***
Какаши снился сон. Он шёл по пустоте, не чувствуя кожей каких-либо ощущений. Ему было ни холодно, ни жарко, будто бы тело перестало воспринимать температуру. Он не понимал, по чему шагает: под ногами чёрная пустота. И впереди. Сзади. Вокруг. Беспросветная мгла и ничего больше. Хатаке просто шёл. Шёл и шёл, не понимая зачем, смотрел вперед и при этом не видел буквально ничего. «Зачем двигаться дальше, если впереди ничего нет?» — проносилось в его мыслях и сам он желал остановиться. Но ноги всё равно сами по себе шли дальше, а сердце как всегда питалось знакомым до тошноты чувством… Юноша увидел маленькую светящуюся точку. Какаши приближался к ней, и в его глазах она становилась всё больше, всё ярче, озаряя пространство серебряным светом, как и самого юношу. Перед ним светила настоящая полная луна. ...надеждой. Хатаке дёрнулся, просыпаясь от боли в левом глазу. Он заметил, как оторвались от его лица чужие ледяные пальцы, которые пытались вырвать… — Обито?! Какого чёрта?! И, будто уже по привычке, Учиха потянулся конечностями к чужой шее, захватывая её в плен. Одна его нога была на койке Хатаке, а вторая касалась деревянного пола. Шиноби поперхнулся. Обито не пытался его задушить, но сильная хватка на шее всё равно доставляла немалый дискомфорт. Он молчал. Вновь спрятался за маской, сверкая красным шаринганом и прожигая в Хатаке дыру. — Где ты был?! — за их возобновившееся общение это был первый раз, когда Какаши действительно злился на Обито. Все их встречи он бесконечно чувствовал себя виноватым, не смея даже обвинить Учиху в чём-то, обижаться на него и злиться. Но сейчас его внезапная пропажа, такое же внезапное поведение и попытка… Хатаке не мог даже понять этого. — Это не твоё собачье дело, — чужой голос. Не родной и не любимый. — Да что с тобой?! — не выдержав, член отряда Анбу зажёг чирикающие молнии. Обито отпрянул в центр комнаты. — Я вернулся забрать кое-что своё… — Почему?.. Это ведь подарок… — у Какаши не получалось осмыслить почему его любимый товарищ так резко сменил своё поведение. Он только начал заново строить это счастье, которое юноша разделял вместе с Обито, как сейчас Учиха без объяснений начал его разрушать… — Тебе нужно повторять? Это не твоё собачье дело! Будто бы не было всех тех бесед. Будто бы не было тёплого поцелуя в чужой лоб. Будто бы это не они лежали в траве и делились грустью, пытаясь сбежать от мира только вдвоём… — Почему, Обито? — тихо. Слабо. Отчаянно. — Я окончательно определился в своём решении, — бросил нукенин перед тем как активировать мангекё и исчезнуть в пространстве. Комната снова погрузилась в ночную тьму, больше не освещаясь яркими молниями. — Почему?.. — тихо проронил Хатаке, чувствуя, как болит и ноет что-то за рёбрами...***
Вернувшись в деревню после отдыха душой и телом под тёплыми лучами солнца, юноши расстались около Камня Памяти. Какаши направился прямиком в резиденцию Хокаге, а Обито в своё личное убежище – одинокую хижину посреди леса. Учиха мучался. Он не знал, что ему делать, не знал, к кому обратиться за советом, ведь последние годы нукенин надеялся лишь на себя, приняв роль взрослого и решая всё самостоятельно. А ему, вовсе не глупому, повидавшему жизнь, но подростку так был необходим банальный совет. Конечно, рядом с ним был Хатаке, готовый выслушать всё, что скажет ему Обито и искренне готовый помочь. Но шиноби обязательно жизнерадостно скажет, что самым верным решением для Обито будет вернуться домой, назад в красочную Коноху. Но у нукенина уже были жизненные уставы, от которых было крайне сложно отказаться, ведь они являлись частью жизни, несбывшимся будущим, к которому он стремился. Учихе нужен был совет от взрослого человека, знающего жизнь. От