2.4 Ярость
Повелитель Нечистой Юдоли чувствовал себя паршиво — горькое металлическое послевкусие перебивало любую еду и питьё оказавшееся на языке. Само должно пройти. Невыносимое чувство беспомощности овладело телом от макушки до пят. В мгновения, подобные этому, держать в ослабевшей руке Бася невыносимо тяжко. Рукоять верной сабли кажется чужой, пальцы соскальзывают и нельзя найти верного положения, чтобы оружие знакомо легло в руку. Мужчина вовсе не утратил воинских навыков, но чувствовал себя ужасно в часы после выброса неправильной Ци. Меридианы внутри дребезжат, натягиваются до предела, и кажется, вот-вот порвутся, или съеживаются, стуча о внутреннюю сторону рёбер, мелкой болезненной галькой. Он сам себе не принадлежит и страшится этого чувства, понимая, что когда-нибудь вернуться в подвешенное состояние между здравомыслием и безумием станет невозможно. Прославленный генерал, покаравший предателей и убийц, однажды сорвётся вниз и никого не будет рядом, чтобы удержать на краю пропасти. Упрятав труп предателя в цянькунь и игнорируя слабость, он встал на саблю, оставив за собой напуганных новобранцев и Вэй Усяня, потерявшего сознание от столкновения со стеной. Мэймэй позаботится о приятеле. Лань Ванцзы попросил у неё бумагу — будет строчить Лань Сичэню письмо-отчёт. Отправляться обратно в Гусу мальчишка в ближайшее время не планирует. Полёт от Шии до Линцин — пограничного города с Ланьлин Цзинь, занял неполные пару шичэней*. Эта территория принадлежит клану Ёу, единственному вассалу Цинхэ Не, чьи адепты не используют в заклинательстве сабли. Некогда территория была спорной и переходила от Не к Цзиням и обратно, пока сами Ёу не выбрали своим господином потомка мясника, де, у него поспокойнее под крылом будет. А привечать заклинателей в золотом продолжали, оправдываясь торговыми связями. Не Цзунхэй, то и дело, бросал обеспокоенные взгляды на своего господина. Иссиня-чёрная грива Не Минцзюэ развевалась на ветру длинными змеями. Каждая готова вцепиться в лицо предателя острыми клыками и впрыснуть яд. Но пока повелитель Нечистой Юдоли отравлял только себя. Чифэн-цзюнь, казалось, с наслаждением сам себе рыл могилу — свернув шею вероломному адепту, засланному старейшиной в сердце ордена, он не остановился. Отправился к старому змею, являвшегося ровесником его деда. На что надеялся вредный старик, посылая отравителя? Откуда узнал о замужестве Хуайсан? Конечно, рядом ведь Ланьлин Цзинь, как можно забыть? Весточка пришла оттуда. А свидетелем разговора двух глав мог быть только… — Мэн Яо! — сипло выдохнул Чифэн-Цзюнь, понимая, что сколько бы Третий брат не клялся в верности, а всё равно остался верен себе и желанию выслужиться перед сиятельным отцом. Ему стоило заострить на этом внимание ещё в годы войны, когда юркий золотоглазый юноша отправился в самое сердце зла и выложил дорогу к трону Вэнь Жоханя костями пленённых и погубленных заклинателей. Глава Цинхэ не обольщался, знал, что Мэн Яо принимал участие в бесчеловечных пытках и карательных походах. А как ещё приблизиться к столь одиозной личности, как Верховный заклинатель Поднебесной? Лишь разделив его страсть к причинению боли. Странно, что остальные решили забыть об этом. Сияние средь снегов, украшающее грудь бастарда Цзиня Гуаншаня, на самом деле давно уже не было белым, покрывшись отвратительной коркой сгнившей крови многочисленных жертв. Когда из радующегося за малейшую похвалу мальчишки Лянфан-Цзюнь стал двуличной тварью? Стал ли? Или родился таким? Минцзюэ сморгнул злые слёзы. Их всех покалечила война, а Третьего брата — сильнее всего. Под мелко вибрирующей Бася распростёрся Линцин, яркий и шебутной. Никакой серости столицы Цинхэ, всё утопает в зелени и заплатках — шатрах торговцев. Ох, зря Не Юцзу решил взять под покровительство страдающий от дрязг великих орденов клан торгашей. Пинком надо было отправить Ёу Гысу в объятия Цзинь Минцу, раз тот до последнего пытался перетянуть на свою сторону владельца земель, на которых обнаружилась богатая золотая жила. Она до сих пор не иссякла