставленный вопрос. Стучит ручкой по блокноту, пока что не поднимая взгляда. — Эм, нет, я, — Тэхён улыбается, ни о чём не подозревая, — просто не думаю, что могу понять смысл написанных цитат. Я далёк от искусства, поэтому… — он говорит совершенно простым тоном, ему даже в голову не приходит то, как сильно меняется настроение Чимина в ещё более худшую сторону. — Учитывая, что это не цитаты, а стихотворение символиста, — проводит языком по внутренней стороне щеки, поправляя Тэхёна. У того улыбка с лица не пропадает: — Оу, прости, мне это всё как-то… — не договаривает, намекая на то, что на стихи ему по большей части плевать. Он абсолютно не дружит с творческим миром. Вот только Чимин полностью пропускает его слова мимо себя: — Но если ты не понимаешь и не приемлишь — это сугубо твои проблемы, — знаете, даже будь Пак в своём обычном состоянии, он бы наверняка сказал что-нибудь едкое, потому как смеяться над стихотворениями с весьма серьёзной тематикой — оскорбление. — Соболезную, но в таком случае нам не о чем говорить. Что? — Что? — не понимает Тэхён. Он обескуражен столь внезапной переменой — нет, даже столь внезапным решением. Чонгук медленно отрывается от книжки, поднимая свой тяжёлый взгляд на Чимина и держа в себе немой вопрос «какого чёрта ты творишь?». Чон сощуривается — этот тон голоса ему знаком. Знаком не с самой хорошей стороны, поэтому он уже предсказывает, какое дерьмо способен вылить из себя Чимин, задавив Тэхёна словесно. — Поскольку всем, чёрт возьми, весело, всем угарно и несерьёзно, все такие ироничные и протестующие, что любая херня становится иконой бунта: читать — мейнстримом, — Пак слегка повышает тон голоса, буквально взваливая слова, пропитанные раздражением, на Кима, который вообще ничего плохого не хотел сказать. Он растерянно глядит на Чимина, приоткрыв рот: — Я не… — Всем ненапряжно и хочется смеяться. Неважно даже над чем, — Пак полностью игнорирует слова, а его ухмылка прилетает Тэхёну огромным булыжником по голове. — Культура мемов и постиронии неплоха, но, блять, когда эта мемность не сублимирует в другие сферы, а то всё по фану, и всех несёт в этом состоянии эйфории. Как бы это ваше право, меня не ебёт, но не стоит посягать на мою серьёзность за пределами смеха. Всё дело в иронизировании происходящего — типа реальность это ебаный цирк, — Чимин чуть жестикулирует руками, прекрасно, очень прекрасно видя, как Ким в полной растерянности смотрит на него убитым и при этом паникующим взглядом. Он не знает, куда деться — ему наверняка хочется сбежать к чёрту не то что от Чимина, а из этого помещения — настолько его пронзает обида. Он ведь даже ничего не сделал. Ровным счётом ничего, и сейчас начинает загонять себя, пытается найти причину, по которой Пак так сильно давит на него, ведь все его слова обращены только к Тэхёну. А Чонгук это всё видит. В первый момент ему казалось, что Чимин знает, где остановиться, знает, когда должен сказать себе «стоп». Пак осознаёт, как неприятно режет своими словами, но ему ровным счётом насрать. И Чон не знает, что его выбешивает из себя больше. Поэтому в конечном счёте, видя, как Тэхён вздрагивает, Чонгук не выдерживает, громко хлопнув книгой и тем самым закрыв её. Он скользит языком по губам, поднимаясь со стула: — Встал, — с видимой угрозой, под которой все виды металлов плавятся в жижу, не способную ни на что, кроме как сжечь кожу твою до костей. Чимин чувствует эту злость, она в него впитывается, забирается настолько сильно, что по телу проходит слабый зуд. Ким сразу же переводит взгляд на парня рядом с собой, тараторя: — Не надо… Но кто его слушает, верно? Эти двое словно находятся в своём персональном мире, не имеющем ничего общего с окружающей средой, и Тэхёну не позволено влезать в их отношения. Он не знает о том, что эти оба прекрасно знакомы за пределами учебного учреждения, поэтому боится действий Чонгука. Ким знает его характер, знает, на что тот может быть способен, но встревать боится не менее сильно. Ему остаётся лишь следить за тем, как Чон рывком хватает Чимина за руку, грубо