того, кто мог бы понять Обито. С одной стороны, ему было стыдно, что он, когда-то взявший на себя ответственность погрузить мир в Бесконечное Цукуёми, не сможет сам справиться со своими проблемами, отчаянно нуждаясь в совете. Но другая сторона Обито, та его часть души, которую смог отрезвить Какаши, говорила ему об обратном. То, что ему нужен совет – это нормально и стыдиться этого глупо. Вот только старый дед маразматик умер, да и вряд ли бы он смог дать ему дельный совет, так как был от и до помешан на своём плане. Ведь именно он как раз таки и переложил на Обито свои собственные жизненные уставы. В его кругу был ещё Зецу, да только юноша и так скрывает от него часть своей жизни. Удивительно вообще, что тот до сих пор не знает об их встречах с Хатаке. Наверное. В итоге мысли Обито вновь сводились к Какаши. А ведь бывший сокомандник умён, знает, что нужно сказать, обратив слова в бальзам на душу. Так он и выдавал с горя свои душевные метания и вдруг только что понял – от выгруженных тяжёлых мыслей и лечебных слов Хатаке ему становится легче. И ошарашено для себя осознал – он всё больше склоняется к истине Какаши. Но ведь не этим он жил дни со смерти Рин, не этим грезил своё будущее. С того самого дня он стремился лишь к одному, полностью отдавая себя для совершения плана. И вдруг его мысли стал занимать Хатаке, навязывающий ему свою истину. Учиха находился на грани двух правд, мечась от одной к другой и не зная, какая из них верна. Нукенин что-то искал на рабочем столе, когда на его плечо опустилась нечеловечная рука. От неё не веяло теплом, и казалось, будто мертвец восстал из под земли, добравшись до Обито… Но Учиха прекрасно знал, кто же это был на самом деле. Мерзкая тварь своей нечеловеческой сущностью чувствовала метания юноши. — Обито-о… ты как-то всерьёз заигрался с тем мальчишкой, — Белый Зецу игриво напевал в ухо юноши, но от весёлого голоса пробирало мурашками. Учиха всей душой чувствовал неприязнь от сказанных слов. Конечно он знал. Зецу – не человек. Он существо, живой организм, относящийся вовсе не к людскому, а к растительному. Это мерзкая тварь, которая слышит и знает всё, что происходит повсюду. Учиха чувствовал себя параноиком каждый раз, когда находился с Хатаке и думал, что за ним следят. Даже в те моменты, когда точно знал, что Зецу даже не рядом с Конохой, а далеко за её пределами. Но всё равно опасался, поэтому часто прятался в измерении или в доме Какаши. А бывало даже откровенно врал этой твари, что отправляется заниматься делами, относящимися к разработке плана. Он подобно маленькому ребёнку, запрещающему покидать определённую территорию и общаться с хулиганами, удирал на встречу с Какаши и проводил рядом с ним время. Внезапно Обито вспомнил то, как чуть не убил Какаши. И одной из причин его поступка был перекрывающий воздух Зецу, который душил своим присутствием. Учиха опасался, что тот поймёт, как шиноби залечивал его душу, заставлял усомниться нукенина в собственной истине… Тогда Обито решил убить товарища, тем самым доказав Зецу, что ему плевать на жизнь бывшего сокомандника и что он по-прежнему ненавидит его. Только юноша в самый последний момент понял, насколько всё плохо. Понял то, что ему вовсе не плевать. — Зецу… — Обито поднял голову, но не повернулся к обладателю названного имени лицом, сменяя свой голос на чужой. Своим настоящим он говорил только с Хатаке. — Ты думаешь, что у меня есть время «играть»? — Ты так охотно бежишь на встречу к нему, что мы с ворчуном подумали будто… — Будто план Мадары для тебя уже ничего не значит. Зато значит… Ха-та-ке? Чёрный Зецу никогда не ходил вокруг да около, а орошал правдой прямолинейно и строго в отличии от своей второй личности, которая, прежде