Каторга в цветах

Веди себя, будто доверяешь людям, но никогда этого не делай.

«Slow Dancing Dans La Maison» от Gabin не самый шикарный выбор, но у Чимина своё виденье окружающего мира, поэтому он считает, что атмосфера этой песни хорошо вписывается в эту серую квартиру. Царит полумрак, а парень свет включать не спешит. Нет, серьёзно, он с самого прихода ни разу не воспользовался кнопкой выключателя. Пак лежит на спине, на кровати, пока за окном успокаивается стихия. Дождь накрапывает, ветер не так силён, как прежде, поэтому вой стих. Музыка плавно касается стенок черепа, и Чимин прикрывает глаза. На часах уже одиннадцать вечера. Спать не хочется. Пак вообще не умеет спать. Его организм уже давно забыл, что значит отключать сознание и давать телу хорошенько отдохнуть. Тем более, если по существу, то как можно заснуть в этой квартире? Среди холода и пыли? Слишком неуютно. Конечно, всё в руках Чимина — он может взять яйца в кулак, начать убираться, приводить помещение в порядок, вот только смысла никакого не видит. Нет ни желания, ни адекватной причины. Разве что кроме… Сумбурный поток мыслей прерывает грохот. Что-то тяжёлое падает с деревянного столика перед диваном на пол, но не разбивается. Скорее всего, это та самая ваза с искусственным антуриумом, что пылится около года. Вновь грохот. Чимин вздыхает полной грудью, глотая воздух, и поворачивает голову вбок, уставившись на кошака с этим неприятным черепашьим окрасом, неприятной мордой, неприятной походкой, тонким, очень длинным, хвостом и вытянутым телом. И который с интересом изучает всё находящееся на столике, после чего сталкивает на пол. Это один из немногочисленных предметов интерьера, до которых он может добраться и даже залезть. Бирюзовые миндалевидной формы глаза с предельной невинностью осматривают серебряный браслет Чимина, после чего лапка подталкивает его к краю. А потом раздаётся громкий крик. Не мяуканье, нет, именно крик — таким, знаете, басистым тоном, из-за чего Пак замирает. Этот звук только что издал Гиацинт? Он в квартире около восьми часов. Сначала он просто забился под кровать, но ближе к вечеру, кажется, поняв, что никакой угрозы его здоровью нет, вылез исследовать новую территорию. И Чимин наблюдал за ним около нескольких часов, потому что… А ему нечего было делать в принципе. Поэтому он даже не заметил, как провёл время в сплошном наблюдении за этим уродливым инопланетянином. Стоит также добавить, что Пак сдерживал желание подойти к коту раз тридцать, ведь тот всё время заваливался набок, падал и ходил так нелепо, расставляя широко лапы в разные стороны. Голова практически всегда шаталась, а последней каплей стал момент, когда он, желая залезть на стул, завалился назад, громко грохнувшись на прохладный паркет. Чимин встал и начал медленно ходить за ним по пятам как дурак. Крик вновь повторяется. — И что ты хочешь? — с долей недовольства спрашивает Пак, принимая сидячее положение. Парень тут же жалеет, что вообще подал голос, потому как в ответ на это раздаётся пять протяжных и басистых звуков. Мяуканьем это не назовёшь — язык в трубочку сворачивается. Чимин неохотно поднимается с кровати, шаркая ногами в сторону Гиацинта. Тот внимательно смотрит на парня, чуть пошатываясь. Пак присаживается на корточки, дабы поравняться с котом, и, подняв с пола вазу и вывалившийся из неё антуриум, устанавливает с животным зрительный контакт. Эм. Это странно звучит, но так оно и есть. Оказывается, смотреть в глаза очень даже приятно, особенно, когда они такого красивого оттенка и сияют в полумраке пыльной квартиры. Особенно, когда это не человек. Громкое протяжное мяуканье раздаётся прямо под ухом, из-за чего Чимин, скорее, поражается, как такое существо способно так громко кричать. У кота очень впалый живот и худое тело, что нельзя не заметить. Поразительно, ведь в руках ощущаешь его крепкую мускулатуру. Гиацинту вообще всего семь месяцев — котёнок считай. И вновь протяжные басовые крики, но на этот раз кот не замолкает, продолжая голосить. Чимин на секунду морщится, отвечая: — И что ты так орёшь, а? — животное приподнимает лапу, помахав ей в воздухе — кажется, он хотел коснуться лица парня, но из-за потери равновесия заваливается набок. Пак успевает выставить руку, дабы помочь коту не упасть, и при прикосновении к горячей коже чувствует громкое мурчание. Желает ласки? — Итак, — с серьёзным видом начинает парень. — Чего ты от меня хочешь? — чувствует себя полнейшим дураком. Кто вообще такое спрашивает у кота? Всё равно в ответ получаешь громкое мяуканье, которое следует за словами Чимина. Так. Окей. Это потихоньку начинает раздражать… …— Господь Бог, за что мне это? Хриплый шёпот на грани слышимости проваливается в пустоту. Парень ворочается на кровати, никак не находя себе место, а когда, казалось бы, можно провалиться в сон, то его одолевает уже давно знакомое ощущение некой тревоги от мысли, что надо спать. Это не бессонница, нет (так, по крайней мере, думает Чимин), а нечто иное, с чем ему приходится сосуществовать уже несколько лет. Пак покрывается неприятной испариной, хотя в квартире прохладно, и в конце концов просто бросает попытку заснуть, тупо пялясь в потолок. А, ну и слушает громкие серенады, понимая, насколько разговорчивым оказывается Гиацинт. Он буквально комментирует всё происходящее и делает это громко, с удовольствием. К тому же Чимину не повезло, так как кот обладает не самым приятным тембром — низким и громким. Комбо нахуй. У него настолько высокая требовательность к общению, что хочется убиться. Если вам нравятся собаки, но лень их выгуливать — заведите ориентала. Если вам нравятся собаки за их умение приносить вещи — заведите ориентала. Если вы любите объятия и поцелуи — заведите ориентала. Если вы одиноки — заведите ориентала. Он, знаете ли, всегда составит компанию и будет вести с вами настоящие диалоги благодаря большому количеству разнообразных интонаций. Чимин убеждается в этом на собственной шкуре. Гиацинт буквально рассказывает про все свои дела за день, спрашивает о твоих, проверяет все покупки и даже помогает что-то разобрать, утащив какую-нибудь вещь. Он требует ласки, внимания — Пак это понимает в момент, когда ложится спать. То было полдвенадцатого. Сейчас, на минуточку, уже давно переваливает за час, а кот никак не успокаивается. А когда начинается очередная серенада и скрежет, то Чимин не выдерживает: — Господи помилуй, блять, — принимает вертикальное положение, устало скользя рукой по лбу. Смахивает прилипшую чёлку. Сидит так несколько минут, с раздражением вслушиваясь в дикие завывания, после чего переводит взгляд на Гиацинта. В темноте находит его светящиеся глаза, причём на столешнице, на которой он… Стоп, какая ещё в жопу столешница? Чимин округляет глаза, подскакивая с кровати, и, спотыкаясь, преодолевает резкое потемнение в глазах, вовремя добираясь до кухни в нескольких метрах. Сразу же придерживает кота, ведь тот падает на твёрдую поверхность, чуть ли не съезжая вниз. Ещё бы чуть-чуть и он грохнулся. Пак сам уже шатается от столь резких движений. — И это я даже не пил, — шепчет себе под нос, тяжко выдыхая, а после слышит мяуканье прямо в лицо. — Бл… — затыкается, смотря в глаза этому дрянному существу. А глаза у того такие умные, такие пронзительные и яркие, что хоть убейся. Чимин глядит на него около минуты, когда Гиацинт с трудом принимает более-менее сидячее положение, но голова его всё равно продолжает заметно подрагивать при малейшем движении. Смотреть на кота становится просто невыносимо, а жалость к нему буквально переваливает за края чёрной водой, заполняя всё вокруг. Чимин чувствует нестерпимую боль в глазах от того, насколько сильно хочется спать. Пак осторожно берёт кота на руки, кладя его на пол, а сам бредёт к кровати. Рядом с ней нет тумбочки, но есть большое окно с подоконником, на котором лежат наушники, телефон и ещё незначительное барахло. Чимин забирается на матрас и приоткрывает прозрачную занавеску, взяв мобильный. Невольно бросает взгляд на дом, расположенный напротив, в метрах десяти-пятнадцати. В некоторых окнах горит свет, и в частности из-за него в квартире Пака не так темно. Все предметы прекрасно видны. Но не это сейчас важно. Чимин прижимается спиной к подголовнику, сгибая одну ногу в колене, а также не особо раздумывает, когда ищет в контактах знакомое имя. Придирчиво так всматривается в него. Имя. Просто имя с фамилией. Почему так скучно? Чимин сразу же стирает это дерьмо, присваивая контакту красивое «педант», и лишь после этого действия нажимает на вызов. В небе красуется луна, в квартире стоит громкое пение нового жильца, а Пак сидит заёбанный и думает, что просто полный идиот. Но проходят всего три гудка, после чего на том конце слышится знакомый голос: «Да?» Он не такой грубый, каким кажется в реальной жизни. Нотки уже привычного равнодушия смешиваются с лёгкой вопросительной интонацией, и Чимин в который раз за этот день замирает. На секунду ему привиделось, что либо он абсолютно не знает Чонгука, либо знаком с ним пять лет, три из которых в него влюблён, как грёбаная малолетка в препода. Сделаем вид, что ночью всё просто ощущается по-другому. Пак быстро выводит себя из прострации, придавая словам привычный тон: — О, ты ответил, — голос слегка охрипший. — Я не надеялся, уже ночь как бы на дворе, надо спать, — несёт полный бред, который выдаёт его уставшее сознание. В ответ ему слышится вполне спокойное, но от этого не менее холодное: «Зачем ты звонишь?» А Чимин, на секунду приподняв брови, решает вновь ответить вопросом на вопрос, что так сильно Чон не любит: — Зачем ты дал свой номер? — и сам себя хочет стукнуть, ведь слышит пока ещё сдержанное: «Не беси меня». Что ж. Ладно. Это было не специально вообще-то, но Чимин попытался, отчего-то не желая, чтобы их разговор так быстро заканчивался. На фоне слышится громкое пронзительное мяуканье, которое наверняка слышно по ту сторону трубки, после чего Пак в прямом смысле жалуется: — Господь, я не могу, он невыносимый, — в какой раз он уже взывает к Всевышнему, мать его? Скоро это слово врастёт в него. Чонгук на том конце, похоже, нисколько не удивляется, явно понимая, о чём речь. Точнее, о ком. «Ты это про себя?» — ну да, как же без сарказма. Слова эти Чимина не задевают, да и Чон к этому абсолютно не стремится. — Я ангел, — даёт привычный ответ Пак. Самому же из-за этой фразы становится смешно, поэтому после этого он решает добавить: — Все мы неидеальны. «И ты прямое тому доказательство». Ладно, Чимину действительно смешно, ведь Чонгук это произносит таким привычным ровным тоном, но в том всё равно отчётливо заметны нотки несерьёзности. Краткое пособие по тому, как отличить оскорбление от сарказма. Чон прямо-таки на ночь расходится — не так сильно скуп на слова. У Чимина вдруг возникает желание взять календарь