потянув на себя и вынуждая того встать. А Пак поддаётся. Не противится, но Чон отчётливо ощущает, насколько сильно напряжены мышцы под вчерашней кожаной расстёгнутой нараспашку курткой. Чимин чувствует всеобщие взгляды людей в столовой на себе, он уверен — кто-то определённо радуется ситуации, надеясь на то, что Пака отведут куда-нибудь и изобьют до смерти. Единственное, что так неприятно Чимину — то, что он даёт этим мудакам надежду на «получение по заслугам». Вот только выяснять отношения с Чонгуком здесь не хочется, боясь спровоцировать его настолько, что тот действительно не сдержится, припечатав Пака головой об стол. Это Чимин. Он отлично знает, что хуже, чем сейчас, быть очень даже может. Чонгук кожу чуть ниже локтя сжимает до синяков или гематом, но точно своими действиями приносит боль, пока заставляет Чимина насильно перебирать ногами, выводя его из столовой. Каблуки его обуви звонко стучат по плите в печально знакомом туалете, когда Пака грубо разворачивают к себе лицом. Чонгук сокращает расстояние до считанных сантиметров, а Чимин едва заметно дёргает бровями от больного удара затылком и лопатками о стену, потому что Чонгук совершенно не знает, что такое деликатность и нежность по отношению к Паку. Последний, кажется, и правда ничего, кроме грубости, не понимает. Чон не был шибко вспыльчивым человеком, но и особо великодушным тоже, у него своя шкала терпения. А Чимин даже не противится, но дышит тяжело и осторожно — у него ходит ходуном грудь от того, что Чонгук слишком близко, у него срывается дыхание из-за нестерпимого желания ударить его первым, хоть он уверен, что у Чона эта жажда куда сильнее до зуда в костяшках. — Ох, ты злишься, — выдыхает Пак и так по-блядски тянет уголок губы вверх, но она дрогает из-за напряжения. Провоцирует. Всегда провоцирует. Веки его слегка подкрашены тёмными тенями, а полностью открытая шея с ключицами вызывают желание либо укусить до крови, либо сдавить к чёртовой матери. — Прости уж, сладкий, я не умею говорить лживые комплименты, — чуть запрокидывает голову назад, скользя языком по сверкающим из-за бальзама губам. — Мне по душе искренние гадости, — а потом так мило улыбается, что первым делом Чонгуку хочется разбить ему эти дрянные губы. Он крепко сжимает руку Чимина, скользнув ближе к запястью, и на себя дёргает, встречая в ответ сопротивление. — Каждая бестактная скотина с большим дефектом воспитания норовит на полном серьёзе считать себя прямолинейным и честным человеком, — шепчет Чон ему прямо в лицо, но из-за своего роста ему приходится наклонить голову чуть вниз. Хочется задрать Паку подбородок, заставить наконец посмотреть в глаза, но мысль о прикосновении к его коже собственную жалит до крови. — Хорошо, я бестактная скотина, — Чимин соглашается, не ведясь на слова Чонгука, вот только грудь неприятно сдавливает. По крайней мере злость во много раз лучше равнодушия. — Тебе нужно подтверждение? Согласие? Так окей, я — ублюдок, — на секунду убирает с лица улыбку, незаметно для Чонгука приподняв вторую руку, а потом пальцами касается напряжённой груди Чона, моментально получая ответную реакцию на неожиданное действие. Парень тут же схватывает второе запястье Чимина, обвитое несколькими браслетами, и с силой вбивает в жёсткую каменную плитку, из-за чего металл впивается в кожу. Она у Пака тёплая, но у Чонгука настолько сухая и горячая, что в первый момент Чимин дёргает запястьем. Чон с поразительной лёгкостью может оставить трещину в костях, если надавит ещё сильнее. — Мой тебе последний совет, — переходит Чон на более низкую ноту, наклонившись к Паку ближе, из-за чего химия его едких духов с ароматом цитруса и чего-то мятного оседает не только в носу, но и на языке сладкой горечью, — если у тебя дерьмовое настроение, то лучше держись от других подальше, желательно в радиусе километра, чтобы никто из-за твоего отвратного характера не пострадал, — сощуривается, не выпуская Чимина из клетки своего взгляда, не позволяет тому даже пошевелиться, до посинения сжимая его запястья. Пак на мгновение