Своя комната

Хлоп-хлоп. Кас снова появился рядом с фигурой Траволты. Он, наверное, на миллисекунду встретился взглядом с Дином, после чего перевел взгляд на Джона Траволту. Он стоял и смотрел на Траволту так внимательно, что невольно напомнил Дину ту самую девицу из семидесятых в красном платье. — Привет, Кас, — сказал Дин. Почему-то весь запал, который он чувствовал минуту назад, немедленно улетучился, оставив Дина с чувством неловкости семиклассника. — Здравствуй, Дин, — сказал Кастиэль спокойно, изучая Траволту. Последовала безмолвная пауза. Глаза Каса гуляли по белому костюму Траволты: от плеча его вытянутой руки вниз до самых белых туфель и обратно вверх. — В общем, — начал Дин, прочистив горло. Он поднял с кровати «Физиологию ангелов». — В общем… я тут пролистал эту книгу. «Физиологию ангелов». Взгляд Каса метнулся на книгу, потом к глазам Дина. — Как я сказал Сэму, эта книга весьма ненадежна, — произнес он. — Ну, не знаю, — протянул Дин, — старина Кнут тут отмечает весьма интересные вещи. Особенно в конце. — Дин пролистал к благодарностям. — Видишь, тут, в конце, он пишет: «Особая признательность серафиму Кастиэлю». Боже, Кас. Какого это «серафима Кастиэля» он может иметь в виду? У Каса округлились глаза. После короткой паузы он медленно подошел к Дину и заглянул в книгу. Дин протянул к нему разворот с благодарностями и понаблюдал, как глаза Каса пробежали по странице. Кас медленно произнес: — Я не знал, что он добавил это в благодарности. — Так значит ненадежная книга, да? — спросил Дин. — Что, они использовали ненадежный источник, когда консультировались с этим серафимом Кастиэлем? Кас коротко вздохнул и опустил глаза в пол. — Я… я несправедлив к Кнуту. На самом деле… — Он вздохнул снова. — На самом деле это вполне хорошая книга. На самом деле даже лучшая из всех, что кто-либо написал. Он был хорошим человеком. — Кас помолчал мгновение, потом добавил: — Его предыдущие работы о кенгуровых прыгунах и верблюдах были весьма уникальны. Тогда я подумал: тот, кто уделяет столько внимания верблюжьему носу, может быть, сможет достойно осветить и физиологию ангелов. — Верблюжьему носу? — переспросил Дин. Кас явно переключился в свой режим профессора: он поднял брови, выпрямился и начал: — Понимаешь ли, верблюды живут в очень сухом климате и… — Ладно, расскажешь позже, — перебил его Дин. — Кас, суть в том, что Шмидт-Нильсен тут пишет… — он пролистал книгу к разделу про поведение, — вот, тут он пишет: переживающий ангел не берет трубку. — Ну, вообще-то, тогда еще не было телефонов… — И еще он пишет… У него тут есть часть про то, что отказ оболочки происходит только в случае сильной эмоции. И еще про ангелов, оказавшихся в изоляции, вот здесь… — Тут все не так просто на самом деле… — КАС! — прервал Дин. Кастиэль умолк, поджав губы. Он снова отвернулся от Дина к Траволте. Дин спросил: — Кас, что происходит? Кас развернулся на каблуках, отошел на несколько шагов и на этот раз остановился перед постером «Мой маленький пони», разглядывая его, как зачарованный. Дин не отступал: — И что это за ерунда была в машине насчет того, что ты не должен танцевать? Это еще что значит? Кас только смотрел на постер. Это был один из тех дурацких постеров «Дружба — это чудо», где была изображена куча нелепых пони, подписанных именами. Кас заметил: — Сумрачная Искорка — весьма странное имя, не правда ли? — Он продолжил рассматривать постер. — Смотри, один из них — единорог, но остальные — маленькие пастельные лошади странной формы. Это может быть пример межвидовой дружбы, ты не думаешь? Дин вздохнул. — Кастиэль! Прекрати уходить от ответа. Тебе же понравилось в прошлый раз, здесь. Когда ты трогал меня крыльями. Тебе ПОНРАВИЛОСЬ, ты не можешь этого отрицать, я ЗНАЮ, ЗНАЮ, что понравилось! Так что, черт возьми, происходит? Кастиэль наконец повернулся и посмотрел на него. — Прости, Дин, — сказал он с таким отстраненным, холодным выражением в глазах, что Дин вдруг понял: через секунду он исчезнет. Дин швырнул «Физиологию ангелов» на кровать и кинулся на Каса, пригвоздив его обеими руками за плечи к Сумрачной Искорке. — Не исчезать! — рявкнул Дин. Кас посмотрел на него в ответ мрачными, потемневшими глазами. Он оказался прямо в центре постера, под