и даёт золото отличного качества на зависть рудокопам Ланьлина. Дочь старейшины Ёу должна была стать второй женой Не Юньфата, но тот выкинул фортель, явив после смерти супруги беременную наложницу, с которой чуть позже узаконил отношения. Сколько планов благородных семейств было похерено желанием его отца дать официальный статус Йео Циинь. Мало кто знает, что Минцзюэ и Хуайсан больше, чем кровные брат и сестра — её матушка приходилась бедной родственницей Йео Хийё. Взятая в Цинхэ из жалости, десятилетняя малышка прислуживала своей покровительнице — расчёсывала волосы, гладила платья, помогала одеваться. Из чрезмерно худой девочки с небесно-голубыми глазами в пол-лица, к шестнадцати годам она стала обладательницей необычайно утончённой хрупкой красоты и прочно заняла место в постели главы ордена. Не Юньфат питал слабость к хрупкой деве, чувствуя себя на её фоне истинным богом войны. Супруга, не уступающая ему в стати, страсти в нём никогда не будила. Земля большого внутреннего двора резиденции Ёу содрогнулась под тяжёлой поступью Не Минцзюэ. Высыпавшая из дверей и окон прислуга напополам с адептами, пали в ниц, встречая повелителя провинции. — Глава Не! — к внимательно осматривающемуся заклинателю на коленях подполз худощавый мужчина — управляющий. — Не ждали… Добро пожаловать! Глава Ёу… на террасе… изволит пить послеобеденный чай… — Веди к нему, — бросил он, ощущая отравленную Ци, шипящую внутри тела раскалённой магмой. Поместье старейшины Ёу ничуть не уступало в богатстве и роскоши Нечистой Юдоли или Благоуханного Дворца. В одно время Линцин Ёу даже сравнялись по богатству с главным кланом Цинхэ, но были пребольно щёлкнуты по носу дедом Минцзюэ. Щедро обсыпанные зеленью ветви склонялись вниз под тяжестью нэши*. Некоторые плоды падали и собирались горками в корнях деревьев, или катились по вымощенному узорчатой плиткой полу галерей, замирая в солнечных лучах. Одуряюще-сладкий аромат щекотал обоняние. Хуайсан, будь здесь, непременно пожелала бы обзавестись флакончиком духов, запечатлевшим сладкий флёр фруктов. В коридорах, расцвеченных желтовато-оранжевым огнём факелов, витал бы лёгкий аромат парфюма, и, вдыхая его, напополам с запахом горящего масла, Чифэн-Цзюнь бы знал, что недавно здесь была мэймэй. Неспешно, придерживая длинный подол очередного наряда, стоящего, как месячное содержание немаленькой деревни, она бы шла от собственных покоев до библиотеки, где прятала фривольные книжки среди бесценных рукописей, зная, что уж на книгохранилище у дагэ рука не поднимется. И какие-то твари посмели угрожать здоровью и жизни его младшей сестры?! Великие небожители, ему во время войны так страшно не было, как ныне! Тогда он знал, что сестра в безопасности — Вэням было ни за что не добраться до горной деревни, в которой коротала месяцы Хуайсан, а сейчас он идёт к главе вассального клана, чтобы обвинить в измене. — Глава Не, — сидящий в глубоком плетённом кресле пожилой мужчина не повернул головы на звук шагов. — Я знал, что Вы почтите меня визитом… Не думал, что так скоро… — Зачем Вы предали моё доверие? — устало спросил Минцзюэ, садясь в кресло по левую руку от старейшины. — Вы считаете предателем меня, но сами пригрели на груди змею, дали ей возвыситься над куда более достойными мужами, — Ёу Сюфа невозмутимо отпил из маленькой нефритовой чаши. — Откуда шлюшьему выблядку знать о верности? Он будет льнуть к тому, кто предложит больше. У него это, ха-ха, в крови! Сердце больно сжалось. Третий брат… Нет, Мэн Яо! — Только ли поэтому? — вышедший из тени служка испуганно замер, напоровшись на горящий злостью взгляд главы Не. Бедняга хотел всего лишь предложить чаю, но Чифэн-Цзюнь ничего не отведает в этих стенах. — Конечно, нет, — хохотнул старец, поставив чашу на столешницу. — Ваш клан попортил нам немало крови. Особенно последнее столетие. Мой отец, моя дочь… — Госпожа Ёу была завидной невестой, — возразил молодой глава Цинхэ. — Сомневаюсь, что дева, в чьё образование было вложено немало золота, чьё приданое было сплошь из золота, была никому не