стискивает зубы, пытаясь пошевелить пальцами, но движения отдаются болью по всей руке. — Знаешь, как говорится? — Чимин не перестаёт держать уголок губы приподнятым, тем самым скрывая неприятные ощущения, молчит даже тогда, когда возможность двигать руками полностью исчезает. — Скажи мне, кто твой друг, и оба идите нахер, поэтому катись к чёрту со своими советами, милый, — тихий выдох сквозь сжатые губы, ведь боль начинает сильнее напоминать о себе. Зрачки упираются в изгиб шеи парня перед собой, в ярко выраженный кадык, что за всё это время не двинулся, и неожиданно ловит себя на одной мысли. А как Чонгук пахнет? Нет, это… Чересчур внезапно появляется это желание узнать, пока парень стоит впритык к нему, кажется, норовя сломать Чимину запястья. В какой-то момент Пак не выдерживает, и переступает через себя, едва приподняв губы. — Хочешь ударить меня? Бей, только руки отпусти, а то ты мне сейчас кости сломаешь, доктор, — специально добавляет, вот только под конец голос становится тише, что не остаётся для Чонгука незамеченным. Он сначала переводит своё внимание на запястье, которое прижимает к стене, но вместо того, чтобы просто отпустить, медленно поднимает свою ладонь чуть выше. На лице хмурость, чем-то напоминающая озадаченность, но Чимин не может этого видеть. Пока не может. И Пак замирает. В прямом смысле. Цепенеет, на секунду задержав дыхание, когда чувствует горячее прикосновение к ладони. Чонгук выпускает его запястье из хватки, из-за чего Чимин с облегчением понимает, что браслеты больше не впиваются в его кожу, а кость не норовит треснуть, но даже при этом он не спешит резко вырвать руку. В голове словно возрастает барьер, не позволяющий этой мысли протиснуться внутрь, потому что Чон Чонгук касается его грёбаной ладони своей. Нет, он не сцепляет их в замок, а лишь несильно придавливает её к плиточной стене, из-за чего в голове у Пака возникает немой вопрос. На что смотрит Чонгук? Как в данный момент выглядит его выражение лица? Чимин не двигается, как и не замечает того, что хватка на втором запястье ослабевает, а потом борется с самим же собой. Наверное, всё дело в интересе или любопытстве — разбираться особо не хочется, но Пак осторожно скользит зрачками чуть выше шеи парня перед собой, первым делом натыкаясь на губы. У Чонгука они не пухлые, как у того же Чимина — такой, знаете, формы ромба и с небольшой родинкой прямо под нижней губой. Сейчас челюсть парня явно сильно напряжена, поэтому, подняв зрачки повыше, Пак видит проступившие на скулах желваки. А после заглядывает в его глаза. Карие, очень тёмные, ничем по большому счёту и не выделяющиеся, но нахмуренные брови придают взгляду тяжесть, хотя Чимин уверен, что она сидит на самой глубине и без этого. Чонгук разглядывает алые отметины на запястье, дабы убедиться в том, что именно он их нанёс, что они не возникли просто так, «из воздуха». Он не сдержался. А потом делает то, чего Пак никак не ожидал, слишком уж засмотревшись и потеряв бдительность. Он смотрит на Чимина. И всего на одну секунду, всего одну долбаную секунду, длящуюся подобно бескрайней вечности, в которую Пак так не верит, их взгляды пересекаются. Для Чонгука этот момент значит не слишком многое, кроме того, что «неужели я наконец-то посмотрел в эти чёртовы глаза», а у Чимина успевают разойтись океаны, позволяя шагнуть в многокилометровый каньон, ощущение, словно все мысли в его голове, все фразы, предложения и слова сжигаются подобно жалкой фотографии. Словно вместо него одна большая дыра и она сквозит — ветер врывается внутрь. — Что? Злость прошла — настало перемирие? — голос Пака немного хрипит в самом начале, приподнять губы даётся с большим трудом. В один момент иссякают все силы, и вдруг исчезает желание ёрничать. Хочется просто молчать. Но стоит только Чонгуку окончательно отпустить руки парня, сделав несколько шагов назад, так Чимин обретает силы вновь. Не находясь рядом с ним, исчезает и странное напряжение. Даже не так, неловкость — более точное слово. И чтобы от него избавиться, Пак отлипает от стены, театрально