ярким розовым шариком, гласившим: «Дружба — это волшебство!» Справа и слева от него скакали цветные пони. — Дин. Отпусти меня, — сказал Кас. — Объясни мне, что происходит, блядь, Кас! — рявкнул Дин. — ПОГОВОРИ СО МНОЙ. Хватит увиливать! Хватит улетать! ПОГОВОРИ СО МНОЙ! Он почувствовал, как Кас поник под его руками, распластавшись по стене; его плечи опали. Кас кивнул, уронив взгляд. Последовала такая длинная пауза, что Дин заволновался, не решил ли Кас вообще уйти в молчанку. Он не выпускал плечи Каса, а так и держал его пригвожденным к стене. В конце концов Кас заговорил. По-прежнему глядя в пол, он сказал тихим ровным голосом: — Ты помнишь… Дин… Когда я тебе сказал… что найду… способ? Дин понятия не имел, о чем он говорил. Он медленно отпустил плечи Каса. Кас остался на месте, прижимаясь к стене, и медленно продолжил: — …что я найду… способ… Долгая пауза. Дин ждал. Рот Каса дернулся. Наконец он закончил: — …искупить вину перед тобой. Дин даже почувствовал, как разинул рот. О черт. Это было уже годы назад. Это было сразу после злополучной попытки Каса заделаться богом. Через несколько минут после того, как он испустил из себя большую часть душ Чистилища. Прямо перед тем, как им овладели левиафаны и чуть не убили его. И потом… месяцы амнезии, Люцифер, месяцы кататонического ступора, потом безумия, потом месяцы в Чистилище, потом месяцы промывки мозгов… Кастиэль сказал пугающе ровным, спокойным тоном: — Я поклялся тебе, что найду способ искупить вину перед тобой. Но… вместо этого… всего секунды спустя… все стало… только хуже. И потом еще хуже. Годами. Только хуже и хуже. Я не искупил вину. Совсем напротив. Я только сделал все хуже. Хуже, хуже, и хуже. Долгая пауза. Дин даже заговорить не мог. Кас продолжил тем же зловеще безэмоциональным тоном: — В Чистилище я думал, что, если останусь, может быть, я могу искупить свои грехи там… или, может быть, если бы я просто погиб там… «Одинокие ангелы нередко погибают во время линьки», — вспомнилось Дину. — Но потом я был возвращен сюда. — Длинный, медленный вздох. — Дин, я теперь знаю, что никогда не искуплю своих грехов. Никогда. Все, чем я был, всю свою жизнь, все эти бесконечные тысячелетия, все, чем, я думал, я являлся… хорошим ангелом… хорошим… пытавшимся поступать правильно… Дин, я всегда пытался поступать правильно, всегда, и думал, у меня получалось, и теперь… все пропало, Дин, все, чем я когда-то был… кем-то хорошим… все это разрушено. И я не могу ничего вернуть, не могу ничего исправить, я никогда не смогу этого исправить. Какое-то время Кастиэль стоял неподвижно, глядя в пол. — И все же… когда я был возвращен из Чистилища, я не мог сдаться. Я все думал, может быть, есть хоть какой-то способ снова подняться в глазах Дина. Может быть, когда-нибудь я снова смогу стать Дину другом. Может быть, я смогу исправить хотя бы это. И что я тогда сделал? Кас наконец поднял глаза. Посмотрел на Дина прямо. — Я попытался тебя убить, — сказал он. В голове у Дина пролетела мысль, пока он стоял, тупо с открытым ртом уставившись на Кастиэля. Мысль была: «Сэм был прав. Сэм был прав. Сэм сказал: "Кас все еще переживает из-за того самого, тебе надо поговорить с ним". Сэм заметил, а я нет». Кастиэль все смотрел прямо на Дина. Он продолжил все тем же пустым голосом: — Я избил тебя. Раздробил тебе руку. Я чувствовал, как ломается кость. Слышал твой крик. — Он закрыл глаза. — Я слышал, как ты молил меня остановиться. — Долгая пауза; глаза Каса все были закрыты. — Я не мог остановиться. Я не мог остановиться, Дин… — Его голос начал дрожать. Он открыл глаза, глядя на Дина, и его спокойный фасад начал давать трещину. Кас начал запинаться: — Я… не мог остановиться… я… н-не мог ос-становиться… — Кас, — прошептал Дин. — Ты остановился. — Н-недостаточно быстро, — прошептал Кас, глядя на него огромными темными глазами. — Я… я… причинял тебе боль, Дин, ты был испуган, я знаю, я знаю, я же слышал. Я видел все, и слышал все, я слышал все, что ты говорил, и я… так отчаянно хотел остановиться, я… был в ужасе, я знал, что убью тебя, и я не мог ничего сделать, не мог остановиться! — Кас, Кас, посмотри на меня, я же здесь, я жив, — проговорил Дин, беспомощно разведя руками и сделав шаг ближе. — Я здесь, я