Больше не могу лететь

      — Повезло, ш-што на…научш-шил тебя… водить…       Кроули сидит, навалившись боком на пассажирскую дверь. Смотрит на Азирафеля из-под полуопущенных ресниц. И Азирафель сжимает руль до боли в костяшках, чтобы хоть немного отвлечь свое внимание от того, как эти ресницы дрожат, силясь подняться повыше, как медленно, неумолимо расплывается по кожаному сидению темное пятно крови, как тяжело, с болью дается демону каждый вздох, каждое вымученное слово…       «Да уж, повезло…»       Идея научить Азирафеля водить машину принадлежала самому Кроули, обронившему ее как-то вечером за распитием третьей подряд бутылки Шатонеф-дю-Пап, когда шел второй год их после-Армагеддонского бытия.       — Будет вес-с-с-село, ангел, вот увидиш-ш-шь, — уговаривал он, заплетающимся от алкоголя языком, и Азирафель был уже тогда достаточно пьян, чтобы с ним согласиться. И им действительно было весело, когда Азирафель наконец перестал бояться, что вмажет драгоценный автомобиль Кроули в ближайшее дерево (и когда Кроули сам перестал опасаться того же), и эти уроки вождения оказались для них двоих на удивление приятным и сближающим времяпровождением.       А сейчас…       Перед глазами опять проносится безвольно повисший на его руках Кроули; его собственные пальцы, дрожащие, липкие от крови; полный боли крик, вырвавшийся из горла демона, когда охваченный паникой Азирафель буквально зашвырнул его в стоящую рядом Бентли, ввалившись туда же следом и думая только о том, что им нужно срочно, срочно, срочно удирать…       — С-сомневаюс-с-сь, ш-ш-што раз-з…звоплощ-щ-щение путем аварии… будет лучш-ш-ше, ангел…       В голосе Кроули, усталом и невнятном, проскальзывают нотки напряжения, обрывая сумбурный поток мыслей ангела, возвращая его обратно в настоящее, и он глядит, растерянно хлопая ресницами, как за окном на огромной скорости (намного быстрее, чем он планировал) проносится пейзаж. Кинув быстрый взгляд на стрелку спидометра, он ужасается, обнаружив, что она давно уже перевалила за 100. Похоже, ему действительно пора сбавить скорость, а то они точно куда-нибудь врежутся и развоплотятся.       Он отпускает немного педаль газа, заставляет сжимающие руль пальцы слегка ослабить свою мертвую хватку.       — Я не раз видел, как ты гонял намного быстрее, чем я сейчас, дорогой мой, — чопорно парирует он, стараясь изо всех сил не отводить взгляда от дороги, не смотреть на бледное (такое ужасающе бледное) лицо Кроули. — И, потом, учитывая наши с тобой обстоятельства, я думаю, что чем быстрее мы достигнем нашего места назначения, тем лучше.       Он чувствует на себе взгляд Кроули, молчаливый и испытующий, и Азирафель с трудом подавляет в себе желание заерзать.       — Ш-ш-што за мес-с-сто?       Голос Кроули звучит тихо, непринужденно, но тон, которым это сказано, говорит Азирафелю, что ответ на этот вопрос Кроули уже знает или, по крайней мере, догадывается. В любом случае, скрывать его нет смысла.       — Тадфилд, — бормочет он, украдкой бросая взгляд на демона.       Мгновение проходит в молчании, затем Кроули тянется к нему, ледяные пальцы успевают скользнуть легонько по тыльной стороне ладони ангела, прежде чем его рука вновь падает безвольной плетью на сидение между ними.       — Останови машину.       — Не думаю, что стоит это делать, дорогой мой. У нас нет особо времени, чтобы…       — Ос-с-станови… маш-ш-шину, ангел. — В голос Кроули пробираются жесткие нотки, резкая настойчивость, слегка оттененная болью.       Азирафель съезжает на обочину.       — Кроули, — начинает было он, поворачиваясь на сидении, чтобы посмотреть в лицо демону. И, о, это было ошибкой, большой, большой ошибкой. Потому что теперь он не может не заметить все это: мелко подрагивающие желваки стиснутой до предела челюсти, тревожно серый цвет покрытой испариной кожи, воспаленную напряженность мутного от боли, усталого взгляда. И он не может ничего поделать со своим ненужным сердцем, которое сжимается от страха.       — Плох-х-хая идея. — Демон замолкает, высохшие губы приоткрываются, чтобы сделать вдох, на который у него, кажется, уходит чересчур много сил. — Ты знаеш-ш-шь, ш-што я прав.       — Это наилучший вариант для нас, Кроули, — Азирафель торопливо выдвигает свой аргумент, стараясь не выдать голосом нарастающую панику. — Анафема — ведьма, к тому же наследственная. Она способна видеть энергетические структуры внутри живых существ, а это значит, что она должна иметь возможность влиять на них. Может быть она и не сумеет полностью тебя исцелить, но, под моим руководством, у нее может получиться хотя бы остановить процесс повреждения и, быть может, залатать твою оболочку так, чтобы ты мог продержаться, пока нам не вернут нашу магию.       Кроули кривит губы, хмурится обеспокоенно и недовольно, и даже как-то разочарованно. И Азирафель вдруг с горечью понимает, что разочарован Кроули именно в нем.       — Они — люди, ангел, — выдыхает он наконец и добавляет, тихо, четко, раздосадованно, — у них теперь дети.       Ах да, дети. Два мальчика-близнеца и девочка, на три года их младше. Их с Кроули приглашали в Тадфилд на каждое знаменательное праздничное событие, связанное с самыми молодыми отпрысками династии Псих, и Кроули с гордостью принял титул «дяди Кроули», пожалованный ему младшей из Гаджетов во время их последнего визита.       — Я не забыл об этом, — настаивает Азирафель, хмурясь в ответ на немой упрек в глазах Кроули. И он действительно не забыл, несмотря на практически всепоглощающую панику, которая нахлынула на него в тот момент, когда Кроули рухнул ему на руки возле книжного магазина, и с тех пор продолжала расти ввиду стремительно ухудшающегося состояния демона. — Я не забыл, дорогой мой. Просто… ну…       Он ерзает на сидении, бросая беспокойный взгляд в зеркало заднего вида. Признаков их преследователей не было, дорога пуста, но это ничего не означало. Эти люди уже умудрились отыскать их обоих; они непременно настигнут их опять — это всего лишь вопрос времени. Времени, которое они не вправе сейчас терять.       Он переводит взгляд обратно на Кроули, который еще больше обмяк в сидении за те короткие минуты, что они здесь сидели и разговаривали, чьи тонкие как бумага веки опускаются с каждым вздохом все ниже, оставляя лишь тонкую щель, в которой виднеется мутная желтая полоса его глаз.       — У тебя есть другое предложение? — спрашивает он, хоть и знает, что спрашивать не стоит, что давать отчаянному, раненому демону возможность высказать, скорее всего, столь же отчаянный план — неимоверно плохая идея…       Конечно же, его опасения оправдываются. И когда Кроули с трудом поднимает на него взгляд и выдает ему свой план на хрипе срывающегося дыхания, у Азирафеля появляется такое ощущение, что сам ихор превратился в его венах в ледяную жижу.       — Ты выпус-с-стиш-шь меня здес-с-с-сь и уедеш-ш-шь.       Азирафель, оцепеневший от ужаса от такого предложения, не успевает даже набрать достаточно воздуха в легкие, чтобы выдавить из себя подобающий ответ, как Кроули продолжает, настойчиво и решительно.       — Ты уедеш-ш-шь, ангел. По…подальш-ш-ше от Лондона и…       — И что, Кроули? — резко обрывает его Азирафель, вновь обретя дар речи. — Что?! Я должен удрать и оставить тебя здесь умирать? Это твой план?       — Да.       Голос демона полон такой тихой, непоколебимой решимости, такого спокойного принятия обреченного, что ледяной поток внутри Азирафеля застывает, трещит и раскалывается, разлетаясь на тысячи острых как бритва льдинок, неумолимо впивающихся прямо в его сердце.       — Этого не будет.       Азирафель отворачивается от него, вновь сжимая руки на руле, потому что его трясет так сильно, что ему кажется, не держись он сейчас хоть за что-нибудь, его просто разнесет на части. Его даже удивляет, насколько ровно при всем при этом звучит его голос.       В груди что-то очень сильно давит, будто чей-то железный кулак сжимается вокруг сердца и легких его оболочки. Будто его ранили вместе с Кроули, хотя он и знает, что это не так. Это неприятно, больно даже. Ему от этого тяжело дышать. И у него почему-то от этого начинают слезиться глаза. Он хватает ртом воздух, резко моргая глазами, чтобы смахнуть водную пелену, размывающую перед ним дорогу.       — Я… я не…       — Они догонят нас-с-с, ангел. И я могу их задержать. — Холодные пальцы вновь касаются его запястья, робко, почти виновато. — Так, чтобы ты ус-с-спел…       — НЕТ!       Он буквально набрасывается на Кроули, весь дрожа от гнева и страха. В сознании мелькает мысль о том, что, будь у него сейчас еще доступ к магии, то этот свирепый вихрь эмоций, бушующий сейчас внутри него, заставил бы его буквально пылать Святостью; что он мог причинить Кроули еще больше боли; что сейчас, когда он почти не в состоянии контролировать масштаб выброса своих эмоций, отсутствие магии для него, скорее, благо.       Он заставляет себя глубоко вздохнуть, отпускает руль, чтобы тут же схватить за руку Кроули — свою истинную, свою единственную опору. Его хватка болезненна, он это знает. Видит, как Кроули слегка вздрагивает от боли, как напрягаются мышцы его лица. Но демон не пытается высвободиться, сидит рядом неподвижно, устремив на него полный понимающей грусти взгляд янтарных глаз.       — Я не… оставлю тебя, Кроули, — выдавливает он наконец, когда чувствует себя в состоянии говорить. — Ты не имеешь права просить меня об этом. — Он делает еще один вдох, судорожно сглатывая обжигающие горло слезы. — Я позвоню Анафеме, объясню ей ситуацию. Они будут предупреждены о нашем приезде, они смогут увести детей из дома, принять все необходимые меры безопасности. Но Кроули… — Его голос опять дрожит, заставляя его прерваться. Он сжимает губы в полоску, невольно сдавливая руку Кроули еще сильнее в попытке вновь обрести равновесие. — Она наш единственный шанс, — выдыхает он, чувствуя, как слезы вновь наворачиваются на глаза. — Она твой единственный шанс, и я…       — Ангел…       Голос Кроули мягкий, такой невыносимо мягкий и полный сожаления, как будто он уже смирился, сдался. Азирафелю хочется кричать.       Вместо этого он поднимает руку к лицу Кроули, трепетно кладет свою ладонь на впалую, бледную щеку.       — Я не позволю тебе умереть, Кроули, — говорит он так рьяно, так искренне, как только может. — Не после всего, что мы с тобой пережили. Не тогда, когда осталось еще столько всего, что я хочу… прожить с тобой. — Он запинается, резко, судорожно вздыхает. Наклоняется к демону, прижимая свои сухие, дрожащие губы к его губам. — Я не могу потерять тебя, — взволнованно, отчаянно шепчет он. — Ясно тебе? Я… я не могу…       Ответом ему слабое прикосновение к его ладони, такой же слабый кивок головы, и еле ощутимый выдох, — Яс-с-сно.