и отметить эту, казалось бы, ничем не примечательную дату. — Буду радоваться тому, что есть, — подыгрывает Пак, как бы соглашаясь со словами Чонгука. Тот, правда, продолжает: «Внешности? — и Чимин уже спешит согласиться, но парень, словно предсказывая ответ, договаривает: — Не обольщайся — красота лица не компенсирует твой паскудный характер». И на этом моменте Пак не выдерживает, пустив глухой смешок. Краем глаза следит за силуэтом кота в темноте, который медленно подбирается ближе к кровати, вновь мяукая. — Только ли лица? — пропускает все другие слова через себя, задавая весьма провокационный вопрос. Сонливость хоть и давит на него, но Чимин намерен довести себя до состояния, когда просто потеряет сознание. Отключится. «Чимин». И это «Чимин» от Чонгука звучит весьма давяще. Тогда Пак сдаётся, решая не продолжать, а когда Гиацинт режет уши своим новым криком, Пак вспоминает, ради чего решил вдруг позвонить: — Он очень сильно орёт, — краем глаза наблюдает за тем, как кот качается, направляясь к кровати, и в один момент не выдерживает, падая, подобно неустойчивому роботу, — ногами почти к верху. — Я не понимаю, почему он орёт, — признаётся, не отрывая глаз от этой морды. Чонгук на том конце молчит несколько секунд, после чего озвучивает факт: «Это ориентал. В недопонимание стоило бы впадать, не ори он, — на заднем плане слышится небольшой шум, прерывающийся врождённым грубоватым голосом. — Ты его кормил?» — Э, — коротко выдаёт Чимин, задумавшись. — Да, вроде, — видит, как Гиацинт поднимается на ноги, идя к кровати напролом. Как танк. «Вроде?» — в голосе мелькает недоверие. — Кормил-кормил, я заходил в магазин и купил ему корма, — зачем-то отчитывается, следом оповещая: — Но пока не взял никаких принадлежностей, кошачьих штук или как там вся эта хрень называется, у нас нет поблизости зоомагазина, — не желает напрягать мозг в столь позднее время, и видит, как кот с третьей попытки забирается на кровать к Чимину. Шатается, пытается миновать преграду в виде одеяла. И громко мяукает. «Ты его гладил?» — звучит следующий вопрос, вызывающий в Паке непонимание: — Зачем я должен его гладить? Кажется, это обескураживает Чонгука, судя по тому, как он замолкает на несколько секунд. Но после находит, что сказать: «Это кот. Его нужно гладить». — Это заставит его прекратить орать? — спрашивает Чимин, в следующий момент вздрогнув. Гиацинт, добравшись до конечной цели в виде бока Пака, решает прилечь. Вот только выходит у него откровенно дерьмово — он падает. Именно падает, бьётся об парня спиной, откинув ноги, словно кролик, а трясущейся головой начинает тереться о грудь Чимина. Тот, похоже, не дышит, чувствуя приятную вибрацию в теле от непривычного для парня мурлыканья. Пак не дёргается. Не двигается. Как-то неловко приподнимает руку, которая лежит около лап кота, и не понимает, куда её деть. — Эм, — тихо выдыхает в трубку, едва скрывая растерянность. А ещё некую радость, но от Чонгука укрыться мало что может. «Он лёг?» — спокойно интересуется, после чего следует знакомый Чимину шум, словно кто-то переворачивает страницы книги. Скорее всего, так оно и есть. — Да, — на автомате отвечает Пак. Наконец решает положить руку рядом с котом, но тот никак не реагирует, кажется, хорошо устроившись. Пусть хоть всю ночь так спит, главное, чтоб не орал. И не вставал. У Чимина сердце каждый раз сжимается, когда эта морда бьётся о всевозможные углы. Сейчас сердце у него сжимается тоже. Из-за всего сразу — и из-за кота, так мило мурлычущего под боком, и из-за желания спать, и из-за низкого голоса в трубке. Чонгука хочется слушать. Под его тембр засыпаешь, но Паку его категорически не достаёт, потому как парень слишком немногословный. То, что умеет хоть как-то поддерживать бытовые темы уже поражает. — Почему ты не спишь? — интересуется Чимин, не замечая, как подушечкой пальца касается лапки Гиацинта, невесомо поглаживая. В ответ ему молчание. К этому начинаешь привыкать — к тому, как Чонгук раздумывает над тем, стоит ли давать человеку ответ. Пак заметил, что такое происходит, когда ты пересекаешь границу личного пространства парня. Возможно, это что-то вроде доверия. Если Чон тебе ответил, то, значит, считает тебе можно доверить определённую информацию. Если нет, то… Нет. «Читаю». Казалось бы, обычный ответ, да и что тут скрывать? Но Чимин как дурак радуется, но не позволяет уголкам губ растянуться. Он бессмысленно пялится в пустоту какое-то время, а после опускает взгляд на Гиацинта, что уже на пути ко сну. — Кто читает в час ночи? — не понимает Пак, пальцами аккуратно дотрагиваясь до мордочки животного. Видит, как кот приоткрывает глаза в испуге, и отстраняется. Тогда Чимин даёт ему понюхать руку, коснуться мокрым носом пальцев. Только после этого Гиацинт успокаивается, позволяя провести тыльной стороной запястья по голове. «Я». Такой короткий ответ. Чонгук, кажется, действительно плохо умеет вести диалоги. Другим бы людям могло показаться, что он просто не желает говорить. По правде, Чимину так сейчас и кажется. Но ведь Чон не говорит что-то наподобие «давай-ка до свидания». Он же, в конце концов, дал свой номер не просто от балды. Это, как минимум, не в его стиле. — Если я спрошу «что?», ты ответишь? — без какого-либо подтекста интересуется Пак. Думается ему… «Нет». Категорично однако. Чимин сжимает губы в тонкую полоску, внезапно ощутив колкий удар в сердце. Это неприятно. Неприятно не не получить отказ, а осознавать факт того, что отсутствие ответа равносильно отсутствию доверия. Но Пак усмехается, из-за чего его голос приобретает несерьёзный тон: — О, то есть название книги интимнее? — риторический вопрос. — Тогда, если я спрошу, во сколько ты потерял девственность, то ты… «В пятнадцать». —… ответишь, — под конец это слово теряется где-то в глотке Чимина, там и замирая колючей проволокой поперёк. Молчание со стороны Пака весьма непривычно, но, а что он может на это ответить? Что он может сказать, когда несвойственная ему обида обвивает шею, сдавливая при малейшей попытке вдохнуть кислорода? Ничего. Он может лишь давить в себе все слова, перемешавшиеся между собой. Молчание длится около минуты, а нарушает его отнюдь не Чимин. «Эта информация ничего тебе не скажет обо мне», — уверенно произносит Чонгук. Интересно, как он сейчас выглядит? Сидит ли на диване или лежит на кровати, а может, сидит на полу, облепленный учебниками и книгами, что в полной неразберихе переплетаются между собой, как мысли Пака прямо сейчас. Чонгук прав — факт того, что он переспал с кем-то почти десять лет назад, не даёт абсолютно ничего. Это не позиционирует его как личность, как человека с определённым характером или точкой зрения. Чимин тоже рано лишился девственности по глупости и юношескому интересу и… И что? Это не являлось катализатором нынешнего образа жизни. — У тебя ужасный характер, — тихо выдаёт Пак, искренне надеясь на то, что в ответ ему последует «у тебя тоже», и эти слова вернут его с небес на землю, но Чонгук бывает непредсказуем. «Я не совершенен», — служит ответом, а у Чимина в голове автоматически всплывает фраза, которую он тут же озвучивает: — Тому, кто совершенен, место в музее. «Да, это слова Ремарка». И Пак не находит на это ответа. Он гладит Гиацинта, порой скользя пальцами по его большим, заострённым на концах, ушам, молча вслушиваясь в тишину в трубке. Если это, конечно, возможно. Чимин чувствует себя странно, словно лёгкие чем-то пережимает. С одной стороны он рад их схожим с Чонгуком интересам, как, например, книги, но в противовес этому становится неловко, и Чон, словно заранее зная, что творится в голове парня, интересуется: «Неприятно? — заранее знает ответ. — Предпочтения в книгах или иных вещах могут сказать гораздо больше, чем предпочтения в сексе, — столь необычное сравнение вызывает у Чимина улыбку, скорее, похожую на снисходительную. Потому что Чонгук специально приводит пример, основываясь на образе жизни Пака. Умеет же упрекнуть так тонко. Талант. — Какая твоя любимая песня?» — внезапно спрашивает. Чимин на секунду задумывается. Но не над тем, что это за песня, а стоит ли говорить её название. И это молчание парень расценивает очень даже правильно, открывая рот тогда, когда Пак уже желает что-то бросить в ответ: «У тебя либо её нет, либо ты не хочешь говорить, — поясняет. Причём это правда. — А не хочешь говорить либо из-за нежелания делиться музыкальными вкусами, либо же из-за того, что её текст близок тебе…» — Так-так, — прерывает его Чимин, активно заморгав. Уголки его губ давно опускаются. — Прекращай свой сеанс психотерапии, — этими словами подтверждает, что слышать подобное практически в лицо не очень приятно. Знаете, словно столкнуться с психиатром с высоким стажем — он смотрит на тебя так пронзительно, с помощью одного лишь своего взгляда разбирает тебя не по частям, а по органам. Всё складывает в отдельную стопочку, и ты даже не подозреваешь об этом. «Не отрицай правду, я не выношу этого», — служит ему ответом. Голос Чонгука сменяется с ровного на чуть более жёсткий. Словно Чимин надавил на больную тему, которую не специально (честно) развивает, говоря без колебаний: — Я не отрицаю, но это неприятно, — признаётся. — У тебя триггер на это, что ли? — основывается на том, как сразу же поменялась атмосфера. Точнее, как поменялся Чон. Его раздражает, когда кто-то отрицает правду, так? «Непринятие себя, непринятие правды — это выводит, — поясняет парень. — Подросток, пришедший на приём к психиатру, — он не выносит прямолинейности — упрётся и скажет, что ты худший доктор во Вселенной и ни черта не понимаешь», — Чимину, конечно, знать не дано, но он уверен, что Чонгук на этих словах закатил глаза. Либо же хотел это сделать. Чону в принципе повезло, потому как Пак понимает его. Чонгук частенько говорит непонятно — его слова становятся сплошным сумбуром, когда он озвучивает вслух то, о чём думает. Ему действительно так сложно делиться собственными мыслями? Чимин задумчиво хмурится, пытаясь составить нормальную картину, что даётся с трудом его уставшему и сонному донельзя сознанию. Он выстраивает свою собственную логическую цепочку, пытаясь скомпоновать мысль: — Ты хочешь сказать, что пытаться объяснять людям, имеющим упрямый характер, и тем самым зачастую отрицающим правду, — бессмысленно? — уточняет. — И приводишь метафору в виде подростков с юношеским максимализмом на приёме у психиатра, хотя тем на самом деле нужен психолог, который скажет им то, чего они желают, а ещё обязательно в мягкой форме. Мол, их надо пожалеть, подтвердить все их выдуманные диагнозы, которые они поставили себе, ну и немного приврать, ведь они именно за этим к тебе и обратились, — Чимин всё это говорит медленно, разделяя слова интонациями, чтобы дать самому же Чонгуку разобраться в своих мыслях. Знаете, эдакая интерпретация всей