в порядке. Ты остановился, ты что, не помнишь? И, Кас, это была не твоя вина, ты же должен это знать… — Но я должен был остановиться раньше, — сказал Кас, перейдя на хриплый шепот. — Я должен был… как-то высвободиться! Я должен был остановиться раньше. Я пытался возвращаться во времени, Дин, в тот день. Чтобы предотвратить это, заставить себя остановиться. Я возвращался сотни раз… и все равно не смог ничего сделать, Дин. Сотни раз? Кас медленно продолжил: — С тех самых пор… за прошедшие месяцы… я… пытался… найти какой-то… способ… — Он говорил все медленнее, как заводная игрушка, у которой заканчивался заряд. — …способ… подарить тебе… хоть… немного… Дин ждал последнего слова. Он знал, каким оно будет. — …удовольствия, — сказал Кастиэль. Дин закрыл глаза. Кас продолжил: — Чтобы компенсировать боль хотя бы отчасти. Последовала долгая пауза. Кас сглотнул и сделал вдох. — В первый раз, когда я прервал тебя здесь, это правда вышло случайно. Во второй, третий раз я… я теперь понимаю, что ухватился за возможность доставить тебе хоть немного удовольствия. Я… просто… так… воспрянул духом, когда обнаружил, что могу что-то для тебя сделать! Я был настолько… У меня появилась надежда, Дин! Так что я отправился в Амстердам и… — В Амстердам? — не понял Дин. — Я весьма… Я очень… Я волновался, потому что никогда не делал этого раньше. Я думал, что не смогу выполнить задачу приемлемо, поэтому попытался… научиться. Я… волновался. Что-то промелькнуло на его лице, когда он сказал «волновался», и к Дину пришло понимание, болезненное, как удар под дых, что Кастиэль не просто волновался. Ему было страшно. — Вот где ты изучал вопрос... — Дин закрыл глаза и потер лоб. — Это в Амстердаме ты «изучал вопрос». — Да. Я нашел женщину из видео — ту, с массажным столом, из видео, которые тебе нравились. Она живет в Амстердаме, я ее нашел, спросил ее совета, она мне очень помогла, и там я глубоко изучил вопрос: она разрешила мне поработать с ней немного… Дину пришлось закрыть лицо руками. «Ему было страшно. Ему было страшно», — все думал Дин. Касу было страшно, но он заставил себя через это пройти. Через это «исследование». Даже здесь, с Дином, ему, наверное, было страшно, по крайней мере в первую пару раз. И он скрывал это, как хороший солдат, потому что так хотел сделать Дину приятное. Дин вдруг оказался отчаянно близок к слезам и вынужден был остаться с руками у лица, пытаясь совладать с дыханием. — Поначалу я думал, что, может быть, удовольствие восполнит боль, — сказал Кас. Он медленно добавил: — Но я начал понимать, что так не бывает. — Он помолчал. — Хорошее не стирает плохое. Я никогда не смогу свести все к нулю. Никогда не смогу стереть случившегося. Боль всегда будет в прошлом. Нанесенный урон всегда останется. Злоупотребления д-доверием, — он запнулся на слове «доверием», и его лицо исказилось, но в конце концов смог закончить: — не отменить. Я это знаю. Но все равно мне хотелось… сделать что-то для тебя. Сделать, что могу. Я знал, что тебе было… в общем-то все равно, и знаю, что ты стыдишься моего общества, я понимаю, я знаю, что поэтому ты не хочешь, чтобы знал Сэм… — Дин ощутил, как кровь отлила от лица, и почувствовал себя дурно. Ему захотелось остановить Каса тут же, но Кас продолжал: — И я знаю, что мои навыки… должно быть… очень… слабые… Я знаю, что они тебя, наверное, не сильно впечатляют. Но я хотел сделать, что мог. Дин почти лишился дара речи и смог произнести только «О, Кас», сжав руками виски. В его голове толпились тысячи мыслей, пытаясь выплеснуться одновременно, — тысячи вещей, которые надо было исправить. Одна мысль вырвалась на поверхность, и Дин спросил: — Кас… так это все было просто… наказание? Для тебя? — Он сделал вдох и заставил себя опустить руки. — Это было… ты так наказывал себя? — Поначалу я думал так, — ответил Кас, теперь глядя на него смиренно. — Но… Дин… это… было ужасное наказание. Просто ужасное наказание, просто… совершенно неэффективное. — Что… что? Почему? — Дин был совсем сбит с толку. Кас словно съежился еще больше, в отчаянии посмотрел по сторонам и выпалил: — Потому что мне нравится! — Он сделал глубокий вдох и продолжил: — В Амстердаме было, гм, непросто, но, когда я вернулся сюда к тебе… Дин, мне