отряхивая одежду. Он мог бы сделать вид, что намазывает губы бальзамом, но сумка осталась в столовой. Ему же на руку. Чимин вновь так мило улыбается для приличия, делая вид, что абсолютно ничего не случилось, и без какой-либо серьёзности говорит, выходя из туалета: — Что ж, если твоя ненависть ко мне на минутку ослабла, то я, пожалуй, вновь свалю перед последней парой. Планы на вечер как всегда просты: сначала выпить, а потом заняться с кем-нибудь романтизмом, — толкает двери столовой, первым делом обращая внимание на людей, которые в свою очередь обращают своё внимание на них двоих. Ох, как мило видеть на лицах некоторых недовольство. Чимин подходит к их столу, за которым не замечает Тэхёна, и уже хочет кинуть насмешливое «слился», но… — Нет. Пак тянется к своей сумке, вот только не успевает её схватить. Вместо этого она оказывается в руках у Чонгука, что с бесстрастным видом убирает свой учебник в рюкзак. Чимин скептически выгибает брови: — Что «нет»? — не понимает. — Может, ты отдашь мне… И вновь перебивают: — «Нет» в значении «нет, твои планы на вечер меняются», — без какого-либо интереса в голосе произносит Чонгук, игнорируя недосказанную просьбу и не дожидаясь от Чимина реакции. Он молча направляется в сторону двери, ведущей на улицу, в то время как Пак пребывает в полнейшем замешательстве. На его лице буквально чёрным маркером написано «не понял», поэтому он спешит вслед за Чоном, догоняя его лишь тогда, когда тот уходит дальше от здания. — Так-так-так, какого чёрта ты делаешь? — Чимин быстрым шагом идёт вслед за ним, но реакции от парня никакой не получает. И кто из них ещё «с отвратительным характером»? Яркий солнечный свет врезается в глаза настолько неожиданно, что Пак жмурится, терпя неприятную боль и муть перед собой, но спешить за Чонгуком это не мешает. Последний не собирается тормозить, как и реагировать на вопросы Чимина, который жалеет, что не ударил этого парня. Если тот не смог, то сможет Пак. Не впервой. По крайней мере на вопрос «куда этот придурок вообще идёт?» ответ весьма простой — на парковку. Чонгук спокойно достаёт из кармана джинсов ключи, словно эта машина его, а после, разблокировав её, без слов забирается внутрь. Небрежным движением закидывает сумку и свой рюкзак на заднее сиденье, пока Чимин в прямом смысле добегает до автомобиля. Садиться, правда, не собирается. Он лишь резко открывает дверь пассажирского сиденья, и, не забираясь внутрь, стоит на улице, с полным непониманием говоря: — Какого чёрта ты делаешь? — в голосе сквозит возмущение, потому что Пак не понимает, какая муха Чонгука укусила. Последний в свою очередь не имеет желания что-либо объяснить, поторапливая парня: — Садись, — но не забывает, с кем разговаривает, поэтому следующие слова ожидаемы: — А если нет? — Господи, почему он не может хотя бы минуту провести без своих выебонов? — С чего вдруг я вообще должен садиться к тебе в машину? — повышает тон, разведя руками в недоумении. Чон бросает на него взгляд, заводя двигатель: — Это твоя машина. — Да какая нахрен разница?! — действительно. Кажется, Чимин вообще мог забыть про свой BMW, если бы Чонгук его не возвращал, забирая в своё пожизненное пользование. Серьёзно, в который раз он попадает ему в руки? По сути своей, Пак не просит его даже возвращать, мол, пользуйся на здоровье, главное не разъеби. Что за странное отношение? — Я садился и ты сядешь, — вот это аргумент. Нет, ну, с моральной точки зрения очень логично. Чимин ведь тоже потащил этого парня в тату-салон, всего-то попросив сесть в машину. Что мешает Чонгуку сделать точно так же? Вот он и пользуется, хотя что-то Паку подсказывает, в случае отказа его просто заставят. С каких пор ему вообще могут приказывать? Это как минимум удар по его гордости. — Что, опять в тюрьму, но на этот раз на пару? — вырезать бы Чимину язык — и сразу все проблемы иссякнут. Потому что бывают моменты, когда он действительно говорит то, что стоило бы держать в себе. Разумеется, чтобы не усложнять себе жизнь и только. — Отлично, то есть ты теперь записался в