нужна. А ваш отец… Меня там не было, лишь записи в хрониках — свидетели произошедших событий… — А-Фан хотела замуж только за него! — седовласый мужчина приподнялся из кресла, впившись иссохшими пальцами в подлокотники. Под тонкой, в светло-коричневых пигментных пятнах, кожей ходуном ходили кости и разбухшие вены, казавшиеся чёрными. — Она не смогла принять отказа! Оскорбления! Безродная девка, пробравшаяся в постель твоего отца, мерзкий мальчишка, не достойна чести носить родовые цвета Не! Не достойна она была и церемонии Трёх поклонов! Чифэн-Цзюнь до хруста зубной эмали сжал губы в тонкую полоску. Как смеет этот старик позорить память о матери Хуайсан?! В глубине души, быть может, мужчина не одобрял связи отца с девой, что была значительно младше, к тому же, она была дальней родственницей его матери. Не Хийё всё видела: как тоненькая шейка Циинь покрывается узором багряных засосов, как безуспешно она прячет следы страсти за высокими воротниками роскошных нарядов и ожерелий, способных богатством потягаться с гардеробом самой мадам Не… Его мать всё видела, но была слишком хорошо воспитана, чтобы устраивать Не Юньфату сцены ревности. Обвинения в неверности, высказываемые шёпотом, тонули в шелесте книжных листов — супруга главы Цинхэ приглашала своего господина на литературные беседы. Упрекая мужчину, мадам Не цитировала строки из прочитанных намедни поэм, пряча за красивыми словами собственную боль и обиду, топя горькие, невыплаканные, слёзы в пряном послевкусии чая, поданного юной Циинь, слышащей каждое обвинение. Должно быть, его мать тоже любила боль, стремилась причинить себе как можно больше страданий — что мешало ей отослать юную служанку? В резиденции довольно места — они могли бы вовсе не пересекаться и Не Хийё могла лишь догадываться, где нынешнюю ночь проведёт супруг — на ночной охоте или в объятиях любовницы? — Вы обвиняете моего отца в… чём? В несбыточных фантазиях Вашей дочери? Что, теперь каждая девчонка Поднебесной должна принять яд, узнав, что, к примеру, Цзэу-Цзюнь нашёл спутницу на Тропе самосовершенствования?! — Я обвиняю! — вскричал Ёу Сюфа, стукнув кулаком по столу. — Что стоило твоему отцу, глава Не, взять мою А-Фан новой супругой? Главы великих кланов не имеют права на любовь! Для этого существуют наложницы! Любви Сяофан хватило бы и на твоего заносчивого папашу! Но он предпочёл валять на ложе деревенскую девку, а моей девочке досталась участь отверженной и опозоренной! Не Цзунхэй, безмолвной тенью возвышаясь за спиной Не Минцзюэ, до побеления костяшек сжал пальцы на рукояти сабли. Глава Ёу зарвался! Не ему указывать, что делать главе Не, настоящему или предыдущему! Воин не из знатной семьи, сын бродячих заклинателей, нашедших дом в Цинхэ, он был бесконечно предан правящему клану, и мог точно сказать, что только любить того, кого хочется, потомкам мясника и можно было. Спелёнатые от макушек до пят условностями, призванными до поры до времени удерживать бушующую Ци внутри, заклинатели с саблями всегда шли поперёк принятых правил. Самое грязное ремесло — свежевание туш, приносило хороший доход, но не уважение. Все так гонятся за святостью, идут по головам, а мяса есть не забывают. Первый глава Не, ощутивший в своём Дяньтяне Золотое Ядро, решил, с чего бы ему следовать незыблемым канонам заклинательства, раз он неприкасаемый? Очень долгое время за искоренение ночных тварей и мертвецов заклинателям в серых одеждах доставалось лишь звонкое золото, которое даже в руку не отдавали – швыряли под ноги, как кость бродячему псу. Богатство и сила не считались веским основанием для становления вровень с потомками монаха, рыбака, военачальника и учёного*. Всё изменилось когда Не Янпэн буквально отвоевал право для своего ордена стать пятым среди величайших. — Моя А-Фан, моя А-Фан… — раз за разом повторял Ёу Сюфа, качая головой, а затем поднял водянистый, полный злого превосходства взгляд. — Что, все кишки выблевала твоя сестрица, а? Испачкала свои безвкусные тряпки кровью? Лозы, покорно принявшие под рукой мастера форму кресла, жалобно