понравилось тут же. Сразу же! И так сильно! Это было так, так… — Кас сделал еще один глубокий вдох, глядя на Дина большущими глазами, словно признавался в чем-то огромном, в чем-то, что изводило его веками: — Видеть твою реакцию было — и есть — так приятно. Видеть, что я могу вызвать у тебя такие эмоции, было просто… ни с чем не сравнимо. Весь смысл был в том, чтобы доставить удовольствие тебе, но я… я… я должен сознаться, Дин, я был… я был… я стал действовать эгоистично! Каждый вечер я говорил себе, что все это только для тебя, но правда была в том, что каждый вечер это доставляло удовольствие мне! Я утрачивал контроль над оболочкой каждый раз, потому что… это такое глубокое удовольствие! Из этого вышло совершенно неэффективное наказание! — Кас сделал паузу и продолжил, теперь уже с явным замешательством в тоне: — И оказалось очень сложно заниматься чем-то еще. Это очень отвлекает внимание. На это Дин даже усмехнулся. Ему стало немного лучше. Он сглотнул, вытер глаза и сказал: — Кас, тебе тоже позволено получать удовольствие. Но при этих словах взгляд Каса резко похолодел. Он сурово посмотрел на Дина и отрезал: — НЕТ. НЕ ПОЗВОЛЕНО. Ты что, ничего не слушал? Я не заслуживаю ничего, я не заслуживаю удовольствия. Никакого. Никогда. Дин уставился на него. — НИКАКОГО физического удовольствия. И НИКАКОГО эмоционального. НИКОГДА, — сказал Кас без выражения. Дин смог только выпалить: — Кас, нельзя же так жить! — Я должен. — Нет, не должен! Кас, господи, какой же ты идиот, я просто дивлюсь иногда! — Дин увидел, как Кас приподнял подбородок, и в его взгляде снова появилось это отсутствующее выражение, выражение готовности к полету. Дин рявкнул: — А НУ НЕ СМЕЙ ИСЧЕЗАТЬ! НЕ ВЗДУМАЙ исчезать, ты мне ДОЛЖЕН! — Глаза Каса расширились, и он плотнее вжался в стену. Дин снова схватил его ладонями за плечи в отчаянной попытке его удержать, захваченный самым странным вихрем эмоций, что когда-либо испытывал. Чувствуя и ярость, и смятение, и такую острую тревогу, и… И «глубокую привязанность», как выразился старина Шмидт-Нильсен. «Что мне сказать?» — подумал Дин, глядя, как Кас смотрит на него, видя это упрямство в его глазах. Дин знал, знал, что если скажет просто «я простил тебя давным-давно», или «мы все поступали паршиво», или «ты должен простить себя», или что-то еще из тупых дежурных фраз, мелькавших у него в голове, Кас просто не поверит. Он был просто слишком уперт, слишком уверен в своей правоте. Он улетит, и пропадет, и будет бессмысленно себя мучить до конца времен. И Дин его потеряет. Дин подумал: «Я ДОЛЖЕН к нему пробиться. Я ДОЛЖЕН заставить его понять». И внезапно он знал, как действовать. Он заставил себя нацепить самую суровую маску, на какую был способен, — свое «страшное» лицо — и сказал Касу, который снова невозмутимо смотрел на Траволту: — Посмотри на меня. Кас не спускал глаз с Траволты. — Посмотри на меня, черт тебя побери! Смотри на меня! Кас перевел взгляд на Дина. Упрямый, мрачный; его рот был плотно сжат, плечи напряжены под руками Дина. Дин сказал: — Кому судить грешника, Кас? Скажи мне, кому? Разве грешнику выносить суждение? Кас не ответил. Но Дин увидел, как он моргнул, увидел тень сомнения, мелькнувшую на его лице. — Отвечай, черт возьми! — рявкнул Дин. — КОМУ СУДИТЬ, КАС? Разве грешнику судить? Непроницаемое выражение лица Каса дрогнуло. — Н-нет, — сказал он неуверенно. — А кому судить? Кто выносит приговор? — Бог, — ответил Кас хриплым, тихим шепотом. Он отчетливо сглотнул и наконец сказал: — Но его нет. Поэтому я должен был сделать это сам. — НЕТ УЖ, блядь, не тебе это делать! Ты что, серьезно думаешь, что ГРЕШНИКУ позволено судить САМОГО СЕБЯ? — Дин видел, как Кас пытается это обдумать, и хотел встряхнуть его, хотел обнять его, хотел дать ему пощечину и поцеловать его, но вместо этого заставил себя продолжить, почти закричав на Каса: — Подумай, Кас! Кому выносить суждение, если Бога нет? Долгая пауза. Дин сжал руки на плечах Каса. Был огромный соблазн просто сгрести его в объятие и сказать, что все хорошо. Но Дин знал, нутром знал, что Кас должен продумать все сам. Так уж он был устроен. Дин наблюдал за лицом Каса, видел, как тот переводил взгляд влево и вправо по мере того, как свыкался с ответом. Дин