прогульщики? — Пак моментально переводит тему, не позволяя Чонгуку заострить внимание на услышанном, и всё-таки забирается в машину, громко хлопнув дверью. — Не убудет, — кидает парень в ответ. — У меня убудет, — возникает Чимин, пока они выезжают с парковки. — Я, между прочим, стараюсь учиться, — от данного заявления Чону становится смешно. Чимин и «стараюсь учиться»? Вы серьёзно? Кажется, никакого свистящего на горе рака не хватит, дабы в это поверить. Но Чонгук не спешит как-то принижать Пака, подыгрывая: — Скажи, что заболел. — Чем, на милость? — парень язвительно, как и умеет, усмехается. — СПИДом? О, — сам же радуется своей идее. — Думаю, они очень даже поверят, — тут не спорит даже Чон, хотя отчего-то пропускать себе в голову мысли о том, как Чимин, который прямо сейчас прыскает ядом в машине, стонет под каким-то левым парнем, отвратно. Наверняка, он не бросается так открыто сарказмом при своих партнёрах на ночь, не пытается их задеть. И не показывает какую-то Богом забытую психушку в лесу. Чонгук хмурится, но не из-за слов Пака, а из-за собственных мыслей о подобном. Всё это так странно и непонятно. Зачем он вообще сейчас выполняет свою задумку, он ведь на полном серьёзе прогуливает из-за него. Нет, он, конечно, знает, что от пропуска одного (на деле уже больше) учебного дня хуже не станет, и он прав. Чон сам по себе привык идти по самым трудным путям, взять ту же недавнюю практику. Он попросил об этом руководителя, но учебную программу никто не отменял — Чонгуку приходилось в свободное время прямо на работе мониторить все пройденные темы, заучивать присланные однокурсниками конспекты и поздно по дороге домой покупать новые книги. Впрочем, этим он занимался всегда по приходе домой — учил и изучал. Не потому, что ему никогда не хотелось просто расслабиться, сидя на кровати за каким-нибудь тяжёлым сериалом, а потому, что времени на это тупо не было. А когда было — он читал книги. Вот так разнообразие. Наверное, поэтому он не противостоял внезапно пришедшим Чимину в голову идеям. Чонгук находит интересным в предвкушении ждать, куда они приедут, но при всём этом из-за Пака весь жизненный ритм парня сбился. Они даже не друзья. То есть, что вообще творится? Их взаимоотношения чрезмерно странные, если это таковым можно назвать. — И где мы? — Чимин рассматривает здание неподалёку, но не может понять, что оно из себя представляет — вывески с названием нигде нет. Машина паркуется у бордюра, на небольшой парковке, и Чонгук глушит её, выбираясь на улицу. Опять не отвечает. Пак закатывает глаза, начиная раздражаться из-за пребывания в неведении, а после выбирается из салона, вновь зажмурившись. Солнце так и норовит испепелить его — Чимину начинает казаться, что он превращается в вампира. Чон становится прямо перед парнем, одну руку вместе с ключами от машины засунув в карман худи, а ладонь второй протягивает вперёд, говоря: — Дай свой телефон. Воу. — Ты хочешь вбить свой номер? — Пак подозрительно сощуривается. Чонгук не отвечает, в мыслях думая «ты дурак или просто прикидываешься?». А зачем ещё нужно просить у другого человека телефон? — Что, собрался мне названивать? — Чимин, разблокировав экран, всё же отдаёт мобильный парню. Последний с бесстрастным видом отвечает, параллельно с этим вводя номер: — Я не собираюсь брать твой номер, — и говорит правду, потому что после этого сразу же возвращает Паку телефон. — Звонить мне будешь ты, — утверждает, будучи уверенным в собственных словах процентов так на девяносто пять. — Что ты… — начинает Чимин, с ещё большим подозрением пялясь на Чонгука. Выглядит весьма странно, учитывая тот факт, что зрительного контакта он не устанавливает. Это начинает раздражать лишь сильнее, хочется просто дёрнуть его за плечи и сказать «посмотри ты на меня, блять, нормально», но Чон столь несдержанным человеком не является. — Подождёшь меня здесь, — всё, что бросает Чонгук в ответ и… Уходит. Он действительно разворачивается, без слов направившись в сторону здания. Чимин стоит как дурак с этим телефоном, недоумённо пялясь в