неразберихи, которую выдал парень на том конце трубки. Ну, не полная неразбериха, конечно, — о смысле догадаться можно. Пак, считай, просто разложил всё по полочкам. Переработал. «Да, — а в ответ получает это. Короткое и сухое „да“. Мило однако. — Я это хотел сказать». А сказал Чимин. В общем-то, он не спешит поддевать Чонгука, бросая саркастичное «да, без меня бы ты так ничего и не сказал», но сразу же отбрасывает эту мысль. Может быть, Чону было бы обидно? Чимин не собирается принижать его неспособность нормально выражать эмоции и мысли. Мог бы. Если бы было плевать, но… Чимину не хочется этого делать. Просто не хочется задевать за живое Чонгука, доводя всё до банальной ссоры, хотя обычно он целыми днями этим и занимается. С другими людьми. Вопрос лишь в том, чем так этот педант вдруг отличился? — Поверь, я не избегаю правду. Реальность — это и есть правда, — утверждает Пак, не замечая, как голос его приобретает пустоту. Всего на секунду. — А у меня с её принятием всё прекрасно. Я могу лишь не замечать чего-то, — и добавляет, пытаясь разрядить атмосферу серьёзности: — Ну, или хорошо делать вид, — продолжает гладить кота, в какой-то момент заприметив, что его голос становится ещё тише. Из-за желания спать. Сколько сейчас? Уже наверняка полвторого. Чимину бы не хотелось так сильно отключиться, но он и так мало спит, учитывая, что ведёт ночной образ жизни, так ещё и приходится вставать в шесть, дабы в универ успевать. Парень сползает с подголовника, полностью ложась на кровать, и переворачивается набок, из-за чего Гиацинт, недоумённо поморгав, принимает новую позу. Он выгибается, впечатавшись спиной в живот Чимина, а после вновь закрывает бирюзовые глаза. «Хорошо жить в иллюзии того, что у тебя всё хорошо?» Вопрос кажется Паку привычным. Ему часто задают похожие в надежде принизить его образ жизни, осудить многие поступки и слова, но отчего-то именно эта фраза, произнесённая строгим голосом Чонгука, бьётся о стенки черепа. Чимин улавливает небольшой упрёк. С такой интонацией говорят, когда желают понять мотив действий, но Пак не собирается его озвучивать. Он никогда никому не выговаривался на эту тему и искренне надеется, что не будет в будущем. Чимин хмурится, касаясь подушечкой пальца небольшого пятна на носу Гиацинта. Едва хмурит брови, вновь придавая голосу непроницаемость и лаконичность, чтобы парень по ту сторону трубки не смог распознать эмоций: — Я не собираюсь никому ничего доказывать и объяснять тоже, — прикрывает слипшиеся веки, но не до конца. Боится заснуть прямо в момент разговора, который ему так не хочется прерывать. Даже если он приобретает негативные черты. — Люди всё равно услышат то, что хотят, — впитывает в себя мурчание кота, дожидаясь ответа Чонгука. Он всё время говорит так строго и безэмоционально, словно отдаёт честь в армии. Действия его такие же резкие, грубые и очень небрежные — парень явно не особо любит проявлять нежность. Может быть, считает это слабостью, может быть, хочет, но не может, а может быть, просто не хочет. Чимин не знает. Ему остаётся только забивать голову всякими, по его мнению, ненужными вещами, наподобие «есть ли у Чонгука братья или сёстры? Как выглядят его родители? Какое он любит мороженое и любит ли вообще? Что за книгу он читает прямо сейчас, какая у него любимая песня и каким образом произошёл его первый половой акт в пятнадцать?». Всё это так странно. Нет, больше глупо и нелепо. Пак действительно считает нелепым думать об этом, но всё равно не может остановить бесконечный поток мыслей, вызванных интересом. Они оба даже не знают друг друга. Что известно о Чонгуке? Ничего, кроме его имени. О возрасте стоит только догадаться. Но ведь и он сам ничего не знает о Чимине, кроме… Кроме чего? Они не делились информацией друг о друге. В сознании всплывает их разговор в ванной, где оба они незаметно обменялись информацией об отсутствии матерей. Где мать Чонгука? Ушла? Умерла? Смысл может быть разным. Но думает Чимин всё равно только об одном. И не понимает, зачем и почему. Чон ничем не выделяется, кроме необычной строгости в поведении в нём нет ничего сверх вызывающего. Его внешность? Да, он симпатичный — здесь спорить никто бы даже не стал, но таких, как он, много. Чимин с ними спит чуть ли не каждую ночь, по правде говоря, порой даже не находя отличия между однотипными мордашками. Они такие одинаковые. Одинаковые брови, губы, полная смазливость. Поведение тоже, к слову. А чем… А чем, собственно, тогда выделяется сам Пак? Кроме своей красоты, ему нечем похвастаться. Его поведение ничем не отличается от парней или девушек, которые пришли в клуб для того, чтобы расслабиться. Обе стороны улыбаются друг другу плавно и обворожительно, слегка похабно, чтобы сразу дать понять свои намерения. Ни тот, ни другой не лезет к партнёру в душу, стремясь узнать, какой у того любимый фильм. И Чимину это нравится. Очень. Его привлекает возможность сблизиться с человеком в физическом плане, без обязательств, без лишних слов. Пак Чимин ненавидит, когда в нём копаются, пытаются что-то разузнать, как-то сблизиться. Его отторгает мысль об этом. Мысль о том, чтобы кому-то открыться. Зачем оно нужно? Зачем ему обременять жизнь бессмысленной привязанностью к кому-то? Наверное, поэтому у него нет никого. В прямом смысле. Ни парня, ни девушки, ни друзей, ни устоявшихся семейных отношений. Никого. Он один. Вы не подумайте, у него был однажды молодой человек, слишком он оказался привлекательным, настойчивым и обворожительным. И Чимин решил попробовать, но абсолютно ничего хорошего из этого не вышло. Пак неожиданно открыл в себе кое-что новое — он кардинально меняет своё отношение к предмету «воздыхания», то есть буквально встаёт на дыбы при любой просьбе рассказать что-то о себе. Запирается в себе сильнее, чем если бы был один, и тем самым выводит своего молодого человека из себя. Ни о каком терпении, любви или взаимопонимании речь не идёт. Закончились эти отношения тем, что Чимина уже как год желают выгнать из университета за любую оплошность, а некоторые с удовольствием избили бы его. Нашёлся, так сказать, козёл отпущения. С того момента Пак окончательно убедился — для любовных отношений он не создан. Для плотских утех — да, но не более. Его откровенно бесят такие люди, с которыми он провёл ночь, а после те ищут встречи, надеясь на большее. На секс-партнёрство? Окей, Чимин не против, их однажды было пять штук одновременно, но когда речь заходит о «может, попробуем?», то у Пака стоит автоматическое «когда-нибудь никогда». Дело даже не в том, что он боится нести ответственность, а в том, что, во-первых, никто его до такой степени не привлекал; во-вторых, он не доверяет другим людям. Даже Рене. Даже отцу. Никому. Даже себе. Совет, так сказать, на всю жизнь: веди себя, будто доверяешь людям, но никогда этого не делай. Поэтому в больной сонной голове прямо сейчас крутятся вопросы. Их море, целый долбаный океан. В первую очередь, почему Чонгук единственный, с кем Чимин впервые поднял тему, не касающуюся его самого? Обычно все разговоры с Юнги сводились на упрёки, с Хосоком на оскорбления, с Намджуном на оскорбления плюс секс, с Рене на «опять гробишь себя», а с отцом на «ты как?» и пустое «нормально». Какого чёрта Чимину понадобилось вообще затрагивать эту сраную картину «Данте и Вергилий в Аду?». Кому интересно слушать бредни опьянённого яркими красками в глазах человека, что втирает тебе про смысл существования людского и масштаб их фантазии? Чонгуку, кажется. Который что-то там отвечает, но его слова пролетают мимо, лишь голос накрепко заседает в сознании. Чимин окончательно открывает глаза, но приходится часто моргать из-за сухости, и пялится перед собой. Едва приоткрывает не менее сухие губы, скользнув по ним языком, а после, будучи в прострации, шепчет себе под нос глухо: — У меня цветы в лёгких, — бессмысленно выдаёт. Сам не понимает, к чему это выражение, просто поддаётся давлению мыслей в голове. И никак не ожидает услышать в ответ не избитое «что?», а вполне серьёзное: «Тогда и в сердце», — голос Чонгука отчего-то отдаётся эхом в ушах, которые запоминают эту интонацию. Хотя, что тут запоминать? Она не изменилась. Чимину просто нужен сон, но он настойчиво борется с организмом: — О чём ты? — не понимает. Какие ещё к чёрту цветы в лёгких и в сердце? «Ханахаки, — поясняет, но для Пака это слово кажется простым бредом больного или воображением. Он молчит, не давая ответа. — Вымышленная болезнь, — продолжает Чонгук. — Когда растут цветы в организме из-за безответной любви, не ебу, но что-то такое», — делает вид, словно сам не особо разбирается в своих словах, но Чимин ему не верит. Наверняка, он просто ощущает себя глупо, говоря о какой-то придуманной человеком фигне. Или же он раздражён. Или просто не хочет говорить. Пак не знает. Слишком много этих «может, наверное, или», а ещё вопросительных знаков в самом конце. — Не имею понятия, о чём ты, — признаётся Чимин, продолжая упираться зрачками в движущиеся тени перед собой. То были блёклым отражением огней ночного города. — Я просто сказал, что у меня цветы в лёгких, — дерьмово, в общем. Странное ощущение, словно… — Мне просто что-то грудь сдавливает, — без задней мысли бросает. — Поэтому ляпнул первое, что ассоциировалось с этим. Чимин не видит в этом никакого двойного подтекста, всего лишь напрямую озвучивая собственные ощущения. Грудь ему не так часто сдавливает — обычно от боли после очередной бурной ночи. Может, всего лишь сонливость, кто знает. Может, от голоса Чонгука? Пак уже перестал соображать, поэтому сдаётся, прикрывая глаза. Нет, он не собирается спать намеренно, ему хочется продолжать разговаривать с Чоном настолько долго, насколько это возможно. Просто Чимин в один момент отключится, даже не заметив этого. Пак чокнулся, если бы сейчас лежал, пытаясь уснуть. А тот факт, что он вроде как не один в корне меняет ситуацию. Чимин не любит спать, и на то у него своя причина, в которой он копаться не любит. Поэтому не отключит телефон — это сделает Чонгук, когда поймёт, что Пак просто вырубился. Странно? Да. Чимин привык — всё в его жизни имеет привкус странности на языке. «И при чём тут тогда твои цветы?» — в вопросе Чонгука нет явной вопросительной интонации, она не меняется. На полном серьёзе кажется, что он отвечает и поддерживает разговор на «отъебись и умри». Но Пак уверяет себя в том, что в таком случае Чон бы просто бросил трубку. — Любая боль зачастую шагает наравне с эйфорией, — на грани слышимости кидает Чимин, прекрасно понимая, о чём говорит. Сталкивается с подобным чуть ли не каждый день, но думать об этом сил нет. Мурчание кота затихает, как и чуть хрипящий голос Чонгука на фоне. И в какой-то момент сознание окутывает приятная, такая долгожданная, темнота, за приходом которой проследить ещё никому не удавалось.