знал, о чем Кас думал. Он буквально встряхнул Каса и прошипел: — Кому судить, Кас? Скажи мне. — Тому, кому грешник причинил зло, — прошептал Кас. — ДА. И кто это? — спросил Дин. В комнате повисла гробовая тишина. — Ты, — прошептал Кас. Дин кивнул. — Я. — Это даже не было правдой: Дин был последним человеком на роль судьи для кого угодно. Но он откуда-то знал, что такую логику Кас примет. Он дал Касу свыкнуться с этой мыслью, наблюдая за его глазами, желая, чтобы он понял. Через несколько секунд Дин сказал, снова стиснув его плечи и наклонившись к нему: — Это меня ты предал. Мне ты лгал, Кас! Меня ты избил, мне сломал руку! Конечно, ты причинял вред и другим, но только я тебя знаю! Я прожил с тобой целый год в этой бездне Чистилища. Я тебя знаю! Это мне ты сломал руку, и это меня ты пытался убить один на один, и я знаю, что тогда произошло, и знаю, кто ты, так что мне и судить. Верно? И о боже, о боже, Кас задрожал под руками Дина! Боже, он буквально затрясся! Похоже было, что он вот-вот сломается. Дину захотелось плакать. Но Кас кивнул и прошептал: — Верно. — Дрожащий вздох. — Я согласен. Я… приму… твой приговор, Дин. Он поднял голову. Посмотрел на Дина. С мрачным стоическим выражением лица. Ожидая своего приговора. Дин совершенно не мог вынести этого стоического отчаяния. — Ну так вот мой приговор, — сказал он, отпустил плечи Каса и обнял нежно ладонями его лицо. Несколько мгновений Дин держал его лицо, после чего очень осторожно наклонился и поцеловал его. Целовать парня было немного странно: странно чувствовать колючую щетину на подбородке и вокруг губ. Это было… не как с девушками. Дин уловил легкий аромат вереска. Кас совершенно замер в его руках, под его губами — неподвижный, как статуя, не отваживавшийся даже дышать. Он не ответил на поцелуй. Дин ограничился только медленным, мягким, долгим, нежным поцелуем в губы. Ничего больше. Кас пробормотал ему в рот: — Ч-ч-что? — Дин разорвал поцелуй и отстранился, и Кас сделал дрожащий вдох и произнес: — Ч-что ты только что сделал? — Поцеловал тебя, — ответил Дин. Он добавил, слегка улыбнувшись: — Я думал, это очевидно. — П-почему? — Потому что, — ответил Дин, — ты выстрадал достаточно. — Он погладил Каса по лбу, одной рукой продолжая обнимать его щеку, другой убрав с его лба волосы, и сказал: — Слушай меня, Кас. Слушай меня очень внимательно: бесконечные страдания — это зло. Кас уставился на него. — Что? — спросил он снова. — Я был в Аду. Поверь мне. Я знаю. Бесконечные страдания — это зло, Кас. Нельзя себя все время наказывать, это неправильно. Дин поцеловал Каса снова. Опять очень нежным поцелуем в губы. И снова Кас только стоял, замерев, под его поцелуем. Дин отстранился опять, опять убрал с его лба волосы и сказал: — Мое суждение таково: ты выстрадал достаточно, Кас. С рукой — это вообще была не твоя вина, и ты это знаешь, просто не даешь себе в это поверить. И по части всего остального: тебе было — и ЕСТЬ — в новинку принимать самостоятельные решения, к тому же ты пытался спасти этот чертов мир — так, между прочим, — и, по-моему, ты забыл, что тебе это удалось. Кас, ты учился тогда, и до сих пор учишься. И, Кас, выводы делают не так. Когда ты облажался по-крупному, ты прикладываешь все усилия к тому, чтобы этого не произошло снова. Ты проводишь анализ случившегося, и ты меняешь что-то в себе так, чтобы не повторять эту ошибку снова. Ты учишься распознавать подобные ситуации, ты обсуждаешь это с друзьями, спрашиваешь у них совета, если не уверен. Ты учишься. Ты становишься лучше. Чего ты не делаешь, так это не мучаешь себя вечно. Ясно? Смутно краем разума Дин понимал, что говорит и с кем-то еще — что Кас был не единственным в этой комнате, кто бесконечно себя изводил. Кас все смотрел на него ошарашенно. — Ты понял? — повторил Дин. Нетвердый кивок от Каса. — И, Кас, ты ХОРОШИЙ. — Еще один поцелуй. — Я тебя знаю. Я тебя знаю. Ты хороший парень. Теперь даже в большей степени, потому что ты пытаешься жить сам, а это в тысячу раз труднее, чем следовать приказам. Ты хороший. Правда. — Еще один поцелуй. — И ты заслуживаешь удовольствие. — Еще один поцелуй: поцелуи становились дольше, с каждым разом все глубже. Дин принялся за губы Каса, пощипывая их, пробуя на