спину уходящему парню, и абсолютно не понимает, что происходит. Впервые находится в подобном положении, когда слова «нихера не понимаю» означают то, что означают. Чонгук слишком скуп на проявление каких-то эмоций, поэтому по его лицу ничего не узнаешь. Оно за всё время их весьма необычного знакомства ни разу не изменилось. То есть Чон либо хмурился, либо смотрел хмуро-вопросительно, либо он смотрел равнодушно, но всё равно хмуро, либо… Нет, он, кажется, всегда ходит с лицом, словно по нему вся бренность бытия танком прошлась. Никаких изменений, кроме сегодняшней злости. Беря в расчёт, что у него практически всегда хотя бы немного сведены брови, то и эмоции всегда получаются негативными, а взгляд неимоверно тяжёлым. Чимину хватило секунды для понимания — он не хочет смотреть ему в глаза. Хотя глупо. Он всем не хочет смотреть в глаза. Но, возвращаясь к Чонгуку, весьма сложно сказать, какой именно он человек. Чон не похож на какого-то «бэд боя» из дешёвых американских сериалов, нет, для таких он слишком терпеливый, равнодушный и надёжный. Он явно не гонится за общественным мнением, у него не стоит в приоритетах переспать с каждой девушкой с его факультета, и тем более он, похоже, абсолютно не сторонник весёлого времяпрепровождения: клубы, вечеринки, вписки или что-то подобное. Он даже в столовой сидит за книгами по его специальности. Тем более его вид отпугивает не только представителей противоположного пола, но и парней тоже. Интересно, Чонгук знает о существовании улыбки? Или смеха? Или небольшой ухмылки? Он хоть с кем-то встречался когда-то? У него секс был вообще? А с чего вдруг у Чимина так много вопросов по отношению к этому парню? Наверное, потому что Чонгук интересен ему. Он не вызывает отвращения и не бесит, как все остальные, хотя, по логике вещей, должен, учитывая, что порой он действительно выводит из себя. Впрочем, Пак тоже не подарок. Может быть, дело в том, что с такими типами людей Чимин ещё не сталкивался? С настолько закрытыми. И вот с этим «а может» парень проводит около пяти-семи минут, стоя у собственной машины, в которую не может попасть. Прохожих на этой улице мало, то есть практически нет вообще. Видимо, потому, что это территория здания, а не просто обыкновенная улочка. И лишь спустя долго тянущуюся минуту Чимин замечает Чонгука, вот только отнюдь не одного. Пак хмурится по мере приближения парня лишь сильнее, ведь замечает в его руках животное. Именно животное, потому что назвать это котом у Чимина не поворачивается язык. Сначала парень даже пугается этой вытянутой морде, так сильно напоминавшей инопланетянскую, а после нервно усмехается: — Ты вдруг решил завести кота? — подсознательно получать ответ на вопрос не хочет, надеясь увидеть кивок. У Чонгука же планы кардинально отличаются, поэтому он, спокойно держа этого уродливого представителя кошачьих на руках, отвечает: — Нет. Ты. Простите? — Стой, что? — Чимин откровенно выпадает, но глаз не сводит с животного. Он не может рассмотреть его в полный рост, подмечая вот что: у него некрупная голова клиновидной и вытянутой формы — это и делает кота настолько непонятным. Отличительной особенностью можно назвать уши, которые невероятно большие и низко посаженные, такой, знаете, длинной заострённой формы — они широкие у основания и заостренные на кончиках. Нос вытянутый, соответствующий морде, а выразительные тёмно-бирюзовые глаза миндалевидной формы, скорее, пугают, чем восхищают. Ещё больше неоднозначных чувств вызывает черепаховый окрас — чёрный мешается вместе с каким-то непонятным серо-бежевым оттенком, а тот в некоторых местах, например, на носу, перетекает в рыжий. Чимин сейчас абсолютно не хочет знать, какая гамма эмоций изображены на его лице, когда Чонгук весьма грубо берёт животное за шкирку, небрежно ставя на асфальт между ними двумя. Пак опускает взгляд, видя, как кот в страхе пятится назад, но… Что-то в его движениях не так. Он широко расставляет лапы, а после и вовсе заваливается набок, падая задней частью тела. Голова его слегка пошатывается, а кот едва может