***

Чимин чувствует себя странно. И чувствует он себя так с самого утра, как только разлепил глаза из-за звонкого будильника. В тот момент он почувствовал неимоверную тяжесть в голове, из-за чего не было ни единого желания двигаться. Хотелось просто подыхать от своего отвратительного состояния в постели, но что-то заставило его встать. Принять душ. Переодеться в свою красивую одежду, облегающие джинсы и атласную белую блузку с большим вырезом. Нацепить широкий чёрный чокер, привести в порядок волосы, подкрасить глаза коричневым оттенком теней с несильно уловимой примесью розового, а после с большим трудом избавиться от погрешностей на лице: толстый слой тоналки для синяков под глазами, бальзам для вечно сухих потрескавшихся губ с небольшим розово-оранжевым цветом и духи с чёрной смородиной, шипром и оттенком фрезии. Чимину никогда не нравились мужские духи, но и сам он старался выбирать что-то не слишком женское. Соблюдал баланс между первым и вторым, считая дуэт древесины и смородины прекрасным. Так выглядел практически каждый его день, всегда всё было одинаково и в определённом порядке. Его устраивало — он бы не стал прихорашиваться, приноси это ему неудобства. Но иногда случались моменты, когда он не то что привести себя в порядок не мог, а глаза с тяжестью продирал. Чимин хорошо знал причину такого состояния. В такие моменты привычная рутина бесила его сильнее прежнего, бесили преподаватели, студенты, бесила большая аудитория. Пак сидит, прижимая костяшки к щеке, медленно моргает, абсолютно не слушая преподавателя. Выводит какие-то закорючки в тетради, внезапно уловив тихий мягкий голос рядом с собой: — Слушай, у нас будет экзамен по этому предмету, — звучит без упрёка, шёпотом. Чимин бросает взгляд вбок, замечая в метре от себя девушку. Она прижимает ладонь ко лбу, скрывая лицо за длинными чёрными волосами. Делает это для того, чтобы никто не заметил, что она говорит во время лекции. Пак не может рассмотреть её лицо в полной мере, но первым делом скользит по губам, на которых светло-фиолетовая помада хорошо растушёвана, из-за чего выглядит на фоне чёрных волос очень выгодно. Длинная серёжка добирается практически до плеч, и Чимин поднимает на неё взгляд полностью. Пользуется тем, что она не смотрит на него. Под её глазами, на нижних веках, красуются сиреневые тени и небольшое количество блёсток, поэтому Пак, не отвечая на её слова, с простотой говорит: — Тебе идёт, — возвращает взгляд к тетради, принимаясь выводить кружочки. — Что? — кажется, девушка не понимает, о чём речь, удивлённо смотря на парня рядом с собой. Чимин не видит ничего плохого в том, чтобы сказать: — Этот макияж тебе очень идёт, — вообще-то, это правда. Он любит людей с выделяющимся стилем, да и просто симпатичных или красивых (в том случае, если сам их таковыми считает), поэтому не видит ничего в том, чтобы сделать комплимент. Считай, небольшой плюсик в сторону их самооценки. Помнится, он неделю восхвалял стиль Рене. Дело было два года тому назад. — О, спасибо, — девушка смущённо улыбается, но её уголки губ тянутся так широко, что это выдаёт её с лихвой. Настолько приятно? Комплиментов что ль не делают? — Тебе тоже, — вдруг добавляет, из-за чего Чимин на секунду теряется, не понимая, что именно она имеет в виду. Он выгибает бровь, бросив на неё взгляд, и на этот раз девушка теряется, поясняя: — Ну, то есть ты потрясающе выглядишь, у тебя классный стиль, да и… — она жестикулирует рукой, явно мешкаясь. Окей, ей просто неловко. — Ты понял, — добавляет. Да, Чимин понял. Это было завуалированное «ты красивый». Отчего-то в голове всплывает абсолютно посторонняя мысль. Чонгук бы этого в жизни не сказал — слишком уж скупой. Это в неком плане очень обидно. Хотя никто не говорил, что он вообще считает Пака красивым. — Я Тихай, — представляется девушка, возвращаясь к своим записям в тетради. — Тихай? — переспрашивает Чимин. Студентка кивает. — Юн Тихай, — озвучивает полное имя, нисколько не ожидая от парня следующих слов: — Это мужское имя, — сразу же замечает, тем самым ставя её в неловкое положение. Обычно некоторые и правда находят имя странным, но такое случается нечасто, да и люди тактично молчат. А тут прямое попадание не в бровь, а в глаз. Девушка подтверждает: — Да, так и есть, — бросает взгляд на парня, украдкой разглядывая его. Тот с бесстрастным видом выводит закорючки в тетради, взгляд его не выражает заинтересованности, да и на девушку он не смотрит. В то время как та видит его раз десятый. Это вышло весьма спонтанно — однажды Чимин просто сел рядом с ней, хотя до этого момента она ни разу его не видела вблизи. Сначала показалось, что ему что-то требуется или он сделал это специально, но после того, как стало понятно одно — Пак её даже не замечает, она перестала считать это странным. Вот только всё равно не могла перебороть себя, каждый раз смотря на него. На его меняющуюся одежду, серьги, заметила прокол септума, новый чокер и частую смену духов. Чимин всегда привлекал к себе внимание. Дело было даже не в его внешности, а в том, как он преподносил себя. Выглядит гордым, в некой степени откровенным, но при этом очень острым, словно он засмеёт тебя или оскорбит, попробуй ты познакомиться. Это ощущение не отпускает до сих пор. — Что ж, — тянет парень. — Я… — желает представиться хотя бы для приличия, но девушка его перебивает: — Пак Чимин, знаю, — улыбается, параллельно с этим пытаясь успевать записывать за преподавателем. Парень не выглядит удивлённым, но именно с этой фальшивой эмоцией выгибает брови: — О, поразительно, я знаменит на весь универ, — кивает головой, мол, горжусь, хули теперь. — Может, у меня ещё прозвище какое есть? — на полном серьёзе интересуется. Девушка отрицает: — Нет. Просто Пак Чимин. — Это, кажется, и есть прозвище, — парень не выдерживает, усмехнувшись. — Моё имя смешали с дерьмом, очень мило, — подытоживает, в то время как Тихай ощущает себя виноватой за это. Она хочет уже ответить ему, но не успевает, ведь звонок настолько резко бьёт по ушам, что она даже вздрагивает. Округляет глаза, потерянно наблюдая за тем, как Чимин с наслаждением наклоняет голову в разные стороны, разминая затёкшую шею, и небрежно закидывает тетрадь с ручкой в сумку, вставая с места вслед за остальными. Поправляет волосы, доставая зажигалку, и, отсалютовав девушке, кидает ей на прощанье: — Увидимся, милая, — по привычке добавляет, наигранно широко улыбнувшись, а после как ни в чём не бывало покидает кабинет, радуясь тому, что это была последняя пара. Осталось зайти куда-нибудь за здание, выкурить сигарету и радоваться грёбаной жизни. Пак спокойно выходит из здания, бредя в сторону некой подворотни — проход между двумя зданиями. Параллельно с этим достаёт сигарету, поджигая, и сразу же глубоко втягивая никотин в лёгкие. Знаете, он, конечно, не прогуливал в школе уроки биологии, где учительница долбила о вреде сигарет, и тем более прекрасно знает о всяких других побочных эффектах любой зависимости, но его это никогда не заботило. Он впервые начал курить с чувством убийства себя. То есть сигареты — разновидность медленной смерти. Понимал ли он это? Да. И нисколько не пытался бороться с зависимостью, которая имела стаж в шесть лет. Чимин не курил ради надписи «пафосно» и никогда не делал этого напоказ. Давно уже вышел из этого возраста, но одна вещь в нём оставалась неизменна. Из-за неё и возникали все проблемы, а бороться с ними парень нисколько не спешил, с радостью поддаваясь своей патологии. На то она и патология, что Пак с ней не желал справляться. Она доставляла ему поначалу удовольствие, но вскоре кое-что сильно поменялось в его жизни, после чего… Чимин замирает. То есть в прямом смысле. Он заворачивает в подворотню, желая припечататься к стене и просто расслабиться, но судьба имеет на него в корне иные планы. Потому что никак иначе он эту необычную встречу не назовёт. Пак сначала не понимает, что конкретно происходит, да и тем более физиономии двух парней ему абсолютно не знакомы. Но знакома третья. Потому что даже в темени, в месте, куда свет практически не попадает, он узнаёт долбаного Чонгука. И который оказывается в не самом выгодном положении, потому как нагибается, сплёвывая кровь. Это точно кровь. Чимин уверен, вот только… Какое-то время он никак не реагирует. Абсолютно. Но постепенно в нём разгорается знакомая с давних пор злость и глухой вопрос «какого хуя эти ублюдки делают?». Пак наклоняет голову чуть вбок, и делает шаг вперёд: — Ребят, а вы ничего не попутали? — Чимин зажимает пальцами сигарету, убирая её ото рта. Выдыхает густой дым, смешивая его со своим одеколоном, и буквально чувствует взгляд Чонгука на себе. Один из парней сощуривается, неприятно усмехнувшись, но потом вновь бросает цепкий взгляд на Чона: — С каких пор за отброса вступается шлюха? Ого. Даже так. Чимин хмурится ещё сильнее, осторожно двигаясь в их сторону. Не чувствует страха перед ними — лишь знакомое желание проехаться кулаком по этим мордам. С каких пор Чонгук отброс? Единственные упыри здесь — это они. И одновременно с этой мыслью происходит следующее: Чон пользуется тем, что оба парня отвлекаются на Чимина, поэтому, скользнув языком по губам, делает резкий выпад вперёд, со всей силы врезав стоящему перед ним придурку по морде. И Пак получает поистине эстетическое удовольствие, видя, как эта мразь корчится, пока Чонгук выпрямляется, чувствуя себя более спокойно. Вероятно, из-за того, что появился Чимин. По тому видно, что он не из самого робкого десятка, поэтому пока Чон уклоняется от кулака второго парня, то забывает о первом. Но проблема решается сама по себе. Чонгук тяжело дышит, ощущая неприятную пульсацию в губе и скуле, и, сжав губы в тонкую полоску, переводит взгляд на Чимина. Надо было видеть его лицо в тот момент. Нет, Чон не почувствовал, словно перед ним другой человек — скорее, просто убедился в своих догадках. Пак скрывает наслаждение, пока с силой тянет парня за волосы, а после наклоняет его корпус назад настолько, что тот просто-напросто валится на жёсткий асфальт. — Простой приём же, — наигранно хмурится Чимин, обращаясь к этому придурку. — За волосы бабы друг друга хватают, а ты даже перед этим не устоял, — в голосе упрёк, с помощью которого он принижает студента. А после специально, делая вид, что тело около его ног не что иное, как туша, смотрит на Чонгука: — Серьёзно, как ты позволил этому, — делает жирный акцент на последнем слове, — тебя тронуть? — столько непонимания в его голосе, что Чон сам начинает задаваться этим вопросом. — Ты серьёзно псих, — хрипит парень, которому помогает подняться второй. Чимин наблюдает за этим с высокомерием, усмехнувшись: — А ты думал, что типа слухи из пустоты пошли? — сам же задевает в неком роде больную для себя тему. — И я окажусь милым мальчиком? Малыш, это не так работает, — слишком ядовито и наигранно улыбается. — У меня даже сигарета цела, поэтому свали к херам собачьим, иначе у тебя появится не только новый ожог, но и сломанная рука, — в прямом смысле угрожает, и парни не спешат возобновлять свои действия. Тут уже силы будут равны, если начнётся банальная драка — двое на двое. Почему бы и нет? И Чимин видит, как один из этих двоих придурков усмехается, зная, что при любом раскладе выйдет из ситуации победителем. Пак это тоже знает, но вида не показывает, провожая взглядом эти дряхлые спины. Улыбка с лица спадает. Желание курить пропадает, как и настроение. А вот злость никуда не исчезает, поэтому Чимин разворачивается к Чонгуку, повысив голос: — Слушай, ненаглядный мой, какого чёрта? — хмурится, бросая