вкус, пробегая по ним языком. Кас по-прежнему не отвечал: казалось, он был совершенно оглушен, и только стоял, распластавшись по стене, застыв под поцелуями и порывисто вдыхая после каждого, как будто его раз за разом макали головой в воду. Еще один поцелуй. Кас пробормотал: — Дин, ты… не обязан это делать… — Вот же БОЛВАН, я хотел поцеловать тебя уже неделями, — ответил Дин. И, произнеся эти слова, он вдруг словно увидел стену в своем сознании, бывшую там уже очень давно, и увидел, как эта стена вдруг растаяла. — Вообще-то… даже годами, — признался он. — Если уж хочешь знать правду. Это было такой неожиданностью для Каса, что у него открылся рот. Прежде чем Кас пришел в себя и закрыл его, Дин воспользовался возможностью и наклонился для еще одного поцелуя. На этот раз с участием языка. «Вот он, твой магический язычок, — подумал Дин. — Пусти-ка меня к нему, дай его попробовать». На этот раз занялось: Кас вдруг стал целовать его в ответ: жадно, схватив Дина за плечи. Дина захлестнули ощущения. Странное ощущение колючей щеки Каса под ладонью, энергия его рта, внезапно ожившего подо ртом Дина, руки Каса, притянувшие Дина за плечи, его язык, исследующий язык Дина. Дин почувствовал привкус жимолости и уловил аромат вереска и горного воздуха. Он вдруг словно оказался в дикой природе, почувствовал что-то чуждое. И резко осознал, что в его руках был дикий зверь; дикий — лютый и удивительный, как орел, лев, буйвол, как настоящий дракон, прямо у него в руках; изумительный, немыслимый! Кастиэль, казалось, окружил его всего, со всех сторон: он завладел лицом Дина, заполнил все его чувства, он был повсюду — пылкий, горячий, могущественный. Огонь и молния под губами Дина — и Дин не мог им насытиться: он хватал его, прижимал к себе, пробовал на вкус. Потом что-то застопорилось. Дин почувствовал момент, когда Кас попытался вернуть себе контроль и опять начал размышлять, почувствовал, как на него опять обрушились вина и боль. Кас напрягся, словно его окатило ледяной водой, потом отстранился и сделал вдох: — Но, Дин… — Кому решать? — прервал его Дин, прежде чем Кас успел снова броситься в свой колодец страданий, где прожил все это время. — Кому, Кас? — Тебе… — Но теперь в глазах Каса мелькнуло отчаянное сомнение. — Кас, поверь мне! — взмолился Дин. Он услышал, как слова вылетели у него изо рта, и вдруг вспомнил: «Доверие. Уважение. Глубокая привязанность». Он переместил одну руку к затылку Каса. Едва Дин успел коснуться его шеи, как Кас издал дрожащий вздох, звучавший так, словно он был очень, очень близок к тому, чтобы разразиться слезами. — Дин… — выдавил он, остановив руку Дина и попытавшись отстраниться, выскользнуть вбок вдоль стены. — Это… это… это… ты должен знать, что это касание… несет смысл… для ангелов. — Я знаю его смысл, Кас, — сказал Дин. — Я читал чертову книгу. Пожалуйста, пожалуйста, поверь мне, Кас! — «Черт, Шмидт-Нильсен, не подведи!» — мысленно взмолился Дин. Он мягко преодолел сопротивление Каса, осторожно положил руку ему на шею и пробрался пальцами в мягкие волоски на затылке. И Кас тут же залепетал: — Я тебе верю, правда, я верю тебе, Дин, я верю тебе, верю… — Едва не в слезах, целуя Дина снова, невпопад, как попало, пытаясь еле разборчиво говорить прямо во время поцелуя: — Я верю тебе, я правда верю тебе, верю… «Ты рулишь, Кнут!» — подумал Дин с триумфом. Он оторвал Каса от стены, сказал: — Вот новый способ стимуляции, Кас, — наклонился над его плечом и попытался в качестве эксперимента прикусить его в шею. У Каса вырвался дрожащий вдох недоверия, и он вцепился в руку Дина, хватая ртом воздух. Дин продолжал покусывать его в шею, медленно и легко, пытаясь повторить то, что делал Кас в ночь крыльев. Легкие полизывания, легкие покусывания у линии волос. Доверие. Уважение. «Глубокая привязанность». Для этого было и другое слово… Дин почувствовал, как Кас успокоился, как, словно по волшебству, выровнялось его дыхание. Как его наконец оставил весь страх. — Людям нужно целоваться в рот, — пробормотал Кас секунду спустя и повернулся лицом к Дину. Ласка на шее каким-то образом придала ему уверенности, потому что храбрый не знающий стеснения Кастиэль вдруг возник снова. Кас развернулся к Дину с силой приливной волны и