самостоятельно подняться. — Какого чёрта? — Чимин не узнаёт собственного тона голоса. Он звучит тихо, негодующее и с каплей злости на Чонгука. Последний вытаскивает ключи из кармана худи, кидая их Паку со словами: — Делай с ним, что хочешь, — полное наплевательское отношение. — Забери себе, выброси на улицу, отдай обратно в приют, хоть убей — тебе решать, — суёт руки в карманы, с такой лёгкостью разворачиваясь к Чимину спиной, и… Уходит. Он серьёзно. Чёрт возьми. Уходит. Пак с несвойственной для него растерянностью смотрит Чонгуку вслед, забывая сжать как следует в руке ключи, из-за чего те с треском валятся на асфальт. И у Чимина просто не выходит догнать Чона, развернуть его, вытрясти из него ответы, ведь когда он опускает взгляд, то замечает, что кот убегает от него. То есть не убегает, а старается перебирать лапами, он катится назад, постоянно заваливаясь набок, больно бьётся о твёрдую поверхность. Напуган. Зрачки расширены, а подсознание явно кричит ему сбежать куда подальше, но он не может. Физически не может. Чимин чертыхается себе под нос, быстро подбирая с асфальта ключи, и, наспех сунув их в карман джинсов, делает широкие шаги в сторону кота. Догнать его труда никакого не составляет, потому через несколько секунд Пак чувствует непривычную гладкую шерсть в своих руках. Длинный, узкий в основании и ещё больше сужающийся к кончику, хвост активно бьёт Пака по талии, а самому парню приходится не просто прижать животное к груди, но и при всём этом перехватить ему передние и задние лапы, дабы он не дёргался. У кота гибкое, удлинённое, стройное тело с крепким мускулистым костяком. При этом бёдра не больше плеч. Чимин старается не смотреть на него, пока тащится в здание с твёрдой мыслью о том, что вернёт этого уродца обратно в приют, потому что какого хрена Чонгук вообще творит? Он просто взял кота и просто кинул Паку, мол, разбирайся-ка ты сам, а я объяснять свой поступок тебе не буду, даже не проси. Чимин крепко прижимает к себе животное, пока открывает дверь здания, и чувствует, насколько быстро бьётся маленькое сердце. Больше всего Пака пугает факт того, что он это, мать его, именно чувствует. Без преувеличений. Грудная клетка кота худая, поэтому через неё отчётливо ощущаются частые и быстрые удары. — Простите, — Пак подходит к стойке регистрации, за которой сидит весьма приятный молодой человек. — Я хотел вернуть… — Гиацинта? — внезапный голос откуда-то сбоку не вынуждает Чимина вздрогнуть, но сразу же обратить внимание на пухленькую женщину — да. Пак сначала не догоняет: — Гиацинта? — переспрашивает. Незнакомке на вид лет пятьдесят, у неё приятные черты лица и добрый взгляд. Она проходит мимо Пака, из-за чего тот воспринимает это как молчаливое «иди за мной», ведь женщина начинает говорить: — Да, его зовут Гиацинт, — поясняет на ходу, бросая взгляды на парня рядом. — Гиацинт как цветок? — скептически выгибает бровь, заметив, что кот в его руках начинает мотать головой, словно впервые в жизни видит это место. — Гиацинт как цветок, — работница приподнимает уголки губ, подтверждая. — Вчера к нам приходил парень и сказал, что заберёт его сегодня. Вы хотите его отдать? — уточняет, по-прежнему улыбаясь. Чимин чувствует, как кот в его руках перестаёт дёргаться, поэтому он ослабляет хватку на лапах. А тот сразу же выпускает когти, но не царапает — цепляется за одежду, боясь окружающего его места. — Да, — Пак соглашается не сразу. Ответ же, наоборот, приходит незамедлительно: — Тот парень это тоже сказал, — смеётся, заворачивая за угол. Чимин выгибает бровь, не понимая: — Что сказал? — Что, скорее всего, придёт знакомый, которому отдаст Гиацинта, и он захочет вернуть его, — поясняет. Пак не замечает, как начинает невесомо гладить большим пальцем шёрстку кота, задумываясь над тем, почему Чонгук назвал его знакомым? Да, глупо об этом думать в такой ситуации, но этот вопрос настойчиво лезет в голову. Чимин знакомый. Просто знакомый. Хотя, да, правда очень глупо — никем больше он являться не может. — Почему он такой? — вдруг интересуется Пак, из-за чего