сигарету на асфальт. — Они же отбросы, я не поверю, что ты просто не мог дать сдачи, — злится. А почему? Потому что грёбаный Чон ничего не сделал этим ублюдкам. Как он вообще оказался в этой ситуации? Почему не мог дать отпор? Не удрать, в конце-то концов? Чонгук тыльной стороной ладони смазывает с губ кровь, радуясь тому, что лишь они и пострадали. Жжение подкрепляется болью, но это последнее, о чём он думает. Потому что перед ним стоит Чимин и злится. На полном серьёзе хмурится, повышая голос на парня. Вот только Чон не тот, кто любит объясняться перед другими, поэтому делает вид, что вопросы Пака не имеют никакого значения: — Это важно? — рассматривает собственную кровь на ладони, совершенно не ожидая следующего: — Да! — парень выдаёт это как что-то очевидное. Чонгук тут же отдаёт всё своё внимание Чимину, с такой простотой озвучивающего свои собственные мысли. — Я не спрашиваю, из-за чего они к тебе прикопались — ко мне тоже нередко лезут придурки, которым я ничего ровным счётом не сделал, но меня раздражает то, что ты просто терпел. Я ведь прав, не так ли? — пускает едкий смешок. — Если бы я не пришёл… И тут Чон не выдерживает, со свойственной ему грубостью перебивая: — Если бы ты не пришёл, всё было бы нормально. Чего? Чимин действительно выпадает. На секунду ему кажется, что он ослышался, но нет. Чонгук сказал, мол, твоё вмешательство было лишним. Пак ничего не отвечает, замолчав. Он не имеет права говорить что-то наподобие «мне надо было просто стоять и смотреть?», ведь с неприязнью понимает — именно этот вопрос задал ему Чон, приводя пьяного в квартиру. И сейчас, если Чимин спросит это, то сто процентов Чонгук повторится, а Пака загонят в тупик его же методом. Чимин втягивает в себя воздух, призывая успокоиться, ведь понимает, что его злость не оправдана — нужно лучше сдерживать себя, вот только никак не получается. — Окей-окей, сладкий, — у него дерьмовая привычка — использовать уменьшительно-ласкательные слова при сильном раздражении. — И какие же планы я попортил? — как можно более невозмутимо спрашивает, желая скрыть отвратительный отголосок обиды. Чимин вроде как хотел помочь, а получает… В принципе то, что и получил в своё время Чонгук. Бумеранг, да? — Ты знаешь, чем у нас караются драки, — да, отстранением. — Поэтому я и не собирался отвечать — тогда бы влипли только они, — Чон явно не горит желанием объясняться. Но по какой-то причине делает это. Только, как и всегда, слишком непонятно, поэтому Чимину приходится додумывать самому. Он наблюдает за не менее недовольным Чонгуком — он явно испытывает негодование, что выражается не только в тоне его голоса, но и на лице. Парень и в повседневной жизни не сияет, мягко выражаясь, а тут у него донельзя нахмуренные брови и едва сдерживаемое желание послать Чимина в тартарары. — Я понял, — сжимает губы Пак, стараясь не провоцировать Чонгука. Выходит плохо. — Ты просто хотел сообщить об угрозе и тогда бы отстранили только их, ведь ты в ответ никого не бил, — кивает. До него наконец доходит схема, по которой действовал Чон. Ладно. Это действительно самое разумное решение, просто… — Гордость тебе не настолько важна, — добавляет чуть тише, из-за чего Чонгук вновь впивается взглядом в его лицо, сощурившись: — Да тебе, смотрю, тоже, — бьёт в ответ со стопроцентным попаданием в сердце, причём так, что крыть Чимину нечем. А что он скажет? У него примерно такая же политика сформировалась — если он тронет хотя бы кого-нибудь из тех, кто стремится в прямом смысле разбить ему нос, то его исключат. И думать не будут. Поэтому ему приходится, скрипя зубами, просто терпеть. Наверное, в данный момент он понимает Чонгука как нельзя лучше. У них разные цели и мотивы, чтобы избежать наказания, но действуют они одинаково. Чимин усмехается сам себе с какой-то безнадёжностью, потому что знает — Чон в выгодном положении. То есть на самом деле его план не покатился по одному месту из-за вмешательства Пака, просто сам Чонгук ещё ничего не подозревает. И да, хочется смеяться, когда из колонок на территории кампуса проносится привычная фраза: «Прошу учащегося четвёртого курса факультета архитектурной инженерии, Пак Чимина, пройти в двести сорок пятый…» —…кабинет инженерного колледжа, — заканичивает парень, закатив глаза до соседней галактики. Как примитивно. А вот Чонгук выглядит удивлённым. Негатив из него, конечно, никуда не уходит, но теперь он пялится на Чимина, ожидая объяснений: — Что за?.. — Моя жизнь, — перебивает его Пак таким тоном, как бы «добро пожаловать». Ещё и руками так показательно разводит, сжав губы. — Вопросы ты будешь задавать потом, а сейчас пойдёшь со мной, — сразу ставит перед фактом, не ожидая такой реакции: — Естественно, — говорит Чонгук, и если бы он добавил фразу «а может быть по-другому?», то было просто идеально. Чимин удивлённо приподнимает брови: — Ого, то есть не будет никаких пререканий? Чон смотрит на него, как на дурака: — А должны быть? Ты с ним, кроме как за волосы дёрнул, ничего не сделал — ударил я. Мне и нести ответственность, — подытоживает самую очевидную вещь в мире, спокойно развернувшись. С неприязнью понимает, что даже кровь вытереть не может, поэтому, терпя боль в разбитой губе, двигается к выходу из этой сраной подворотни. Чимин же стоит несколько секунд на месте, а потом до него резко доходит: — Так, зайка, — он тут же идёт вслед за Чонгуком, в то время как тот закатывает с раздражением глаза, что Пак расценивает в качестве ответной реакции. Хорошо хоть она у него присутствует. — Перестань так ко мне обращаться, — бросает парень, на ходу подбирая валяющийся на асфальте рюкзак. Весь в пыли. Отлично. — Не хочешь быть зайкой, будешь котёнком, я не против, — с полной невозмутимостью произносит. Он это неосознанно, кажется, сарказм просто в его характере — Чимин с ним слился, как со своим образом жизни. — Ты смеёшься надо мной? — искренне не понимает Чонгук, не убирая хмурость с лица. Как вообще человек может столько хмурить брови? Морщины будут. Но Паку отчего-то, наоборот, весело, ведь Чон отвечает ему чаще, чем до этого. Даже на фразы, которые раньше игнорировал. Можно ли это назвать прогрессом в их взаимоотношениях? — Скажи спасибо, что не жертва пьяной акушерки, — обычно таковыми являются все, с кем Чимин имеет дело. Пак невольно бросает взгляд на небо вдали, нисколько не радуясь тёмно-серым облакам, стремительно пожирающим яркое небо. Опять будет дождь? Да, погода определённо начинает портиться. Как-никак, скоро октябрь. Чимин идёт вслед за Чонгуком, целенаправленно шагающим к необходимому зданию, и тогда Пак возвращается к первоначальной мысли: — Ты же не собрался просто взять и сказать «да, я тоже его ударил» со своей каменной рожей? — пародирует голос Чона, для уточнения интересуясь. Они оба полностью игнорируют многочисленные взгляды студентов на них, и очень даже понятно, из-за чего именно на них так пялятся. Парень с вдребезги разбитой губой, непроницаемым видом, словно у него вместо лица кирпич, и пытающаяся успевать за ним восходящая звезда года с эмблемой «супер-лузер» в лице Чимина. Не жизнь, а долбаная клоунада, что, к слову, Пак считает синонимами. — Другие варианты? — спрашивает Чонгук, когда они доходят до лестничной клетки. Чимин плетётся за ним, порой сталкиваясь с другими студентами, но не то что не извиняется, а даже не замечает этого, пытаясь вбить Чону мысль: — Само собой, да; я уже вижу сцену, где отстраняют от занятий и тебя, и придурка, который тебя ударил, — откровенно признаётся. — Ты вообще сколько раз отчитывался перед преподами? — добавляет, желая узнать, насколько велика проблема. Чонгук сразу же выдаёт: — Ни разу, — о, отлично. Он у нас «хороший мальчик». Не самая воодушевляющая новость. — Я понимаю, ты там сама честность, умеешь принимать свои ошибки и вся эта докторская херь, но не всегда стоит быть до конца откровенным, — издалека начинает Чимин, говоря быстрее, ведь скоро они доберутся до адского кабинета заместителя. — Я к тому, что… — Предлагаешь мне врать? — Чонгук резко останавливается посреди широкой лестницы, обернувшись с подозрительным прищуром на Пака. Тот молчит, уклончиво наклонив голову, а потом щёлкает пальцами: — Именно. А в ответ ему категоричное: — Нет. Господи, вот за что он такой родился? Чонгук возобновляет шаг, поэтому Чимин спешит расставить всё на свои места как можно быстрее путём уговоров: — Давай ты послушаешь человека, у которого стаж почти с десяток лет, — тактично намекает, но Чон остаётся непреклонен, флегматично заметив: — И которого хотят исключить. — Не придирайся к деталям, — на этот раз закатывает глаза Пак, понимая, что все планы могут пойти коту под хвост, и понесут наказание, чёрт возьми, все, вот только Чимин в качестве отчисления. Это последнее, что ему нужно в данный момент. Что подумает отец? И какова будет его реакция? Пак не настолько сильно любит разочаровывать людей, хотя получается у него на «отлично». — Слушай, давай ты просто будешь молчать, а говорить буду я? Хорошо? — просит Чонгука, но ответа на просьбу не получает. Они подходят всё ближе к кабинету, из-за чего хочется материться. — Ты понятия не имеешь, что делать, я не хочу из-за твоего проёба жизнь себе портить, — переходит на крайности. — Ты уже испортил, — не упускает возможность напомнить Чон, уже стоя около двери. Чимин сжимает губы, напряжённым взглядом вцепившись ему в спину, а после тяжело вздыхает. Игнорируй. Надо собраться, иначе действительно всё пойдёт по пизде. Когда двери кабинета открываются, Пак сразу же настраивает себя на другой лад, понимая, что придётся вести целые дипломатические переговоры, которые в своей голове уже продумал. Главное, чтобы Чонгук не подвёл. — Что ж, я предупреждал Вас… — уже начинает мужчина, восседающий во главе длинного стола, но замолкает, когда понимает, что Чимин приходит не один. Сам Пак бросает быстрый взгляд на двух парней, сидящих за столом. Они явно не ожидали увидеть Чонгука, ведь доложили только на Пака. Ещё чего. — Да-да, но для начала предлагаю немного разобраться в ситуации, — Чимин сразу же начинает говорить, боясь, что первое слово вставит Чон, тем самым испортив всё. Мужчина за столом хмурится при виде парня с разбитой губой, спрашивая: — Что произошло? И Чонгук не отвечает. Он действительно молчит, позволяя Паку разруливать ситуацию своим способом, поэтому даже удивляется ему. Чимин натягивает на лицо свою фирменную милую, но такую наигранную улыбку, что становится тошно, а после делает жест рукой, принимаясь рассказывать: — Внимание, я очевидец, — тут же выгораживает себя. — Примите это к сведению. Я всего лишь зашёл в подворотню, чтобы позвонить, и неожиданно для себя узрел писаную картину. Вот эти двое, — небрежным движением указывает на сидящих парней, — избивали этого молодого человека, — кивает на Чонгука, делая вид, что совершенно его не знает. Чон бросает на Чимина косой взгляд. Избивали? — И когда они ударили его по лицу, ему не оставалось ничего больше, кроме как защищаться, — подытоживает, своими словами делая из Чонгука прямо-таки жертву. По сути, таковой он и является. Нет, на этом его «рассказ» не заканчивается. Сейчас начнётся самая сложная часть — вопросы. Заместитель хмурится лишь сильнее, поочередно сверля взглядом то Чимина, то двух парней рядом.  — Кто был инициатором? — его голос звучит громко и чётко, потому что он намерен выбить из этих двух придурков признание. — Он… — один из них, тот, кого Пак тянул за волосы, начинает свою речь, но мужчина его перебивает: — Я задал вопрос. А теперь хочу услышать на него конкретный ответ. Кто был инициатором? — Я, — выдыхает сквозь зубы парень, понимая, что отвертеться у него не получится. Но он не собирается нести наказание один, поэтому говорит: — Он напал на меня без причины, — кивает на Чимина, из-за чего тот наигранно удивлённо приподнимает брови, как бы говоря «да что ты, милый?». Заместитель переводит своё внимание на Пака, который вновь ядовито растягивает губы: — Я тебя пальцем не тронул. Ты наверняка соврал нашему директору о том, что я тебя избил, тем самым сделав меня виноватым, дак ещё и решил не упомянать о том, что угрожал жизни абсолютно чужому тебе человеку ради забавы, решив свалить всю вину на меня, — Чимин чётко расставляет слова, понимая, что не имеет права запнуться. Чонгук же внимательно его слушает, поражаясь тому, как можно так открыто нести чушь. Нет, с одной стороны слова Пака правдивы, но он весьма хорошо всё приукрашивает, делая из них с Чонгуком жертв. Причём невозможно догадаться, есть ли в словах Чимина ложь из-за его интонации. Своей улыбкой и тоном он испускает вёдра желчи, что ему свойственно при раздражении или желании добиться своего. Поразительно хорошо выкручивается. — Что по поводу Вас? — мужчина обращает внимание на Чонгука, теперь желая доебаться до него. — Вы подтверждаете, что эти люди напали на Вас? — вопросительно поднимает брови. Голос Чона не дрогает, когда он без каких-либо эмоций произносит: — Да, — короткий сухой ответ. Заместитель не может со стопроцентной точностью понять, кому верить, потому как знает, что Чимин действительно мог кого-то ударить, но и его тоже могли из-за дурной славы. А этот парень вообще не из его колледжа. Вот главная проблема. — Вы знакомы с этими людьми? — следующий вопрос от мужчины. Чимин в это время стоит рядом, показательно уперев руку в бок, но подсознательно кричит «только не налажай». — Нет, — отвечает Чон. Ощущает себя как на допросе. — Я имел в виду не только с этими молодыми людьми, но и с ним, — видно, с какой небрежностью он намекает на Пака. Последний изгибает брови, устало вздыхая, мол, когда это всё закончится. А сам, боясь, что Чонгук проболтается, незаметно для всех остальных задевает носком ботинка ногу Чона несколько раз, чтобы тот не спалил всё к чертям. Если все узнают, что они очень даже знакомы, то можно будет подумать, он покрывает Чимина и наоборот. — Нет, — кажется, Пак сдерживает облегчённый вздох при ответе парня. Слава тебе Господи. — Можете ли подтвердить, что Чимин применял насильственные действия по отношению к вашим обидчикам или угрожал им? И Чонгук совершенно не раздумывает над ответом, когда без эмоций бросает: — Нет, не могу, — врёт, потому что вроде как специально сжать чьи-то волосы, бросить на асфальт, а потом угрожать вывернутой рукой и ожогами относится и к первому, и ко второму. Но он даже не думает о том, чтобы рассказать это, тем самым выдав Чимина. Ни за что. Он ведь хотел помочь? Да и тем более, если уж они собрались выходить сухими из воды, то смысл мелочиться? Тем более Чонгук не считает, что он или Пак должны нести наказание буквально ни за что. Видно, как заместитель над чем-то размышляет, и это сильно не нравится Чимину, поэтому он спешит подрезать любые сомнения по поводу принятия решения под корню: — Я не думаю, что Вы хотите проблем с другим колледжем, ведь он у нас не учится, а вот Ваши студенты его избили, — и вновь улыбается, тем самым вынудив мужчину бросить: — Ради Бога, Чимин, заткнись, — не выдерживает, уставая от этого парня. Он сам прекрасно знает, какие проблемы могут последовать, если Чонгук нажалуется, поэтому выносит соответствующий вердикт: — Я не терплю нарушение правил, как и не стремлюсь разбираться в ваших проблемах, но раз молодые люди признали, что угрожали Вам, — мужчина многозначительно смотрит на Чона, — а это хорошо заметно, — намекает на разбитую губу, — значит, наказание будет вынесено им одним. Я отстраняю вас от занятий на три месяца, — выносит приговор, и, видя, как этот придурок уже хочет возразить, добавляет: — Что уже слишком милосердно, потому что угроза жизни карается сроком, — и ставит на этом точку. — А теперь свободны, — продолжает пилить взглядом двух парней, которые молча поднимаются со своих мест, а главный зачинщик всего этого дерьма провожает Чимина гневным взглядом до тех пор, пока дверь не хлопает. Что ни день, то перфоманс. Хоть ты убейся. Слишком у Пака бурная жизнь во всех смыслах, это начинает выматывать всё сильнее. А всё, что касается Чонгука, морально истощает до костей. Поэтому Чимину уже плевать на слова заместителя. — Я не знаю, что на самом деле произошло, — мужчина пронзает парня взглядом. — Но уверен, что в той или иной мере ты всё равно причастен, — высказывает своё мнение, не стесняясь чужого присутствия. Пак фальшиво удивляется: — Ого, что Вы говорите? — Я напоминаю тебе, Чимин, если ты хоть раз попадёшься на нарушении устава, то вылетишь отсюда раз и навсегда, — да-да, всё это мы слышали и всё это мы проходили. Выражение лица Пака нисколько не меняется: — Мы свободны? — Свободны, — короткий ответ, позволяющий парню тут же развернуться и направиться к выходу из кабинета. Чувствует ли он себя лучше в коридоре? Да. Отчасти. Он останавливается у стены, запустив пятерню в серые волосы и встряхнув их. Слегка устало выдыхает, обернувшись на Чонгука позади. Тот выглядит… Впрочем, как обычно. Он не выражает никаких эмоций, но стоит на месте, не двигается, словно в его голове проносится «обошлось». Хотя, на самом деле, так оно и есть. В груди расплывается приятной влагой облегчение, ощущение некой… Победы, что ли? Обычно, когда люди врут ему или кому-нибудь ещё прямо в лицо, так и хочется сказать «играй получше, больше эмоций, больше артистизма, а то выглядишь жалко», но этого чувства нет. Было с одной стороны интересно, но от этого не менее напряжно наблюдать за действиями Чимина. Умело выкрутился, ничего не скажешь. — Изумительное чувство, не правда ли? — Пак довольно улыбается, поглядывая на стоящего перед ним Чонгука. — Повышает самооценку, — пускает смешок. — А вот в случае проигрыша понижает до нуля, — как бы между прочим успевает заметить. Чонгук переводит на него взгляд: — Нечестно играешь, — всё же произносит. Не то чтобы он был недоволен, ведь действительно рад легко отделаться, но прямолинейность так и прёт. — Ну, знаешь, я уже давно не интересуюсь, где справедливость, я ищу логику. Заметь, я хорошо расставил всё по местам, — да никто и не спорит. — А теперь, раз уж по воле судьбы ты мне попался, поедешь со мной, — сразу же озвучивает свою мысль. И, наверное, самым странным и необычным становится не ровное «нет» в ответ, а вопрос: — Куда? На секунду Чимин заминается, ведь приготовился озвучивать сто аргументов, дабы заставить Чона переться за ним, но тот вновь удивляет. Тон его голоса не меняется, но парень и не выказывает протеста. Пак некоторое время молчит, без определённых эмоций всматриваясь в Чонгука. Знаете, это тот самый момент, когда Чимину поистине невыносимо сильно хочется посмотреть ему в глаза, но что-то настойчиво бьёт в голову, и Пак вновь не смотрит выше носа. Наверняка, это раздражает Чона. Почему он вообще согласился? То есть, да, Чимину приятно, но хочется знать причину. Чонгуку просто скучно? Поэтому он соглашается на выходки Пака? Но… Чимин давит в себе вопросы, которые прокладывают дорогу к его разуму, вызывая неопределённые чувства. Достаёт из сумки ключи от машины, начиная спускаться по лестнице. Слышит шаги позади — Чонгук идёт следом. — В зоомагазин, — отвечает Пак совершенно спокойно, надеясь на отсутствие вопросов. Только вот парень тоже не так прост. — И при чём здесь я? — прилетает Чимину в затылок. — За компанию, — и чтобы не слушать дальнейшие пререкания, бросает: — А ещё у меня в машине есть небольшая аптечка, может, что там себе и найдёшь. За рулём всё равно я, — оповещает. Ответа не следует, чему Пак неимоверно рад. Он не горит желанием что-то объяснять, так что поклон в пол Чонгуку за молчание. Всё равно ничего адекватного Чимин не смог бы выдавить из себя, ведь сам понятия не имеет, за каким чёртом тащит Чона за собой. Наверное, желание нормально пообщаться с кем-то превышает всё остальное, тем более, нет у него в окружении людей, которых он может потащить с собой в чёртов зоомагазин, да и не хочет. Чонгук вызывает доверие, это Пак успел упомянуть неоднократно. Тем более он не возражает, так? Ладно. Это немного странно. Дождь на улице дал о себе знать резко и неожиданно, закрывая тёмно-серым небом обзор на такое яркое в этой осени солнце, тем самым заточив его в свою темницу. Стало непривычно хмуро, на какой-то миг всё притихло, и, словно спохватившись, задул сильный резкий холодный ветер. Чонгук стоит у окна небольшого зоомагазина, на стеллажах которого чересчур мало вещей. Не отрывает взгляда от ослепительных вспышек, вспарывающих небо, прослеживает за резким и пугающим, как выстрел, громом. Об асфальт разбиваются крупные капли, обрушивая с неба на город лавину дождя. Молнии вспыхивают почти неотрывно одна за другой и, не утихая, гремит в тучах гулкая небесная канонада. Сердце Чона сжималось от этого блистания, а разум поддавался накатам, отказываясь обращать внимание на что-либо иное. В последний раз он смог застать подобное явление года полтора назад, поэтому нет предела его скрытой радости, которую он, само собой, никак не проявляет. Но Чимин не нуждается в словах — хватает одного взгляда на Чонгука, что с места не сдвинулся с того момента, как они пришли, и всё становится ясно. Пак бродит меж стеллажей, радуясь полному отсутствию клиентов (неудивительно в такую-то погоду), но в один момент останавливается перед рывковыми цепями для животных, повернув голову вбок. Откровенно пялится на Чонгука у окна, разглядывает его черты лица, искренне не понимая, как у такого симпатичного парня может быть настолько сложный характер и хмурость. Даже сейчас, казалось бы, его брови расслаблены, но взгляд выражает негатив, создавая образ агрессора. Но, знаете, так кажется лишь сначала. Чонгук не похож на того, кто убьёт тебя за одно неверное слово, он даже игнорировал удары, лишь бы его не отстранили, поэтому становится понятно, что злость он сдерживать умеет. Правда, вывести его в принципе легко. Это Чимин прочувствовал на себе вчера. Из-за чего Чон взбесился? Из-за того, что Пак обидел Тэхёна по причине своего дерьмового настроения? Ну, бывает. Но серьёзно ли Чонгук считает этого наивного паренька другом? Они же как лёд и лава — полные противоположности. Это странно. Чонгук оставляет неприятное первое впечатление, в то время как Чимин в точности да наоборот. На деле полон разъедающего изнутри негатива именно Пак. — Ты знал, что в различных религиях и мифологиях гром является гневом Богов? — эти слова генерируются в голове автоматически, а Чимин, недолго думая, озвучивает их. — Ну, типа, Зевс на колеснице, Перун и прочие, — некоторое время ещё смотрит на Чонгука, но стоит тому повернуть голову, то Пак тут же опускает взгляд ниже его глаз, следом вернув своё внимание на цепи. Чон мгновенье-второе молчит, следом согласившись: — Слышал, — продолжает стоять на месте, не высовывая рук из карманов тёмного просторного худи. — Гром — голос небесных Богов; молния — оружие. — Уничтожающее змей, духовных противников и символизирующее божественный гнев, а ещё гром, похожий на рёв быка, несёт плодородный дождь и ассоциируется с фазами луны, — монотонным голосом перечисляет Чимин, тем самым выказывая своё не самое хорошее отношение ко всему этому. Он сжимает губы, тупо пялясь на цепи, но