буквально набросился на него с новым поцелуем, так напористо, что Дин чуть не потерял равновесие и инстинктивно сделал несколько шагов вбок, пока не наткнулся на кресло-мешок. — Странно: оболочка словно сама хочет поцелуев в рот, — заметил Кас минуту спустя уже практически своим нормальным голосом. Он принялся целовать Дина снова, но потом отстранился с очень странным выражением в глазах и начал продвигаться поцелуями через ухо Дина к его шее. На полпути он сделал паузу и пояснил: — Это очень сбивает с толку. Хочется и того и другого. — Давай чередовать, — предложил Дин с придыханием. Он почувствовал, как Кас кивнул, после чего Кас несколько причудливых минут перемещался между шеей и ртом Дина, как будто не мог решить, чего желал больше. В конце концов он крепко обхватил руками голову Дина и сосредоточился на долгих поцелуях в губы, одновременно с этим почесывая его сквозь волосы на затылке — и Дину очень, очень понравилась эта комбинация. Дин осел на кресло-мешок, Кас последовал прямо за ним и очутился поверх него, накрыв Дина собой, целуя и целуя его и так и не выпуская из рук его затылок. Дин уже решил, что не будет сегодня пытаться начинать никакого секса. «Он и так напереживался, надо пока ограничиться почесываниями головы. Не стоит лапать его за член и все такое… Надо действовать не спеша, сначала убедиться, что он действительно в порядке». Но теперь Кас распластался на нем и вжимался в него, и Дин чувствовал в его штанах вполне отчетливый бугор, поэтому вдруг подумал: «А вообще-то, что прекрасно пойдет с почесываниями головы, так это взять в руку его член! Это идеально дополнит почесывания!» Кас, похоже, недостаточно ясно соображал, чтобы как обычно эффектно сорвать одежду, так что Дину пришлось самому возиться с пряжкой ремня и молнией. Кас тем временем совсем потерялся в поцелуях и теперь путешествовал по всему лицу Дина, поднимаясь поцелуями вверх по его щеке, обходя лоб, спускаясь по другой щеке. Наконец Дину удалось стянуть штаны и белье Каса немного вниз, наконец показался его член, и да, он стоял, и наконец Дин смог взяться за него, НАКОНЕЦ-ТО, НАКОНЕЦ-ТО, НАКОНЕЦ-ТО! Кас охнул, когда рука Дина коснулась его, и Дин тут же оказался на грани оргазма, просто оттого, что положил руку на член Каса. Ему пришлось остановиться, сделать вдох, на мгновение упереться взглядом в постер «Мой маленький пони» и постараться успокоиться. «Э-э… Тут надо осторожнее, а то появится фетиш на "Моего маленького пони"», — подумал Дин, глядя на Сумрачную Искорку и держа в руке член Каса. На всякий случай Дин закрыл глаза. Он поелозил на мешке, пока не умудрился приспустить немного и свои штаны, и потом о боже, о боже, они оказались прижаты друг к другу, член к члену, плоть к плоти, растянувшиеся вдвоем на ярко-розовой замше кресла. «Это лучшее кресло в мире, — подумал Дин исступленно. — Кресло — просто отпад!» Они оба все еще были в рубашках, в штанах на бедрах, на Касе даже был его чертов плащ, свисавший по бокам от Дина, но боже, боже, да, да, да, их члены прижимались друг к другу между животами. Дин даже не мог просунуть туда руку — так плотно Кас терся о него, — поэтому он пробрался руками под плащ (под ПЛАЩ! боже правый!), схватил Каса обеими руками за задницу (БОЖЕ ПРАВЫЙ!) и дернул его еще ближе. Кас прервал поцелуй и выдохнул: — Это приносит чрезвычайное удовольствие. Дин улыбнулся. — Ты должен танцевать, Кас. — Хорошо, — хрипло ответил Кас только. Он снова впился в губы Дина и начал тереться о него бедрами. Дин чувствовал, как в него вдавливается этот твердый болт, чувствовал его на собственном члене, и господи, это было изумительно! Он ощутил на животе влагу и знал, что это предсемя, но не мог даже сказать чье. Кас звучно дышал, он ускорил темп, и Дин понимал, что ему осталось недолго. И Дину оставалось недолго. Дин сильнее прижал задницу Каса одной рукой, целуя его, чувствуя на голове руки Каса, чувствуя, как грубая ткань плаща скользит по голой заднице Каса (охуеть), и наконец сумел протиснуть между их телами другую руку и ухватить оба их скользких, влажных члена. Он сжал их вместе. «О-ох, АХХ!» — вырвалось у Каса. Кас разорвал бесконечный поцелуй, глотнул воздуха и начал двигаться быстрее — грубо, горячо, инстинктивно