застонали от силы, с какой Не Минцзюэ вцепился в них. Прогибаясь под страшным напором, они деформировались и глухо потрескивали, расслаиваясь и разрушая крепкое плетение. — Глава Ёу! — взревел повелитель Цинхэ, вскочив из кресла до того резко, что оно свалилось на бок. — Вы признаёте за собой причастность к покушению? — Признаю! Ха-ха-ха! — пожилой заклинатель зашёлся безумным смехом. Его голова, болтающаяся, словно внутри шеи не было костей, потеряла статусные заколки. С металлическим перезвоном шпильки и корона покатились по полу, а на плечи, укрытые богатой накидкой грязно-серыми змеями хлынула седая грива. — В таком и признаться не жалко! Вы, потомки мясника, желаете возвыситься ещё больше, встать на место Цишань Вэнь вздумали? Такая же склонность к кровопролитию, к власти! Чем Цинхэ Не лучше? Чем Не Минцзюэ лучше Вэнь Жоханя? Он тоже не всегда был безумен и горделив сверх меры! Ты сойдёшь с ума! Также, как твои предки, и в своём безумии прольёшь много крови! Ха-ха-ха-а-а! — Глава! — Не Цзунхэй обхватил Чифэн-Цзюня поперёк груди, не давая кинуться на сбрендившего старца. Силы изначально были неравны — Золотое Ядро главы Не было развито куда лучше, чем у помощника, а ярость, затмевающая рассудок, подстёгивала к совершению нелицеприятных поступков. С хриплым криком глава вассального клана упал на пол, не сумев отразить поток искажённой Ци. Правая рука главы Не видел, как та обрела физическое воплощение — красное марево окутало огромную фигуру Не Минцзюэ, жгло руки Цзунхэя, заставляя стонать от невыносимой боли. Издали раздались обеспокоенные крики прислуги и быстрый топот приближающихся шагов напополам с бряцаньем духовных клинков. — Шлюший выродок знает все твои слабости! — брызжа розовой от крови слюной, кричал господин Ёу. — Он не знает благодарности, желает собственного возвышения! Повелитель Цинхэ гневно взревел. Точно так же он кричал в Безночном Городе, но пару лет назад этот крик служил боевым кличем, ободряющим, ввергающим адептов солнца в ужас. Ныне крик был полон неконтролируемого безумия, страшного и всеразрушающего. Его помощник обессиленно свалился ему под ноги, и охваченный бешенством заклинатель проигнорировал это, а ведь прежде, помог бы подняться. Бася всё это время лязгала в ножнах, желая разрубить на куски любого неугодного владельцу человека. Не Минцзюэ, вытащив клинок, на остатках благоразумия сдержался и не стал превращать предателя в гору разрубленной окровавленной плоти. Сабля подняла своего хозяина и понесла вперёд на встречу с истинным предателем.□▪□▪□
Пышные бутоны «Сияния средь снегов» легонько покачивались на тёплом ветру наступающего вечера. Тонкий аромат пионов, ненавязчивый, с лёгкой, будто яблочной кислинкой, был тем самым, чего так не хватало Цзинь Гуанъяо. О небожители, как он устал! Подъёмы ни свет, ни заря, и сразу же недовольные взгляды и злобные шепотки. Ну хоть главный зачинщик — Цзинь Цзысюн не кажет носа из имения, расположенного по близости с трудовым лагерем Вэней. Молодой мужчина так старается угодить всем, чтобы заслужить хоть малейшую похвалу от отца, но всё, чего добился — лишь позволения носить клановые одежды. Ставшая привычной в образе ушамао покоится на скамье — каскад каштановых волос сияет в заходящем солнце золотыми и медными искрами. Старший брат как-то оговорился, что мадам Цзинь ненавидит Лянфан-Цзюня ещё и потому, что волосы бастарда были куда ближе по цвету к главе клана, нежели грива признанного сына и наследника. В самом деле — его пряди были куда светлее, чем у Цзинь Цзысюаня, но только из-за этого делать его жизнь невыносимой. Всё чаще он жалел об уходе из Цинхэ. Гуанъяо тихо застонал и потёр виски. Головная боль от недосыпа, и может быть, лёгкого голода стала привычной: в последние декады три его загрузили пуще прежнего — совсем скоро в Башне Кои пройдёт Фестиваль небесных огней и заклинателя подрядили следить за подготовкой к празднеству. — «Я верю в твои способности организатора, Цзинь Гуанъяо», — сказал глава ордена, водружая ему на плечи ответственное и