при этом не может не чувствовать сверлящий взгляд у себя на виске. Тишина опускается на головы на жалкие несколько секунд, после чего разрушается чуть хриплым: — Бред. Пак приподнимает брови, без сомнений согласившись: — Да, это бред, — радуется тому, что их мнение с Чонгуком на этот счёт схоже. Думал, самому придётся бросать сухое «всё это херня», но этот парень его опередил. Понимание без лишних слов — и доказывать никому ничего не надо. Это чувство Чимин может описать как «цветы в лёгких». Ему нравится данное выражение — такое же двузначное, как окружающая со всех сторон реальность, что вертится вокруг жизней человеческих. Вот выросли ало-синие цветы, а потом с жутким скрежетом сплющились и завяли, вынуждая дыхательные органы держать в себе непосильную тяжесть в виде мертвой пыли из измельчённого гербария. Который некогда был цветком. Смерть наступает в момент захламления лёгких этой сухой рассыпающейся грязью. Звучит… Больно. — Ты уже купил всё необходимое? — спокойно интересуется Чонгук, вернув свой взгляд на грозовое небо. Чимин про себя чертыхается, и парень, поняв всё по соответствующему молчанию, вновь глядит на Пака. — Туалет, корм? — перечисляет. — Возьму наугад, какая разница? — не понимает, стрельнув глазами на Чона. Последний флегматично замечает: — Это кот. Ориентал. — И? — Он болен, — смотрит на Чимина, выгнув одну бровь, как бы говоря, что он немного дурак. Пак, абсолютно не понимая, в чём, собственно, проблема, небрежно отмахивается: — У него проблемы с мозжечком, а не с желудком, — парирует. Серьёзно, с чего вдруг Чонгук так заботится о коте? А, точно. Если уж он счёл необходимым «спасти» Чимина от алкогольной комы во дворе, то не стоит удивляться заботе о животных. — Атаксией называется, — вставляет своё Чон, из-за чего Пак едва сдерживает желание закатить глаза. Ох, всезнайка какой. — Не вздумай покупать дешёвый корм, — предупреждает, давяще смотря на Чимина. Тот, схватившись за девиз «я не я и хата не моя», выдаёт очень глупое: — Я похож на богатого? И Чонгук в этот момент не понимает: Пак Чимин просто странный или больной? Иногда он умудряется балансировать на тонкой верёвке, готовой порваться и перевалить разум в темноту одной из сторон. Чон не выдерживает, скептически выгнув бровь, а после отрывает ноги от пола, зашагав к этому Дьяволу с невидимыми ангельскими крыльями за спиной и нимбом в качестве доказательства его богохульства. Но если Чимин в Бога не верит, значит, и слова такового для него не существует. Чонгук готов поспорить, что фантазия и широкий кругозор творят невообразимые вещи, проводя миллионы параллелей, и сравнивают Пака со многими существами из древней мифологии или просто из серии чего-то «высшего». Хоть Чон и не многое знает об этом, но Чимин определённо был бы Герой из тех мифов, которые он считает фантазией человека или бредом шизофреника. Даже забавно. Его мнение знать весьма интересно, потому как Пак не боится его озвучить. — Ты собрался кота на цепь сажать? — вопрос со стороны Чонгука ожидаем, но Чимин клянётся, что заставляет себя подавить дрожь. Та, к слову, всё равно назло пробегается по его спине. Чон становится весьма близко, буквально в нескольких сантиметрах от Пака, из-за чего тот может ощутить слабый аромат. Чимин не может с точностью сказать, была ли это туалетная вода, духи или что-либо ещё, скорее… Эм, просто запах одежды? Нечто лёгкое на подъём, а ещё невыносимо приятное для организма Пака, который травит едкими и ярко-выраженными ароматами свои лёгкие каждый день. А ещё Чимин невольно подмечает их разницу в росте. Да, стоит признаться, этой физиологической чертой природа его не особо наградила, а вот Чонгука сполна. Сколько у них разница? Сантиметров десять? Не так ощутимо в повседневной жизни, но вблизи слишком сильно. Придётся задрать голову, чтобы посмотреть в глаза. Вот только Чимин эту мысль давит, потому как в глаза он никому не смотрит. — Это не для кота, — со всей невозмутимостью отвечает парень, оценивающе осматривая цепи. Чувствует на себе чужой косой взгляд, содержавший молчаливый вопрос, но ответа решает не давать. Фантазии даёт повод пошалить. И да, Чонгук догадывается, что Пак присматривается к металлической вещичке либо в качестве атрибута одежды, либо в качестве ошейника. Чон так же не может понять, глубоко удивляет ли Чимин или же вновь разочаровывает; ощущает ли Чонгук появление массы различных вопросов, подкреплённых действительно сильным интересом, в голове или же хочется потянуть два пальца в рот. Кажется, и то, и другое. Особенно размыты чувства становятся в момент, когда Чимин, задумчиво наклонив голову набок, спрашивает: — Хочешь увидеть их на мне? Чонгук хочет думать, что ему просто послышалось, но, зная этого парня, со слухом у Чона проблем точно нет. Данный вопрос не рождает внутри возмущение, негатив или отвращение при всплывшей в сознании картинке. Как раз таки наоборот. Чонгук прекрасно может представить себе тонкую цепь на шее, из-за которой Пак лишён свободы передвижений, но при всём этом на лице вырисовывается похабная ухмылка с плавными чертами и поблёскивающим на свету блеском для губ. Тени на глазах, уложенные пепельные волосы, а ещё едкий привкус духов на языке, создающий иллюзию дороговизны. Образ так чётко выстраивается в голове, но остаётся нечто расплывчатое и непонятное, словно это всего лишь глупый сон. Наваждение. И не сказать, что лёгкое — скорее, тяжёлое и занимающее все мысли. — Стремление к соитию — средство, которое природа дала для сохранения рода, а не для удовлетворения похоти, — выдаёт в ответ Чонгук, решая специально подушнить и надеясь, что Чимин поймёт его тонкий намёк. И да, столь странное довольство прокатывается по всему телу, когда Пак сощуривается: — Думал, ты скажешь «которое дал Бог». Умно, — хвалит. Тактика такова — используй Чон вышеупомянутое выражение, то у парня нашлось бы сто аргументов против и желание развести здесь монолог. Только Чонгук поступил умнее — сказал по существу. Против природы не попрёшь, а потому Чимин ответить ничего резко отрицательного не сможет. Оказывается, Чон ещё и проницательный, он явно раздумывает над ответом, прежде чем его озвучить. Редко такое встретишь. — Но заметь, я ничего не говорил про «удовлетворение похоти», — цитирует фразу Чонгука, давая тому понять, что в своих мыслях он слегка промахнулся. — А ещё ты не дал ответа на вопрос, — намекает, ожидая услышать категорическое «нет», но вновь промах. Чона не удаётся читать, а если кажется, что можешь, то всё оказывается в точности да наоборот. Особенно чётко в этом убеждается Чимин сейчас, получая в ответ молчание. — У-у, — Пак растягивает гласную, с намёком улыбаясь. — Значит, цепи? — Нет, — поздно отвечает Чонгук. В голове у Чимина уже рождается целый список того, чем можно поддеть парня. — На каких частях тела? Туго или слабо? — начинает Пак, явно вызывая в Чоне желание закатить глаза, что тот, собственно, и делает. — Тебе нравятся цепи на шее или же возможность удушения? — ещё сильнее растягивает губы, повернув голову в сторону парня. — Я не против асфиксии, у всех свои вкусы и предпочтения, — а после добавляет: — Я вообще поддерживаю практически всё. — Не удивлён, — как-то чересчур сухо выдаёт Чонгук, внутри пытаясь понять, по какой причине всё ещё стоит здесь. Даже не рядом с Чимином, которого в свою очередь привлекли цепи, а просто зачем он попёрся за ним в зоомагазин? У него не было на это ровно никаких причин. Он не соглашался на предложение, но и противиться не стал. — Поэтому, если вдруг твой будущий партнёр, если он, конечно, будет, не примет твои… — «вкусы, то ты всегда знаешь, где меня искать». Чимин начинает это предложение с привычной ухмылкой, но под конец, стоит полной мысли сформироваться в его голове, уголки губ медленно падают, а фраза остаётся законченной только в сознании. Какого чёрта ты собрался сказать? Типа, приходи в любое время, я не против с тобой переспать? Да. Именно так и никак иначе. Казалось бы, вполне привычная мысль для Пака, но отчего-то радости она в нём не вызывает. Если бы он закончил, то какая реакция была бы у Чонгука? Скорее всего, что-то на грани отвращения и… Оскорбления. Создаётся ощущение, словно «можешь в принципе мной воспользоваться, я не против» оскорбит Чона, а Чимин упадёт в его глазах ещё ниже. И размышления об этом вгоняют его не то чтобы во впадину негатива, а недоумения. Не хочется, чтобы Чонгук подумал на Пака, что он и правда шлюха или, ещё хуже, проститутка. Он и так невысокого мнения о Чимине, дак куда ниже? Становится противно от самого же себя, и от того, как сильно он провалится в глазах человека, у которого они наверняка будут переполнены разочарованием, долей злости и отвращением. Отлично. Просто супер, Чимин, ты теперь задумываешься о чужом мнении. Это прогресс или регресс? Скорее, второе, раз отрицание всплывает у тебя над головой грозовым облаком. Подстать погоде. — Я возьму всё для кота, а ты бери свои цепи, — голос Чонгука обрушивается на голову подобно этой грёбаной молнии на улице, из-за чего Паку вдруг становится хуже вдвойне. Его лицо остаётся бесстрастным, но ответа он не даёт, и, словно скованный кандалами, стоит на месте, пока Чон пропадает с поля зрения. Его уход должен был снять напряжение, но, на беду, этого не происходит. Чимин остаётся среди стеллажей абсолютно один со своими сжирающими мыслями, и вдруг прикрывает веки, словно жаждет избавиться от реальности. Чимин не закончил предложение, из-за чего любой другой, ни о чём не догадывающийся человек, должен был переспросить. А Чонгук не стал, ведь прекрасно понял, к чему Пак вёл, поэтому не стал продолжать тему. Поэтому ушёл. Поэтому Чимин стоит, как дурак, на одном месте, сжав губы в тонкую полоску. Черви копошатся где-то там, под слоем кожи, в области груди ноет в желании начать оправдываться, сказать, что Чонгук всё не так подумал, но в таком случае Пак не просто унизит себя, а солжёт им обоим. Сказать, что никаких пошлых мыслей по отношению к Чону в его голове не возникло — выдать самую неправдоподобную ложь. Потому что мысли эти материализовались прямо сейчас. Нет, вернее, только сейчас. Почему их не было раньше, до этого момента? Из-за отсутствия провокационных разговоров? Почему слова в голове Чимина звучали так легко, будто он действительно разрешил взять своё тело при желании? И почему он сейчас так стыдится этого? Почему это считается чем-то неправильным? Любой другой человек, услышав столь откровенное предложение, вероятно, смутился бы, расценив как флирт. Но только с Чон Чонгуком всё идёт в корне не так. Пака собственные мысли вкупе с бесконечной вереницей вопросов, конца которых не видать, потихоньку начинают раздражать. Они впиваются в голову, до блевоты отвратительно врастают в скальп, обустраиваясь и возводя целые дома, города, новые страны, рисуют флаги и создают новые языки. Чимин впивается ногтями в кожу ладоней, медленно выдыхая, что никак не помогает избавиться от осадка на дне лёгких. Пак раздражается лишь сильнее, казалось бы, по совершенно непонятной и нелепой причине, вот только раздражению этому нет предела. А избавиться от него самовнушением не получается. Ему давно стало понятно, что не дано выразить такое трудно выразимое чувство — чувство одиночества. Потому что нет у него равноценных слов, потому что нет их, вероятно, вообще. Понятие «одиночество» трудно вмещается в слова. Любой человек, великий и маленький, никогда никем не может быть во всей своей особенности понят, разгадан, предугадан, расчислен, объективирован. Никто не прост, каждый — неожидан. Эта тайна есть его одинокое «Я», сокрытое в нём, страдающее, дерзающее, творящее и часто непонятное ему самому. А что уж говорить о тех, кто соприкасается лишь с телесной оболочкой этого «Я», а духовная составляющая недоступна. Невозможно узнать человека ни на сто, ни на девяносто, ни на семьдесят процентов. Иногда бывает так, что окружающие замечают больше, нежели ты сам, но это никогда не касается твоих внутренних ощущений. Чимин считает, что человека не может устраивать одиночество. Тот, кто говорит, будто бы он любит одиночество — никогда его по-настоящему не испытывал. Ты сидишь в своей комнате, бессмысленно пялясь в телевизор, пишешь роман, слушаешь музыку, играешь в компьютерные игры или же читаешь. Вот ты смотришь сериал с тарелкой фруктов и злишься каждый раз, когда твои родители тебя зовут или нагружают делами, ведь ты так сильно хочешь побыть в одиночестве. Зачастую это не так. Многие путают его с любовью к личному пространству и тишине. Да, возможно, ты интроверт, не особо коммуникабельный, предпочитаешь лежать на диване вместо того, чтобы гулять. Чимин не берётся говорить за всех, но, по его мнению, да и опыту тоже, он имеет право считать, что настоящее одиночество проявляется в двух категориях. В первую очередь, когда у тебя в прямом смысле никого нет. Ни друзей, ни любимого, ни семьи, — а если та и есть, то отношения у тебя с ней откровенно ужасные. Возможно, ты инвалид, на которого бросают косые взгляды; подросток с психическим расстройством или просто тот, с кем никто не хочет иметь дело. Во многих подобных ситуациях ты становишься заложником одиночества. Заложником жизненных обстоятельств, которые ты либо преодолеешь, либо сломаешься, либо, если в конце концов ничего не изменится, смиришься. Речь ведётся именно об этом одиноком чувстве. Без сомнения есть те, кто не нуждается в разговорах по душам, совместных поездках и женитьбе, весёлых времяпрепровождениях, поддержке и прочих вещах. Кто-то находит успокоение в отсутствии тесного контакта с кем-то. Таких людей называют отшельниками, ну, или же в прямом смысле одиночками, которые в старости одни и умирают. Без семьи, без детей, без внуков. Определённо, ты можешь иметь семью, но хоть с ней, хоть без неё в твоей жизни ничего не поменяется. В случае её утраты ты скучаешь по родным, грустишь и чувствуешь то самое одиночество. А значит, в таком случае человеком, не испытывающим одиночество, тебя назвать нельзя. Именно по этой причине Чимин считает, что таких людей на самом деле практически не существует. Вряд ли, останься ты один на всей планете, будешь чувствовать себя счастливым. Самое ужасное чувство — когда рядом с тобой есть люди, есть родители, друзья, поддержка. Ты окружён любящими людьми, но в твоей груди неприятно ноет. Это вакуумное тупое состояние, когда ты чувствуешь свою достаточность и неполноценность как личности одновременно. Когда ты понимаешь, что можешь многое сделать и многое умеешь, но не видишь никакого смысла в этом. Когда ты прекрасно осознаёшь, что просираешь свои лучшие годы, но ничего с этим не можешь сделать. Это трясина, в которую проваливаешься сразу и по шею, но выбираться приходится, прилагая титанические усилия. Как правило, тебе может помочь только кто-то со стороны. Не из твоей системы координат. Одиночество не измеряется лишь уединением после шумных улиц и голодными глазами, жадно скользящими по взглядам вокруг проходящих людей. Это глубокая дыра внутри, сквозящая и дующая, через неё проходят люди, их положительные эмоции, чувства, забота, любовь, а ты это скрываешь, улыбаясь в ответ. Для приличия. Тебе ничем не помогли, но ведь стараются, не так ли? Иногда два вида переплетаются между собой. Иногда они равны, иногда один преобладает над вторым и наоборот, иногда тебе удаётся избавиться от одиночества внутри, а иногда оно перерастает в нечто ещё более ужасное, с чем ты борешься. Успешно или безуспешно. У всех по-разному, потому что разные сами люди. — Ну и? Ты доволен? — Чимин вновь думает, что дурак. Он сидит в уличной одежде на пыльном прохладном полу, который даже не протёр, и опирается спиной на столешницу. Ноги согнуты в коленях, а взгляд направлен на кота, что рядом кушает корм. Пак поставил две миски — одну с влажным кормом, другую с сухим. Туалет же запихнул в ванную, так как всё равно дверь не закрывает. Парень не отрывает глаз от Гиацинта, про себя радуясь тому, что он не заваливается. А не заваливается лишь с помощью Чимина, который практически невесомо придерживает кота ладонью, чтобы в любой момент надавить и не дать грохнуться набок. Правда, идиллия тоже недолго длится. Гиацинт в один момент дёргает головой, из-за чего часть влажного корма выпадает из миски, а кот, которому кусок не в то горло попал, кряхтит, начиная в страхе катиться назад. Пак сразу же убирает руку, напрягаясь, ведь это инопланетное существо шугается, отпрыгивая назад. И Чимин ничего не может сделать, кроме как с округлёнными глазами и замершим сердцем наблюдать за тем, как кот кряхтит, падая. Парень понимает, что в случае вмешательства вгонит и без того напуганное животное в дикий ужас, поэтому лишь поднимается на ноги. Гиацинт ещё какое-то время кряхтит, а после затихает, кажется, справившись с куском. Так. Понятно. Теперь Пак будет мять этот долбанный жидкий корм в фарш, иначе нервов ему не хватит. — Ты нормально? — нет, он и правда дурак. Какой адекватный человек разговаривает с котом? Ответа всё равно нет, хотя это с какой стороны посмотреть. Гиацинт громко мяукает, а когда Чимин хочет подойти поближе, дабы убедиться в том, в порядке ли он, кот дёргается. Тут же. Он падает, но поднимается, а когда Пак открывает рот, выдавив короткое «а», уже скрывается под кроватью. Первым делом парень, конечно же, начинает беспокоиться и оттого творить, по его мнению, херню. Он, будучи со своей укладкой, в чёрных обтягивающих джинсах, атласной блузке, весь такой ухоженный, накрашенный, с ужасным настроением после прихода из этого засранного зоомагазина, сейчас ложится животом на грязный пол лишь для того, чтобы заглянуть под кровать. — Эй, — тихо зовёт кота, с которым пересекается взглядами. Он забился в самый угол, глаза его светятся в темноте, а голова мелко подрагивает, качаясь. Смотреть на него откровенно больно. Чимин чувствует страх и неуверенность, ведь в случае чего не имеет ни малейшего представления о том, как ему помочь. Всегда кажется, словно с Гиацинтом должно вот-вот что-то произойти, поэтому оставлять его одного опасно, да и боязно. Это существо с инопланетянской мордой выпускать из поля зрения неохота, но, видя его страх, Пак поднимается с пола, решая просто дать коту время. Сам в это время убирает с пола корм, протирает воду, которая вылилась из соседней миски, а после тупо шагает туда-сюда. От одного конца комнаты до другого, вдруг задумавшись о том, что не помешало хотя бы пыль везде протереть. Коты вроде любят чистоту, так? На секунду в голове мелькает мысль, что хочется видеть Чонгука здесь. В этой квартире. С ним наверняка было бы легче заботиться о Гиацинте, тем более две головы лучше одной. Чон сам по себе человек надёжный, поэтому вряд ли бы с ним Чимин испытывал такую нервозность из-за кота. Пак вообще редко признаёт кого-то надёжным. Обычно никогда. Всегда приходится брать всё в свои руки, действуя по принципу «хочешь сделать хорошо — сделай сам», но порой от этой самостоятельности устаёшь. Поэтому хочется иметь рядом человека, с которым чувствуешь себя спокойно и умиротворённо, а, самое главное, безопасно. Знаете, когда вы гуляете вместе, понимаете, что заблудились и вместо разведения паники, тебе в ответ прилетает «заебись всё, сейчас разберёмся». После чего вы шатаетесь вечером по городу, в мороз с минусовой температурой, начиная шутить и смеяться, как пьяные, из-за того, что у тебя айфон, а айфоны на морозе дохнут, и что навигатора нет, метро вы не найдёте, автобусы не ходят, и вы просто доёбываетесь до первых прохожих с просьбой подсказать, что, где, куда. И всё это сопровождается отсутствием паники. Так вот для Чимина лучше нет. Но он один в квартире с больным котом, забившимся под кровать, не знает, что делать, когда это существо выйдет, и не повредил ли он себе чего-нибудь. Поэтому парень бессмысленно пялится в телефон, удаляя все уведомления, даже не просмотрев; меняет экран блокировки на рандомное эстетическое фото, смотрит на время, показывающее «19:37», и не понимает, почему всё ещё дома. Обычно в такое время он где угодно, но не здесь. Он в принципе в квартире не был месяца три, но потом пришёл Чонгук и бросил ему кота, мол, на здоровье. Это была попытка заставить Чимина сидеть дома? Вполне удачная, вот только зачем? Он от этого не выиграл, лучше ему не стало, так зачем париться? В мыслях Чимин проводит около двадцати минут, периодически отвлекаясь на грохот за окном и шум ливня. В квартире не горит свет, поэтому стоит привычный полумрак. Темень. В какой-то момент парень просто задалбывается ждать, подходит к кровати, забирается на неё и ложится боком. Уставился в плывущую темноту перед собой, наблюдая за тем, как периодически квартира освещается ярким светом молнии. Интересно, Чонгук сейчас стоит у окна и наблюдает за бушующей природой? Или что? На самом деле, Чимина ничего не останавливает, он может взять лежащий рядом телефон, написать и спросить, но… Не делает этого. Словно между мобильным и его руками выросла громадная стена, а писать Чонгуку становится слегка даже страшно. Почему они общаются? Их же ничего не связывает. Чимин задаётся этим вопросом в который раз, но подсознательно понимает, что обрывать хрупкую связь не желает, и оттого зовёт Чона… Эм, в зоомагазин? Зачем? Чтобы просто пообщаться, если их разговоры можно назвать таковыми. Хочется избавить себя от тишины в комнате, но не путём включения музыки, телевизора или радио, а звонком. Как прошедшей ночью. Но Пак продолжает лежать на кровати в молчаливом ожидании. Лениво моргает, глаза слипаются, но ни в коем случае не позволяет провалиться в сон. Даже не по причине неприязни к нему, а потому как видит выглядывающую из темноты головку. Чимин переводит взгляд на Гиацинта, и не может не сжать губы при виде того, как он встаёт передними лапками на кровать, но не удерживается, завалившись назад. Пак медленно выдыхает, сдерживая желание помочь ему забраться. Вдруг спугнёт этого паразита. И потому вынужден ждать до тех пор, пока не почувствует чуть провалившийся под чужим весом матрас. Громкое мяуканье прямо в лицо. Чимин приоткрывает глаза, наблюдая за тем, как Гиацинт в перевалочку топает к парню. Он не медленно и не с привычной кошке элегантностью и лёгкостью ложится, а тяжёлым грузом падает, ударяясь головой о скрытые под блузкой ключицы Пака. Последний, кажется, облегчённо выдыхает, придвинув вытянутое худое тело кота к себе ближе, дабы почувствовать его тепло и быстро-быстро колотящееся сердце. Мурлычущий Гиацинт, которого он гладит за ухом, прижимая его мокрый нос к собственной шее — единственная причина, удерживающая Чимина в положении лёжа. Единственная причина, по которой он сейчас находится в этой квартире. Вот только моральная пустота никуда не уходит, не лопается подобно воздушному шарику, охватывая лёгкие и сердце. Она не обволакивает, а с силой сдавливает, не позволяя забыть о своём существовании. Чимин лежит, хотя понимает, что долго всё равно не продержится и ближе к ночи сорвётся. Но он будет лежать, пока не уснёт кот, и поддаваться внутреннему саморазрушению, слушая тишину, скрытую за натиском грома. Глухую. Твёрдую. Жёсткую.