всаживаясь в руку Дина, трясь членом о его член. Господи иисусе, это было просто НЕВЕРОЯТНО. Дин начал слышать поток поистине нелепых, глупых фраз, вылетавших из его собственного рта: — О да, вот так, да, давай, ангел, ты чертов ангел, Кас, давай, Кас, дай мне — да, да, да, вот так, тебе нравится, Кас, тебе нравится, ангел? — ДА, — выдохнул Кас Дину в ухо. — ОЧЕНЬ. Дин крепче схватил его зад, стиснул его член и услышал стон Каса. Дин просто не мог заткнуться — поток идиотской, безумной болтовни лился из его уст не переставая: — О, да, Кас, тебе нравится, тебе НРАВИТСЯ, ангел, мой ангел, ты мой ангел, Кас, ах, боже, да, вот так, вот так, а, да, да, да, ДАЙ МНЕ, КАС, ах, ты такой горячий ангел, Кас, ты такой охуенно горячий, ТЕБЕ НРАВИТСЯ, КАС? — МНЕ ОЧЕНЬ НРАВИТСЯ, — выдохнул Кастиэль. — МНЕ ОЧЕНЬ НРАВИТСЯ… ах… а… о… А-А… а, Дин… — Дин почувствовал, как Кас теряет контроль, как он невольно ускорился. — А, Дин! — вырвалось у Каса, — А, А, помоги мне, помоги… Дин стиснул его член еще крепче поверх своего и потянул его за зад еще сильнее. Кас охнул, Дин почувствовал, как его член набух, вдруг сделавшись невероятно твердым. Кас выгнулся в одном последнем толчке, промычав: «АНГГГХ, НГХХ!» — и его член начал сокращаться в руке Дина, и горячая влага залила Дину живот. Кас содрогался на нем, выгибаясь, и все больше липкой теплоты разливалось между ними. «Боже, охуеть», — выпалил Дин, совершенно захваченный этим ощущением члена Каса, пульсирующего в оргазме прямо рядом с его собственным. «А… да… ах, ах, ах, ах, ннггххх, АХХ!» — вскрикнул он. Его член вдруг тоже отвердел, и да, да, да, Дин кончал, его залпы смешивались со струей Каса, и они оба в судороге вцепились друг в друга, раскачиваясь на ярко-розовом кресле, укрытые плащом. Постепенно Кас обмяк поверх Дина. Дин выпустил свой член, но удерживал член Каса, легонько массируя его, пока они оба переживали последние отголоски оргазма. У Каса эхо оргазма длилось невероятно долго: целая минута прошла, а Дин все чувствовал, как член Каса, и даже все его тело, подрагивали каждые несколько секунд. Дин держал одну руку на его члене, а другую сумел высвободить из-под плаща и положить ему на голову. И начал почесывать его по шее. Кас сделал долгий дрожащий вздох и спрятал лицо на шее у Дина, вздыхая. Дин продолжал поглаживать его по затылку долгое время, слушая его вздохи. Чудесные, длинные, медленные вздохи. На мгновение Дину подумалось: «Надо еще с ним поговорить. Еще его успокоить». Но потом он понял, что поглаживания по голове говорили все, и так, что Кас чувствовал сердцем. Доверие. Уважение. Глубокая привязанность. «Поговорим потом», — решил Дин. Пока что поглаживания действовали прекрасно. Так что Дин продолжал. И Кас прижимался к нему, вздыхая. Он тоже обнял руками голову Дина и начал поглаживать его в ответ. — Так… — начал Дин после нескольких долгих минут умиротворенной тишины. — Так, Кас, принесло ли это удовольствие? Кас ответил не сразу. — Да, — прошептал он наконец Дину в шею. — А как качество оргазма? Кас приподнял голову и отстранился, чтобы заглянуть Дину в глаза. «Ого, — подумал Дин. — Только подумать, это Кастиэль». Отчего-то было очень удивительно видеть его лицо так близко, осознавать, что это действительно он. «Только подумать, это Кастиэль, — дивился Дин. — Лежит прямо на мне. Укрыв меня своим плащом. Это его член у меня в руке. Это он на меня смотрит, это его я глажу по волосам. Это Кастиэль. Мой ангел. Прямо тут, со мной. Прямо на мне». — У меня есть вопрос, — сказал Кас, глядя на Дина с расстояния дюймов в шесть. — Да? — Дин, всякий раз, когда я спрашивал про качество — всякий раз, — ты говорил: «было неплохо». И всякий раз я заключал, что качество было едва приемлемым. Дин… — Кас нахмурился. — Что именно ты имел в виду, когда говорил «неплохо»? — А, это… — протянул Дин. — Да, когда я говорил «неплохо», я имел в виду, гм, по сути, самое сильное удовольствие, какое я испытывал в жизни. Эм… прости за это. — Дин Винчестер, — произнес Кастиэль, прищурившись. Он набрал воздуху, чтобы что-то сказать, начал: — Ты… — но потом только покачал головой и положил ее обратно. — Так качество было приемлемое? — спросил Дин секунду спустя. — Было неплохо, — ответил Кастиэль.