женщина кидает на него вопросительный взгляд: — Имеете в виду Гиацинта? — а после, не дожидаясь ответа, принимается разъяснять: — У нас тут каждый со всей печальной историей. Кого-то выкинули за шкирку, кто-то просто оказался «бракованным» по всем этим высшим меркам истинных ценителей, — в её голосе на секунду мелькает презрение. — Гиацинт у нас ориентальной породы — весьма дорогая и необычная кошка, и однажды её решила приобрести одна молодая женщина. Купила девочку, ну, а потом на какой-то ярмарке скрестила с котом, чтобы вместе с владельцем дорого продать котят и разделить деньги, — рассказывает, пока они входят в помещение с большим количеством клеток. — И однажды девушка поздней ночью услышала крики своей кошки, которую часто выпускала на улицу в своём частном доме за городом, а потом обнаружили измученных до смерти четырёх её котят. Их тела были покрыты пулевыми отверстиями и все в крови, — с её губ уже давно пропала улыбка, сменившаяся воспоминаниями. — Головы трёх из них слупились от ударов, а последний был ещё жив, но его грудь сокращалась открытая, практически выставляя сердце. Согласно наблюдению журналиста, пулевые отверстия на телах котят были вызваны игрушечным оружием. Считают, ночью, кто-то специально избил котят, чтобы они были неспособны убежать, а потом продолжал над ними издеваться и калечить до смерти. И самое ужасное, что этот выродок специально клал их около кошки-матери. Та продолжала облизывать своих деток, надеясь вылечи… — Хватит. Чимин не выдерживает, резко перебив женщину на полуслове и вдруг почувствовав, как когти Гиацинта впиваются в его футболку под расстёгнутой кожанкой сильнее. Голова его чуть качается при движениях, из-за чего он часто прижимается ушами к груди Пака, доставая до полностью обнажённых ключиц. — Он был тем самым котёнком с открытым сердцем, — женщина послушно прекращает рассказ, переходя к главному. — Его чудом успели спасти, но теперь у него не только большой шрам в области груди, но и слишком тонкая кожа. Это его самое уязвимое место, — поясняет, остановившись около одной из пустых клеток. — После обследования выяснили, что у него повреждён мозжечок — у него нарушение координации, а вылечить его уже нельзя, — пытается скрыть свою грусть за улыбкой. — Я очень обрадовалась — хотя, нет, очень удивилась, когда тот парень сразу же заприметил кота и решил взять его, — сильнее растягивает губы в искренней улыбке, что так чужда Чимину в понимании. Он смотрит женщине ниже глаз без каких-либо эмоций, мысленно исправляя её слова без намёков на радость: «Он решил взять его для меня». Чимин поворачивает голову, окидывая взглядом… Клетки. Это всё, что здесь находится. Их десятки всего лишь в одном длинном помещении, больше напоминавшем лабиринт из них. И в каждом сидит один из котов — глаза у них безжизненные, они никак не реагируют на появление чужих людей, лишь некоторые бросают взгляды, а после вновь отворачиваются. Всё, что им остаётся здесь делать — это накатывать круги в столь тесном пространстве, спать, кушать и испражняться. Вот и вся их жизнь. — Так Вы будете отдавать кота? — тихо интересуется женщина, но смысл её слов пролетает мимо Чимина. Он привык, что задеть его нельзя. Это действительно так, потому что даже последнее слово всегда оставалось за ним. Он привык к обескураженности и злости людей по отношению к нему, привык к испепеляющим или же восхищённым взглядам, привык к похоти в их глубине, страсти и желаниям, а ещё привык улыбаться мило, но при этом так похабно, что, да, фривольный — лучшее слово в его сторону. Он привык одеваться со вкусом, соблюдать во многих действиях изящность, поэтому чувствует себя в своей красоте здесь, с этим уродливым «кошаком» на руках, так нелепо. Смехотворно нелепо. Вот только смеяться ему отнюдь не хочется. За все их встречи с Чонгуком вёлся мысленный счёт побед, и каждый раз новый плюсик причислялся в пользу Чимина. Вот только прямо сейчас последний понимает — одним своим поступком Чонгук сумел вырваться вперёд настолько далеко, что Пак его догнать уже не сможет.