тяжёлое задание. Слова «сын», столь желанного для мальчишки из Юньпина, Цзинь Гуаншань в повседневности в его адрес никогда не произносил. Лишь на мгновения Совета Кланов, когда Ланьлин становился центром заклинательской жизни, Гуанъяо удостаивался этого обращения. Мэн Яо должен быть доволен и счастлив уже потому, что его называют «Цзинем». Бесконечная череда обязанностей в резиденции и вне её не оставляла времени поесть. Приходилось использовать инедию, в которой Лянфан-Цзюнь, увы, был не особо хорош. Его будто вздумали уморить до смерти, посмотреть, сколько ещё он продержится! Длинная тень упала на прекрасные цветы и носки сапог Гуанъяо. — Первый брат! — радостно вскинулся он, узнавая чернеющий на фоне заходящего солнца силуэт. Как же он истосковался по побратимам! Переписка со Вторым братом не давала такого же чувства защиты и покоя, как личная беседа. Не Минцзюэ пусть и суров, но справедлив. Ведь так? — Ты! — алые от крови белки вкупе с вздувшимися на висках венах смотрелись ужасно. Лицо Первого бр… нет, повелителя Преисподней дышало ненавистью, она выплёскивалась из Чифэн-Цзюня, и, казалось, убивала всё живое в округе. Цзинь Гуанъяо бросил взгляд на пионы — они… умирали. Сияющая белизна покрывалась уродливым серым налётом, стебли чернели и ломались под тяжестью бутонов. Островок красоты и гармонии стремительно превращался в мёртвую пустошь. — Первый брат, — мужчина выставил вперёд ладони, — остановись! Что… — он облизнул пересохшие губы, — …стряслось? Ты меня пугаешь! Первый брат! — Предатель! — рявкнул воин, взмахнув Бася. От, казалось бы, смертельного удара, заклинатель в золотом уклонился, но оступившись, свалился в пруд, полный всплывших брюхом к верху золотых карпов. Оттолкнувшись пятками, Гуанъяо попытался всплыть наверх, но оказался прижат к каменистому дну. Вокруг шеи сжались широкие ладони главы Не. — Бра-а-ат! — испуганно закричал он, теряя последние крохи воздуха. Искажённое водой гневное рычание звучало приглушённо и в то же самое время, било по ушам. Облачка крови, вытекающей из ушных раковин Лянфан-цзюня и разбитого затылка, стелились по дну водоёма. Прохладная жидкость раскалённым металлом заливалась в лёгкие, разрывающиеся от нехватки воздуха. Каштановые ленты волос на мгновение застывали в воде, чтобы в следующий миг изогнуться причудливыми петлями. И снова, и снова. Богато украшенная гарда духовного меча опустилась на тёмный затылок и Цзинь Гуанъяо, придавленный рухнувшим сверху телом Первого брата, обмяк на дне пруда. Холёные руки в золотом шёлке не без труда вытянули захлебнувшегося мужчину на воздух. Несколько ударов по грудной клетке, щедро сдобренных живительной Ци, и заклинатель отхаркнул несколько чаш воды. — Брат… — хрипел он, ползя на животе к погружённому в воду Не Минцзюэ, цепляясь дрожащими пальцами за оставшиеся на поверхности ноги. Ослабевшие руки не в силах уцепиться за что-нибудь. Вторая пара рук вытаскивает бессознательного главу Не и повторяет процедуру. Тело повелителя Нечистой Юдоли машинально выплёвывает воду, но остаётся по-прежнему без сознания. Свернувшись клубочком подле Чифэн-Цзюня, Лянфан-Цзюнь щурит покрасневшие глаза, силясь рассмотреть спасителя, чьи фигура и лицо скрывались в облаке чёрных мушек. — Брат… — Гуанъяо узнает его — Цзинь Цзысюань. Белое от гнева лицо наследника Башни Кои обращено к лежащим на земле побратимам. — Столько пионов погибло! — возмутился он, внутренне костеря себя — нашёл что сказать! Никто из молодых заклинателей не услышал досадливого щелчка расписанного золотыми красками веера, скрывшего недовольно искривлённые губы. Да и откуда им его услышать — незримый наблюдатель обретался на затенённом балконе, под самой крышей Благоуханного Дворца. Цзинь Гуаншань позволил себе на мгновение выбиться из ставших второй кожей безупречных манер — по-плебейски прицыкнул и стукнул кулаком о перила. Старший сын — истинное благородство, взращённое на его же примере, как делать не надо, а младший забыл, что всё в этом ордене подчиняется главе Цзиню, а не герою Аннигиляции Солнца.