чем перейти к сути, играла словами, медленно подкрадываясь к главному. Учиха стукнул по столу и повернулся к Зецу лицом, скрытым под узорчатой маской. Взгляд был нахмурен и мерзкая тварь прекрасно видела злой прищур правого глаза Обито. — Я давно решил в чём мой главный смысл жизни и не собираюсь от него отказываться. — Да? Правда? А нам кажется совершенно иное. Уж слишком сильно ты бегаешь за мальчишкой... Ты наладил с ним отношения? А ведь он… — Ведь именно он убил Рин. Он знал, чем осадить. Знал слабое место Обито, нежный участок в его душе, который хоть пальцем тронь, сразу откроется кровотечение. Рана всё ещё не зажила, тревожа беспокойное учиховское сердце. — Какаши… он ведь не хотел. Она сама… — слабо и неуверенно. Своим голосом. — Он проткнул её грудь своим чидори и был именно тем, кого она увидела в последний раз перед своей смертью… — Белый Зецу мурлыкал в чужое ухо горькую правду, раздирая и раздирая кровоточащую рану. Нужно лекарство для ранимой души. Лечебные слова. Такие необходимые сейчас. Нужен Какаши. — Он смотрел в её в карие глаза… Помнишь их янтарный цвет, Обито? Он помнил. Он никогда не забудет, как два больших янтаря сверкали на солнце, так по-доброму смотрели на Учиху, а в этих глазах он видел веру в него… такую нужную. Рин была единственная, кто верила в него. Верила. Раньше. А сейчас она мертва. — Хатаке Какаши убил Рин. Ты больше никогда не увидишь её сверкающих глаз, не услышишь звонкого смеха… Никогда, никогда, никогда. Больше перед ним никогда не будет самого светлого человека в его жизни, он больше никогда не сможет так же искренне любить. Его сердце, а вместе с ним то самое волшебное чувство вырвали, оставив лишь пустоту в груди. — …Больше в твоей жизни нет смысла без неё. Никто больше не верит в тебя, а все остальные – предатели. Помнишь, как она заматывала тебе руку, пока остальные бездейственно смотрели? Помнишь, как она говорила, что ты обязательно добьёшься всего к чему стремишься, а она будет тебя оберегать? Учихе казалось, что его мысли проговаривали в слух. Он забылся, где находится, с кем разговаривает. Лишь думал и думал о любимой Рин, которая и правда никогда больше не сможет посмотреть на него счастливыми глазами и улыбнуться. — Он лишил тебя твоего счастья, взамен подарив твоему сердцу лишь ненависть… Обито знал, что может чувствовать. Раньше юноша был глуп и по-детски убеждал себя в обратном, не видя элементарного. Пусть и благодаря мелкому гадёнышу, но теперь он знает правду. Знает, как сильно ненавидит его. Знает, насколько сильно способен чувствовать к нему ненависть. — Рин больше никогда не сможет жить. — Обито, но ведь не всё потеряно. Бесконечное Цукуёми лежит на твоих ладонях, помнишь? — Зецу взял Учиху за руки, переворачивая его ладони вверх. Он взглянул на свои грубые руки, и правда видя на них своё грезящее будущее. Только благодаря иллюзии он сможет вновь увидеть её… Учиха сжал ладони в кулаки. …и наконец-то почувствовать счастье, взглянув в янтари и услышав любимый девчачий смех, напоминающий звон колокольчиков, которые когда-то принёс Минато-сенсей для тренировки их команды. — Я и правда врал, когда говорил, что мне плевать на Хатаке. Врал, потому что ненавижу его. Сейчас он думает, что искупил свои грехи, поэтому наконец-то стал успокаиваться… Но совсем скоро я заставлю Хатаке по-настоящему страдать, — пройдя на ватных ногах и с поднятой головой мимо Зецу, погружённый в забвение, он шёл к выходу. — Что же ты затеял, Мадара? И повернулся, смотря на мерзкую тварь полыхающим огнём шарингана, чужим и по-страшному холоднокровным голосом проговаривая: — Девятихвостый скоро будет моим. И ушёл в ночь, сливаясь мрачной душой с непроглядной чернотой тьмы.